Ноги у Мо Сюаньюя были длинными, а сам он — легким и подвижным. Но вот выносливости ему однозначно не хватало. Еще в Башне Золотого Карпа он, как мог, отлынивал от любых физических упражнений, особенно с мечом, а вернувшись в родную деревню, наверняка и вовсе не покидал ее пределов.
Поэтому сейчас Цзинь Гуанъяо, вынужденный тащиться по дороге пешком, выбивался из сил. Меча у Мо Сюаньюя не было, а та железка, которая нашлась в доме — скорее всего, в комнатах его кузена, — на заклинательский меч не тянула ни единой своей частью. Зато Цзинь Гуанъяо удалось обнаружить деньги: госпожа Мо их припрятала, однако Яо примерно представлял, где люди подобного типа устраивают тайники. Усадьбу он перед своим уходом, не долго думая, спалил. Пусть никто не ищет ни денег, которые в семье Мо водились, ни деревенского дурачка, единственного из всей семьи оставшегося в живых.
Обзаведясь средствами, Цзинь Гуанъяо мог не только оплачивать еду и ночлег в трактирах, но и приобрести себе лошадь. Об этом он думал каждый раз, когда его ноги начинали заплетаться от усталости. Однако, стоило ему немного отдохнуть, Цзинь Гуанъяо вновь и вновь отказывался от этой идеи. Во-первых, он ничего не понимал в лошадях — зато отлично разбирался в торговцах. У него не было времени присматриваться и торговаться, а как правильно выбрать хорошую лошадь, Гуанъяо не знал. Как не знал и того, можно ли вообще в подобном захолустье купить кого-нибудь, кто не сдохнет через полдня пути.
А во-вторых — и это, пожалуй, было даже важнее, — Цзинь Гуанъяо ненавидел ездить верхом. Он умел держаться в седле — ровно настолько, чтобы осуществить парадный выезд на породистом, выдрессированном, торжественно выступающем жеребце. Однако при одной мысли о долгом пути у него начинала мучительно ныть спина. И неважно, что в теле Мо Сюаньюя она не должна была болеть по определению. Возможно, Лань Сичэнь был не так уж и не прав со своей психосоматикой. В любом случае, Цзинь Гуанъяо в своем родном теле предпочитал длительные расстояния преодолевать полетом на мече, на самый крайний случай — в паланкине.
В теле же Мо Сюаньюя выбор у него был невелик.
Помимо средства передвижения Цзинь Гуанъяо также беспокоил и выбор цели. Вопрос о том, куда направиться: в Башню Золотого Карпа или в Облачные Глубины — встал перед ним заново. В ордене Ланьлин Цзинь осталось его тело, а в ордене Гусу Лань — рука дагэ. И до того момента, когда Цзинь Гуанъяо доберется до развилки, на которой ему предстояло определиться окончательно, следовало решить, в какой последовательности ему следует действовать. Вернуться в собственное тело хотелось отчаянно, но Цзинь Гуанъяо не знал, сколько времени это займет, что для этого потребуется и — это было самым неприятным — возможно ли это вообще. А руку дагэ в сложившейся ситуации следовало изъять у Ланей как можно скорее.
При этом Цзинь Гуанъяо не питал иллюзий. Отобрать добычу у Ханьгуан-цзюня — задача, невыполнимая для Мо Сюаньюя. В собственном теле у него имелся хоть какой-то шанс. Не силой, разумеется, по силе он ни одному из блистательных Нефритов ордена Гусу Лань не противник, но умом, хитростью, авторитетом Верховного Заклинателя, на самый крайний случай.
Но что, если, пока Цзинь Гуанъяо будет пытаться вернуть родное тело, Лань Ванцзи уже сумеет расспросить руку дагэ? Что, если это сделает Лань Сичэнь собственной персоной? А что, если в тело Цзинь Гуанъяо уже в принципе невозможно вернуться, и он идет сейчас навстречу собственным похоронам?
