К утру у нас закончилось пиво. Да и сигарет оставалось уже не много. Я с трудом пытался напрячь наглухо убитые мозги и посчитать, на что хватит моей пятихатки. Влада, заметив моё перекошенное лицо, тяжело шевеля языком пробормотала:
— Ты чего там?
— У меня осталось на пачку сигарет и две полторашки, — я, путаясь в пальцах, пытался показать ей «два», но бинты не дали мне этого сделать. — И всё, денег нет.
— Короче, я знаю, что надо делать, — Влада навалилась на стол пышной грудью и зловеще зашептала: — Мне нужна помощь в подработке. Я не хотела тебе об этом говорить, но мы же друзья. Я буду тебе платить часть того, что сама с этого имею.
— Друзья, — согласился я, тоже наваливаясь на стол и почти касаясь её носа своим. — А чё делать надо?
Тут надо понимать, что работать я как бы не собирался вообще. Работа для лохов, я люблю, когда деньги сами находят мою карту и пополняют её баланс. Идеальным для меня вариантом была сдача дома, нихуя не делаешь, в месяц полтишок имеешь. А теперь всё, баста. Поэтому слова Влады не то, чтобы очень заинтересовали меня, но поддерживать диалог надо было. И она приятно удивила меня ответом.
— Короче, надо фасовать… Химку по весу делить. Что-то сразу затирать и фасовать, что-то прямо каплей запаивать.
— Погоди, ты чё, барыжишь? — я знатно прихуел от её слов, она задорно рассмеялась и покачала головой, пританцовывая в такт музыке.
— Я раскладываю. Кое-кому в руки отдаю, но чаще закладки делаю. Я же курьер, забыл?
— Я думал, ты только суши носишь, — теперь многое становилось понятно. И почему у неё всегда были деньги, и откуда столько наркоты в её квартире каждый божий день — умея не палиться, она постоянно была обкурена.
Мне нравилась идея такой подработки. Дело несложное, идти никуда не надо, сиди — фасуй, бабки май. Я согласно кивнул и протянул ей ладонь.
— Согласен на вас работать, Владлена Игоревна.
Владлена Игоревна засмеялась и аккуратно пожала мне кончики пальцев, выглядывающие из-под бинтов.
— Я сейчас сгоняю в ларёк и вернусь. И сразу возьму партию товара, мне как раз нужно было им заняться с утра, вот и не будем терять время. А то сижу тут с тобой, понимаешь ли, в объебосе, вообще никакая. Заодно немного проветрюсь.
После её ухода я чесал затылок и слонялся по кухне, ища хотя бы одну металлическую миску. Посуды у меня в принципе было немного, а железной и подавно. Но, в конце концов, мне удалось отыскать в углу захламлённого шкафчика старую алюминиевую собачью миску — когда-то у нас был маленький той-терьер по имени Рик. Это был отчаянно лающий на любое проявление активности в подъезде пёсик, который обожал облизывать голые ноги хозяев и не терпел прикосновений посторонних людей, любая попытка человека со стороны погладить его заканчивалась серьёзными укусами — клычки крохотной собаки были как иглы, а жалости Рик не знал.
Он прожил у нас шесть лет, с тех времён, как я был совсем маленьким. А потом девятилетний я повёл его на прогулку без поводка — мне было лень с ним ходить, поэтому я просто ждал возле подъезда, пока он сделает свои собачьи дела. В тот день он куда-то делся, и я нигде не мог найти его, обошёл весь район, крича его имя до хрипоты, но безуспешно. Позже мне рассказали, что его сбила машина. Больше животных мы не заводили. И вот сейчас его миска, которую почему-то оставила моя сентиментальная мать, готова была послужить мне хорошую службу. Я подошёл к плитке и поставил её на конфорку.
Хлопнула дверь, и на кухню ввалилась Влада, с двумя пакетами и рюкзаком.
— Принимай, — она мотнула головой, указывая на груз на своей спине. Я помог ей снять его и расстегнул. И присвистнул, заглянув внутрь.
— Мать, да тут на семь пожизненных! — Влада смущённо потупила глаза в пол, наливая пиво в большие стаканы, которые купила в том же киоске.
Я доставал из её рюкзака один за другим десятикубовые шприцы, наполненные густой, почти чёрной слизью. Раз, два, четыре штуки! Здесь же нашлась фольга, плотные целлофановые пакеты, изолента и пачки дешёвых крепких сигарет.
