Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого, что лес — моя колыбель, и могила и крест.

Оттого, что я на земле стою лишь одной ногой,

Оттого, что я о тебе спою, как никто другой.

Это началось ещё при его отце. Поступали доклады о смертях вампиров, но никто не придавал этому значения. Когда перспективная вампирица Раи Верзет поступила к жрецам с оторванной нижней челюстью, Кедзин поблагодарил её за верную службу и сослал отдыхать в Вуаль. «Ты заслужила это», — заверил он её. На требования провести расследования и наказать того, кто свершил это, старый Господин только отмахивался и смеялся. Ну кто в здравом уме будет нападать на них в мире смертных?

Смерти не прекращались, и Гилберт был обязан взять дело в свои руки. Едва получив титул Повелителя чернокнижников, он немедленно отправил шпионов разузнать, что происходит. Тош не подвёл его и донёс об одном единственном убийце, третирующем кровопийц.

— Он нацелено выслеживает их. Не совсем уверен, как он это делает, но почти никто из наших не провёл в мире больше двух суток до своей смерти. За редким исключением, но тут, думаю, дело в том, что его собственное логово находится слишком далеко от обжитых мест и проторенных дорог, — докладывал Накамура. Хвостатый был задумчив. — Мне удалось проследить за ним до одного из городов. Там он встречался с другими людьми, однако я не уверен, что их можно таковыми назвать.

— Изгнанники? — Найтгест внимательно слушал шпиона, попутно бегло читая письменный доклад. Свиток был исписан вдоль и поперёк — к сожалению, Тош любил заниматься бумагомарательством и иногда делал лирические отступления прямо в своих донесениях.

— Не сказал бы. У них какая-то другая суть. Думаю, какой-нибудь жрец мог бы лучше меня разобраться в их происхождении. Но из разговоров я услышал, что они называют себя… богами.

— Богами? Что за чушь? — сердитый взгляд вперился в зооморфа. — Ты что, хотел убедиться, что я тебя слушаю?

— Это, конечно, было бы просто восхитительно, но сейчас я не шучу, Гил. Среди них есть такой… высокомерный парень, смуглый, красноглазый. Он сказал: «Богу не пристало так печься о смертных, Арти».

— Арти… — будто пробуя слово на вкус, произнёс Найтгест. Морщинка между бровей не разглаживалась. — Хм. Не тёзка ли он нашему сиятельному Господину судеб?

— Я тоже об этом подумал. К тому же, уверен, когда ты его увидишь, сам всё поймёшь.

— И когда же я его увижу?

— Мы работаем над этим. Он очень осторожный тип. Я бы сказал, что параноик. Охотник, сам понимаешь. Подвох за версту чует, слух, как у кота, зрение — с двухсот шагов белке в глаз попадёт стрелой, нюх тоже что надо. Сам ходит тихо, по-звериному. Мне и то было ой как непросто идти за ним по пятам. В лесу и вовсе невозможно. Хочу попросить у тебя Зауэра на эту миссию.

— Считаешь, он сможет быть тихим и незаметным? — с нескрываемым сарказмом в голосе уточнил Гилберт.

— Нет, но в лесу, где окопался этот псих, много волков. Ещё один не бросится в глаза.

— Валяй. В замке тише будет, — отмахнулся Гилберт. Оба не скрывали улыбок. Работа работой, а подшутить друг над другом или же общими друзьями всегда было приятно.

***

Против ожиданий, тащить Зауэра в зверином облике в лес к Охотнику оказалось ещё более паршивой идеей, чем могло показаться в начале. Зооморф не только оказался подстрелен в бедро, но и едва не лишился головы, когда получил ментальный приказ. Он почти обезумел и готов был броситься на своих боевых товарищей. Если бы не оперативная работа шпионов, раскрывших портал и утащивших туда озверевшего Зауэра, быть им разодранным на клочки.

Отправлять к Охотнику ещё одних вампиров побоялись — слишком уж резво он с ними разделывался. Пока Тош и шпионы-люди продолжали собирать информацию о нём, Гилберт лично отправился в Вуаль в компании своего брата. Нужна была деликатная работа, и Повелитель не хотел повредить разум и без того несчастной вампирицы. Пассиса немного нервничал и всю дорогу тренировался, чем забавлял старшего, но тот и не думал смеяться вслух — тихоня бы непременно засмущался и стал ошибаться. А им позарез была нужна информация от Верзет.

Раи взяли под своё крыло Эйвери. Виконт сказал, что девушка она толковая, хваткая и помогает ему с бумажной работой, которой у него, благодаря банку, всегда было позарез. Общались они исключительно мысленно и письменно. Несмотря на то, что жрецы, кузнецы и ювелиры поработали на славу, сделав подобие протеза нижней челюсти, отчего-то Раи так и не смогла восстановиться после столкновения с Охотником.

— Раи, с тобой желает говорить Повелитель Найтгест, — позвал Октай девушку от дверей. Вампирица отвлеклась от документов и с недоверием и сомнением глянула на стоящих в проёме гостей. Вопросительно поднялась бровь. — Насчёт… — он показал на свою нижнюю челюсть.

— Я лишь наблюдаю, — поправил Эйвери Гилберт и мягко толкнул вперёд брата. — Пассиса могущественный псионик, и я хочу, чтобы вы поведали ему всё до мельчайших деталей.

«Вы найдёте его? Поймаете?» — услышал он вопрос Верзет и уверенно кивнул. Младший Найтгест подошёл к Раи и сел с ней рядом. С виду ничего особенно не происходило, они молча сидели друг напротив друга, и Гилберт с Октаем не вмешивались в их псионическое общение.

— Сколько ему лет? — обратился Эйвери к Повелителю, не сводя взгляда с Пассисы.

— Больше ста, но мы здесь не для того, — ухмыльнулся тот. Октай даже бровью не повёл и кивнул.

— А зря, — просто отозвался хозяин дома.

Несмотря на то, что предложение Эйвери было более чем лестно, Гилберт не считал, что имеет право просто «отдать» брата кому-то даже будучи при этом его единственным живым законным родственником. На его взгляд Ис был достаточно умён, чтобы решать такие вещи для себя самостоятельно. Но вот направить его в нужную сторону…

Пассиса поднялся с места и молча кивнул Гилберту, предлагая открыть своё сознание самостоятельно. Образы замелькали в голове Найтгеста, передавая ему то, что когда-то увидела и сказала Раи. Беловолосый убийца с янтарными глазами действительно причислил себя к богам, держался холодно и резко, в чём-то высокомерно. Но кое-что всё же зацепило сознание Повелителя, и это «кое-что» было вовсе не размышлениями Охотника о том, чтобы сместить главу чернокнижников. Почему-то бог стремился уйти из своего мира.

Братья обменялись крайне задумчивыми взглядами. Тишина в рабочем кабинете Верзет становилась всё глубже и гуще. Ни Эйвери, ни его помощница не спешили прерывать чернокнижников, но всё же Гилберт прервал молчание и повернулся к девушке:

— Ваша помощь неоценима. Если я могу как-то…

«Заставьте его пожалеть о содеянном, — глаза Раи гневно засверкали. Она стиснула кулаки в бессильной злобе. Она всем сердцем ненавидела Охотника и то, что он сделал с ней и её близкими. — Вы можете попробовать найти мою сестру, Лиилу. Она ушла из фракции после того поражения и, кажется, пропадает в притонах. Я не видела её много лет».

— Она тоже сталкивалась с этим «богом»? — приподнял бровь Гилберт. Документы, оставшиеся от отца, были так хаотичны, что до сих пор в них было не разобраться, и только Акио мог объяснить, что же Кедзин имел в виду. В последние годы своего правления он почти ни с кем не делился тем, что он делает, перестал даже пускать гонцов в свой кабинет. — Мне думалось, что она сошла с ума.

Будь мышцы Раи в порядке, она бы горько улыбнулась, но вместо этого продолжала прямо смотреть в глаза Господину. Она ненавидела его отца, как, впрочем, и многие другие, и надежда на то, что отпрыск безумца исправит ситуации в фракции, угасла, но сейчас начинала греть с новой силой.

— Благодарю вас, госпожа Верзет, господин Эйвери, — вместо брата произнёс Пассиса, слегка поклонившись обоим. Пристальный взгляд виконта смущал его до ужаса, и ему хотелось как можно скорее убраться из поместья. — Мы наведём справки.

Они опоздали. Те, кто знал Лиилу, поведали, что несколько лет назад она упилась и ввязалась в драку с оборотнем. Олаф пожал плечами и бросил только, что вампирица любила стращать собутыльников россказнями о боге-охотнике. Да вот только в её историях беловолосый представал то отвратительным змееподобным чудовищем, то демоном, то вампиром, то просто сильным заклинателем. «Ты что, хочешь с меня денег стрясти, а? Да ты хоть знаешь, через что я прошла?! Ха, молись, чтобы я не использовала то, чему научилась у бога-охотника! — любила кричать Лиила, когда алкоголь окончательно затмевал её пошатнувшийся от ритуала разум. — Именем божественным заклинаю тебя, яви свою суть. Будь ты зверь, человек, нечисть иль бог, я приказываю тебе открыться мне. Подчиняйся!» Естественно, это ни разу так и не сработало. Другие забулдыги в шутку звали её великой заклинательницей и крутили пальцами у висков. Но один из них за серебрушку всё же подтвердил, что женщина называла его Артемисом.

Разговор с Господином жрецов ничего не дал — тот не только не слышал об этом боге, но ещё и предположил, что это дурная шутка от какого-то изгнанника. Однако жрец взялся помочь с поисками и даже преуспел.