С душой, измученной этими и многими другими вопросами, и телом, почти падающим от усталости, Цзинь Гуанъяо остановился ночевать в трактире. Ему даже есть не очень-то хотелось: то ли от чрезмерного утомления, то ли из-за того, что тело Мо Сюаньюя слишком привыкло голодать. Но съесть что-нибудь все же следовало, иначе завтра Цзинь Гуанъяо вряд ли сможет продолжить свой путь. Поэтому, позаботившись первым делом о комнате, он все же заказал себе немного еды и пристроился в общем зале в углу.
Тут и там вспыхивали разговоры, и Цзинь Гуанъяо машинально, почти против воли, прислушивался к ним. От усталости у него слипались глаза, но многолетняя привычка улавливать все, что произносилось возле, не могла пропасть только от того, что Цзинь Гуанъяо уже почти спал.
Говорили об обычных деревенских делах, но то и дело обсуждали сбор заклинателей на горе Дафань. Вроде как там кишмя кишат какие-то чудовища, да так злобно, что господа заклинатели объявили всеобщую ночную охоту.
Цзинь Гуанъяо только тихонечко фыркнул себе под нос. «Всеобщих» ночных охот не бывало уже давно. Каждый орден время от времени организовывал местечковые облавы. Это происходило в двух случаях: либо дела шли совсем плохо, и требовалось собраться большим количеством, нежели мог себе позволить один клан или даже небольшой орден, либо дела, напротив, шли вполне хорошо, у ордена водились лишние деньги и имелось желание организовать приятное времяпрепровождение с далеко идущими политическими планами. Орден Ланьлин Цзинь, разумеется, неизменно действовал исключительно по второму сценарию. Цзини были достаточно сильны и влиятельны, чтобы не позволять разной нечисти и нежити плодиться и уж тем более безобразничать над подконтрольных им землях. И — достаточно богаты, чтобы организовывать зрелищные и массовые ночные охоты.
Такого же, чтобы собираться всем миром, без конкретного зова — это для современного заклинательского мира было большой редкостью. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо за все свое время пребывания на посту Верховного Заклинателя не мог припомнить подобного.
С этой мыслью он и отправился спать.
Заснул Цзинь Гуанъяо моментально, едва его голова коснулась подушки, однако проснулся он наутро еще быстрее, буквально подскочив на кровати. За ночь его мозг тщательно обработал полученную информацию и пришел к выводу: возможно, у его задачи с двумя неизвестными имелось неожиданное, но, при доле везения, вполне изящное решение.
Если на ночную охоту на горе Дафань действительно соберутся заклинатели со всех орденов, то наверняка туда придут и юноши из Гусу Лань. А раз этот отряд курирует Лань Ванцзи, то и ему придется вместо Облачных Глубин отправиться вместе с ними. Это мальчики могут думать, что их уже отпустили на самостоятельную работу, а Цзинь Гуанъяо получше них знал, какие порядки заведены в их ордене. Лань Сичэнь, ничего не утаивая, неоднократно рассказывал о методиках, принятых у них при обучении молодежи. Что-то Цзинь Гуанъяо даже перенял для своих, хотя что-то и пришлось отвергнуть — слишком уж разным иногда бывал подход.
Итак, в ближайшую ночь Ханьгуан-цзюнь с большой долей вероятности будет находиться на горе Дафань. Для Цзинь Гуанъяо это окажется совсем небольшим крюком по пути к Башне Золотого Карпа, однако, если встреча обернется удачей, можно будет не разрываться на части, гадая, в какое из двух мест сейчас уместнее идти. К тому же на нейтральной территории экспроприировать мешочек цянькунь, содержащий руку дагэ, будет проще, нежели в Облачных Глубинах.
С этой мыслью Цзинь Гуанъяо бодро вскочил с кровати. Ноги, к счастью, уже не ныли: все-таки Мо Сюаньюй был молод и легок, и тело, такое измученное вчера, за ночь совершенно восстановило силы.
В сгущающихся сумерках выглядывать адептов ордена Гусу Лань было бы сплошным удовольствием: белоснежные одежды выделялись в темноте своим серебристо-лунным сиянием. Угнетало только то, что пока совершенно никто не высматривался. То тут, то там мелькали чьи-то неясные фигуры, но все они были облачены в куда более простые и практичные одежды.
