Когда Мо Сюаньюй проснулся, его больше всего удивило не то, что его правая рука оказалась запущенной в штаны и лежала на члене — в конце концов, желающих скрасить его одиночество все не находилось, а он ведь был здоровым молодым мужчиной, — а то, что он вообще проснулся.
Мо Сюаньюй не должен был проснуться. Он и спать-то этой ночью не ложился. Он провел один из темнейших ритуалов, и в результате его душа должна была уже развеяться где-то посреди небытия.
Подумав, Мо Сюаньюй вытащил руку из штанов и машинально посмотрел на нее. Чистая — видимо, ничего сделать он не успел. Мо Сюаньюй уже почти опустил руку на одеяло, но потом, спохватившись, вновь поднес к лицу. А затем взглянул и на вторую.
Его руки уже давно не были такими. Не просто не испачканные, а действительно по-настоящему чистые, без покрасневших костяшек, заусенцев и обгрызенных ногтей. Ногти вообще выглядели замечательно: аккуратно остриженные и словно бы отполированные. Мо Сюаньюй с удовольствием вытянул перед собой ладони, поворачивая их из стороны в сторону и любуясь. Ровно до того момента, как сообразил, что это вроде как бы и вовсе не его руки. И дело даже не в ухоженности, какой ему давно уже не доставалось, а в том, что сами ладони выглядели по-другому. Меньше, с более изящными пальцами. Но при этом — с характерными мозолями, оставляемых рукоятью меча. У Мо Сюаньюя таких не было: из ордена Ланьлин Цзинь его изгнали без меча, да он, впрочем, и не слишком переживал по этому поводу, все равно физические тренировки ему никогда не нравились.
Мо Сюаньюй резко сел и наконец-то огляделся. Комната была великолепной: такой у него не было, даже когда он жил в Башне Золотого Карпа. Обстановка выглядела дорогой, но при этом очень изящной. Уж в тонких искусствах Мо Сюаньюй понимал побольше некоторых! Вкус у хозяина этих покоев однозначно был хороший, пусть и сложно было удержаться в рамках изысканности, когда все вокруг буквально заткано золотом.
А вот кровать — Мо Сюаньюй даже пару раз подпрыгнул на месте — показалась жестковатой. Простыни из тончайшего шелка, одеяло — роскошное и тоже с золотом, а вот матрас мог бы быть и помягче.
— Надеюсь, матрас-то хоть не золотой? — произнес вслух Мо Сюаньюй и хихикнул.
Сказал — и тут же осекся. Голос тоже звучал как-то по-другому. Более мягко, с какими-то глубокими нотками в тоне. Вроде бы даже знакомый голос, но точно не его, не Мо Сюаньюя.
Мог ли он вместо небытия оказаться не просто в другом месте, но еще и в чужом теле? Мо Сюаньюй замер, сидя на кровати, сосредоточенно обдумывая этот вопрос. С одной стороны, в том трактате, по которому он сотворил ритуал, про это ничего не говорилось. С другой стороны, трактат выглядел старым и ветхим — возможно, что-то из написанного и потерялось в прошлом. К тому же читать его пришлось быстро и тайком, переписывая к себе заметки лишь о самом главном. Может, про что-то такое в трактате и упоминалось, да Мо Сюаньюй не обращал внимания. Ему ведь было не так важно, что случится с его душой, когда его заветное желание исполнится.
Хотя, на самом деле, по-настоящему заветным его желанием было иное. Мо Сюаньюй тяжело вздохнул. Если бы он знал, что у него будет возможность воспользоваться чьим-то телом, к тому же явно очень неплохим, он бы загадал именно его. Яо-гэ не принял его чувств в прошлом, но под влиянием демонической силы наверняка уступил бы!
Однако Мо Сюаньюй не знал о столь прекрасном завершении ритуала, и потому попросил лишь о мести. Он вздохнул еще раз, а затем задумчиво повел носом.
Душераздирающе пахло пионами. Запах, конечно, сам по себе приятный, но у Мо Сюаньюя он рождал неприятные ассоциации. Именно пионами с подвалов и до крыш пропахла Башня Золотого Карпа, и потому они неизменно навевали тоску. Там, в далеком пионном прошлом остались и сытая жизнь, и сносное — по сравнению с деревней Мо — обращение, и, главное, прекрасный и удивительный Яо-гэ.
Что-то крутилось на окраине сознания, но Мо Сюаньюй, погруженный в свои воспоминания о прежних временах, даже и не думал ухватить эту мысль за хвост. Он даже не заметил, как двери тихонько распахнулись, и встрепенулся лишь тогда, когда в комнату с поклонами вошли слуги, неся с собой умывальные принадлежности и расшитые золотом одежды.
Стройными голосами они приветствовали его, а Мо Сюаньюй почти с ужасом уставился на так хорошо знакомые ему золотистые ханьфу. Уж форму слуг ордена Цзинь он никогда не забудет!
