— Короче, я когда зашла, такой мразью себя чувствовала, — Влада смотрела тупым взглядом в стакан, наполовину заполненный водкой. Она выпила уже три таких, прежде чем истерика её окончательно отпустила и появилась возможность адекватно излагать мысли. — Мне как обычно, привет, как дела, держи, ещё приходи. А у него жена спит, ребёнок маленький в комнате. Представляешь? И я только выхожу, а меня Саид из квартиры вытаскивает за шкирку, и они туда всё вместе заваливаются, под дверью подслушивали, пидарасы, блять. Я только и успела услышать, как его пиздить начали, ребёнок заплакал, я бежала оттуда так, что ступенек, кажется, не касалась… Я не знаю, что там теперь. Но мне ещё пока мы ехали пообещали, что ко мне претензий больше не будет. Я даже не помню, как домой дошла, с другого-то конца города! Как в тумане всё, понимаешь? Стас, я такая мразь! Надо было не говорить им ничего, пусть бы лучше меня наказали! И ведь как знала же, зачем-то всё палево из дома убрала, интуиция, блять! Последнее, что было, тебе на фасовку отдала!
Я приобнял подругу за плечи и горестно вздохнул, прижимая к себе. Она опрокинула в себя содержимое стакана и снова начала плакать, повторяя укоры в свою сторону. На душе было бесконечно ебано, и я даже сам себе не мог объяснить, почему. Всё смешалось в кучу, мне не удавалось даже понять, что именно давит сильнее: стресс, пережитый сегодня, очередное разочарование в людях, новость об Илье или убитая горем Влада. Как будто всё смешалось в однородный коктейль, состоящий из боли и отчаяния.
***
До самого утра мы пили, не чувствуя вкуса водки и не закусывая. Практически молча, разве что время от времени начиная что-то обсуждать, но тема пропадала, толком не развившись. В итоге я нахуярился так, что сидеть не мог. Помню только, как Влада ушла блевать, держась за стенку, а я выполз из-за стола и, снимая на ходу все шмотки, что были на мне, и бросая их на пол, добрался до дивана в комнате. Как я лёг запомнить уже не удалось.
Проснулся я вечером, когда за окном уже смеркалось. Сел на кровати, стуча зубами — было нереально холодно, я не закрыл окно, и теперь холодный сырой сквозняк гулял по комнате, раздувая занавески. Голова трещала по швам, глаза воспалились и неприятно щипали, я потёр их и с омерзением отскрёб от ресниц комочки засохшего гноя. Горло драл дикий сушняк, язык словно превратился в осенний листик, жалкий и высохший и неприятно царапающий нëбо. С огромным трудом я поднялся на ноги, кутаясь в одеяло, и тут же побрёл в туалет, едва сдерживая рвоту. Плохо было так, что ни в сказке, ни пером. Влады, кстати, нигде не было, похоже, ушла, когда увидела, что я заснул.
Обычно после голимой водки у меня случались панические атаки, но пока я корчился над унитазом, поливая его отвратительно горьким алкоголем, вперемешку с желчью и желудочным соком, мне в голову пришла забавная мысль — мне настолько хуево, что я физически не мог страдать морально.
Только после часа, который я провёл в полудреме в ванне, наполненной тёплой водой, мне удалось почувствовать себя капельку лучше. Я даже заставил себя съесть несколько наггетсов и выпить огромную кружку сладкого чая, который обычно ненавидел всеми фибрами души, но сегодня, почему-то, четыре ложки сахарного песка были жизненно необходимы. И не зря, потому что я запил этим чаем сразу несколько таблеток аспирина и уже через полчаса чувствовал себя практически живым, только трясло до сих пор как Каштанку на морозе.
Чуть позже пришла Влада. Она тоже выглядела больной и опухшей, но была ярко накрашена и, почему-то, одета в длинное чёрное декольтированное платье, расшитое какими-то блестючками. Эдакая леди-ночь с похмелья.
— Я, короче, придумала, — хриплым от водки голосом заявила она, закуривая и глядя на меня в упор. Я по-прежнему сидел практически голый в одеяле и тупо втыкал взглядом в стену. — Сколько у тебя осталось денег?
— Ну… Шестьдесят, может, чуть меньше. А что?
— Собирайся. Поедем в клуб. Надо развеяться и отметить конец моей карьеры кладменши. Я как раз сегодня раскидала последнее, забрала из твоего шкафчика.
Я в ужасе замотал головой, от чего стихшая боль с новой силой сдавила виски.
