– Опять своевольничает. Я должен преподать ей урок хороших манер?
Ханджи в ответ возбуждённо машет руками и несётся вниз с воплем:
– Нет! Видишь, он не шевелится, так что всё нормально!
Эрен опять облажался с созданием твёрдой оболочки, с досадой констатирует очевидный факт Леви, наблюдая, как Микаса судорожно вытаскивает братца из дымящегося титана. Ещё один день без результатов.
Погружение Эрена в повозку и дорога до базы занимает около пятнадцати минут вместе с препирательствами и разгрузкой. Ханджи тащит Эрена в госпиталь, пока все понемногу стягиваются в столовую: Леви тоже идёт, хотя абсолютно не хочет есть.
Он хочет нормальный план действий, а не пресный томатный суп с каменными гренками.
Слева сидит Микаса с таким лицом, будто ее пытаются накормить дождевыми червями, и аппетит у Леви вовсе уходит в минус.
– Эй, Микаса.
Она поднимает голову и мрачно зыркает исподлобья.
– Да?
– Если опять будешь прыгать в пасть к титану без приказа, получишь от меня пару уроков. Или что похуже.
Она сжимает свою ложку так, что пальцы у неё белеют.
– Я должна была помочь Эрену. Если вам так хочется наказать меня, вы можете по…
– Сэр, – связной Айзек быстро отдаёт честь и пихает ему под нос конверт, не обращая никакого внимания на напряжённую атмосферу и перебитый им диалог, – это от коммандора.
Леви кивает ему и пробегает глазами надпись на конверте, потом медленно встаёт из-за стола, бросая напоследок взгляд на мрачную Микасу, излучающую волны пассивной агрессии. Иногда его хотелки удивительно быстро удовлетворяются.
В палате светло, и, разумеется, у изголовья вполне свежо выглядящего Эрена маячит Ханджи. Микаса входит за ним следом и тихо закрывает за собой дверь. Леви цыкает и садится на свободную кровать, скрещивая руки на груди.
– Ты в порядке! Какое счастье, теперь Микаса не побьёт меня, – щебечет Ханджи, быстро пробегая глазами по результатам анализов. Микаса щурится на Ханджи, Леви косится на Микасу, Эрен мотает головой во все стороны, прямо как флюгер на осеннем ветру.
– Помнишь, что произошло во время эксперимента?
– Нет, я… не помню.
– В общем, у тебя получилось только создать титана, – Ханджи зачем-то плюхает Эрену на колени бумаги (словно он что-то там будет высматривать, мрачно думает Леви), – но на этом – всё. Никакой твёрдой оболочки, только десятиметровый неполный гигант, с которым ты начал ассимилироваться.
Как же всё это достало, думает Леви и трёт глаз, пытаясь немного приободриться. Такими темпами полицаи и титаны будут наперегонки стремиться их сожрать, в то время как разведотряд будет вытаскивать Эрена из разлагающейся мышечной массы очередного экспериментального титана.
Леви ненавидит хаос и он ненавидит то, что не может найти ничего, на что оно мог бы повлиять самостоятельно.
Выслушав подробное и довольно красочное описание своего провала, Эрен даже как-то сник.
– Мы не сможем восстановить стену Мария таким образом, – он втягивает воздух через нос и сильно выдыхает, – потому что я не могу создавать твёрдую оболочку.
– Бинго, твою мать.
Леви чувствует холодное раздражение вперемешку с разочарованием в себе самом и всех окружающих понемногу.
– Из-за тебя вонища стоит на всю округу, а результата – ноль. Спрятались здесь, подвергали себя риску, и всё для того, чтобы что? Остаться по-прежнему беззащитными?
В комнате висит густое молчание, которое Леви припечатывает выводом, который и без того очевиден:
– Мы в полном тупике.
– Эрен сделал всё что мог, – холодно возражает Микаса, и Леви раздражённо вздыхает:
– В курсе. Кого это волнует, если он не может заделать стену?
– Не надо его обвинять в этом.
Леви впивается взглядом в её непроницаемо чёрные глаза. Она что, действительно не понимает? Он по слогам, как младенцу, разжевывает:
– Я говорю, как есть. Мы должны разбирать ошибки и выявлять текущее положение дел, чтобы иметь возможность продвинуться дальше.
