Сержант Эдельштайн, подобно своему коллеге Кёркланду, был слишком симпатичным для того, чтобы быть таким говнарём. Но холодный, наполненный презрением взгляд и жёсткая ухмылка не оставляли ни шанса на то, что он окажется милым душкой. В руках он держал длинную указку. Никаких адекватных ассоциаций ни у кого не было.

Франциску, впрочем, было всё равно — он был одет в шикарную чёрную форму, он дорвался до неё, и ему было всё равно. А может, пойти таки в полицейские? Сидит-то великолепно! Ловино, сидящий сзади него, завистливо вздыхал.

— Итак, здесь вас обучат основам работы полицейского. С десятой недели теоретические знания и практические навыки, полученные тут, вы будете подкреплять работой на улицах города. Вы изучите уголовные и административные правонарушения, правила дорожного движения, процедуру ареста, правила оказания первой помощи и многое-многое другое. Также вы пройдёте курс усиленной физической подготовки и самозащиты без оружия. Полицейский — не рядовая работа.

Родерих окинул учеников оценивающим взглядом и скривился. Он подошёл к Бонфуа и, склонившись к нему, ткнул указкой ему в грудь.

— Например, вы. Вы понимаете, о чём я?

Франциск кинул взгляд в угол кабинета, рядом с дверью, откуда ему скалился Кёркланд, и мгновенно понял, откуда вызвал такой живой интерес со стороны сержанта.

— Я... да, — неуверенно промямлил он. — Наверное.

Мягко говоря, Эдельштайн был им недоволен. Он ткнул указкой посильнее, заставив Бонфуа сморщиться от боли.

— Наверное? Какой кошмар! Полицейский — это статус! Лицо закона! Какой гражданский будет воспринимать всерьёз полицейского, который не может ответить на вопрос связным предложением? Полицейского без поставленного голоса, который должен раздавать команды таким образом, чтобы его послушались! Некоторые из вас определённо зря распаковали вещи, — фыркнув, Родерих вернулся к доске. — Кто-то из вас служил?

Рука Байльшмидта мгновенно поднялась в воздух.

— Неужели? — с неприязнью хмыкнул Эдельштайн.

— Спецподразределение 209 ВВС США, сэр, — дружелюбно улыбнулся Байльшмидт. — И Джонс оттуда же, — он кивнул на Альфреда.

— О, может, он начнёт говорить сам за себя? — Родерих приподнял бровь.

— Но я не успел! — выкрикнул Альфред. Разозлившись, Эдельштайн с силой опустил указку на его парту, из-за чего окружающие чуть не оглохли. Все посмотрели на сержанта со страхом.

— Если никто не давал дозволения говорить, молчать! — рявкнул Родерих.

— Я тут точно помру, — тихо пробормотал Франциск.

— Не переживай, я тебя откачаю, — шепнул из-за его спины Ловино.

— Может, не надо, а? — обречённо вздохнул француз.

— Хрен тебе, я тут один не останусь.

— И вы двое! — Указка ткнулась в плечо Бонфуа. Тот мысленно заскулил. — Кажется, словами вы не понимаете. Байльшмидт, Джонс, после занятий эти курсанты должны понести наказание. Уточните у Кёркланда. А теперь все достают тетради и записывают первую тему. Дважды не повторяю, пропустили — ваши проблемы.

Все быстро зашуршали листами тетрадей. Попадать под горячую руку этого сержанта никто не хотел.

***

— Так не пойдёт, где тут главный? — истощённый придирками Эдельштайна, Франциск засуетился, пытаясь избежать учёбы в этом трижды проклятом месте.

— Вроде бы это комендант. Брагинский, что ли... Он брат нашей тренерши, — припомнил Варгас.

— Брат?

— Ага. Говорят, он немного того... — Ловино покрутил пальцем у виска. — То ли псих, то ли гей.

— Отличные у них варианты, — пробормотал Бонфуа.

— Ну, он одинок, — Варгас развёл руками. — А уже под сорок. Или одно, или другое.

— Ладно, плевать. Мне надо к нему. Кёркланд сказал, что займётся нами вечером, так что время есть, — решил Франциск и пристал к проходящему мимо офицеру. — Не подскажете, где комендант?

— Хома, ты совсем грустный. Тебе не нравится клетка? — обеспокоенно спросил Брагинский, пытливо рассматривая грызуна, как будто бы тот мог ему ответить.

— Шеф! — в кабинет без стука ввалился Франциск. Иван вылупился на него, удивляясь, как тому хватило наглости вот так вот к нему зайти.

