Кафе находилось в центре города. Довольно дорогое заведение, между прочим. Родители Геры были весьма обеспеченными людьми и явно не поскупились устроить единственному сыну шикарные поминки — стоило мне зайти, тут же взгляд зацепился за не вычурный, но со вкусом проработанный дизайн помещения. Длинный, уже сервированный стол, стоящий посреди просторного зала, покрывала тёмная, идеально выглаженная плотная скатерть, ниспадающая почти до самого пола, выложенного мраморной плиткой. Окна были занавешены такими же тёмными шторами, стояла полная тишина. Мать Геры, державшая в руках портрет сына, медленно прошла к столу с неестественно прямой спиной и водрузила рамку на стул, стоящий во главе стола. Очевидно, там уже была установлена некая подставка, потому что портрет оказался как раз немного выше уровня столешницы. Затем она опустилась на соседнее место, муж последовал её примеру. За ними и всё остальные принялись рассаживаться, не издавая ни звука.

По залу безмолвными тенями заскользили официанты, стол наполнился блюдами и бутылками с алкоголем, в основном, водкой и коньяком. Я покрутил в пальцах вилку и краем глаза покосился на Лену — она не могла оторвать взгляда от блинов, стоящих сразу напротив неё. Лена явно была очень голодна, за последние пару недель мы не съели ни крошки. Хотя я, в отличие от неё, голода не ощутил — может, желудок у меня уже погиб смертью храбрых, а может, сказывалась давящая атмосфера. Всe молчали.

Наконец, отец Геры встал из-за стола и негромко заговорил:

— Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго новопреставленного раба Германа…

Мать тем временем наполнила рюмку, стоящую перед портретом, водкой и прикрыла сверху ломтиком хлеба. Молитва монотонно звучала словно отовсюду, мне резко стало холодно так, что зубы клацнули, и я, пользуясь тем, что все присутствующие потянулись к выпивке, тоже плеснул в свою рюмку из бутылки и, не дожидаясь никого, опрокинул в себя. Водка обожгла пищевод, но вкуса я не почувствовал. Тут же налил ещё и отставил бутылку в сторону. Подняв глаза от стола, поймал взгляд девушки, сидящей напротив, — она, не скрывая злости, беззастенчиво пялилась на меня, сжимая в руке скомканный носовой платок. Светлые волосы были заплетены в длинную косу, на голове повязан полупрозрачный чёрный платок. На вид ей было не больше восемнадцати, самая обычная внешне, она легко бы затерялась в толпе таких же девушек. Я мельком видел её в автобусе и на кладбище, ещё там она метала в меня молнии глазами, но сейчас её ненависть буквально пропитала воздух. Я с вызовом дёрнул бровью, но тут прозвучали слова о вечной памяти, и все подняли рюмки. Лена спешно налила себе коньяку и пробормотала:

— Как же всё так получилось…

***

Через минут двадцать я вышел покурить на балкончик. Из зала доносились обрывки речей о том, каким был покойный. Оказывается, и отличником, и умницей, и гордостью семьи… В общем, я о нём многого не знал, это не слишком меня интересовало, если честно. Как личность он был мне не интересен в принципе, так что наше общение сводилось к совместному употреблению, пьянкам и сексу. Но как бы не было на него похер, почему-то внутри ощущалась тяжесть утраты, я всё ещё не мог поверить, что он врал мне и ставился. Хотя разговоры на эту тему он начинал довольно часто, может, искал момент, чтобы признаться?..

— Олеся тебя убить готова, ты заметил? — я обернулся. Передо мной стоял отец Геры.

— Кто, простите? — я едва не выронил сигарету. Мужчина вытащил из кармана свою пачку и кивнул в сторону зала.

— Напротив тебя сидит. Она требовала, чтоб мы тебя не пускали на похороны, но память о моём сыне не позволяет мне этого сделать.

— Я не понимаю, о чём вы, — покачал головой я. — Я её даже не знаю!

— Это дочь наших друзей, мы были уверены, что они поженятся, она была влюблена в него всю жизнь. А потом он пришёл и заявил, что понял, что любит мужчин, что девушки его не интересуют и что нашёл свою судьбу. Даже фотографию твою показал. Я был уверен, что это всё шалости и что он поймёт, какую херню творит. А потом ты подсадил его на наркоту, и теперь нет больше Германа. — На глазах собеседника проступили слёзы. — Лида как узнала, что наш сын больше никогда не придёт, едва сама на тот свет не отправилась.

— Чего я сделал? — я задохнулся от возмущения и выбросил окурок в сторону урны. — Я подсадил? Да мы когда познакомились, он три года уже…

— Не ври мне, щенок! — гаркнул отец Геры, нависая надо мной, я сделал шаг назад. — Поверь, встретились бы мы при других обстоятельствах, я бы не оставил от тебя мокрого места. Я навёл о тебе справки! Ты никчёмный тунеядец, блядло и наркоман! Скажи спасибо, что тебе вообще позволили здесь присутствовать! Иди и ещё раз посмотри в глаза девушки, которую ТЫ оставил без любимого человека! В глаза матери, которую ТЫ лишил сына! А потом убирайся отсюда, понял? И если я ещё раз увижу тебя, то закопаю на месте. Пошёл! — сильная рука толкнула меня в плечо, и я едва на упал, отлетев в сторону выхода с балкона. Молча почти вбежал в зал и ухватил Лену за руку.

— Пошли. Не стоило сюда приходить.

— Ну куда же вы торопитесь?! — взвизгнула Олеся, которая явно успела неплохо напиться за эти полчаса. Фраза была очень громкой, и голоса вокруг стихли, все взоры оказались обращены к нам.