— То, что они обитают в Сотминре, вы уже знаете. Этот «Артемис» является частью некоего Альянса. Не удивлюсь, если это ответвление Легиона, но я пока что не смог найти между ними никакой связи. Самый главный у них — некто Чернобог. Зовёт себя… — Артемис опустил взгляд на свои заметки и поморщился, как от зубной боли. — Ярослав Михайлович. Ну и тарабарщина! Я готов открыть тебе туда портал. Вот только… что ты собрался делать?

— Он убил моих людей и заплатит за это сполна, — с прохладной улыбкой ответил Гилберт. Отвечать учителю подробнее он счёл лишним — ему будет достаточно и этой информации. А больше… потом узнает. — Если этот «Чернобог» умён, то он поймёт, что обязан выдать мне этого убийцу. Если же нет… что же, я буду вынужден более чётко донести свою позицию.

***

Тишину камеры нарушил звон цепей и звериное рычание. Едва только придя в себя, Артемис забился в кандалах, пытаясь высвободиться. Он почти не доставал ногами до пола, а затёкшие руки не слушались. Дышать получалось через раз — поломанные рёбра отзывались болью на каждый даже маленький вдох, а подвешенное состояние обостряло все ощущения до предела. Белая кожа на рёбрах и груди почернела от кровоподтёков, а укус на шее заживал плохо — вампир счёл допустимым пока что не залечивать эту рану и дать богу почувствовать себя слабым. Злобный взгляд почти сразу упёрся в сидящего на стуле Гилберта. Найтгест расположился с удобством и уже некоторое время дожидался, когда ценный пленник придёт в себя.

— Ну что ж… с чего бы начать, — скорее шутливо произнёс чернокнижник, окидывая избитое и закованное тело взглядом. — Я наслышан о тебе, Охотник. Донимать нас с самого правления моего отца — это немалый срок для злости. Или мании? Многие наши подданные погибли за эти годы. — Артемис поджал губы. Он молчал и лишь сверлил взглядом вампира. — Будем играть в молчанку? Изволь. Мой век будет длиться и длиться, а что станет с тобой здесь, где о тебе никто не знает?

Вендиго с лёгким непониманием посмотрел в ответ. Брови чуть дрогнули. Он принялся прислушиваться к собственным ощущениям, и холодный ужас стал подниматься от лодыжек к запястьям, обвивая грудь и шею. Множество мурашек немедленно пронеслось по его телу, заставив вздрогнуть. Гилберт с искренним любопытством наблюдал за тем, как поднялся и опустился кадык Охотника.

— О том, что ты ощущаешь, мы побеседуем позже. А пока мне вот, что любопытно. Помнишь ли ты женщину, которую ты искалечил? — Гилберт не увидел в лице бога ни узнавания, ни понимания, о чём идёт речь. — Не стоило и надеяться. Однако ты хотел заключить с ней сделку, чтобы попасть в мои владения. Для чего?

— Какая уж теперь разница? — голос Вендиго звучал одновременно язвительно и безразлично. Он был спокоен, но в то же время интонация выдавала насмешку. Артемис был полностью уверен в том, что кровопийце лишь повезло захватить его, а вскоре явится Альянс и вызволит своего из цепей. — Надеюсь, ты хорошо спрятался, упырь. Боги будут искать меня и не успокоятся, пока не вызволят.

— Я бы с большим удовольствием понаблюдал за тем, как они пытаются попасть в этот мир. Если бы хоть кто-то из вас был способен на это, вы бы не сидели в этом вонючем болоте, именуемом вашим домом. — Найтгест чувствовал некоторое ликование, заметив злость в янтарных глазах и то, как напряглись мышцы его шеи. Охотник бы непременно вцепился ему в глотку, если бы не был прикован, но мог только скрежетать зубами и сверлить мужчину взглядом. — Так ты мне ответишь по своей воле?

Лицо Артемиса оставалось непроницаемым, не дрогнул ни один мускул, и он не спешил откровенничать с чужаком, который не просто смел допрашивать его, но ещё и решил, что имеет право держать его в кандалах! Гилберт пожал плечами и поднялся со своего места.

— Вот и узнаем, как долго боги могут обходиться без еды и воды, — почти весело произнёс он, подходя к двери. Он постучал по ней костяшками пальцев, и с той стороны подняли засов. В проёме виднелись две хмурые рожи, и они смотрели на пленника без какого бы то ни было чувства, кроме недовольства. — Когда я загляну к тебе снова, мы пообщаемся поближе. Ну а пока, следите за ним. Чтоб ни одной искорки откуда не надо, поняли меня? Он может быть сильным псиоником, поэтому блоки не снимать. И всех мохнатых гнать отсюда куда подальше.

— Так точно, — стройно отозвались мрачные стражи и стали закрывать дверь.

Артемис поджал губы. Его переполняли противоречивые чувства. Он определённо был в ярости, но странный металл кандалов будто бы вытягивал из него силы и не давал воззвать к другим богам. Помимо прочего, всё вокруг ощущалось абсолютно иным. Даже воздух этих подземелий казался ему слаще, чем в любом лесу дома. Казалось, что что-то обнимает Вендиго за плечи и успокаивает, а сам он почти слышал странную пульсацию, проходящую по стенам.

— Стой! — окликнул он отворачивающегося вампира. Гилберт слегка повернул к нему голову. — Я скажу.

— Ну что ты, — улыбнулся ему Найтгест, — ты же знаешь, сначала пытки, потом беседы.

— Ты! — только и успел зло выдохнуть Вендиго перед тем, как дверь захлопнулась, а стражники опустили засов.

***

Ливень действовал усыпляюще. Шелестел за стенами замка, легонько стучал по стеклу, и эти звуки насылали дремоту. Гроза не прекращалась с самой ночи, и тяжёлые тучи висели над замком. Окно открылось, и сильный ветер наполнил комнату горной свежестью, запахом мокрой земли и лёгкой моросью. Гилберт чутко открыл глаза и поднял голову. В сумерках силуэт Охотника рядом с окном вырисовывался безумно чётко. Опёршись прямыми руками на подоконник, он смотрел перед собой. Изумрудный шёлк донельзя шёл ему, хотя и делал белую кожу ещё белее, янтарные глаза — животными, хищными, а двимеритовые браслеты на запястьях и щиколотках — чернее. Он выглядел не то настороженным, не то злым, не то готовился выпрыгнуть из окна, как год тому назад. Скинув с себя тонкое одеяло, вампир подошёл к Артемису и погладил костяшками пальцев по плечу. В ответ он получил тяжёлый прямой взгляд.

— В чём дело? — только и спросил Найтгест, проигнорировав эту жёсткость. — Ты выглядишь… — он попытался подобрать слово, рассматривая острые черты лица мужчины. — Не то печальным, не то злым.

— Я рад, — Вендиго слегка приподнял брови в удивлении и снова отвернулся к окну. — Такой хороший ливень. Чувствуешь этот запах? Это кедр. У него кора и листья пахнут совершенно по-особенному. Будет много ростков этой весной. Если соберу шишек, можно будет достать орехи и…

Найтгест почти не слушал, что говорит Артемис, присматриваясь к его лицу и тому, как он это делает. Голос у него оставался ровным, лишь глаза блестели чуть иначе. Взгляд то и дело метался по грозовому небу, обращался к молниям, к виднеющимся внизу кронам деревьев. Больше всего он сейчас походил на любопытного лиса, вставшего лапами на окно и заинтересованно водящего мордочкой из стороны в сторону.

— Ты же умеешь улыбаться, отчего такое лицо? — Артемис снова повернул голову к Гилберту и неуверенно приподнял уголок губ в кривоватой улыбке. Теперь он выглядел действительно напряжённым и растерянным. Найтгест хмыкнул и покачал головой. — Складывается впечатление, что ты почти всегда думаешь, как бы меня убить.

— Так и есть, — тут уже ухмылка, оскал стал явным, и злой блеск появился в глазах бога. Он резко развернулся, готовый тут же броситься в драку. — Я уже слышал о вашем обычае, что тот, кто победит Повелителя, сам становится Повелителем.

— И что, хочешь занять моё место? — насмешливо вскинул бровь Гилберт. Он совершенно не боялся этого дикого зверя. — Готов делать ставку, что люди тебя поднимут на вилы уже спустя год или два, поскольку такой бестолковый Господин им точно не нужен. Напомнить, чем закончилась наша последняя стычка?

Огонь азарта оживил мимику Артемиса, он слегка склонился, присогнул ноги, готовый броситься на вампира, но тот моментально среагировал и схватил его за кисти, разворачивая к себе спиной. Пальцы стиснули белоснежные волосы, потянули назад, заставляя запрокинуть голову и открыть для укуса покрытую шрамами шею. Вендиго дёрнулся, зарычал, но тут же примолк, как только Гилберт укусил его, насыщаясь божественной кровью. Она утоляла жажду в разы лучше людской, звериной или крови иных рас, но помимо прочего заметно увеличивала могущество чернокнижника. Таким нехитрым образом он уже успел удивить Господина элементалистов, когда на прошедшей Неделе зимы они устроили дуэль, и от смерти Тариса спасли только подданные и жрец, бросившийся прекращать дуэль.

После этих коротких пиршеств Найтгест чувствовал в себе силы перевернуть мир с ног на голову, пустить время вспять, если только возникнет такая необходимость, и острое желание, граничащее со звериной похотью. К тому же, словно бы неохотное сопротивление, которое оказывал Артемис в этих случаях, ещё больше распаляло. Почему-то бог был не слишком свиреп, когда отбивался от него, не спешил откатываться прочь в постели, иногда даже изучая долгим взглядом, лёжа у него на плече.

