Мэриэль с загадочным видом отзывает меня в сторону:

— Дэрэк, смотри, какой странный кристалл.

Она протягивает мне вышеупомянутый кристалл — вроде самый обыкновенный. Скромных размеров — явно не жизнеописание прожившего долгую и достойную жизнь Правителя.

— А что в нём странного, доча?

— Он пустой. Или на нём такое заклятие, что мне недоступно.

Я смотрю на нашу будущую королеву с изрядной долей сомнения. Даже моих скромных познаний в магии хватает, чтобы понять, что что-то здесь не так.

— Пустых кристаллов не бывает. Если они есть, значит, там что-то записано. Или было, но стёрто. А заклятие чтоб тебе не поддалось, я представляю с трудом. Где ты его нашла и почему мне притащила?

— У мамы в спальне. Он был в дальний ящик комода засунут. Мы с ней к Посвящению украшения подбирали, и там он и лежал. В ткань завёрнут, аккуратно так. Мама взяла, развернула, долго держала, улыбалась, и лицо у неё было такое далёкое, отстранённое. Сказала: «отдай Дэрэку».

— И всё?!

— Всё. Так что держи.

Моя ладонь принимает сиреневый десятигранник… что-то в нём поразительно знакомое. Словно я уже видел эти переливы. Покосившись на Стэна с Гэссой, увлечённых обсуждением завтрашней церемонии, я тихонько покидаю зал и проскальзываю в соседнюю небольшую комнатку. Смотреть при всех мне очень не хочется.

«Отдай Дэрэку». Эльги редко так немногословна. Интересно, что там?

Кристалл, до того казавшийся пустым, оживает. Я вижу полутёмную комнату, освещённую одним неярким магическим огоньком, странные деревянные скамьи, край стола, вазу с необычными жёлтыми цветами… Картинка скользит. Изголовье узкой кровати, светлое лицо спокойно уснувшего парня… Моё?! Волосы какие короткие…

— Дэрэк… эта вставка откроется только тебе.

Голос Джэда! Приглушённый, неуверенный. Тут же появляется и он сам — какой-то непривычно тихий, даже… робкий. И выглядит неправильно… чего-то не хватает. Тонкая смуглая рука заботливо поправляет одеяло, осторожно касается — того меня, спящего. На запястье — широкая полоса светлой кожи… Создатель! Вот что меня тревожит! Нет браслетов. Нет ожерелья. И значит, это — Мариник! Мы в доме Мариэль. А передо мной — тот кристалл, что тогда тайком подложил мне Синеглазый и который я так и не посмотрел… Что он говорит?

— Я наложил заклятие. Когда ты это досмотришь до конца, запись исчезнет. Остальное передай Гэссе, ладно? Она знает, как соединить это с моим кристаллом в Орже, перед тем, как отправить в Зал Памяти.

Джэд в кристалле замолкает, взволнованно смотрит на меня сегодняшнего, и пытается улыбнуться:

— Я так и слышу твои вопли — какой Зал Памяти?! Хотя, конечно, ты уже всё знаешь, орать не будешь… Ты не сердись, пожалуйста! Я не собирался тебя обманывать… всё надеялся, что ошибаюсь, что будущее изменится…

Короткая пауза — и взмах острых ресниц:

— Ты можешь, конечно, не смотреть… просто отдай кристалл. Всё равно это больше никто не увидит… я записал это для тебя. Сказать не получилось, духу не хватило… Ты меня ещё бесстрашным зовёшь! А мне и сейчас страшно, даже зная, что если ты это видишь — значит, меня уже нет, и чего пугаться-то?! Ты не подумай, я не Грани боюсь! Никогда не боялся — ни на Поединке, ни в Лэнгиэх, ни теперь… Но вдруг я тебя своими словами обижу, или задену, или оскорблю…

Он поворачивается ко мне, спящему, бережно проводит рукой по щеке — жест, что всегда заставляет меня трепетать, и тогда, и через шестнадцать лет… Почему у меня такой крепкий сон!