— Нам пора! — оповестила её Лена и поднялась изо стола, но тут подключился изрядно выпивший Витя. Он опёрся локтем о стол и тыкнул в мою сторону вилкой.

— А в самом деле! Куда это вы собрались? Стас, расскажи всем, как ты убедил его, что по вене гонять — это нормально?

Я потерял дар речи, всюду послышались пересуды вроде «так вот из-за кого он…» и какая-то бабка, не постеснявшаяся надеть на похороны цветастое платье, заявила:

— Да в милицию надо звонить, пусть посадют нарколыгу клятого!

Мой взгляд растерянно бегал по лицам людей, глядящих на меня как на прокаженного. Олеся торжествующе похлопала в ладоши, опрокинув локтем уже пустую бутылку на стол, я поймал себя на мысли, что сравниваю её с агрессивной коровой — такое же тупое желание крови в бесцветных глазах. Мать Геры встала со своего места, держа в руках рюмку с жидкостью тёмно-янтарного цвета, пьяно покачнулась и трагическим тоном проговорила:

— Будь ты проклят. Гореть тебе в аду за то, что ты сделал!

— Лидия Степановна, всё не так! — затараторила Лена, хватая меня за руку. — Стас не виноват ни в чём, Гера давно начал употреблять, никто никого…

— Елена, уходи. Ты такая же, как и он. Твоя мать недавно во всеуслышание объявила, что не считает тебя дочерью. Ты алкоголичка, наркоманка и малолетняя проститутка. Вы оба должны быть благодарны, что вам позволили попрощаться с таким чистым и светлым человеком, как мой сын, которого вы довели до могилы. И что дали сесть за стол с приличными людьми. Убирайтесь оба, — с этими словами женщина опрокинула в себя содержимое рюмки и швырнула её в меня. Стеклянная ёмкость пролетела в паре метров от моей головы и, встретившись со стеной, разлетелась на мельчайшие осколки. Лидия Степановна начала истерически смеяться, по её лицу градом покатились слёзы, началась суматоха. Откуда ни возьмись появилась уборщица, кто-то достал успокоительные для матери Геры, которая почти теряла сознание, задыхаясь от смеха и плача, кто-то уложил её на стоящий у окна диванчик. Воспользовавшись кутерьмой, мы с Леной рванули в сторону выхода, я почему-то обернулся и ещё раз посмотрел на поминальный стол, за которым всё ещё сидел Витя, единственный не предпринимающий никаких попыток привести убитую горем мать в чувство. Встретившись со мной глазами, он чуть ухмыльнулся и показал мне кончик языка, на котором чётко угадывался кусочек картона с цветастым рисунком.

***

— Приличные люди, блять! Он сидит за столом и марку жрёт, Лен! А виноват во всём я! — я метался по своей крохотной комнате из угла в угол, пока Лена курила, забравшись с ногами на табуретку. На столе стояла полторашка любимого мною пива, которую мы осушили наполовину ещё по дороге домой. Как оказалось, у меня напрочь сел телефон, а у Лены мобильника вообще не было, поэтому пришлось пилить домой пешком через полгорода, который, благо, не был мегаполисом. Мы промокли до нитки, Лена поскользнулась и упала в лужу, а я оказался окаченным водой благодаря проносящемуся мимо крузаку. В тот момент я зарёкся всегда носить с собой и карту, и наличку и не надеяться на грёбаный сяоми, который имел свойство разряжаться в самый неподходящий момент. И вот мы, отмывшись, наконец, в душе и переодевшись в сухое, пили пиво и негодовали. Точнее, негодовал я — из меня фонтаном перла злость, а Лена только изредка поддакивала.

— Я, блять, на иглу его подсадил? Я? Пидорасы! Папаша его кретин, мамаша истеричка, одни уебаны вокруг! Вити вообще чтоб даже на горизонте больше не было! И заблокировать его надо везде нахуй, вместе с Филом-долбоёбом! — я схватил телефон и воткнул зарядку в гнездо. Экран засветился голубым, меня поприветствовал экран загрузки. И уже через несколько секунд нас буквально оглушило бесконечными оповещениями — на дисплее отображались десять пропущенных от мамы.

— Твою ж… — я поймал Ленин удивлённый взгляд и отмахнулся, телефон снова ожил. 

— Алло, мам?

— Звони арендаторам, говори, чтоб съезжали. Мы прилетаем через неделю. — Как всегда, ни привет, ни как дела, только лёд в голосе матери, который не таял уже несколько лет.

— А… Зачем? — глупее вопроса придумать было сложно, я отвесил сам себе фейспалм и переспросил: — В смысле, совсем?

— Да, совсем. Бизнес прогорел, и мы возвращаемся домой. Надеюсь, дом ещё не разрушен? — моё ухо различили истеричные нотки — мать явно была очень зла и наверняка недавно плакала, это было слышно по тому, как подрагивал тон. Я почти видел, как она сидит сейчас, запустив пятерню с идеальным маникюром в светлые волосы, и кривит тонкие губы. Так было всегда, когда она нервничала, я наизусть знал её жесты и мимику.

— Нет, всё нормально, но… Подожди, а жить я на что буду?! — до меня начало доходить услышанное: возвращение родителей означало, что я лишаюсь неплохого и единственного дохода.

— Работать пойдёшь. Хватит ебланить, может, за голову возьмёшься, — из трубки донеслись короткие гудки, я опустился на диван, сбрасывая. Лена, которая слышала весь разговор благодаря довольно громкому динамику на телефоне, тихо спросила:

— Всё? Мы в жопе?

— Забей, — покачал я головой и откинул мобильник в сторону, потянулся за пивом и с удовольствием отхлебнул горьковатый напиток. — Прорвёмся. Завтра позвоню и скажу, чтоб жильё освобождали, а там подумаю, чё делать.