— Ты знаешь, кто я? — как-то спросил он у него то ли на третьем, то ли на четвёртом месяце своего «плена». Они тогда только-только закончили заниматься сексом, и Вендиго смотрел на него со своим обычным нечитаемым лицом.

— Да вот узнаю, — в шутку отозвался Гилберт. Он слегка утомился и играть в божественные шарады ему не хотелось. — А что?

— Я же Артемис. — Это прозвучало до того комично, что вампир рассмеялся. Вендиго не улыбался и, похоже, теперь сердился.

— Ну это я, положим, запомнил.

— Ты не понимаешь. Артемис. Я бог охоты…

— А я Гилберт Найтгест, и я тебя только что поимел, — не переставал веселиться вампир. Вендиго нахмурился, почти насупился и сжал губы и кулаки. Такой его вид крайне забавлял Гилберта и очень ему нравился. — И что с того, что ты бог охоты?

— Кто-то дал мне прозвище «бог-девственник».

— А оно соответствовало действительности?

— Да.

Гилберт снова засмеялся и покачал головой. Артемис даже улыбнулся в ответ, но вышло у него неправдоподобно, несколько вымученно. И всё равно Вендиго не подавал явных признаков протеста, если не считать тех случаев, когда он ни с того, ни с сего набрасывался на рядового чернокнижника, убивая его на месте или же нарочно, прямо на глазах у Найтгеста, проворачивая что-то такое с одним из его подчинённых, как если бы ему была интересна реакция Повелителя. На самом деле он взаправду веселился, когда видел ярость Гилберта, она казалась ему очень занимательной, особенно когда мужчина начинал низко ворчать, почти рычать. В такие моменты, приложив ладонь к его груди, можно было почувствовать, как по костям и лёгким проходит вибрация. А ещё и то, что порой Охотник смотрел на чернокнижников крайне голодным взглядом, местами сильно удивляло Господина.

— Нет, ты не будешь есть моих людей, — каждый раз спокойно, но твёрдо говорил он Вендиго, когда тот провожал очередного новобранца пристальным взглядом. — На землях элементалистов — хоть всех слопай. Эти мне нужны.

— Но тогда тебе придётся выпустить меня из замка, — разумно подмечал тот и обнажал зубы в жутковатой улыбке.

Один раз Гилберт стал счастливым свидетелем того, как Вендиго перекусывает бедренную кость оборотня. Тогда разгорелась нешуточная словесная баталия на собрании, и что-то сильно не устроило одного из зооморфов. Он подорвался на ноги и имел глупость сделать размашистый жест рукой, слишком похожий на замах для удара. Сидевший рядом Артемис отреагировал моментально и сделал быстрый удар по почкам. Не успел никто ничего сказать, как бог повалил чернокнижника на пол. Его рот стал раздаваться вширь, точно самая настоящая звериная пасть. Один стремительный рывок, и его мощные челюсти стискивают бедро оборотня, а через секунду раздаётся чудовищный треск и вой.

— Немедленно отпусти его! — рявкнул пришедший в себя Гилберт. Ему пришлось подскочить к Охотнику и схватить его за шею, чтобы заставить разжать зубы. Ещё бы несколько секунд и усилий, и он бы отхватил от бедра приличных размеров кусок мяса. Кровь толчками стала выливаться из раны. — Ты… дьявол. Сядь!

Артемис глянул в ответ так, что все, кто был рядом, мигом напряглись, готовые рвануться вперёд и оттащить божество от своего Господина. Однако Вендиго молча вернулся в кресло рядом с господским, забрался в него с ногами и вперил неподвижный взгляд перед собой. Пару раз он проводил языком по губам, собирая кровь и явно наслаждаясь её вкусом. Укушенного унесли, а собрание прервали. Пусть Гилберт и был в бешенстве, пусть Артемис в полной мере получил своё наказание, но ясно было одно: дикого зверя долго не удержать взаперти.

***

Лето было в полном разгаре, и спать было просто невозможно: от невыносимой жары простыни и наволочки липли к телу, хотелось срезать все волосы, а открытые окна не спасали. Уже которая ночь прошла без сна, шея болела от укусов, а тело ныло от прошедших спаррингов. Стоило солнцу показаться на горизонте, как Артемис тут же уходил в купальни и сидел в холодной воде, огрызаясь даже на намёки на прикосновения. Будь воля Гилберта, он бы сидел по соседству и пил ледяное вино, но его ждали дела, откладывать которые было просто невозможно.

Однако от работы его отвлёк не самый приятный гость — Господин жрецов заявился в кабинет без предупреждения и без стука. Успев достаточно хорошо узнать учителя, Найтгест понимал, что он принёс какую-то новость. И, возможно, даже пророчество! «Этого только не хватало, — устало подумал Гилберт, откладывая свитки. — Неужели до осени нельзя было подождать… хотя нет, на осень и зиму у меня другие планы». Он даже слегка улыбнулся, подумав о Вендиго, который сейчас наверняка вытянулся в полный рост в ледяной ванне и даже не думает вылезать оттуда.

— У меня для тебя неприятные известия, Гилберт.

— У тебя иных и не бывает, — буркнул чернокнижник. Волосы его были подобраны в высокий хвост-петличку, чтобы кончики не падали на шею и не раздражали кровопийцу. Рубашка была расстёгнута.

— Помнишь Альянс?

— Кого? Ах, эти убожества. Помню.

— Они собираются вернуть Артемиса.

Гилберт весь подобрался. Сонная одурь мигом спала с него, взгляд стал ясным и злым. Не то что бы он верил в успех этой самоубийственной миссии, внезапно затеянной спустя три года после их стычки в Сотминре, но даже сам факт того, что они собираются посягнуть на ЕГО Артемиса, бесил Найтгеста. Волна дрожи ненависти прошлась по его телу и заставила стиснуть челюсти. Серый принц и бровью не повёл, даже подождал немного, давая ученику разозлиться в достаточной мере.

— Мне было видение, что они поедут завтра через главный торговый тракт к Чёрному замку. Они настроены более чем серьёзно, — продолжал вещать жрец, будто бы не заметив ни сияния аметистовых глаз, ни морщинки между бровей, ни стиснутых зубов. — Я бы на твоём месте оставил Артемиса в замке, а сам…

— Спасибо за сведения. Дальше я сам, — обрубил его речь Найтгест. Доверять Серому принцу было себе дороже, и его дед уже поплатился за такую глупость. Становиться вторым Найтгестом, убитым Артемисом, он не собирался. Даже если и богом. Резкость совершенно не пришлась по вкусу Акио, и он сильнее расправил плечи, тонкие крылья носа раздулись. — Будь в замке. Я пойду готовиться.

Вампир лукавил. Он воспользовался предлогом, чтобы сбросить дела на чужую голову и уйти к любовнику. К тому же, Повелитель жрецов очень даже неплохо разбирался в делах чернокнижников. Как Гилберт и предполагал, Вендиго лежал в холодной воде. Вампир присел на край купальни, внимательно разглядывая белое тело в следах от его пальцев, синяках от спаррингов с оборотнями, шрамах. Спокойное лицо дышало умиротворением, в нём не было ни капли напряжения, но зато хватало усталости. Спал Артемис очень плохо и заработал себе глубокие тени под глазами, лицо у него исхудало.

«Что ты сделаешь, если узнаешь, что твои друзья идут за тобой? Решишься ли ты вернуться с ними или остаться? Нет, я не отдам тебя им, — размышлял он, пока не спеша раздеваться или заговаривать с Охотником. Знал, что его уже заметили, просто не реагируют, пока не веет опасностью. Янтарные глаза даже пару раз раскрылись, но тут же и закрылись. Лис чутко следил за обстановкой. — А ты и не знаешь, что тебя ждёт завтра. Пусть это будет проверкой».

***

— Так куда мы всё-таки едем? — аккуратно в сотый раз попытался выяснить Пассиса у Гилберта, пока они шли к ожидающей их карете. Он видел, что небольшой отряд чернокнижников уже оседлал своих лошадей, но держится на расстоянии, как бы невзначай.

— Скажем так, это небольшой сюрприз Артемису, — вновь увильнул от прямого ответа старший брат и улыбнулся на удивлённый взгляд Вендиго. Протянув руку, Господин коснулся измождённого лица. — Я немного задержусь и догоню вас верхом. Попытайся поспать в пути.

— Поспишь тут, — ворчливо заметил Охотник, вслед за Пассисой забираясь в карету и недовольно хмурясь. — Может я хочу остаться?

— Я очень на это надеюсь, — многозначительно хмыкнул Гилберт, закрывая дверь экипажа.

Вампир держался поодаль от кареты, не давая Вазиалису пуститься галопом, и прислушивался к лесу, стараясь не пропустить засаду. Однако гости обнаружили себя сами громким взрывом. От места перевёрнутого экипажа потянуло конской и людской кровью. Спешившись за поворотом, Гилберт отдал приказ сопровождающему его Зауэру и его людям ожидать дальнейших указаний и передал им своего коня. Неспешно приближаясь к месту стычки, Гилберт видел, как легко вырубили его младшего брата, по ошибке приняв за него, видел, как вытащили Артемиса. Вокруг кареты царила настоящая суматоха, а Охотник выглядел очень уж потерянным. Впервые за несколько лет Найтгест видел у него такое обречённое лицо. Но когда один из прибывших, тот самый «меткий» стрелок, выстрелил в обездвиженного Пассису, понял — дальше наблюдать нельзя.