— Дэрэк… наверно, это хорошо, что я умер. Я сам не знаю, что с этим делать, тебя бы ещё втянул… Не понимаю, как это вышло… вроде я никогда отклонениями не отличался… и больше я ни к кому ничего такого не испытывал…

Он склоняет голову — на миг, чтобы, устыдившись, снова смотреть прямо:

— Ты зовёшь меня «мой»… Дэрэк, я хочу быть твоим. Совсем. По-настоящему. Я… люблю тебя! Не как брата — как парня… — еле различимый выдох и отчаянный взгляд. — Ну вот, сказал… Умереть, пожалуй, будет легче!..

Я ловлю себя на мысли, что почти ненавижу того себя, мирно обнимающего подушку. Того, что невозмутимо дрыхнет, когда рядом с ним эти слова произносит тот, кому я в любви объяснялся уже на следующее утро — мёртвому… Мой Синеглазый, ты должен, ты обязан был разбудить меня!

— Дэрэк, можно я тебя поцелую? Хотя чего я спрашиваю, ты всё равно не ответишь…

Сколько раз в жизни мы упускаем своё счастье?! Парень, что так по-дурацки уснул, не заслужил, чтобы его так нежно и ласково касались эти обычно жёсткие губы!

Все сокровища мира я отдал бы за то, чтобы ты стал моим уже тогда. Я давно любил тебя, Джэд! С какой силой и страстью я ответил бы на тот поцелуй!

Две руки с королевскими браслетами ложатся мне на грудь — самые дорогие руки на свете — живые, тёплые, родные…

— И где это ты раскопал?! — шепчет мне на ухо недовольный и смущённый голос.

Я притягиваю его одной рукой — во второй кристалл:

— Тише… Мне в любви признаются! И что мне стоило проснуться тогда! Представляешь, что было бы?!

— Не выспались бы оба… Чёрт, а я целоваться совсем не умел!

— Слушай, — беспокоюсь я, — ты стирающее заклятие убери! Я это должен сохранить — на память!

— Убрал уже давно. Мне тоже забавно на себя такого смотреть. Смешной такой, глупый… ни поцеловаться толком, ни что с парнями делать… ничего не умел.

Кристалл я бережно прячу в карман и только потом разворачиваюсь к нему лицом. Несмотря на насмешливый голос, он пылает с головы до ног, а глаза опущены и старательно изучают ковёр на полу.

— Джэд… теперь умеешь.

Умеет. И доказывает это. Первую часть. От второй я решительно отказываюсь, вовремя припомнив, что в соседней комнате дети и Тор с Гэссой. Мой Синеглазый тихонечко вздыхает, заправляя рубашку обратно.

— Не спеши. Эй, ты не то подумал! Сейчас будем тебе земную одежду выбирать! Смотри, какой журнал Илина принесла! С моделями для мужчин! И Тору, и Стэну, и Дани с Грэйном! Ты Дани забрал?

— Он сам прыгнул. Из Паджера всего с двумя остановками. Сдал мне зачёт! Наш мальчик — прекрасный маг, Дэрэк. И сын, кстати, тоже… Стой! Ты меня в это одеть собрался?!

***

Плеск волн. Не таких лениво-размеренных, как у Океана. Более быстрых, шумных, суетных. Свежий ветер доносит мелкие брызги. Прохладно. Зачем я позволил так себя одеть?!

«Дэрэк, чёрт! Вырядил, как девчонку! Я мёрзну!»

«Ты маг или кто? Заклятия забыл? Или… ну-ка, поставил бокал! Пьяница!»

«Дэрэк, это сок. И так обидно! У вас вино, а я как ребёнок! Люди косятся! Отец, вон, вообще что-то крепкое заказал… Лучше у Дани бутылку отбери!»

— Сынок, Синеглазый говорит, что тебе достаточно!

— Это он из вредности! — обижается Дани. — Джэд, тебе просто завидно!

На террасе, обрывающейся в воду, многолюдно. Наш столик крайний, море, кажется, подбирается к самым ногам. Чуть поодаль танцуют пары. Музыка незнакомая, томная, сладкая…

«Эльги бы сюда!»

Моя зеленоглазая любовь улыбается:

— Потом вдвоём сходите.

— Втроём…

Куда я без него… Нет, состояние и впрямь ненормальное. Я даже осторожно сканирую магией бокал. Вдруг чьи-то шуточки! Обычный сок, вкусный. Кстати!

— Парни, я голодный.

