Ты сидишь на коленях на лесной поляне, подставив лицо тёплым лучам заходящего летнего солнца, и в твоих кроваво-красных глазах танцует пламя разгорающегося перед тобой костра, а на твоих обветренных губах впервые за много-много месяцев играет улыбка — широкая и недобрая.

Девять лет ты пыталась сделать из себя человека. Девять лет подставляла другую щёку и молила Небеса о помощи.

Но вчера ты дочитала Библию. А сегодня решила, что с тебя хватит.

Хватит всепрощающей покорности и молитв о своих врагах. Хватит покаяния за грехи, которых ты не совершала — простые и смертные, первородные и не очень. И омерзительного вранья тоже хватит.

На страницах Священного Писания нет ни истин, ни ответов — только красивые слова и ложные надежды. Мир устроен не так: здесь просящим не дают, ищущие не обретают, а пятью хлебами целого города, увы, не накормишь. Даже если очень захочется.

Мир устроен не так. Не бывает красноглазых бесов в обличье человека — об этом не пишут ни в Евангелии, ни в Апокалипсисе. Даже в нудных посланиях апостолов — и в тех не пишут.

Ветхого Завета в деревенской церкви ты не нашла, но что-то тебе подсказывает, что и там тоже.

Не бывает таких чудес. Зато бывают другие: милейшего вида люди, благочестивые, порядочные и вежливые, которые чуть что готовы пожелать ближнему поскорее сдохнуть, или отличники из воскресной школы, которых хлебом не корми — дай кого-нибудь поколотить к вящей славе Божьей…

Ну не чудеса ли это?

Не чудо ли, что ты девять лет просила Небеса о помощи и утешении, но они не отвечали? Ни разу не улыбнулись суровые святые на церковных стенах, ни разу не подмигнул прибитый над алтарём Иисус — ни словом, ни намёком не дал понять, что ты не сходишь с ума, что ты тоже заслуживаешь права на спасение — так не чудо ли?

Не чудо ли, что ты все девять лет верила, что ему не всё равно?

Чудо, и ещё какое. И таких чудес с тебя тоже хватит.

Лёгкое движение руки — и лежавший на земле томик Библии, который ты забрала из церкви ещё прошлой ночью, отправляется в огонь. Пламя вцепляется в толстый корешок, словно голодный бродяга в кусок свежего мяса; расплетаются, рвутся витиеватые кружева слов, улетая обрывками горелой бумаги в лесную чащу…

Это святотатство и богохульство, думаешь ты, но тебе больше ни капельки не страшно. Ты точно знаешь, что не произойдёт ровным счётом ничего: не разверзнутся небеса, не закроются ворота в рай, не наполнятся кровью реки — ведь нет никакого рая и никаких небес, а даже если и есть, в них нет никакого смысла, потому что Богу просто плевать. Он не отвечает на слёзы и молитвы: когда ты просила об утешении, он молчал, а когда о защите — не вмешивался. У него есть лишь книги — лживые мёртвые книги, полные красивых слов о любви и спасении души.

Ты свою спасала девять лет. Девять лет тебе говорили, что Иисус умирал не за тебя, что демону не замолить грехов, а тому, кто помечен от рождения пороком, не отмыться от него вовек.

Девять лет тебе твердили, что ты не человек. Но тебе больше не страшно, и впервые за эти девять лет ты наконец согласна.

Хотели бесовщины? Что ж, пусть будет бесовщина.

Ты достаёшь из-за пояса нож — ещё острый, украденный всего пару недель назад — и, выставив над догорающим костром руку, осторожно подносишь его к запястью. Говорят, так язычники и колдуны в былые времена приносили сжертвы старым богам и духам природы: платили кровью за удачную охоту и богатый урожай, за долгое лето и короткую зиму.

Ты делаешь короткий надрез и ждёшь, покуда в костёр не стечёт ровно тринадцать алых капель, прежде чем отойти, и спрашиваешь вполголоса:

— Вы здесь?

Не отвечает никто. Но тебе и не нужно: прикосновения солнечных лучей даже через свитер кажутся почти настоящими, а тёплый ветерок ласково ерошит твои отросшие волосы, и в поднятом им шелесте листвы ты слышишь — или, может быть, хочешь слышать, — бессловесное согласие, а в кивающих головами цветах, что растут на поляне, чувствуешь молчаливую поддержку.

Ты не знаешь, слышат ли тебя на самом деле солнце и ветер; главное, что они есть. Их ты можешь почувствовать и потрогать, а они могут почувствовать и потрогать тебя.

Шелест и тепло — это не так уж и много, но это больше, чем Бог дал тебе за девять лет. Ты благодарна и ни о чём не жалеешь: ведьмой ты в чужих глазах была всегда, так что же вдруг должно измениться теперь?

А капля крови — цена небольшая. И за заботу — или даже иллюзию заботы — ты готова её платить.