Дозорный напавших, больше похожий на громадного гнолла, отвлёкся, очевидно сочтя, что всё завершилось, и Гилберт нанёс ему молниеносный удар, зажав рот и вспоров горло, и заодно свернув шею. Без какого бы то ни было труда он с размаха насадил истекающее кровью тело на острый обломок ветки так, что она вышла из груди. В полутенях густых сумерек Найтгест был почти незаметен, когда появился на фоне распростертого тела дозорного.

— Арти, тебе стоит брать пример с твоих друзей. Я их избил, и они снова ко мне вернулись, а ты всё пытался убежать, — с явной издёвкой в голосе бросил Гилберт, надвигаясь на них и уже выбирая следующую жертву, но всё равно внимательно следя за тем, что и как делает Артемис.

Между ними возник мелкий надоедливый божок-псионик, который тем сильнее раздражал Гилберта, чем дольше мельтешил у него перед глазами. Но всё же первая порция мощи чернокнижника обрушилась на Чернобога. Наблюдая за всем этим цирком со стороны, Вендиго думал только одно: «Почему не прислушались?» Он ведь велел им уходить. Говорил же. У них был шанс спастись и прожить ещё несколько веков, а то и тысячу лет. Но теперь он вынужден смотреть, как Гилберт снова и снова калечит их у него на глазах. Назвать их друзьями отчего-то не поворачивался язык, да и не могло у дикого бога быть друзей. Но всё равно сердце сжалось в груди в крохотный комочек и принялось биться с новой силой. Решимость отразилась на его лице.

Он злился на себя, что тогда не так выстрелил, а после ни разу не смог справиться, на Альянс за то, что за три года они так и не явились и вряд ли когда-нибудь придут на помощь, и на вампира, не только сумевшего победить его и приволочь в свой мир, но и нашедшего божественную кровь донельзя полезной. Но всё же было кое-что, что служило Артемису утешением. Этот мир дышал силами, и он почувствовал себя как никогда живым, словно в дни Эллады и до того. Впервые за много-много лет он чувствовал себя собой, и это грело душу, делало наказание, которое он нёс и отбывал за убийства, не таким беспросветно мрачным и тяжёлым. Более того, уже почти год ему дозволялось самому отправляться на прогулки, так что он часто бывал в чащах и мог быть в своей стихии. И хотя это не было свободой, в которой он так нуждался, в Найтгесте, держащем его стальной хваткой, Охотник почувствовал родственную душу. Это было очень странное ощущение: этот жестокий кровопийца с крутым нравом, но в то же время острым умом и очень внимательным взглядом умудрялся унимать ярость, бушевавшую в Артемисе. Первый после Артемиды и Аполлона он помог ему почувствовать что-то, кроме усталости и злобы. «Надо решить всё здесь и сейчас», — скомандовал он самому себе, поднимаясь на ноги беря на прицел чернокнижника, зависшего в воздухе. Кто, как не он, знал, куда надо целиться, чтобы обезвредить вампира, но не убить его и не покалечить?

Грохотнул выстрел.

— Гил! — Голос Артемиса звенел от решимости и переполняющего его непонятного чувства. У дикого бога не было названия для того, что он испытал. — Это я призвал их и дал им информацию. Не трожь. Или мы распрощаемся здесь и сейчас.

И хотя Вендиго приставил пистолет к собственной голове, он знал, что не нажмёт на курок. И что Гилберт не позволит ему. Но шантаж удался, подействовал на Найтгеста, заставив ненадолго прекратить своё кровавое буйство. Бешенство во взгляде чернокнижника не испугало Артемиса, вызвало прилив азарта — он бы с удовольствием снова померялся силами с любовником, будь ситуация чуть более располагающей. И всё же ужас захлестнул его вместе с потоками мрака, что хлынули к нему от деревьев, закружившись рядом с ним, а затем захлестнув и опутав по рукам и ногам. Они были ледяными и до того цепкими, сильными, что не было ни единой возможности пошевелиться. Плотно стиснув челюсти, Вендиго уверенно встретил злой взгляд Гилберта. Его обманчиво спокойный и ровный голос не обманул животное чутьё Охотника, но и не испугал. «Мы обсудим это после того как я их убью», — снова и снова слышал он, наблюдая за тем, как Найтгест бросается на Льюиса.

К удивлению Артемиса атака молодого божка оказалась весьма и весьма действенной, чернокнижник даже ненадолго утратил контроль над тенями, что случалось крайне и крайне редко, но мрак почти тут же с новой силой стиснул свою добычу в путах. Дышать становилось непросто, и Вендиго поморщился, запрокидывая назад голову. Подобное его скорее возбуждало и привлекало, чем ужасало или отвращало, так что он постарался освободить шею от могучей хватки.

— Ты же не собираешься усугублять свою судьбу и нападать на меня? — Вендиго поднял взгляд на поле боя. Бойня. Голова Ареса треснула, и мозги размазало в грязи, кровь лилась и лилась, смешиваясь с мутными лужами.

Пусть Артемис был гордец, но дураком он не был. Глядя, во что превратилась спасительная операция, он очень хотел выстрелить промеж глаз не то Найтгесту, не то себе. Секундное отчаяние и досада прошли так же быстро, как и нахлынули на бога. Он был уверен, что Арес переродится, а Льюис с Чернобогом восстановятся, как только окажутся в родном мире. Но если он сейчас совершит какую-нибудь глупость, они умрут здесь, в чужом мире, и смогут надеяться на перерождение лишь лет через триста-четыреста. От слабости, которая нахлынула вслед за атакой теней, руки его крупно тряслись, да и дышать всё ещё было трудно. Взгляд упал на лежащее у ног оружие. Если он выстрелит сейчас, то потом несколько месяцев безвылазно проведёт в подвале, а потом в два раза дольше будет зализывать раны, и это никак не поможет Альянсу. Вендиго тяжело сглотнул и не без труда поднялся на слабые ноги. Пусть это будет его прощальным подарком богам. Охотник нетвëрдой и шаткой походкой двинулся к вампиру.

— Дай им уйти, — собирая остатки гордости, сквозь зубы выдавил Артемис. — Не добивай.

Мужчина внимательно посмотрел на Охотника. То, что он не пытался напасть, заслуживало поощрения. Найтгест кивнул:

— Это не освободит тебя от наказания за нападение на меня, но я согласен отпустить их.

Взмахом руки в бурых пятнах запёкшейся крови он открыл портал, в который тени вышвырнули избитые и изувеченные тела гостей. Проводив закрытие портала коротким взглядом, Вендиго позволил накинуть себе на плечи плащ и поплёлся к подъезжающим к ним на лошадях людям и не-людям. На плечи давила незримая тяжесть. И одновременно с этим внутри чувствовалось странное облегчение. Выходит, о нём ещё не забыли за эти годы? Искали? В тот момент, когда портал захлопнулся, будто что-то отсекло, и грызшие Артемиса мысли стали затихать, утягиваемые в родной мир.

«Значит ли это, что они больше не вернутся? Поняли ли они, что не стоит соваться сюда? — размышлял он, с помощью плечистого зооморфа поднимаясь в седло гнедой кобылы. — Теперь… мой дом здесь?»

— Что с твоим лицом, Арти? — Гилберт ехал рядом на вороном жеребце. Тот нетерпеливо качал головой, раздувал ноздри. — Ты как будто даже счастлив, не постесняюсь этого слова.

— Возможно ты прав, — неуверенно отозвался Вендиго. Почему-то его даже не страшила перспектива встретиться с плетью вампира. — Я не понимаю…

— Больше они не побеспокоят нас. Вот увидишь, — заверил его Найтгест. Выражение его лица смягчилось. — Если они сунутся сюда после этой постыдной и бесславной неудачи…

— Проигрыша, — ухмыльнулся Артемис и не без удовольствия поймал на себе злой взгляд Гилберта.

— Если они сунутся после этого, они либо последние идиоты, либо излишне самонадеянны.

— Самоуверены?

Гилберт ещё более сердито глянул на него, но промолчал. Знал, что ввязываться в словесную перепалку с этим излишне острым на язык Вендиго не стоит.

***

— Ну, давай, — Гилберт поднял взгляд на приоткрытую дверь, откуда на него ехидно выглянул Охотник. Янтарные глаза блистали как никогда ярко и сильно, он дышал силами. Распахнув дверь в кабинет, Артемис прошёл внутрь. Тёмно-зелёные брюки из замши, кожаные сапоги с искусным травлением, льняная светлая рубашка, коричневая кожаная жилетка, а сверху — дорожный плащ приглушённого болотного цвета с глубоким капюшоном и золотой тесьмой вдоль подола. Он покрасовался своим новым нарядом и едва не задрал нос к самому потолку. — Выглядишь великолепно. Не солгала Повелительница, пообещав осыпать тебя любезностями. Давай, как всё было с Хозяином леса?

— Да-а, — протянул тот и пожал плечами, как бы говоря, что ничего особенного не было. — Мы поговорили, он сказал, что свяжется с Воплотителями. Буду ждать, что они решат. Быть может примут меня в Предел, но я решил, что не пойду. Не хочу.

Найтгест деланно удивлённо приподнял брови, хотя внутренне почувствовал невозможное облегчение. Тоска и тревога, стискивавшие его душу последние несколько месяцев, пока шли обсуждения принятия чуждого бога в пантеон Талиарена, ненадолго отступили. Он полагал, что Охотник захочет стать «настоящим» божеством, которому возводят храмы, которому молятся, что ему захочется продемонстрировать их маленькому, но сильному миру своё могущество. И Артемис действительно всерьёз думал принять это приглашение.

— Отчего? Мне казалось, что ты хочешь этого, — всё же поинтересовался Найтгест.

