— Так что, мой информатор был полезный?

Варгас с Бонфуа стояли во дворе Академии. Сразу по приезду их отправили на полигон, так что теперь, спустя три часа, они хотели просто отдохнуть, наслаждаясь прохладным летом. В общежитии делать было нечего, а через пятнадцать минут начинались занятия по теории. Более того, со следующей недели их будут выпускать на улицы города.

— Более чем. Я теперь понял, как мне нужно действовать.

Не иначе, как сегодня у Франциска был удачный день. Чёрная машина начальника городской полиции в очередной раз остановилась у здания Полицейской Академии, и Бонфуа подобрался. Интересно, зачем на этот раз приехал Скотт?

Старший Кёркланд, вышедший из машины, презрительно фыркнул, осмотрев курсантов, бродящих по двору, и его взгляд зажёгся лютой ненавистью, стоило ему увидеть Франциска.

— Слушай, друг, я желаю тебе удачи и в принципе не сдохнуть, — пробормотал Ловино, похлопал Франца по плечу и припустил к главному входу. Посидит лучше в кабинете, подождёт... Зато его не четвертуют вместе со впавшим в опалу другом.

— Спасибо за верность и понимание, — пробормотал Бонфуа. Что ж, на самом деле, он не боялся. Что ему сделает Кёркланд? Брагинский обещал продержать его до конца — он продержит. А уж после...

— Ты. Что ты до сих пор здесь делаешь? — рыкнул Скотт, подойдя к нему.

— Учусь, сэр. Даже иногда успешно. Лейтенант Кёркланд искренне пытается от меня избавиться, но обстоятельства сильнее него, — признался Бонфуа и развёл руками.

— Какие, нахуй, обстоятельства? — отчеканил Скотт, тыкая пальцем в грудь Франциска. — В полиции нет и не будет подобных тебе педиков!

— Я бы на вашем месте о таком помалкивал...

— Что?!

— Ваша агрессия ничем не обоснована. Законом не запрещено иметь сексуальные предпочтения, которые отличаются от нынешнего понятия нормы в обществе, — мягко улыбнулся Франциск. — Поэтому, если вы не прекратите нападки, мне не останется подумать ничего, кроме того, что вы имеете ко мне какой-то личный, — он ухмыльнулся, особо выделив это слово, — интерес. Неизвестного толка.

Кёркланд чуть не поперхнулся воздухом от возмущения. Да как этот сопляк посмел?

— У меня один интерес — чтобы твоего духу тут больше не было! — рявкнул взъярившийся мужчина.

— Правда? А почему? Насколько я помню, в ряды полицейских теперь берут всех желающих. Я желаю.

Ясно-голубые глаза, цветом напоминающие волны спокойного, чистого моря, лазурь, невесомую и лёгкую, зажглись яркими искрами. Внутри Скотта бурлила ярость, которую эти искры только разогревали. Смеётся? Издевается? Веселится?

— Ты и дня не протянешь на улицах города в качестве офицера полиции. Феегею (амер. жаргон) нечего там делать.

— Ну, это уж точно не вам решать. Хорошего дня, — дружелюбно улыбнулся Бонфуа и быстро ушёл.

Скотт не мог это так оставить.

***

— Отчисли этого ебаного придурка с педиковатыми замашками!

Старший Кёркланд ворвался в кабинет коменданта, когда Иван с Артуром обсуждали проведение практики, которая начиналась на следующей неделе. Учитывая снижение порога входа в этот раз и то, что некоторые умудрились выдержать эти адские два месяца, стоило сделать поправки, чтобы не получить в итоге неработоспособный район города, парализованный неумелыми практикантами. В конце концов от этого зависела и репутация Академии Брагинского.

Комендант устало вздохнул и потёр лоб ладонью.

— Скотт, потише, пожалуйста, ты испугаешь Хому.

— Какого...

— Хомяка, Скотт, — разъяснил Артур. — В кабинете хомяк. Будешь орать — на твоей совести останется смерть несчастного животного. Я думаю, тебе и так есть, что замаливать в церкви.

Почему-то это замечание сильно задело старшего Кёркланда. Он глубоко вздохнул, смотря на младшего брата с какой-то неясной ему обидой. Что он такого сказал? Это задумывалось, как шутка, не более.

— Педик с напомаженными губами, — прошипел Скотт. — Его тут быть уже к вечеру не должно!

— С каких пор ты смотришь на мужские губы? — с весельем заметил Брагинский, а Артур тихо хрюкнул от смеха. Не лучший вопрос, чтобы его задавать злобному, как сто чертей, брату.

— Я не смотрю ни на чьи губы, — выплюнул Кёркланд. — Отчисли его немедленно!

Иван вздохнул.

— Интересно, за что?

— Мне плевать!

— Так дело не пойдёт, — Брагинский внезапно разозлился. В его голосе сквозил нерушимый лёд, твёрдый отказ, непринятие, категоричное и решительное. — Я не буду.

— Это ещё почему?

Скотт уже начал остывать. Доводить Ивана до такого состояния определённо было ошибкой, этот парень был опасен в молодости, когда они только познакомились, и с годами чувство угрозы, которую он излучал, на самом деле, всегда, но в такие моменты — особенно сильно, только росло. Он очень не хотел снова встречаться с этой стороной Брагинского.

— Потому что для отчисления должны быть причины, Скотт. Серьёзные нарушения или ужасная успеваемость. Такого у курсанта моего Академии нет. То, чего требуешь ты — беззаконие. Такого в моей Академии не будет, ясно?