— Глава ордена, что-то не так? — осторожно поинтересовался один из слуг.
Руки Мо Сюаньюя отчаянно вцепились в покрывало. Никогда еще его мозг не работал с такой скоростью. Глава ордена? Но ведь глава ордена Ланьлин Цзинь — Цзинь Гуанъяо! Яо-гэ, такой желанный и такой недоступный! Взгляд Мо Сюаньюя упал на кисти, сминающие покрывало. Это руки Яо-гэ? Те, что он так мечтал целовать, медленно и нежно, палец за пальцем? А тот член, на котором лежала его, то есть совсем не его рука, это тот самый, который…
— Глава ордена? — в голосе слуги теперь настолько отчетливо читалась тревога, что Мо Сюаньюй уловил ее даже через собственную панику.
Он не мог, просто не мог стать Яо-гэ!
Но уж слуги-то должны хорошо знать своего господина? Яо-гэ уже более десяти лет возглавляет орден Цзинь, его лицо знакомо всем и каждому в Башне Золотого Карпа. Слуги вряд ли перепутали бы его с кем-нибудь другим.
— Д-да!.. — не к месту выпалил Мо Сюаньюй и вскочил с кровати.
Его прогнали за то, что он стремился обладать телом Яо-гэ, — что же с ним сделают, если узнают, что он его и вовсе захватил? Надо ни в коем случае не вызвать подозрений, надо вести себя так, как обычно вел себя Яо-гэ. Не то чтобы Мо Сюаньюй, конечно, знал, что тот делал сразу после пробуждения, — но раз слуги принесли воду и одежды, то, наверное, следовало умыться и одеться?
План провалился еще до того, как начал воплощаться в жизнь. Как оказалось, кровать главы Цзинь располагалась на небольшом возвышении, которого Мо Сюаньюй не разглядел. Оступившись, он почти навернулся, однако его успели подхватить сразу несколько рук.
— Глава ордена, вам нехорошо? — окружили Мо Сюаньюя взволнованные голоса.
И не только голоса.
Мо Сюаньюй пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть в лица столпившихся вокруг него людей. Небо, какой же Яо-гэ маленький! Раньше, при взгляде со стороны, это безумно умиляло, однако сейчас ощущения были не самые уютные. Внутри все сжалось в испуганный комок, и ноги снова подогнулись.
Прежде чем Мо Сюаньюй придумал хоть какой-нибудь ответ, его аккуратно водрузили обратно на кровать.
— Насколько все плохо? Надо ли позвать целителя? Может, вам стоит отдохнуть? — посыпались наперебой вопросы, и Мо Сюаньюй едва не взвыл.
Целитель ему точно был без надобности — вдруг сумеет распознать чужую душу в этом теле? Но вот за предлог остаться в своих покоях и никуда не выходить уцепиться стоило. Мо Сюаньюй медленно поднял трясущуюся — от страха, даже притворяться не пришлось! — руку ко лбу и вздохнул.
— Не нужно целителя, — произнес он, одновременно прислушиваясь к своему голосу. Действительно, как у Яо-гэ! Изнутри тела он звучал немного по-другому, но и тембр, и интонации вполне угадывались. — Однако голова и правда кружится… Я чувствую себя усталым.
— Глава ордена очень много работает, — подобострастно склонился старший из слуг. — Встает всегда ни свет ни заря, а ложится далеко за полночь. Ничего удивительного, что глава ордена совершенно измучился.
Мо Сюаньюй постарался улыбнуться. Улыбка у Яо-гэ неизменно выглядела очаровательной, и надо было быть наичерствейшим человеком, чтобы не растаять от нее. Однако, видимо, он слишком волновался, ибо от того, что изобразило его лицо, слуги дружно вздрогнули.
— Главе ордена совершенно необходимо отдохнуть, — высказал явно общее мнение старший слуга.
Яо-гэ наверняка бы с этим поспорил — он был тем еще трудоголиком, — однако Мо Сюаньюй в душе возликовал. Все-таки удача не окончательно от него отвернулась!
— Да, пожалуй, — пробормотал он, вытягиваясь на кровати и позволяя снова укрыть себя узорчатым покрывалом. — Я отдохну немного. Вы все можете идти.
Слуги с поклонами удалились. Стоило дверям за ними беззвучно сомкнуться, как Мо Сюаньюй снова скатился с кровати. Когда его взгляд, лихорадочно скользящий по комнате, уткнулся в высокое зеркало, он возликовал. Наконец-то можно по-нормальному осмотреть нового себя целиком! Подскочив к зеркалу, Мо Сюаньюй уставился на свое отражение.
То ответило ему настороженным взглядом с такого родного и любимого лица. Словно во сне, Мо Сюаньюй поднял руки и осторожно, самыми кончиками пальцев, провел от висков до подбородка, очерчивая нежный овал.