— Если я уйду в Предел, мне придётся оставить тебя. Не хочу. Мне нравится быть с тобой.

Теперь уже Гилберт не наигранно вскинул брови и удивлённо посмотрел на Вендиго. Тот с обычным своим интересом осматривал статуэтки на полках, подсвечники, новые книги, едва не пробуя их на зуб и, похоже, не считая, что сказал что-то неимоверно важное. В груди у Найтгеста расползлось тепло. Только на то, чтобы объяснить дикому божеству, почему смертные улыбаются друг другу, почему говорят, что испытывают, потребовалось двадцать лет. Ещё десять Артемис учился говорить «я злюсь» вместо того, чтобы бросаться с клинками и зубами на обидчика или же до одури больно кусать самого вампира. Когда Охотник впервые неловко сказал «мне грустно», они даже не сразу оба поняли, что им с этим делать, но всё же разобрались.

До невозможного тяжкий труд Гилберта окупал себя: Вендиго становился всё теплее, ласковее, он оттаял. Сам Артемис шутил, что его «одомашнили» и за это полагается божественный гнев. Пока он не научился добавлять к своим жестоким словам «шутка», а потом смеяться, многие просто боялись находиться рядом с ним. Особенно, когда бог вдруг переводил тяжёлый взгляд на собеседника и спрашивал, как его приготовить. Спустя месяц таких выходок Найтгест понял, что любовник пытается шутить.

— Мне тоже, но не пожалеешь ли ты потом? Воплотители обидчивы, а ты можешь и не получить больше такого шанса.

— Я не перестану быть богом от того, что не прошёл через какую-то магическую дверцу, — он сделал жест кавычек пальцами и скривил физиономию. Гилберт подавил смешок. Порой излишне подвижная мимика Артемиса выглядела чересчур забавно. — К тому же, Хозяин леса так и сделал когда-то. Если он решил остаться в мире, то почему я не могу? Или ты хочешь, чтобы я тебя оставил?

Испытующий взгляд показался сперва яростным, но быстро стало понятно, что это не гнев, а страх. Охотник замер, даже перестал шуршать старыми свитками, которые давно пора было отправить в архив, и теперь очень напряжённо ждал ответ от Гилберта. Чернокнижник поднялся из кресла и приблизился к богу, протянул ему руки ладонями вверх, и Вендиго после короткого промедления положил на них свои руки.

— Ни за что. Ты думаешь, я для того с тобой почти пятьдесят лет возился, чтобы вот так легко отпустить? — улыбнулся он настороженному Артемису и тот ответил очень ехидной улыбкой. — Что?

— Сорок, — поправил его Вендиго. Гилберт сердито нахмурился. — Не смотри на меня так. Но в следующем году будет уже сорок лет. Стоило пораньше начать выслеживать твоих чернокнижников, глядишь, уже бы давно всё было в порядке. Кстати, у меня кое-что есть.

— М? — Найтгест озадаченно пронаблюдал за тем, как Охотник достаёт из кармана плаща шейный платок глубоко фиолетового цвета из шёлка. Под его удивлённым взглядом Артемис накинул платок ему на плечи и завязал на манер галстука.

— Увидел и подумал, что тебе подойдёт, — объяснил он вампиру.

— Я не люблю платки, — поморщился Гилберт, оттягивая воротник рубашки и заодно ослабляя завязанный шарф. Вендиго слегка опустил голову и померкший взгляд. Найтгест нашёлся очень быстро: — Но знаешь, что я очень люблю? — Охотник вопросительно хмыкнул, продолжая рассматривать свои сапоги. Чернокнижник снял со своей шеи платок и закинул его за шею Артемиса, крепко держа с обоих краёв: — Тебя с завязанными глазами.

На лице Вендиго немедленно появилась счастливая улыбка.

***

На Чёрный замок, как и на всю страну, плавно и густо опускался снег. Белоснежные сугробы высились по всей территории, замело даже самые востребованные дороги, и по утрам приходилось отправлять оборотней с лопатами и лошадьми, чтобы они устраивали мало-мальски удобоваримые для поездок дороги. Неделя зимы осталась позади уже несколько недель как, и был самый разгар снегопадов. Закупленные и запасённые за лето дрова и уголь, согревающие эликсиры алхимиков уходили с потрясающей скоростью, и иногда приходилось волноваться, хватит ли остатков запасов, чтобы дожить до весны и потепления. Ушлые торгаши уже ждали с распростёртыми объятиями тех, кто не рассчитал, сколько понадобится для обогрева замков, усадеб, домов, таверн и постоялых дворов. Последним не везло особенно — мало кто мог позволить себе вместительную дровницу или же вовсе сарай, так что им приходилось постоянно торговаться за каждую вязанку.

Но тем уютнее был каждый миг у огня, тем вкуснее казалась каждая порция горячей пищи, тем приятнее было пить горячий глинтвейн или чай, заворачиваясь в вязаные пледы или шкуры. Остановка на ночь в «Крыльях дракона» перед визитом в Белый замок выдалась тёплой, почти жаркой, спокойной: после сытного ужина у самого камина, за которым они уговорили на двоих почти три кувшина горячего пряного вина, поцелуи выходили немного ленивыми, но от того не менее развязными. К рассвету в снятой комнате не было такого угла, где бы они не занялись любовью — разве только на потолок тенями не поднялись и в шкафу не оказались. Сундук для вещей жалобно скрипел и громыхал о кровать, а медвежья шкура уползла к окну. Так что пробуждение вышло поздним, неохотным и до одури нежным, а предстоящие переговоры с Повелителем жрецов не могли испортить Гилберту настроение.

Пока они с Серым принцем обсуждали планы на весну и прикидывали стратегию, Артемис бродил по галереям и коридорам. В Белом замке он был впервые, но вполне комфортно чувствовал себя в пустынных переходах. Эхо шагов было едва слышным, и бог рассматривал портреты, пейзажи, все сплошь выполненные в холодных тонах, как если бы в цитадели жрецов и без того было слишком жарко. И всё же он остановился, заинтересованный одной из картин. Сперва он подумал, что ему показалось, что это обман зрения, потому подошёл ближе. Даже теперь, спустя почти четыреста лет, Вендиго узнал её, её изумрудные глаза и некоторую печаль, оставившую печать на вечно юном лице. Новая волна мурашек побежала по коже Охотника, а он всё никак не мог оторвать взгляд от картины. Женщина на портрете стояла в полный рост, чуть приподняв подбородок и смотря в сторону. Белые волнистые волосы были собраны в косы, которые обрамляли лицо и собирались на затылке в объёмный пучок. Диадема в волосах напоминала о серпе месяца. Сердце Охотника пропустило несколько ударов, а по коже поползли мурашки.

Табличка под ней гласила: «Александра Акио», но Вендиго готов был спорить на свою бессмертную душу, что это его сестра, его Артемида. Та, за кого он мстил, о ком проливал слёзы, с чьим исчезновением не мог смириться. А она… «Была ли она счастлива?» — только и мог думать он, вглядываясь в лицо сестры и боясь увидеть на нём отчаяние или страдание. Заставив себя оторваться от созерцания, Артемис посмотрел ещё раз на табличку. Судя по всему, он сильно разминулся с ней. Если верить датам, богиня охоты была мертва уже больше тысячи лет.

— Так всё это время ты была здесь? — негромко спросил он у портрета и коснулся давным-давно застывшего масла. Сестра молчала. — Как встретил тебя этот мир?

— Увы, жизнь её была не простой, — раздался рядом голос, и Артемис вздрогнул всем телом. Он был так погружён в собственные мысли и печаль, что не услышал, как к нему подошли. Гилберт и Артемис Акио стояли в нескольких шагах от Вендиго. Они тоже выглядели несколько растерянными. — Почему ты спрашиваешь?

— Это моя сестра, — всё ещё не веря тому, что говорит это, ответил он. Под рёбрами ныло. — Я считал, что она умерла ещё четыреста лет назад… для нашего мира. Мы горевали по ней. — Обернувшись к магам, Артемис успел увидеть ехидную ухмылку Гилберта и вытянувшееся на секунду лицо Акио. Вендиго очень сосредоточенно смотрел на них: — Что с вашими лицами? Я не понимаю.

— Александра его мать, — глумливо ответил Найтгест. Причину для веселья Охотник всё ещё не мог понять. Теперь он смотрел на Повелителя жрецов чуть иначе, с недоверием, оценкой и будто бы даже неприязнью. — Значит он тебе племянник. Ну что за чудесное воссоединение семьи!

— Я хочу посетить её могилу, — так и не улыбнувшись, потребовал Артемис.

Средоточие покоя показалось ему почти родным по духу — белоснежные статуи вновь напомнили ему о Греции, о том, как люди ваяли их статуи, возводили храмы. И хотя прежде он никогда не был в месте упокоения жрецов и их Повелителей, словно точно знал, куда идти. Ноги сами несли его к саркофагу, в изголовье которого высилась статуя женщины, закрывшей лицо руками и понурившей плечи. Боль и тоска поднялись внутри Артемиса от этого вида, и он почти мог почувствовать ту же горечь, которую испытывала его сестра незадолго перед смертью. Приблизившись, Охотник аккуратно коснулся её плеча, будто надеялся, что от этого жеста она очнётся, отнимет ладони от лица и просияет улыбкой, которой освещала его жизнь когда-то. Но Александра Акио была неподвижна уже много веков.

Потрескавшийся гранит крышки саркофага был холоден. Пальцы изучили трещины, прошлись по лиственному орнаменту. Взгляд остановился на платье, больше напоминающему греческую длинную тунику с накидкой, нежели одежды, которые были приняты в этом мире.