— А-ху-еть, — констатировал я, оглядывая эту картину. Узнай об этом хоть один мент, мы оба никогда бы уже не увидели свободы.
— Харэ охуевать, давай делай, три каплями, один сразу чтоб к употреблению готов был, мне нести сегодня, — Влада залпом выхлебала пиво из своего стакана и растянулась на диванчике. Я раскатал себе очередную дорогу мефа и, уже окончательно разъебавшись, приступил к делу.
Это было несложно — отмерять граммы и запаивать их зажигалкой в нарезанные пакетики, формируя капсулу с жидким содержимым. Я действовал почти механически, руки знали, что они делают, и уже через полтора часа на столе красовалась горка тёмно-зелёных крохотных мешочков из пластика. Потом я разогревал в горячей собачьей миске содержимое четвёртого шприца и крошил в неё табак дешёвых сигарет, принесённых Владой. С усилием перетирал всë это пальцами, немного пачкая бинт, и раскладывал получившуюся смесь по пакетикам, тщательно взвешивая на кухонных весах. То, что оставалось на пальцах, соскабливал ножом и отправлял в спичечный коробок, валяющийся на столе, — пригодится.
Влада давно уже похрапывала, я даже не заметил, как она уснула, был слишком увлечён «поделками». За окном было совсем светло, когда я оборачивал фольгой и изолентой последний грамм наркотика. Дело было сделано, я потряс Владу за плечо.
— Кура, вставай, пора яйца нести!
Она открыла глаза и резко села, а потом, охнув, схватилась за меня.
— У меня в глазах троится, — пробормотала Влада, в ужасе глядя вокруг. Я похлопал её по макушке зеленоватой рукой. — Когда отпустит?
— Завтра. Если повезёт. — Я не видел смысла врать. Влада в ужасе вытаращила глаза и только хотела что-то сказать, как её лицо резко побледнело, и она ринулась к раковине, едва не свалившись на пол — её очень сильно шатало. Послышались звуки рвоты, я закурил сигарету и наблюдал, как Влада блюёт в слив и полощет рот водой. Наконец, она отошла от крана и с отчаянием произнесла:
— Ну и лютая хуйня. Ещё и ёбашит пизда как. Я это больше не буду юзать.
— Но это даже вполовину не меф, — заметил я и налил себе пива. — Если бы я дал тебе его, ты бы вообще охуела.
Влада потрясла головой и попыталась причесать всклокоченные волосы пальцами.
— Я не представляю, как ты живёшь в таком состоянии. Это пиздец полный. Лучше уж водника смачного опустить, чем этим дерьмом объёбываться.
— Ну, допустим, я живу не в таком состоянии, а с меньшим желанием блевать. И вообще, лучше работу прими, — я указал рукой на стол с двумя аккуратно разложенными кучками почти одинаковых моточков изоленты. Та восторженно взвизгнула и быстро ссыпала всё к себе в рюкзак — одну кучку в кармашек, другую, побольше, — в отделение на молнии.
— Класс, я так ненавижу фасовкой заниматься, а ты прям супер всё сделал! — она искренне ликовала, заматывая уже пустые шприцы в непрозрачный чёрный пакет. Я скромно улыбнулся.
***
Так прошло несколько недель. Я фасовал примерно раз в три дня — Влада продавала и раскидывала закладки. Постепенно я узнал, что с четырёх таких шприцов выходит около ста тысяч. Шестьдесят из них уходит поставщику, сорок остаётся на руках у Влады. Мне доставалось пятнадцать из её доли, что в итоге выходило неплохой суммой, учитывая нашу работоспособность. Она бегала по всем лесопосадкам и подъездам, заодно цепляя мне прикопы с мефедроном, который я брал через бота. Я, провоняв всю кухню ацетоном, старательно мотал изоленту. Снова на регулярной основе появились сигареты, пиво, я даже как-то выбрался в магазин и купил немного еды — просто, чтобы было.
В тот день я решил сделать небольшую передышку и ограничиться только алкоголем. Влада, как обычно, улетела доставлять унаги-маки и гычу, поэтому я куковал один и экстренно пытался придумать, чем себя занять, чтобы снова не уехать крышей.