— Сюда нельзя, — буркнул Брагинский, рассматривая курсанта исподлобья.

— Шеф...

— Комендант, — придирчиво поправил его Иван.

— Комендант, да... Это ваш хомячок? — заинтересованно спросил курсант. Животное увлечённо хрустело кормом.

— Друг попросил присмотреть, — отмахнулся Иван. — Так что у вас?

— У меня небольшая проблема, — мило улыбнулся Франциск.

— Какая? — вздохнув, спросил комендант.

— Я не хочу тут быть.

— В кабинете? — с надеждой спросил Брагинский.

— Нет, в Академии, — покачал головой Франциск.

— Так в чём проблема? Уходите! — Лицо Брагинского вмиг посветлело. — Многие отсюда уходили, такие хорошие ребята, но это было просто не для них, понимаете?

— Понимаю и полностью согласен, — кивнул Франциск, — но капитан Каррьедо...

— Ах да, капитан Каррьедо! — вспомнив, кивнул Иван. — Ты Бонфуа, да?

Комендант полез в свой стол и достал оттуда пачку анкет курсантов. Найдя нужную, он открыл её и узрел собственноручно сделанную пометку.

— Бонфуа... Увы, тебе нельзя уйти.

— По собственному желанию, да, — кивнул Франциск. — Так может...

— Но и выгнать я тебя не могу, — Брагинский развёл руками.

— Что? — Бонфуа не верил своим ушам.

— Я пообещал капитану Каррьедо это. Ты проведёшь здесь все четырнадцать недель занятий!

— Но он... он же сказал... — Франциск был в ужасе. Антонио говорил ему, что его ещё могут исключить! За неуспеваемость, там, или... Какой же!.. Фантазия мгновенно пририсовала к действительности прутья решёток, через которые Бонфуа не может выбраться наружу. — Я в клетке?..

— Все мы в клетке, — Брагинский взял в руки клетку с хомячком и показал Франциску. Тот почувствовал, что сходит с ума.

***

— Сержант Эдельштайн!

Ушедшего после занятий преподавателя окликнул Гилберт, махая ему рукой и приближаясь с другого конца коридора. Родерих, глубоко вздохнув, остановился. Какого...

— Сержант Эдельштайн, вы на уроке говорили про поставленный голос, команды, послушание и всё такое, я, знаете, очень заинтересован, — проникновенным шёпотом сообщил Байльшмидт.

— А если я скомандую уйти и не мозолить мне глаза? — огрызнулся Родерих.

— Я это уже слышал много раз. Каждое воскресенье в "Голубой устрицегей-бар", — насмешливым тоном ответил Гилберт. Глаза сержанта округлились, и он оглянулся, чтобы узнать, не услышал ли их кто.

— Ты нормальный?! — зашипел он, подобно змее, схватив Байльшмидта за грудки. — Кто говорит о таком громко?!

— Я?

— Ты идиот! — завопил Эдельштайн.

— Ау! И кто теперь громкий? — недовольно спросил, кривясь, Гилберт. — Слушай, ты сейчас сам к нам привлекаешь ненужное внимание!

Родерих замер, а потом отскочил от курсанта.

— Какой же ты назойливый! — злобно прошипел Эдельштайн.

— Может, я тебе бы и поверил, но ты продолжаешь там появляться каждое воскресенье, — Байльшмидт развёл руками.

— Ты не думал, что это не связано с тобой? — Родерих закатил глаза, сложив руки на груди.

— Ну, разумеется, там настолько приятная атмосфера, что, несомненно, стоит того, чтобы продолжать третий месяц туда ходить, несмотря на достающего тебя парня, — хмыкнул Гилберт.

— Я стабилен в привычках, — фыркнул Эдельштайн.

— То есть, флирт со мной — это привычка? — уточнил с насмешкой Байльшмидт.

— Да ты! Ты!.. — Родерих сжал кулаки, а его щёки чуть покраснели. — С тобой никто не флиртовал, мудак!

— Можешь прокричать громче, наверное, ещё не вся Академия услышала.

Кипящий от злости Эдельштайн приблизился к Гилберту и ударил его в плечо. Тот поморщился от боли.

— Даже не смей упоминать об этом в стенах Академии, — прошипел сержант.

— Но мне нужна плата за молчание.

Эдельштайн окинул его оценивающим взглядом.

— Адекватная, иначе ты будешь кормить червей в канаве.

— Разумеется, адекватная! — Гилберт замахал руками. — Свидание, вот и всё!

Родерих со стоном приложил ладонь ко лбу. Как будто ему ещё и этого не хватало!