— Теперь я могу проститься с тобой. Отпустить. Я жив, сестра, — улыбка сама собой появилась на лице. Артемис покачал головой и опустил голову к саркофагу, коснулся его лбом. — Я всё ещё жив.

***

Лунный лес по осени превращался в одно из самых оживлённых мест Ифарэ и Саурэ. Почти сотню лет назад эти места стали охотничьими угодьями Вендиго с лёгкой руки Хозяина леса и Господина чернокнижников. Воплотители остались не слишком довольны отказом божества присоединиться к ним в Пределе, но приняли это решение и не стали вмешиваться. Хоть не было никакой официальной церемонии признания Артемиса, но люди поняли, что в Лунном лесу всё не так просто, как кажется. Когда же кто-то прознал, что чащи вдоль речи Бофу облюбовало самое настоящее живое божество, слух понёсся по миру, как пожар. Не прошло и пары лет, как люди стали стекаться к угодьям: охотники искали науки и благословения, приводили своих охотничьих зверей, чтобы Вендиго поучил их своему ремеслу; маги самых разных мастей искали места силы и к собственному восторгу обнаруживали, чем одновременно злили и веселили Артемиса; алхимики стали захаживать за ингредиентами. Сложнее всего было с дровосеками, но большая их часть оказалась на диво разумна и приятна. Поняв, что шутки с богом плохи, они стали ходить к нему на поклон и договариваться, так что за каждое срубленное дерево они должны были посадить не меньше десяти.

Ещё через несколько лет, аккурат осенью, потерявшая девушка из ближайшей деревни наткнулась на Охотника и к их общему ужасу стала рожать. Но Артемис не раз помогал разродиться оленихам, рысям и волчицам, прочим животным, так что помочь человеку оказалось не так уж и сложно. Бог пустил её в свой охотничий домик в самом сердце чащи, выходил, не дал ребёнку умереть, а затем вывел к своим. Когда об этом услышали, немедленно организовали праздник в честь великодушного бога-охотника. Ошалевший от такого внимания и наплыва людей Вендиго несколько лет к ряду сбегал в Чёрный замок и до весны не показывал даже нос, чем донельзя развеселил Гилберта.

— А ты думал, что быть богом легко! Так не пойдёт. Хочешь восстановить былые силы? Нужно и с почитателями иметь дело. На следующее торжество буду с тобой, — весело произнёс Найтгест, и Артемису стало немного спокойнее.

Действительно, в компании Повелителя чернокнижников пережить Божественную охоту и гулянья оказалось легко и даже приятно. Люди с дозволения Вендиго ловили оленей и кабанов, соревновались в стрельбе из лука и хвастали своей меткостью, а по вечерам у костров пели песни, плели осенние венки. Вот и в этот раз ночной воздух был пронизан запахами готовящейся на костре дичи, осенним вином, к тёмному небу нёсся заливистый девичий голосок, поющий о славной охоте под тонкоголосую лютню и переплетающийся с искрами, что вскидывались над языками пламени. Довольные прошедшими днями охотники всех рас и всех фракций перекидывались шутками, хвалились, не всерьёз задирали друг друга и наслаждались мясом.

Жрецы даже говорили, что время Божественной охоты может стать второй Неделей зимы: людям пришлась по вкусу эта забава, они собирались вместе, невзирая на различия и разногласия, и даже Повелители иногда подсаживались к общему костру, чтобы насладиться редким покоем. Особенно частыми гостями здесь были королева Морвенилас и Арлан де’Мос, но не чурались компании и Тарис, и Люсьен. Реже приходили короли людей, гоблины и болотники, относясь к этому празднику с некоторой настороженностью. Пока мало кто понимал, что делать с новоявленным божеством и как к нему относиться, что о нём думать.

Люди ходили от костра к костру, делились медовухой, вином, сидром, пробовали зайчатину, оленину и кабанину, и безоблачное небо казалось безумно низким. Все созвездия, все туманности и Луны — всё это было отменно видно с Торжественной поляны, на которой уже целый век царила радость. Когда из леса появился огромный белоснежный лис, нервно машущий двумя хвостами и придирчиво принюхивающийся к запаху костров и снеди, празднующие стали радостно поднимать кружки.

— Охотник!

— Эй, Артемис, иди к нам!

— А у нас сидр слаще!

Божество остановилось посреди поляны. Лис был и вправду невероятных размеров — с хорошего такого тяжеловоза. Шерсть на морде и груди была окровавлена после успешной охоты, а лапы и живот замызгались грязью. На спине лиса лежал бездыханный олень. Выбравшись из-под своей ноши, Вендиго стал принимать человеческий облик. Наблюдавший за всем этим Гил поднялся и протянул ему плащ, чтобы прикрыть наготу не только лисьей шкурой, и все, кто смел покоситься с любопытством в их сторону, тут же стали отводить взгляды. Потянувшись, Охотник обнял Найтгеста и весьма пылко поцеловал. От него пахло кровью, палой листвой, сырой землёй и родником. Ледяные после охоты пальцы зарылись в волосы вампира, перебирая, слегка сжимая, а сердце оглушительно громко и часто стучало в его груди, задевая чуткий слух вампира. Артемис отстранился от него и одарил одурманенно-счастливой улыбкой, и на секунду даже могло показаться, что его глаза сияют во мраке, излучая золотой тёплый свет. Бог продолжал обнимать Гилберта за шею и негромко смеялся от переполняющего его счастья. Но он удивлённо замолк, когда Найтгест вдруг подался назад, а затем опустился на одно колено.

Все взгляды немедленно прилипли к ним. Кто-то вставал, чтобы лучше видеть подсвеченные огнём силуэты божества и стоящего перед ним мужчины. Обнаружив на себе буквально всё возможное внимание, Артемис замялся, плотнее укутался в плащ и лежащую у него на плечах шкуру, неловко потёр ногу о ногу.

— Артемис, — вполне серьёзно проговорил Гилберт, беря его за руку одной рукой, а второй доставая из заранее заготовленной шкатулки простое помолвочное кольцо из серебра и протягивая его озадаченному богу. — Уже полтора века ты здесь, с нами. Со мной. Этот мир стал тебе, как родной. И я не буду лукавить: ты стал для меня больше, чем можно уместить в слова. Я не мыслю своей жизни без тебя и потому хочу спросить у тебя здесь и сейчас: ты станешь моим мужем?

Короткое мгновение, которое царило молчание, чувствовалось абсолютно бесконечным. Все собравшиеся были свидетелями воистину амбициозного и небывалого события: смертный не просто желал связать свою душу с божеством, но ещё и был непреклонен в своём намерении. В этом не приходилось сомневаться ни на секунду — прямой уверенный взгляд Найтгеста не сходил с Артемиса. Каждый был готов биться о заклад, что, если вдруг Вендиго замнётся, не даст ответ или будет твердить, что не знает, чернокнижник непременно сможет добиться от него согласия. Даже если на это уйдёт не один год. Растерянность на лице Охотника успела стать испугом, нерешительностью, а затем смениться теплотой.

— Стану, — просто и абсолютно бесхитростно ответил он, даже пожав плечами. Ему хватило нескольких секунд, чтобы подумать и о конечности жизни вампира, и о собственном бессмертии, и о том, что он не имеет ни малейшего понятия о том, что значит быть супругом. Однако за годы, проведённые рядом с Гилбертом, успел понять весьма простую вещь — они пройдут через это вместе. Исчезнувшая было от удивления улыбка вернулась к нему, и Артемис потянул к себе жениха, без слов прося подняться на ноги. Едва тот встал, как Вендиго обхватил его руками и снова нетерпеливо поцеловал. Поцелуй вышел коротким, но весьма пылким. — Ты часть от меня, и я буду с тобой.

Напряжение схлынуло, плечи вампира расслабились, и он позволил себе стиснуть в крепчайших объятиях Охотника. Момент был подобран что надо — многие стали свидетелями помолвки, а это значило, что весть о намерении Господина чернокнижников вступить в брак разлетится по всему материку и наверняка просочится за его пределы. Потом он непременно должен будет сделать официальное заявление пред Советом старейшин и другими Повелителями, и в этом не будет ничего тёплого, уютного и спокойного. Но пока Артемис уютно грел его бок, с неуверенной и слегка потерянной радостью слушая обрушивающиеся на них поздравления и вопросы. У них есть всё время мира, чтобы определиться со временем свадьбы, подготовиться к ней, а затем даже сама смерть не сможет разлучить их.

***

Жизнь в Чёрном замке текла своим чередом, пока это было возможно. Договоры, военные альянсы, военные стычки, зимние перемирия — мысли и заботы главы фракции Чернокнижников составляли труды на благо фракции и грядущая свадьба. Бракосочетание было запланировано на зиму, немногим после Недели зимы, чтобы иметь возможность провести медовый месяц вдалеке от политики и дел насущных. Поэтому Гилберт старался сделать всё возможное, чтобы разгрести дела и переложить их на плечи брата. К тому же, у него был весьма смышлённый советник в виде виконта Эйвери, с которым они уже не первый десяток лет вели оживлённую переписку. Этот эпистолярный роман казался весьма трогательным и забавным. Особенно то, с каким нетерпением Пассиса ждал каждого нового письма, высматривая курьера с письмами с абсолютно детским восторгом. Не то что бы Найтгест мог доверить Октаю секреты фракции, но об этом у них с братом не раз были серьёзные разговоры, и Пассиса не собирался позволять ухажёру запускать руки куда не следует. И не только касательно документов.