Цзинь Гуанъяо благоразумно придерживался групп заклинателей, плавно скользя от одной к другой. Он с детства усвоил, что только трезвая оценка своих возможностей может дать крепкий фундамент под любыми планами. Сейчас дело было не только в том, что Мо Сюаньюй являлся заклинателем лишь по названию, но и в том, что и сам Цзинь Гуанъяо ночные охоты знал со стороны несколько иной, нежели все остальные. Он вырос среди обычных людей, но даже став взрослым и войдя во влиятельный орден, Цзинь Гуанъяо был вынужден раз за разом заниматься не собственным самосовершенствованием, а обеспечением мероприятий для других. Те же ночные охоты он организовывал не единожды — но при этом никогда не принимал в них участия. Сперва на это просто не оставалось времени, ибо все его силы уходили на то, чтобы следить за порядком, снабжением и обеспечением безопасности. Позже, когда Цзинь Гуанъяо уже сам возглавил орден, он не захотел рисковать потерять лицо. От главы великого ордена ждут либо значительных подвигов, либо того, что он будет просто сидеть на почетном помосте и снисходительно смотреть на увлеченную молодежь. Первое выбирали только Цзян Ваньинь и, пока был жив, Не Минцзюэ. Не Хуайсан никогда не рвался в бой, и Лань Сичэнь любезно составлял им компанию.
Так и выходило, что если на совершенствование своих способностей и своего тела у Цзинь Гуанъяо время еще находилось, то на то, чтобы раз за разом тренировать себя в настоящих полевых условиях — уже нет. Его тело — родное тело — было гибким, ловким и, для своих скромных габаритов, достаточно сильным. Техникой меча Цзинь Гуанъяо также владел на высоком уровне. Однако что делать в темном ночном лесу с монстром, который внезапно выпрыгнет из чащи, он имел представление исключительно в теории.
У тела Мо Сюаньюя не имелось даже базовых навыков, поэтому самым разумным решением оставалось держаться более опытных заклинателей. По крайней мере, пока они будут отбиваться от монстров, имелся неплохой шанс успеть скрыться.
Вот только для ночной охоты, объявленной с таким шумом, здесь было как-то пустовато. Цзинь Гуанъяо первые пару часов, помимо выглядывания одеяний Гусу Лань, прислушивался и с напряжением ожидал нападения, но под конец перестал это делать. К нему стало постепенно закрадываться подозрение, что слух о ночной охоте — липовый, и клюнули на него лишь нищие бродячие заклинатели. Однако эта ночь уже оказалась потерянной, и Цзинь Гуанъяо призвал на помощь все свое терпение, чтобы довести начатое дело до конца.
Он позволил себе настолько погрузиться в невеселые размышления, что упустил момент, когда остался в одиночестве. То есть люди, конечно, не исчезли — Цзинь Гуанъяо слышал какие-то неясные вопли с разных сторон, — однако внезапно оказалось, что рядом никого нет.
У Цзинь Гуанъяо было достаточно острое зрение. У Мо Сюаньюя, как оказалось, тоже. По крайней мере, в темноте он видел не хуже. Впереди лишь единственный раз в лунных лучах блеснуло нечто золотистое, и Цзинь Гуанъяо тут же стремительно отпрыгнул назад и в сторону. Его тело, запнувшись о корень и больно ударившись локтем о ближайшее дерево, неловко перекувырнулось через себя, однако сработавшей золотой сети удалось избежать.
Запрокинув голову и оценив, в какую ловушку он чуть было не попал, Цзинь Гуанъяо от души выругался. Сейчас он вполне мог себе это позволить: рядом не было никого, перед кем следовало бы держать лицо. Вернее говоря, рядом не было вообще никого.
Последнее предположение тут же разрушили шум и треск, словно через подлесок прорывалась небольшая армия. Цзинь Гуанъяо машинально подтянул поближе к телу чересчур длинные ноги, чтобы на них никто не наступил в спешке, однако на узкую прогалину вылетел один-единственный юноша.