Микаса в ответ молчит. Славно. Леви коротко выдыхает и говорит то, о чем так много думал:
– Слушай сюда, Эрен. Внутри этих стен воняет гнилью уже больше века. Это – данность, которую я сам понял недавно. Ведь до этого я всю свою жизнь считал, что это – норма.
В комнате все притихают, вслушиваясь в его монолог. Леви ведь не то чтобы очень часто говорит, тем более так много.
Хах.
– Вне стен пахнет иначе. Там другой воздух. Да, там ад, кишащий титанами, но там, блять, есть свобода. Я только тогда допёр, что есть определенные вещи, которых я не знаю наверняка.
– Он имеет в виду, что благодаря эксперименту мы поняли, что ты не можешь образовывать твёрдую оболочку, – перебивает его Ханджи, игнорируя убийственно тёмный взгляд Леви, – и даже больше! Продолжительность твоих трансформаций, их эффективность. Отличные результаты.
– Спасибо за перевод, – негромко бурчит Леви в короткие перерывы между громкими репликами Ханджи.
– В общем, несмотря на большое количество усилий и рисков, определенную информацию мы добыли. Работать нужно усерднее, вот что Леви имеет в виду.
Эрен задумчиво пялится на свою руку, переваривая сказанное, и Леви хмыкает, наблюдая за тем, как его понемногу перекашивает.
Лучше бы он поменьше думал, но продуктивнее работал.
Микаса подлетает к Эрену, осторожно трогает его лоб, встревоженно говорит, чтобы он не перенапрягался, подушку поправляет с таким усердием, словно решила резко переквалифицироваться в сиделки. Это раздражает, слабо, правда, но раздражает.
Леви терпеть не может такое. Такое...
– Остался один выход, – Ханджи поднимает вверх указательный палец и результаты анализа крови, – необходимо узнать о церкви и всем, что с ней связано, как можно больше. Они в курсе, как была создана стена, и могут любезно поделиться с нами способом создания твёрдой оболочки, – она морщится, – а также поведать, при чём здесь вообще род Райсс. Ирвин сейчас в столице, старается выяснить, что происходит.
Леви поднимается и идёт к выходу, замечая боковым зрением, как Микаса колеблется, но затем всё же поправляет одеяло Эрену, который хватается за голову и неаккуратно отпихивает своим локтём, попадая резким движением ей по ключицам.
Вечером, когда в общем зале источниками света служат только несколько свечей, рядовые, столпившись, читают злосчастное письмо Ирвина. Слышатся перешептывания, общий смысл которых сводится к “ох, чёрт” и “серьёзно?”. Через несколько минут Леви вынимает распоряжения из пальцев Эрена и поджигает, наблюдая неподвижным взглядом, как скукоживаются и темнеют края бумаги.
– Всё прочитали?
– Что… что это? – Армин выглядит возбуждённым и перепуганным одновременно, впрочем, как и подавляющее большинство остальных в этой комнате. Даже обыкновенно непробиваемое лицо Микасы выглядит несколько недоумённым.
– Распоряжения Ирвина. Те придурки, которые ему доверяют, делают шаг вперёд.
***
В лесу темно – как, впрочем, это и должно быть ночью. Микаса чувствует себя странно, и это ощущение неправильности происходящего только усиливается, когда она наблюдает за военной полицией, окружающей коттедж и выламывающей двери.
– Чёрт, а если бы мы там остались ночевать? – Конни говорит с придыханием, испуганно-удивлённо, – Из нас бы точно сделали отбивные.
– Да, – так же изумлённо тянет в ответ Жан, перехватывая непривычно лежащее в руках ружьё. Микаса сжимает своё чуть крепче, наблюдая за тем, как один из тёмных силуэтов выбивает кухонное окно прикладом ружья.
И не может подобрать слов, чтобы описать свой гнев, ярко вспыхивающий и тут же угасающий от осознания сложности создавшегося положения.
Ублюдки. Они – чертовы мерзкие ублюдки.
– Капрал, это центральная военная полиция?
Армин уточняет, но не потому, что не знает, кто это, а потому что не может в это поверить.
– Да. Идём.
Кажется, Армин немного загоняется, потому что он смотрит своим я-опять-облажался взглядом и стоит на месте. Даже в темноте Микаса может разглядеть его напряжённые плечи и опущенную голову.