Густая ночь окутывала Чёрный замок тишиной и мраком. В редких апартаментах горели свечи, а академия и вовсе выглядела издалека громоздким валуном, но никак не храмом знаний чернокнижников. Початая бутылка вина стояла на рабочем столе Гилберта, и мужчина время от времени доливал себе алкоголь свободной рукой, пока выводил очередную подпись на контракте или приказе. Светляки едва заметно покачивались под потолком, и их ровный свет разливался по стеллажам, освещал кипы документов перед Найтгестом. Работа ладилась, но засиживаться он не собирался. На следующий день у них с Артемисом была запланирована поездка в столицу дроу, чтобы заказать обручальные кольца. Охотник уже приехал в замок из Лунного леса, и они успели обсудить всё необходимое, прежде чем его дёрнули в пещеры дрессировщиков. Одна из мантикор всё никак не могла разродиться и мучилась с самого утра, так что Вендиго умчался помогать дрессировщикам и ей.

Никакие происшествия не должны были нарушить покой. Вампир отхлебнул вина и сосредоточился на очередном отчёте о финансах, который ему пришёл от молодого лорда Орт. Недавно прошедший инаугурацию «воскресший» наследник лорда Гиозо казался амбициозным и хватким малым и почти сразу развёл активную деятельность, в том числе взялся и за казну, и за расторжение бесполезных и обременительных контрактов. Так что письма от него Гилберт получал с завидным постоянством. Пассиса даже говорил, что, кажется, пересекался с ним в академии во времена своего обучения, но не был в этом уверен. Цифры ровными рядами и строками были скрупулёзно выписаны слегка витиеватым почерком. Странное чувство заставило Гилберта отвлечься от изучения документа и поднять голову. Связь, протянувшаяся от него к Чёрному замку, позволила ощутить присутствие чужаков. Их было не слишком много, около трёх десятков.

Поднявшись из кресла, Найтгест подошёл к окну. На дворе было темно и тихо, пока вдруг не мелькнула огненная вспышка. Отзвук выстрела донёсся до острого вампирского слуха. Брови плавно поползли к переносице. Он мог чувствовать, что от основного скопления чужаков отделяется небольшая группа, которая двигается быстро и слаженно. Энергетика была чуждая, и почти незнакомая, но очень быстро Гилберт вспомнил её. Смесь, которую ему хотелось бы никогда не почувствовать в стенах своего замка.

— Господин, на замок напали! — получил он ментальное донесение от одного из часовых. — Они как-то открыли портал прямо у стен!

— Займитесь теми, что остались на улице. Я возьму на себе остатки, — приказал Найтгест и окинул кабинет взглядом.

Подходящего оружия для боя не было, но Гилберт полагал, что ему хватит сил разобраться с назойливыми иномирцами. Спускать с рук это вторжение он не собирался, как не собирался и выходить к ним навстречу. Пусть себе носятся по длинным лестницам, взбираются в башню и сбиваются с ног. Он встретит их подготовленный и ничуть не утомлённый.

Когда началось нападение, Артемис как раз выходил из пещер дрессировщиков и застал начало сражения. Чернокнижники во дворе дали отпор напавшим, ему же в спину уже раздавались резкие команды. Тех тварей, что могли сражаться, приводили в боевую готовность и выводили их под открытое небо. Странное чувство всколыхнулось в Охотнике, и он не мог с точностью сказать, что он испытал, но от отчётливо понимал одно — ему всё это очень не нравилось. Тревога поднималась из глубин его существа и переползала на горло теневой хваткой. Хотелось ощериться и вздыбить шерсть. «Гилберт», — мелькнула первая же и единственная мысль в голове Артемиса. Он сорвался с места в ту же секунду, бежал, не чувствуя земли под ногами. Стилет, выхваченный по пути к кабинету вампира, жаждал крови. Кинувшегося к нему незнакомца Вендиго прикончил одним метким ударом в сонную артерию, перерезал глотку. Кровь хлынула из раны. Он почти летел вверх по лестницам, выбирал кратчайшие пути и думал лишь об одном — настигнуть нападающих и прикончить.

«Догоняю», — отметил Вендиго. Он шёл прямиком за вторгнувшимися в замок чужаками. Ему повезло, и они шли какими-то окольными путями, давая больше времени на то, чтобы собраться с силами. Когда Охотник прошёл в коридор, где увидел четырёх людей, он уже собрался кинуться в бой, но рука замерла в замахе, а сам он в ту же секунду спрятался за стойкой с рыцарскими доспехами. До боли знакомые голоса эхом проносились по коридору. «Нет, только не это, только не опять, не сейчас», — в ужасе подумал бог охоты. Что же делать? Они были в одном из последних коридоров между ним и Гилбертом, и он бы не смог незаметно пробраться к вампиру, чтобы предупредить или помочь.

«Гилберт! — мысленно позвал он чернокнижника. — Не покидай кабинет, а лучше улетай или телепортируйся куда-нибудь. Умоляю, сделай, как я прошу!» Он надеялся, что его ментальный зов дошёл до мужчины. Сердце гулко колотилось о рёбра, и его биение отдавалось по всему телу, в шее, кончиках пальцев, в висках. Собравшись с силами, Вендиго выбежал из своего укрытия и решительно двинулся в сторону незваных гостей. Быть может, он отвлечёт их на себя и тогда…

— Что вы здесь забыли?! Убирайтесь! — закричал он, стараясь не смотреть никому из богов в глаза. — Вас здесь быть не должно! Я прошу вас, уходите сейчас, по-хорошему!

— Арти?! — Арес удивлённо посмотрел на брата. Секунда — он уже подбежал к Вендиго и порывисто обнял. — Ты цел? Этот псих много издевался над тобой? Идти, бежать сможешь? Арти, мы уйдём отсюда только через труп Гилберта и с тобой вместе. Понял меня?

— Прости, что так долго шли. Но без тебя мы не уйдём. Не бойся, мы не оставим тебя здесь, он больше не коснётся тебя, — Ярослав Михайлович выглядел суровым, непреклонным, точно самая настоящая скала. Отчаяние волна за волной накатывало на Вендиго вместе с обидой и злобой.

— Нет-нет-нет, — замотал головой Охотник, отпрянув от брата и оттолкнув его от себя одной рукой, вторую, со стилетом, держа за спиной. Он переводил затравленный взгляд с одного лица на другое и не видел ни капли понимания. Как он может объяснить им, сколь многое изменилось за эти долгие годы? Сколько прошло для них, тогда как для него минуло уже больше полутора веков? Какие слова найти, чтобы убедить их, настроенных только враждебно? — Я не собираюсь уходить, поймите вы. У меня было столько возможностей вернуться к вам, и всеми ими я пренебрëг. Подумайте сами. Время богов на исходе. Мир изжил себя. Когда вы в последний раз дышали полной грудью и были самими собой? Я устал притворяться простым смертным, быть в их глазах чудовищем. Здесь, не где-то ещё, на меня смотрят, не как на монстра, но как на друга, на брата, на… — он запнулся и сделал ещё несколько шагов назад. — На любимого. Только здесь я могу быть собой. Тут я нашёл то, чего у меня не было со времëн Эллады. Мои силы возвращаются, понимаете? И я… Гилберт не мучает меня. Уже давно. Вам не нужно было спасать меня, — он заглядывал каждому в глаза, пытаясь донести свою правду и истину. — Прошу вас, уходите. Либо становитесь союзниками, либо не начинайте войну. У вас нет ни единого шанса. Прошу вас… Арес, Эреб, Льюис, я прошу вас, не делайте глупостей. Я хочу остаться с Гилбертом. Теперь здесь мои семья и дом.

Лица богов выражали недоумение, жалость, вину. Им было совершенно непонятно, отчего обыкновенно непробиваемый и бесчувственный Охотник вдруг бросается убеждать их, что всё в порядке. Для них он всё ещё был тем Артемисом, который криво ухмылялся, смотрел исподлобья и был скуп на слова. Он устраивал их такой — молчаливый, однообразный, предсказуемый. Такого проще натравить на другого бога, у такого не нужно справляться о самочувствии. Такого можно забыть в лесу на несколько лет, пока не понадобится его жестокость. Вендиго дёрнулся, когда Льюис поднял в его сторону руку.

— Внемли мне, бог, и подчиняйся каждому моему слову. Отныне ты моё орудие и инструмент моей воли. Повелеваю тебе защищать нас и атаковать Гилберта, — не терпящим возражений стальным голосом произнёс Мерт. Воля этого мелкого божка оказалась столь сокрушительно сильна, что Артемис не смог даже вскрикнуть и предупредить Гилберта. Его тело будто парализовало, а рот беззвучно открывался и закрывался. Даже глаза едва могли двигаться. Льюис сделал жест на пробу, заставляя Вендиго шагнуть, и удовлетворённо кивнул: — Идëмте. Он не опасен для нас и себя.

— Прости, Арти, это для твоего же блага, — произнёс Чернобог, и тошнотворная забота в его голосе разжигала бессильную ярость в груди и голове Охотника. — Он же там, за дверью? — эти слова Эреба прозвучали скорее утвердительно, когда он указал на кабинет Гилберта. — Сосредоточьтесь. Убиваем тварь и уходим. Артемисом зря не рискуем.