— Ты чё, какой клуб? Я живой процентов на десять! Ты понимаешь, что я сдохну там? Физически не смогу, отдохнуть надо, я и так в последнее время не просыхаю вообще, я не вывожу так бухать! Я! Я в жизни не думал, что такое скажу, но это пиздец, я всё, закончился.
— Нет, ты идёшь со мной. Я в жизни в клубе не была, и ты меня одну не бросишь. Одевайся. Занюхни, я хуй знает. Мне нужна твоя поддержка сегодня.
Ну и как я мог ей отказать? Пришлось вытаскивать из шкафа шмотки и одеваться, превозмогая ломоту в мышцах и трясучку где-то во внутренних органах. Чуть не ебнулся на пол, пока натягивал любимые голубые джинсы с дырками. С трудом застегнул пуговицы на клетчатой рубашке, едва не завязав непослушные пальцы в узел, подумал ещё несколько секунд и надел сверху чёрную футболку с неприличной надписью на груди.
— Я всë, — хмуро оповестил я Владу, возвращаясь на кухню. Она придирчиво оглядела меня и полезла в сумочку.
Следующие несколько минут она, игнорируя мои мольбы о пощаде, драла расчёской мои спутанные волосы, которые я не причёсывал уже хер знает сколько и теперь, после водных процедур, они высохли одним сплошным колтуном. И только когда я уже едва не плакал, пытка закончилась. Влада вызвала такси, и мы спустились на улицу.
— А в какой клуб-то поедем? — я всё ещё то и дело трогал саднящую макушку, словно надеялся, что от того, что я буду потирать её пальцами каждые две минуты, она перестанет болеть.
— В «Леон», — ответила Влада. Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где это вообще.
— Я такого не помню. Чё за адрес?
— Вершинина десять… О, а вот и такси.
Уже когда мы сидели в салоне затрапезного вида приуса, я тихо поинтересовался у подруги, какого хуя мы едем тусить в самый дорогой район города, блять. Да, именно тот район, где в прошлом месяце я несколько дней нюхал без перерыва и сосал за дорогу мефа сразу троим. Влада закатила глаза и развела руками.
— Ну не в шашлычку придорожную же ехать! В конце концов, давай хоть раз напьёмся не пивом ценой три копейки за тонну, а сексом на пляже и ещё каким-нибудь дорогим говном. И не на твоей кухне задроченной, а в приличном месте!
Резон в её словах был, я не выбирался никуда уже около года. Если раньше я часто тусил по злачным местам, то теперь таким местом стала моя квартира, и я как-то потерял необходимость выходить из неё лишний раз. У меня всегда была музыка, наркота и бухло, так что клубы и бары позабылись, сменившись домашними марафонами с жёсткой еблёй на грязном полу без каких-либо стробоскопов.
Таксист высадил нас на парковке около огромного здания. Это был торговый центр высотой в три этажа, он переливался всеми цветами радуги в темноте благодаря бесчисленным неоновым вывескам и мигающим надписям. Он светился в вечерней мгле как новогодняя ёлка, сквозь огромные панорамные окна первого этажа можно было увидеть, как внутри снуют люди. Дорого одетые, с брендированными пакетами в руках, они ходили по круглосуточному магазину и выглядели так, словно пришли прогуляться по ЦУМу, как минимум. Мне даже стало немного стыдно за свои поношенные джинсы. Влада покрутила головой по сторонам и, заметив нужную вывеску, потянула меня за рукав.
— Пошли, нам на самый верх. Написано, что «Леон» на третьем этаже, сразу над рестораном.
Внутри клубешник оказался самым обычным неплохим заведением. Я уже бывал в таких местах, только дешевле раза в четыре. За один только вход мы отвалили по три тысячи! А уже войдя внутрь с фиолетовой пластиковой полоской на запястье, я ещё раз убедился — такие места ничем, кроме стоимости коктейлей и входного билета, не отличаются друг от друга. Толпы людей, полуголые гоу-гоущицы, мигающая светомузыка, куча народу на баре — всё как везде.
Музыка долбила по вискам, словно вытягивая из меня силы, и я подтащил к себе Владу, выкрикивая ей в ухо:
— Подожди меня на баре! Я в туалет, нос почесать.
Она кивнула и двинула в сторону барной стойки. Я же, немного поплутав среди бесчисленного множества людей, наконец, обнаружил заветную дверь с позолочённой буквой «м». Нащупав в кармане остатки мефедрона, я опасливо огляделся и вошёл внутрь.