Я ходил по квартире кругами, но занятие не находилось. И не нашлось бы, если бы желудок вдруг не содрогнулся в спазме и не заставил меня охнуть и схватиться за стену. Нужно было срочно поесть. Я подлетел к холодильнику и распахнул его, жадно изучая глазами грязные полки, покрытые коричневатыми разводами. Пусто. Вообще ничего. Пришлось одеваться и выходить из дома.
Я максимально спрятал себя одеждой, несмотря на то, что за окном беспощадно светило солнце. Чёрные узкие джогеры, балахон на три размера больше — чтобы не привлекать внимания своей костлявостью. Я даже умылся и почистил зубы. Волосы расчесал, отчего они, и без того пушистые, совсем подскочили забавным облаком. Я толком не видел своего отражения — зеркала у меня теперь не было, а то маленькое, что висело в ванной, находилось очень высоко. Чтобы заглянуть в него мне приходилось подпрыгивать, и тогда я мог заметить свою серовато-белую физиономию и вьющиеся светлые пряди, весело подлетающие над макушкой. Включив фронтальную камеру телефона, я убедился, что мои зрачки нормального размера, и вышел из квартиры.
Мною было принято решение сходить в супермаркет, который находился буквально в соседнем доме. Там обычно не заламывали сумасшедшие цены, и дохлую мышь в хлебе нашли лишь единожды. Я вошёл в торговый зал и, цепанув тележку, направился к холодильнику с полуфабрикатами. Увидев пельмени, поморщился и схватил упаковку фаршированных перцев — пельмени я ненавидел. Постоянно чувствовал в них хрящи, жилы, рога, копыта — короче, всё, кроме нормального фарша. К перцам полетели вареники с грибами и пачка замороженных наггетсов. Я не стал брать ни хлеб, ни колбасу, ни ещё чего-то, что могло быстро испортиться, потому что ел я от силы раз в неделю и глупо было тратиться на то, что стухнет в ближайшие дни, если это не съесть. Пара пачек сухариков, несколько бутылок пива, фисташки. Замороженная пицца. Туалетная бумага. Я придирчиво оглядел содержимое телеги, прикидывая, не забыл ли чего и покатился к кассе. Вдруг моё внимание привлекла банка шоколадно-ореховой пасты на верхней полке стеллажа со сладостями. Сразу вспомнилось, что Влада говорила, что очень её любит, я попытался дотянуться до неё — безуспешно. Подпрыгнул раз, второй, третий — и заветная банка оказалась у меня в руке, но телега, за которую я держался второй рукой, вдруг поехала, и я, не удержавшись, едва не упал, по инерции шагая за ней и зажмуриваясь в ожидании падения.
БАХ!
Моя телега врезалась в какое-то препятствие. Я сумел удержать равновесие и уставился на причину аварии. Прямо напротив меня, сжимая ручку такой же тележки, стояла невысокая блондинка лет семнадцати, с огромными карими глазами и совершенно перепуганным выражением лица. Мы, замерев, несколько секунд смотрели друг на друга, после чего она очень смутилась и улыбнулась мне. Но едва я успел улыбнуться в ответ, к ней подбежала другая девушка, чуть постарше и, злобно зыркнув на меня, уволокла её в сторону. До моих ушей донёсся обрывок их разговора:
— Ты с ума сошла?
— Ну он такой симпатичный!
— Глаза его видела? Торчок конченый, я этот взгляд хорошо знаю!
Я скрипнул зубами и повёз телегу к кассе. Настроение было безнадёжно испорчено.
Вывалившись из лифта с пакетами, я был несказанно удивлён, увидев возле квартиры Влады двух совершенно незнакомых типов. Обоим на вид было около тридцати, совершенное быдло внешне. Один из них стучался в её дверь, другой переминался с ноги на ногу. Я проскользнул в свою квартиру мимо них и притаился за дверью, прислушиваясь к происходящему в подъезде.
Послышался щелчок замка и голос соседки:
— Привет, чё пришли?
— Владька, дай в долг, а? Ну такой бодун, аж сердце выскакивает. Завтра заплатим, ну бля буду, смотри, как руки трясутся!
— Блять, как вы заебали. Ладно, подожди, сейчас вынесу.
Дверь хлопнула, а потом открылась снова.
— Спасибо, выручила пиздец, век не забудем!
— Пиздуйте уже.
Я отошёл от двери и принялся разбирать продукты. Стоит ли говорить, что эта ситуация мне очень не понравилась?