«Нет, пожалуйста, нет! Выслушайте меня! Я говорю правду! Мной не управляют! Прошу, умоляю, кто-нибудь! Не делайте этого! Гилберт! Гил! — пытался воззвать к богам Артемис, но его никто не слышал. Он не мог против воли Льюиса даже лишний раз вдохнуть или сказать что-то, настолько был силëн этот парнишка. Вендиго был закован в темнице собственного разума, бился в прутья псионической клетки. Мышцы горла напрягались, но ни один звук так и не сорвался с его губ. — Пусть это закончится. Пожалуйста… пожалуйста! Гил…»

Охотник услышал, как прогрохотал выстрел, как заорал Арес, слышал поразительно спокойный и уверенный голос Найтгеста. Впервые за всю свою жизнь Артемис был готов взмолиться сам, лишь бы с его женихом ничего не случилось, лишь бы ему достало сил, как и в прошлые разы, победить Альянс. Ноги слушались плохо, и Вендиго медленно поднимался по короткой лестнице к распахнутой двери, у которой его поджидал Льюис. Ни пощады, ни тепла, ни мягкости не было в нём, одно только суровое желание прикончить вампира здесь и сейчас. Перевернуть страницу этой истории и не возвращаться к ней больше никогда.

Неловкие и лишëнные былой грации шаги походили на шаги то ли цапли, то ли куклы с шарнирными суставами, которые давно никто не смазывал. Он шёл прямиком к Гилберту и не сводил с него взгляда. В янтарных глазах читалась немая мольба. Артемис занёс руку для удара и неуклюже опустил её вдоль тела Гилберта, даже не задев. Он смотрел ему в глаза. Губы пытались шевелиться в мольбах. На белых ресницах застыли слëзы.

«Пожалуйста, хватит, Льюис! Я не могу! Я не хочу его ранить! Я не хочу, чтобы вы сражались! Мерт! Дьявол тебя раздери, Мерт!»

— Низкий приём, — голос Найтгеста задрожал от ярости, он сделал шаг назад, чтобы не попасть под удар ножа Артемиса. Тот почувствовал, что чернокнижник пытается пробить кокон Льюиса и уничтожить марионеточные нити, уходящие к нему, но контроль Мерта не ослаб. Кажется, стал только сильнее.

— Убей его, Артемис. Тебе нужно освободиться от своих оков. Сделай это, — услышал Охотник мысленный приказ Льюиса. Его ладонь обожгло нестерпимым жаром силы, едва её коснулась рукоять необычного клинка. Он сразу узнал почерк брата. Оружие, не знающее поражение. Могущество Ареса и его ненависть, точно быстрейшие из ядов, стали разливаться по телу Охотника, опутывая своими сетями его разум и ослабляя лишь лучше. — Ты поймёшь, когда скинешь с себя это бремя.

По щекам Артемиса быстро катились одна за другой слёзы. Неподвластное ему тело тряслось, как в припадке лихорадки. И хотя он старался сопротивляться влиянию Льюиса, одного только нежелания повиноваться было слишком мало. Каждая мышца тела была напряжена до предела, а Вендиго не сводил взгляда с Гилберта. Он понимал, что это конец, и старался запомнить каждую чёрточку, каждый жест.

Дыхание было частым, поверхностным, как у собаки в жару. Взгляд затуманила пелена слёз. «Я люблю тебя. Слышишь? Я часть от тебя, и я буду с тобой. Найди меня, — вперемешку носилось в голове Артемиса, пока он сокращал расстояние между собой и вампиром, перехватывая клинок обратным хватом. — Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай. Когда б за край — иди, прощай и помни обо мне». Он подался вперёд и широким выпадом ударил ножом в спину Гилберта под левую лопатку, вжав тем самым в себя, будто обнял напоследок. Разгорячённое дыхание пропитывало влагой смоляные кудри, пока мужчина глубже вонзал клинок, перерезая мышцы и сухожилия. Губы беззвучно шевелились в мольбах о прощении и признании вечной-гробовой любви, так и не произнеся их вслух, оставив в воспалённом сознании бога. Артемис отстранился, чтобы достать оружие и заодно заглянуть в аметистовые глаза, зная, что это — последний раз, когда он всматривается в эту чудную радужку. Утлые секунды не могли вместить в себя всего того, на что не хватило и двухсот лет.

Вендиго судорожно вдохнул ртом, и из стиснутого спазмом горла вырвался жалкий всхлип, тут же и пожухший. Трясущаяся рука разжалась, выронив клинок. К целому, чем они были, тянулась пустота, грозясь разбить и не оставить после себя ничего, кроме горечи и соли на коже лица.

«Прости меня», — только и мог думать Охотник, глядя в глаза Гилберта.

«Смерть придет, у неё будут твои глаза», — пронеслось в медленно затухающем сознании Гилберта. Смертельно раненый вампир жадно пытался перед тем, как его захлестнёт чёрная вязкая волна пустоты, запомнить каждую черту лица любимого. Но перед глазами поднималась пелена, не дающая сфокусироваться ни на чём, кроме янтарных горящих глаз со стоящими в них слезами.

В голове отдавались отзвуками крики Артемиса о прощении, признания в любви, голос Охотника отдавался в висках всё тише, пока не затих в звенящей пустоте.

Гилберт поднял непривычно тяжёлую, словно чужую, руку и вытер слезу из уголка янтарного глаза.

— Я буду с тобой, — с трудом выдохнул Найтгест.

Чёрная пустота ширилась от раны, расползалась на связь, которая последними тёплыми искрами горела меж ними. Ноги у мужчины подкосились, он уже почти не чувствовал нижнюю половину тела, а потому повалился на колени, качнулся, но продолжал упрямо держать голову поднятой, стараясь не отводить затуманенного взгляда от глаз Охотника. В голове обрывками всколыхнулось сожаление о глупой гордости, которая отняла у них слишком много времени, сожаление, что так долго тянул, понадеявшись на эфемерное «долго и счастливо», убедив себя в том, что им уже ничего не грозит.

— Я буду с тобой, — мысленно повторял он Артемису, надеясь, что тот его услышит.

— Люблю тебя, — мысли становились неподъёмными и редкими искрами мелькали в затухающем разуме. — Люблю.

Охотник не мог даже утешить его. Тело не двигалось. Арес отпихнул его в сторону и с восторгом бешеной голодной собаки обрушился на Найтгеста. Обездвиженный, теряющий кровь, неспособный регенерировать после перерубленного позвоночника — он был идеальной целью для богов, у которых почти не осталось сил.

— Я обещал. Твой конец пришёл, мразь. И час расплаты настал. — Гилберт не смотрел на него. Его взгляд до последнего был направлен за плечо Аресу, туда, где стоял подчинённый псионику Артемис. Вампир не вздрогнул, когда клинок стал пронзать его нижнюю челюсть, упираясь в корень языка. Не засипел. Не моргнул. Он смотрел на Вендиго. — Даже не смотри на него. Отныне он свободен от тебя. Что бы ты ни сделал с ним… я не прощу тебя. Но он тебе больше не поможет. У тебя нет над ним власти, слышишь, кровопийца?

Вендиго беспомощно наблюдал за тем, как Арес отрезает голову тому, кого всего через месяц он собирался назвать мужем. Вслед за тем, как с хрустом отделялись друг от друга позвонки, тепло вытекало из тела Охотника.

«Всё кончено, Арти, он мёртв», — эхом звучали слова в резко опустевшей голове Охотника. Да и не только голова опустела, но и в самой душе разверзлась дыра, ведущая в ничто, в хладную Долину вечной тени, где нет ничего, кроме покоя. Вот только до умиротворения или счастья было ему далеко. Теперь — как никогда раньше. Глядя на перемазанного кровью Ареса, мужчина не мог пошевелить ни пальцем, ни единой мышцей лица, на котором застыло выражение осознания полнейшей безысходности. Вот и всё. Он вновь всего-то мелкий бог умирающего мира, которому не суждено расцвести с новой силой, и его место в глуши лесов, где ещё осталось хоть немного живности. Сердце сжималось в комочек и тут же разжималось, в нём чувствовалась нестерпимая боль. Вендиго будто бы сам получил все эти удары вместе с вампиром.

«Я буду с тобой, — повторял про себя последние слова любимого Артемис и не мог шевельнуться. Мерт, глупый, всё пытался успокоить его и донести мысль, что Охотник свободен. — Вот только я больше никогда не буду так свободен, как здесь. Как с ним». Он подошёл к телу Гилберта и остановился, долго глядя на бренные остатки горячо любимого им мужчины.

Больше он не услышит над ухом заводящее грассирование, напоминающее мурлыкание огромного хищного кота. Не сможет запустить пальцы в смоляные кудри или зарыться в них носом, выдыхая жаркие стоны и слова нежности, страсти, любви. Льюис вновь заговорил, что ему, богу охоты, больше нечего бояться — заклятие пало, пришла свобода и брат с друзьями.

— Я знаю, Льюис, спасибо, — тихим сломленным голосом проговорил Вендиго и обнял себя одной рукой за плечо, опуская взгляд. — Мне… паршиво… и я… хочу домой…

Поёжившись от могильного холода, объявшего тело, Вендиго взял со спинки кресла с крыльями дракона шейный платок глубокого фиолетово цвета, обернул его вокруг шеи, пряча шрамы и неприметную серебряную цепочку с двумя кольцами. Прикрыл глаза. Накатила слабость. В дверях показался высокий силуэт в белоснежных одеждах. Серый принц. Артемис бросил на него ничего не выражающий взгляд.

— Арти? Арти, ты меня слышишь? Идём скорее. Всё кончилось, он мёртв.

— Мне немного лучше, но ты сам понимаешь… срок долгий… в голове туман… мне надо отдохнуть, — едва смог прошептать Артемис.

Его вели к порталу. Это была дверь в никуда.

Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,

У всех золотых знамён, у всех мечей,

Я закину ключи, и псов прогоню с крыльца,

Оттого, что в земной ночи я вернее пса.*