Яо-гэ, это был Яо-гэ! Это его чудесное лицо, его глаза, нос, губы, скулы! Мо Сюаньюй впервые видел желанного и недоступного брата без головного убора, и потому чуть растерянно провел ладонями по голове. Густые, с чуть заметным каштановым отливом волосы оказались точно такими мягкими и шелковистыми, как ему представлялось. Киноварная точка за ночь чуть истерлась, и Мо Сюаньюй машинально соскоблил ее до конца. Без нее и без ушамао, в одном ночном одеянии, Яо-гэ выглядел почти неприлично юным. Мо Сюаньюй помнил, что Яо-гэ старше его лет на пять, а сам он вплотную приблизился к третьему десятку, но… но разве могли эта нежная гладкая кожа, эти огромные глаза с длинными ресницами, эти чуть приоткрытые от волнения губы принадлежать зрелому мужчине?
В паху стало набухать, и Мо Сюаньюй неловко хихикнул. Отражение ответило тем же, и от облика смущенно хихикающего Яо-гэ внизу живота потяжелело еще сильнее. Безумно хотеть самого себя было внове, и Мо Сюаньюй поймал себя на мысли, что еще чуть-чуть — и он полезет обниматься с зеркалом.
Однако на смену этой идее пришла другая, поинтереснее. Не колеблясь больше ни мгновения, Мо Сюаньюй скинул с себя рубаху и ночные штаны, оставшись перед зеркалом абсолютно обнаженным.
От свалившегося на него счастья закружилась голова. На людях Цзинь Гуанъяо, разумеется, всегда был предельно собран, а его драгоценные многослойные одежды скрывали почти все, и оттого Мо Сюаньюй мог лишь мечтать о том, что однажды увидит предмет своего вожделения в подобном виде.
Яо-гэ был прекрасен. Тело его, по-юношески изящное и легкое, выглядело безупречным. Оно не было перекачанным, как у некоторых самцов, однако не таилось в нем и ничего женственного. Широкие — пропорционально росту — плечи, аккуратный узкий таз, длинные стройные ноги… Именно так, с точки зрения Мо Сюаньюя, должен выглядеть мужчина, которого ему отчаянно хотелось затащить в постель.
Он провел руками вдоль тела, от плеч до середины бедер, наслаждаясь потрясающей гладкостью кожи и ощущением упругих мышц под нею. Затем, не долго думая, развернулся и попытался рассмотреть себя со спины. Яо-гэ оказался очень гибким, поэтому прием в полной мере удался, и Мо Сюаньюй получил возможность насладиться и видом сзади. Точеная спина с неострыми, но плавно выступающими лопатками заканчивалась поджарыми ягодицами, на которых Мо Сюаньюй с восторгом разглядел две аккуратные ямочки. Он потянулся к ним и накрыл ладонями, оглаживая, отчего его поясница соблазнительнейшим образом прогнулась.
Зрелище было настолько восхитительным, что Мо Сюаньюй ничуть не удивился, когда его член заинтересованно приподнял головку. Это, собственно, была его нормальная реакция даже на вполне одетого Яо-гэ, о чем уж говорить теперь, когда неприступный братец предстал перед ним наконец во всей своей красе?
До охваченного эйфорией Мо Сюаньюя даже не сразу дошло, что сейчас член тоже принадлежит телу Яо-гэ, а значит, встретиться с его же задницей ну никак не может. Даже при всей гибкости этого удивительного тела. Впрочем, на смену накатившему разочарованию быстро пришла идея, что в таком виде даже примитивное самоудовлетворение будет не таким уж тоскливым. Если расположиться перед зеркалом и смотреть на свое отражение, то можно подумать, что это Яо-гэ собственной персоной ласкает того, кого столь неосмотрительно отверг.
Мо Сюаньюй уже почти совсем приготовился приступить к делу — то есть повернулся опять лицом к отражению и положил правую руку на член, — когда сквозь разгоряченный предвкушением туман в голове пробились посторонние звуки.
Кто-то деликатно стучал в дверь.
Быть может, в покои Ляньфан-цзуня, главы ордена Цзинь, Верховного Заклинателя никто бы и не вошел, если бы тот не позволил, но в Мо Сюаньюя слишком крепко было вбито, что его желание — или не желание — ни для кого не является преградой. Если кузен или А-Тун хотели войти к нему, они делали это без всяческого смущения.
Все сладострастные мысли из головы вынесло будто порывом ураганного ветра. Ни о чем больше не думая, почти инстинктивно подхватив сброшенную на пол ночную одежду, Мо Сюаньюй рыбкой скользнул обратно в кровать и натянул одеяло до самого подбородка.
Как оказалось, проделал он все это весьма вовремя, ибо в следующее мгновение человек снаружи, так и не дождавшись разрешения, все же вошел.