Хохот такой, что стеклянные приборы на столе позвякивают.

— Слышала бы тебя Арвэ!

Паршивцы… Обиженно отворачиваюсь — и натыкаюсь на жадные женские взгляды. Стараюсь глядеть в другую сторону — ещё хуже.

«Дэрэк… Я говорил, что эта одежда слишком… легкомысленная! И волосы в хвост надо было убрать!»

«Молчи. Я любуюсь… Мой муж — самый красивый на свете. В Саоре я тебя таким только в постели вижу».

«Вот там бы и любовался! А женщины вокруг меня уже поджарили и съели!»

«Надо дома такие майки в моду ввести. Чтобы плечи открывали…»

«Ты о чём-нибудь другом думать можешь?!»

— Синеглазый! — весьма вовремя теребит меня Дани. — А почему на нас все смотрят?

Почему? Ха!

Стол с чёрной скатертью. Настоящие свечи с живым мерцающим огнём. Чёрные же кожаные диваны.

И компания из пяти обалденных красавцев… я шестой.

Навскидку мы одного возраста. Грэйн, Дани, Стэн, Дэрэк и я. Отец разве чуть старше. Но в таинственном полумраке прибрежного ресторана это не так заметно. Три потрясающих блондина, золотоволосый шатен и два жгучих брюнета. От приглашений танцевать мы отбивались до тех пор, пока рассвирепевший отец не поставил Барьер. Теперь приставучие ценительницы мужской красоты упираются во что-то в темноте и, потыкавшись, ничего не понимая, возвращаются восвояси.

А ещё — руки Дэрэка нагло обнимают меня у всех на глазах… хоть что-то тёплое!

Только как объяснить присутствующим, что мы женаты?!

— А почему мальчишник? — наивно интересуется Грэйн.

Мой муж склоняется к нему и начинает рассказывать что-то на ухо. По мере услышанного и без того большие голубые глазищи наследного принца становятся огромными:

— Да ты что? И?.. А это… Ого!

Мы с отцом переглядываемся. Я ему завидую. Он одет прилично, обнажены только кисти и шея. У него мужа нет, а жена не в курсе, куда мы отправились и чем занимаемся. Хотя Гэсса — не Дэрэк. Любимого на всеобщий показ не выставит!

— Джэд… Хватит комплексовать! Можно подумать, в Саоре на тебя не пялятся. Привыкнуть пора.

Не хочу я привыкать! Я рубашку хочу. Чтобы скрыла ожерелье и браслеты, которые так горячо обсуждают за соседним столом… и за тем, и вон там…

— Папа, ты когда эти украшения создавал — признайся, на Лагира злился за что-то? Как тебе в голову пришло сотворить такие громоздкие штуки?! Которые не снять и не скрыть?!

Снять-то, конечно, можно… Даже насовсем. Или ненадолго, как в Нергере. Но отцу этого лучше не знать.

— Сынок, ты выглядишь потрясающе! Дэрэк совершенно прав, что так тебя приодел. По последней земной моде, кстати. На тебя не только женщины смотрят. Тот толстячок с крайнего столика аж слюни пускает… а что думает!

Я невольно прислушался. Мысли людей читать настолько просто, что это не требует дополнительных усилий.

В следующий момент я взвился в воздух:

— Дэрэк, пошли отсюда!!!

Все наши повскакивали в ужасе. Отец щёлкнул пальцами, и Барьер перестал пропускать звуки.

— Синеглазый, что с тобой?!

Что? Да я сейчас пойду к тому типу и подробно объясню ему, что я не… продажная женщина! Чёрт! Да я в жизни бы не отдался по сговору! Тем более свой облик в этих целях улучшать! И волосы у меня свои, и всё остальное — тоже! А уж то, что со мной собирался сотворить этот местный извращенец…

***

Когда Джэд вскочил, опрокинув бокал, я испугался.

Нет, он, конечно, порывистый, и, если специально не следит за собой, очень вспыльчивый, но мебель при этом не крушит и посуду не бьёт. А тут стол уцелел только потому, что его хоренг бы не сдвинул, а хрупкий хрустальный бокал Тор незаметно подхватил магией и вернул на место.