Старшему Кёркланду пришлось кивнуть, признавая поражение. Хорошо-хорошо... Никто не обещал, что Франциску будет легко работать. Что он будет работать вообще. В этом случае можно будет найти кого-то менее принципиального...

— И раз уж ты заговорил об этом, после окончания обучения я отправлю офицера Бонфуа в отдел своего младшего брата. Он как раз жаловался, что не хватает людей.

Блять!

Оставалось только скрипеть зубами. Вся семейка Брагинских чокнутая, начиная от старшей сестры, Ольги, и заканчивая младшим братом, Николаем. И Николай был ни капли более уступчивым, нежели Иван. Напротив, последний в сравнении с младшеньким был просто душкой, ласковым и послушным щеночком.

— Я всё равно его достану. Такие, как он, не должны...

— Раз уж зашла речь об этом, — неожиданно вступил в разговор молчавший до этого Артур.

— Тебе ещё чего надо? — вяло спросил Скотт. Он чувствовал себя окружённым.

— Законы изменчивы, Скотт. Нормы того, что общество приемлет, а что нет, тоже, — медленно проговорил Артур, твёрдо глядя в глаза старшего брата. — Если однажды появится закон, запрещающий геям работать в полиции, тогда ты и займёшься Бонфуа. А до того не лезь. Это мой студент, убери свои руки.

— Меня настораживает твоя лояльность к подобным отбросам, — Скотт сложил руки на груди.

— Может, если ты решишь пообщаться с ними поближе, отказавшись от предрассудков, поймёшь, что не все из них так плохи, как ты себе думаешь.

Артур всё ещё оставался решительным и твёрдым. Скотт на этот раз ушёл ни с чем.

Когда старший брат вышел из кабинета, младший немного сдулся. Ему было очень страшно противостоять Скотту, но...

— Ты справился, — улыбнулся, повернувшись к нему, Брагинский. Он мгновенно отошёл от вспышки гнева, которую спровоцировал Скотт своей просьбой, и теперь искренне восхищался смелостью Артура.

— Да-а-а, справился, — вздохнул тот. Ему всё ещё было немного не по себе. Неужели всё не так страшно, как он себе представлял? Даже за такие слова, он думал, Скотт его задушит. Впрочем, эта схватка ещё далеко не окончена.

— Всё будет хорошо, — заверил Артура Иван и обнял. Хотелось бы верить...

***

Вот только Кёркланд никогда не доверял судьбе. Эта вертихвостка — ненадёжная любительница интриговать, хитрить и запутывать. Всё, что Артур имел в этой жизни, он получил сам, выгрыз из её скользких ручек и отдавать обратно не собирался. И точил зубы, чтобы отгрызать ещё и ещё. Он жадный, упрямый соперник.

Ситуация со Скоттом вылилась во что-то более осмысленное. Оставлять в этот раз всё без своего контроля Артур не собирался. Он снова будет делать всё сам. И заручится помощью верного друга, конечно же.

Начиналась практика в реальных условиях: сотрудничество с работающими полицейскими, на патрульных машинах, в отделениях и на улицах города. И, раз уж инструкторам было положено сопровождать своих курсантов, Кёркланд быстро увёл Франциска под белы рученьки к своей машине и запихнул на соседнее с водительским сидение.

— А можно не с вами? — несчастный Бонфуа чуть не плакал. Честное слово, от этого гадкого и мерзкого, по его мнению, человека он устал не меньше, чем тот от него.

— Можно только заткнуться и слушать меня, — огрызнулся лейтенант, усаживаясь на за руль. — Думаешь, я от большой любви к твоей персоне это делаю? Держи карман шире!

— Надо мной жизнь ещё поиздевается, карма существует, я вас уверяю, — начал лопотать Франциск, но автомобиль уже резко сорвался с места.

— Я очень надеюсь, что жизнь тебе вернёт то, что ты заслужил, но дело серьёзное, пугало ты огородное, — услышав такое, Бонфуа с обидой замолчал. Вообще-то, он очень красив! Какое пугало?! Этот придурок видел настоящие пугала?! Явно нет, а словами бросается, как опытный фермер! — Не знаю, чем ты так вывел моего братца, но явно постарался, раз он полез к Брагинскому напрямую с требованием тебя исключить, — Артур кинул на Бонфуа очень внимательный взгляд. Тот, сволочь, признаваться ни в чём не собирался, но это уже и не требовалось. — Брагинский послал его нахуй, а я ответил, что моих курсантов он по своему хотению может исключать разве что в мечтах. Но проблема в том, что даже если мы сейчас отбились, то потом он может легко сломать тебе карьеру. Иван уже наполовину решил вопрос — ты будешь работать в отделе его младшего брата. Он голову отгрызёт любому, кто попытается на него надавить или воздействовать каким-либо иным образом. Это гарантирует тебе сохранность должности, но вот тут у нас и появляется вышеозначенная проблема.

— Это ещё какая?

— Ты, дебила кусок, учился довольно посредственно. Не настолько плохо, чтобы тебя исключать, иногда даже старался, но этого всё ещё недостаточно. Более того, когда начнёшь работать, времени на раскачку у тебя не будет, даже не надейся. За оставшиеся четыре недели мы добьём теорию и практику. На выходе будет идеальный офицер Бонфуа. Ты понял меня? — Артур покосился на Франциска с явной угрозой во взгляде. Пусть только попробует что-то вякнуть о своём несогласии...

— Понял, — испуганно закивал тот. Что ж. Либо из этого дерьма у него выйдет идеальный полицейский, либо он не Кёркланд!