Мальчишка поднял лук, прицеливаясь, однако, обнаружив на месте ловушки лишь пустую золотую сеть, возмущенно разразился отборными юньмэнскими ругательствами, во многом повторив обороты самого Гуанъяо. Тот на это только хмыкнул, однако юноша обладал чутким слухом и тут же обернулся.
— Ты?! — выпалил он, широко распахнув глаза. — Тебя и из деревенского дома выгнали, придурок?
В душе Цзинь Гуанъяо сошлись смертным боем два противоположных чувства: раздражение и умиление. Раздражение — потому что он А-Лина так не воспитывал. Цзинь Гуанъяо, разумеется, знал, что его племянник — мальчик вспыльчивый и несдержанный, склонный к истерикам и капризам, однако в Башне Золотого Карпа и особенно в присутствии своего младшего дяди А-Лин все же старался держать себя в руках. Цзинь Гуанъяо потратил немалые суммы на преподавателей, отдававших все силы попыткам вырастить из этого строптивого жеребчика достойного молодого господина.
Впрочем, Цзинь Гуанъяо давно уже осознал, что все его усилия будут идти прахом до тех пор, пока А-Лин продолжит время от времени жить у своего второго дяди. Из Пристани Лотоса А-Лин неизменно возвращался еще более взвинченным, чем уезжал, и Цзинь Гуанъяо раз за разом совершал чудеса дипломатии, чтобы вернуть племянника хотя бы в прежнее состояние.
Однако… Однако, несмотря ни на что, оказалось очень трудным не умиляться, глядя, как А-Лин неумышленно копирует Цзян Ваньиня. Это было тем забавнее, что для резкого, будто из камня высеченного лица главы ордена Цзян выражение яростного пренебрежения казалось самым что ни на есть естественным, а на юном, гладком и еще очень нежном лице А-Лина — почти карикатурным. Когда хмурил брови глава Цзян, температура воздуха, казалось, понижалась, а когда свои мальчишеские брови хмурил А-Лин, то так и хотелось протянуть палец и разгладить им капризную морщинку под киноварной точкой.
— А тебя? — старательно изгоняя из головы оба чувства, парировал вслух Цзинь Гуанъяо.
— Что?! — взвился А-Лин, по-детски округлив глаза. Даже, судя по виду, не столько оскорбился, сколько не понял.
— Тебя тоже выгнали из дома? — очень серьезно уточнил Цзинь Гуанъяо. — А иначе что такой ребенок как ты делает на ночной охоте для взрослых?
— Да я!.. — снова моментально вспыхнул А-Лин. — Побольше тебя умею! Ты, извращенец-недоучка!
Цзинь Гуанъяо не удержался и закатил глаза. Он потом обязательно найдет того, кто рассказал А-Лину, за что Мо Сюаньюя выгнали из Башни Золотого Карпа. Сам племянник этого узнать никак не мог — слишком мал был в то время.
И с Цзян Ваньинем Цзинь Гуанъяо тоже обязательно поговорит по душам. Одно дело — поддержание в их общем племяннике вздорного характера и обучение его обсценной лексике, и совсем другое — такое откровенное пренебрежение своими обязанностями опекуна. Что там Цзян Ваньинь, забирая А-Лина из Башни Золотого Карпа в последний раз, отвечал на вопрос о планах? «Продолжит обучение, займется плаваньем, может, как-нибудь выберемся речных гулей половить!» Речных гулей, как же! Ученики Гусу Лань, будучи старше на несколько лет, ходят на охоты группой и под присмотром куратора, а эта головная боль на ножках носится в одиночестве! Даже свою собаку-оборотня неизвестно где оставил, а это уже совсем никуда не годится.
Цзинь Гуанъяо был твердо намерен поговорить с Цзян Ваньинем.
Но — все же в своем родном теле.
Сейчас же, глядя как из темноты выступает знакомый темный силуэт, от которого время от времени в буквальном смысле разлетаются грозовые искры, Цзинь Гуанъяо почувствовал, как на смену секундному облегчению — А-Лин здесь все же не один бродит — приходит легкая паника.
Глава ордена Юньмэн Цзян мог быть очень, очень, очень неприятным оппонентом.