Два ярких пятна румянца говорят о нешуточном гневе. Я опасливо тяну мужа за край майки:

— Ты сядь сначала… Нечего внимание привлекать.

— Я и так его привлёк — дальше некуда! Меня за шлюху принимают! Которую ты купил, потому и тискаешь прилюдно!

Он всё-таки садится. Демонстративно создаёт из воздуха наглухо закрытую рубашку и немедленно запахивается в неё. Жаль…

— Сынок…

— Что?!

Ох, лучше Тору не лезть… Дэйкен в таком состоянии доводов не слушает.

— Синеглазый, кто такая шлюха?

Вопрос Дани повергает нас в шок. Стэн широко распахивает глаза. Невинный и полный жадного любопытства взгляд Грэйна добавляет нелепости ситуации.

И при этом все смотрят на меня! Нашли специалиста по обычаям и нравам Земли! Пусть пытают того, кто это слово употребил… кстати, сыночек его и спрашивает!

— Не трогай его, — искренне советует моему мальчику Тор, — папу лучше спроси.

Ну, спасибо!

Джэд дарит нам всем взгляд, после которого лично мне захотелось спрятаться под стол. Затем манит Дани и тихонько, подробно, обстоятельно, прямо на ухо даёт разъяснения…

Я не видел собственного сына таким с пяти лет, когда Зара открыла ему основы существования мира.

Дани возмущённо оглядывает зал кафе и старательно застёгивает рубашку на своём любимом учителе. Затем поворачивается к рядом сидящему Грэйну и так же тщательно передаёт полученную информацию.

Наследный принц Пенша краснеет от смущения, бледнеет от гнева и машинально допивает вино в бокале.

Стэн, похоже, всё понимает по их реакции. Дополнительных объяснений он не требует.

Я встречаюсь глазами с Дэйкеном.

«Тебе не стыдно? Детей такому учить?»

«Тебе должно быть стыдно! Где ты такую одежду углядел? И зачем руки распускать? Это же не Саор!»

Тем не менее он уже успокаивается. Ещё чуть-чуть — и пожалеет о своей несдержанности.

Видел бы он себя со стороны!..

Шлюха? Да у всех собравшихся тут толстосумов не хватит денег купить такую! В полумраке террасы в его огромных, прекрасных глазах отражаются огни свечей. По плечам струится водопад блестящих, шёлковых волос, фигуре могут завидовать лучшие модели мира…

Я залпом допиваю вино.

Красивые девушки в пене белых кружев приносят нам что-то горячее на забытых уже тончайших фарфоровых тарелках. В Саоре посуда проще и приятнее одновременно.

— Что это?

— Соте из овощей. Ты есть хотел, — Тор нежно смотрит на сына. — Синеглазый, остынь… Попробуй, вкусно.

А Джэд, действительно, голодный! Не знаю, как его Арвэ утром кормила, но сил он потратил немало. Один Прыжок в Паджер чего стоит!

Как он не понимает, что будоражит сердца одним своим видом, взглядом из-под длиннющих ресниц, тенью улыбки, небрежным наклоном головы…

Глупый…

«Сам такой!»

Великий бессмертный маг. Правитель целого мира.

С жадностью уплетающий рагу из овощей. Если так пойдёт, то мы и впрямь его откормим. Хотя бы, чтоб лопатки так не выпирали!

Я незаметно придвигаю к нему свою тарелку:

«Ешь, чучело… тебе силы пригодятся».

«А ты?».

«Я завтраком сыт…»

Удивительно, как мы все зависим от него — от его настроения, поведения. Тор расцветает в улыбке. Грэйн облегчённо интересуется содержимым тарелки. Дани перестаёт враждебно коситься на окружающих. Стэн расслабленно откидывается на спинку дивана.

В тех книгах, что я взахлёб читал на Земле, часто упоминалось выражение «сила личности». Но по отношению к Синеглазому это понятие слишком мало передаёт то влияние, которое он оказывает на нас. Словно мы всегда видим за хрупким обликом огромный мир, и он — лишь сжатое сосредоточие Саора.

Может быть, поэтому его так трудно любить? Представляя все недостатки и противоречия внешне прекрасного и совершенного создания? Полёт тонхов завораживает… но вы встречали существа сварливее и вспыльчивее? Спеш восхитителен на вкус, но сколько усилий требуется вырастить это капризное дерево! И — колючки эстелий, издревле названных королевами садов, прочно вошли в поговорку.

Вот она, колючка моя. Засевшая в сердце так, что не вытащить. Совсем не по-королевски облизывает вилку. Сытый? Довольный?

«Ага. Надо Арвэ сказать. Пусть придумает что-нибудь похожее».

Тор согласно кивает. Словно слышит. Мой сын с восторгом смотрит на Джэда с одной стороны, Стэн — с другой.

Музыка снова наполняет пространство. Какая-то дивная спокойная мелодия. Ветер стихает, свечи разгораются ярче. Хорошо…

— Дэрэк… я быстро.

Короткий взгляд, быстрое пожатие пальцев. И — опустевший диван. Всё происходит слишком внезапно, чтобы я успел отреагировать или возмутиться.

Всё, что мне остаётся, — раздражённо повернуться к Тору:

— И как это называется?!

— В Азэре кто-то балуется с заклятиями Порядка, — виновато сознаётся Создатель, — ничего страшного. Он сейчас вернётся.

Я старательно смотрю на плещущиеся волны. Чёрные, как метнувшиеся пряди волос. Глубокие, как любимые глаза.

Он вернётся…

— Дэрэк, — голос Тора полон заботы и теплоты, — ты же знал, с кем ты связываешь свою жизнь.

— Да.

— Как и то, что он всегда в первую очередь будет думать о Саоре. А потом уж обо всём остальном.

Вот тут ты ошибся, Создатель. В первую очередь он думает о простом парне, лишённом даже крупицы магии. Только он знает, что я его понимаю. И никогда не стану препятствовать.

Мы говорили об этом — шестнадцать лет назад, выясняя всё впервые, и после, и тысячу раз потом…

«Ты же знаешь, что если ты потребуешь…»

«Ты всё бросишь?»

«Да. Но ты же не станешь просить».

Не вопрос — утверждение.

«Не стану. Потому, что это будешь не ты, а другой человек. Который мне не нужен».

«Ты влюбился в короля. Со всеми вытекающими».

«Я влюбился в тебя. А то, что ты король, я узнал уже потом. И принял. То, что у тебя на первом месте всегда будет Саор…»

«Нет. На первом месте — ты. И Эльги. Без вас я не смогу».

«А для нас — ты. Значит, Саор большинством голосов лидирует… и, если не произойдёт совсем из ряда вон выходящего, он — вне очереди… Это не значит, что я не буду волноваться! Лишь то, что я не собираюсь злоупотреблять своей важностью. Ведь иного ты и не полюбил бы…»

Я снисходительно улыбаюсь Создателю мира. И всё равно вздыхаю, глядя на недопитый сок в бокале.

Ладно хоть поесть успел!

— Папа… — Рука Дани ложится на моё плечо. — Не грусти, пожалуйста. Всё будет хорошо. Как всегда. Правда, Стэн?

Сын Аржэна подмигивает мне:

— Дэрэк, завтра у нас с Мэль Обряд. Синеглазый его не пропустит!

Ха! Да ради такого он Грань бантиком завяжет…

Тор подливает мне вина. Сам он потягивает золотисто-коричневую жидкость, пахнущую цветами и солнцем.

— Почему ты не разрешаешь ему пить? — негромко спрашивает он.

— Он дуреет от алкоголя. Даже от кресса. Контроль теряет.

— Были… прецеденты?

— Увы.

В памяти мелькает вошедшее до рукоятки лезвие ножа. Прощения мне нет!

— Его магия не допускает вмешательства. Как не переносит чужих прикосновений.

Создатель тихонько качает головой:

— Магия ни при чём.

Я с разгорающимся любопытством смотрю на него:

— Мне дозволено узнать?

— Ты сможешь сохранить секрет?

Хочу сказать «да» — и понимаю, что не уверен в ответе. Лицо Тора отрешённо и грустно, синие глаза затуманены, словно рассматривают что-то вдалеке, отделённое временем, пережитое и старательно забытое.

— Если это нечто такое, чего Джэд не должен знать — нет. Я не умею хранить тайны.

— Но ты молчал о Маринике полгода.

— Я просто не хотел портить вам момент встречи. Потому, что не сомневался, что ты вернёшься.

— Дэрэк… Ты считаешь, это магия не позволяет дотронуться до него?

— Это самое логичное объяснение.

— Магия спала до пятнадцати лет. Прикосновений он не терпел и до. Особенно к волосам…

Мне не нравится его взгляд. Настораживает тон.

— Если ты собираешься что-то рассказать мне, подумай, готов ли это услышать он.

— Я должен открыться тебе и не хочу, чтобы это узнал мой мальчик. Я тогда так старательно затёр воспоминания…

Сумраки резко переходят в ночь. Ветер почти стих. Дани и Стэн смеются вместе с Грэйном, пересказывающим очередной забавный эпизод похождений Стаха.

— Тор, подумай ещё раз. Если твоя откровенность — следствие выпитого, не пожалеешь ли ты о ней потом?

— Я давно порывался тебе признаться. Мне кажется, ты имеешь право знать всё.

— Даже если не особо хочу? Услышать о… насилии? О том, что однажды ты не успел вмешаться?

— Успел. Ему не причинили физического вреда. Остался страх — всепоглощающий страх ребёнка… Ты знаешь?!

— Догадался. Он очень боялся близости… Сколько ему было?

— Семь лет. Он был очень высокий, казался взрослее. Необычный, синеглазый… привлёк внимание. Я успел в последний момент. Успокоил, как мог. Стёр память. Но он возненавидел чужие прикосновения…

— А волосы?

— Намотали на руку… у него всегда были чудесные длинные волосы. Воспитатели не стригли — жалко было… Я потом с него глаз не спускал — ни на минуту. Боялся…

Создатель мира смотрит на меня виновато:

— Прости меня…

— Почему — сейчас?!

— Я подумал, ты подозреваешь. Алкоголь снимает блоки. Не хотелось бы, чтобы он вспомнил…

— Тор… Есть хоть что-нибудь в его жизни, не заставившее страдать?!

Создатель несмело поднимает на меня виноватый взгляд:

— Есть… Ты.

Я отворачиваюсь. Смотрю на хохочущего Дани.

— Я мучил его год.

— Нет. Ты никогда не делал ему больно.

Тор смотрит на меня так, как когда-то на Маринике, — с трепетом и восхищением:

— Знаешь, Дэрэк, я две тысячи лет следил за жизнью Саора. Видел столько пар, что перестал их различать. Чувства стали просто словами. Мужчины и женщины, все похожие друг на друга. Не думал, что меня поразит мальчик, готовый… нет, не умереть за любимого, на это шли многие. А любить его живого, сознавая всю невозможность этого, вопреки всему! Даже тому, что он парень и мог твой выбор не разделить… Ты помнишь, как злобно выплюнул мне в лицо, что тебе не важно, кто такой Синеглазый — человек ли, скоуни ли? Сын Аргена, сын Хранителя, бессмертный или нет — он одинаково тебе дорог и нужен… Обыкновенный двадцатилетний мальчик, без отклонений, без способностей… Нет, вру! Одной способностью ты обладаешь. Наверно, самой бесценной на свете…

— Перестань! — я обрываю его, понимая, что ещё чуть-чуть — и четыре дрожащих солнца опять закроют от меня реальность. — Не прикрывайся словами. Ты вообще вернул его только для того, чтобы потом принести в жертву! Ему было отпущено всего двадцать три года — какое имело значение, как, каким образом, в каком облике он проживёт их?!

Я вдруг понимаю, что ору на Тора, выплёскивая всё недосказанное в жёлтом мире. Может, не одному Джэду нельзя пить?..

— Зачем, Тор?! Тебе требовалась лишь его сила. Так и оставил бы сына Аргена светленьким, кареглазым, ничем не примечательным мальчиком. Нет, ты сделал его ни на кого не похожим, даже более совершенным, чем сам! Настолько прекрасным, что будит желания у всех, кто его видит!

— Разве это так плохо? — роняет Создатель.

— В его случае — да! Все хотят его, не зная, какой он, останавливаются на этой внешности, не заглядывают вглубь! Лишь бы обладать — а кем?!

— Дэрэк, — вкрадчиво спрашивает Тор, — предположим, на Маринике я сказал бы тебе: я верну, но только сына Аргена? Каким он был — светлокожим, кареглазым, неброским… Ты согласился бы?

— Глупо спрашивать, когда я теперь знаю, что Джэд вернулся ко мне сам!

— Я и говорю — предположим. И жду ответа.

Его голос тих и пробирает насквозь.

— Но это был бы мой Синеглазый?

— Твой. Но не синеглазый. Обычный парень. Пониже ростом, не столь изящный… наверно, он больше походил бы на Зэльтэн.

— Но его душа, характер, жесты, привычки…

— Даже голос.

— Тогда незачем и спрашивать! Раз это мой Джэд, я приму его в любом облике!

— То есть тебе не важно — совершенен ли он или нет?

— Абсолютно!

— Тогда почему, — Тор вдруг вспыхивает и придвигается ко мне вплотную, — ты считаешь, что это было важно для меня?! Что я чего-то там делал, оставлял, добавлял?! Я отдал свою кровь — в этом вся моя вина и заслуга. Сила крови зажгла синеву в его глазах. Остальное… Дэрэк, ты никогда не думал?.. Может, его создали таким для тебя…

Синие глаза Создателя мира приближаются ко мне в полумраке, и в отражении зрачков мерцают свечи:

— Ты любуешься им больше всех в Саоре. Наслаждаешься его красотой, воспевая её в стихах. Тебе, когда-то сердцееду почище Стаха, перестали быть нужны самые великолепные девушки… Я верю, Дэрэк, что ты с ним не ради его внешности. Нисколько не сомневаюсь, что, утрать он свой облик, ты его не разлюбишь. Но тому пареньку на Земле — ему показали это синеглазое совершенство как воплощение лучшего в Саоре… что ты подумал в тот миг, Дэрэк?

— Что я никогда не встречал никого прекраснее…

— А что ты решил при этом, Дэр, сын Дэфка, наследный принц Соледжа?

— Что я на всё готов, чтобы быть с ним рядом! — усмехаюсь я, остывая. — Тор, неужели ты и впрямь считаешь, что какая-то великая сила думала обо мне, творя Синеглазого?

— А почему бы и нет, муж моего сына? Уверен же я, что эта сила заботилась о моём ребёнке, создавая тебя.

Вот теперь мне по-настоящему весело, и злость на Тора отступает.

— Иди ты… к чёрту! Вот у этих сил нет больше хлопот, кроме как думать о двух влюблённых оболтусах!

— Почему бы и нет? — на лице Тора проступает лукавство. — Великие силы — они тоже, знаешь ли, иногда очень примитивны. Вот я, Создатель мира… Проживший две тысячи сто сорок восемь лет. Повидавший если не всё, то многое… Сижу сейчас и беспокоюсь: отругает меня жена или нет за то, что я тут прохлаждаюсь, когда она с ног сбилась, завтрашний Обряд внучки подготавливая, а мой сынок в Азэре сейчас магические последствия неудачных заклятий убирает.

Он улыбается мне — открыто и извиняюще:

— Дэрэк… давай уж ты окончательно простишь меня. Я же понимаю, каково тебе приходится. Выбрал ты на свою голову самое прекрасное и самое несносное создание в Саоре, кто там и ради чего его бы ни создал… Которое любить можно, только пока не поживёшь с ним недельку, не прочувствуешь на себе все радости этой жизни, когда половину дней его убить хочется, а в оставшуюся — самому повеситься… Я-то знаю! Он с рождения таким был… Временами я от его упрямства за край миров сбегал, чтобы не видеть и не слышать наказание это синеглазое! Возвращался всегда очень скоро. А ты живёшь сколько лет, и терпишь, и сдерживаешь, и защищаешь, и бежать не порываешься… Тебе его красоту в награду дали! Чтоб всё остальное выдержал. Как ни назови — великие силы, мироздание, Творец — да вас друг для друга и создали… Судьба.

Последнее слово заставляет меня улыбнуться.

— Да уж…

Боль под лопаткой заставляет меня вздрогнуть. Не будь здесь детей — я не удержался бы от вскрика. Так моё исказившееся лицо видит только Тор.

— Ничего страшного? — шиплю я зловеще, потирая спину…