– Армин, идём.
Она кладёт руку ему на плечо и легко подталкивает вперёд:
– Всё будет нормально. Давай верить Ирвину, хорошо?
Он поднимает на неё взгляд и кивает. Микаса убирает руку и чувствует, как на душе становится чуть легче.
– Да, хорошо. Пошли.
Они ночуют в лесу недалеко от города: военная полиция едва ли будет искать их так близко к центру, который они уже наверняка прочесали от и до. Около пяти часов сна сокращаются до жалких трёх: один час Микаса дежурит, разделяя угрюмую тишину с Хисторией, другой тщетно пытается уснуть.
У неё это выходит плохо.
В целом, Микасу даже с очень большой натяжкой нельзя назвать впечатлительной. Она знает, что может выйти из себя только если дело непосредственно касается Эрена, которому что-то угрожает, либо Армина, попавшего в беду. В прочих отношениях она достаточно неприхотлива, но тот факт, что предателями являются люди, призванные спасать, ее бесит. Очень бесит. Настолько, что она непроизвольно сжимает плащ, пока рука не онемеет несколько раз за десять минут, которые она просчитывает, чтобы хоть немного успокоиться.
Ублюдки.
– Ублюдки.
Микаса распахивает глаза и осторожно перекатывается набок: рядом мерно дышит спящий Эрен. Она приподнимается на локте и видит ссутуленную спину метрах в шести от себя: кажется, это Леви. Он заступил на дежурство после неё, припоминает Микаса, поэтому неудивительно, что он тут сидит.
Он что-то шипит, потом поворачивается: Микаса тут же притворяется спящей, бесшумно зарываясь лицом в холщовый рюкзак, служащий ей подушкой. Это странно.
Все происходящее странно, так что было бы чему удивляться, но тем не менее капрал, ругающийся себе под нос, выглядит забавно. Тем забавнее, что он думает о том же, о чём и она, правда же.
С этими мыслями она незаметно быстро проваливается в сон.
Утро совсем не выглядит многообещающе: оно серое и холодное, ещё и костёр разводить нельзя. Гадость.
Они на ходу жуют безвкусные сухпайки под несчастные причитания Саши и мрачные шутки Жана и бредут в город. Гражданский плащ неожиданно неудобен для Микасы, и она украдкой то и дело поправляет сползающий с плеч шарф, так дискомфортно плотно облегающий шею. В конце концов она вовсе разматывает его и кладёт в рюкзак, а когда опять поднимает глаза, дорога уже оказывается перегорожена: их заметили.
– Эй, слышь. Это ты, что ли, Леви?
Они натыкаются на группу рабочих, что, впрочем, неудивительно: в Шиганшине ремесленники всегда к шести часам уже находились на рабочих местах. Рабочие ходят тут и там, и им не составляет никакого труда собраться всем вместе, просто свистнув или позвав к себе остальных.
Леви останавливается, и Микаса останавливается тоже, рассматривая лица говорящих.
Они все как один худые, с ввалившимися щёками и несимпатичными мимическими морщинами у уголков рта: первую минуту Микаса даже не может найти между этими настороженными лицами различий. Пергаментная кожа и грязные, спутавшиеся волосы, у всех – неопрятная щетина.
Кто-то ниже, кто-то явно старше, но – все возвышаются над Леви.
– Такой низкий. На лошади-таки смотрелся посолиднее.
– Лучший воин человечества, так, кажется?
Он не смотрит на них. Только вперёд. Микаса может ощутить волны недовольства и дискомфорта, исходящие от него, просто глядя на его окаменевшую спину.
– Уйдите с дороги.
Микаса оценивает ситуацию. Если стычка будет чересчур громкой, всё пойдет насмарку, поэтому – двое слева, самые крупные – спереди.
Впрочем, их можно оставить на Леви.
– Слышь, это ведь из-за вашей эвакуации все пошло наперекосяк. Люди перестают приезжать, доходы падают. Нам жрать нечего.
Микаса замирает. Он клонит к тому, что…
– Налоги-то растут. А гиганты все топают, и им хоть бы хны. Знаешь, почему, а, Леви?
У неё так стынет кровь в жилах, словно это ее позвали по имени с той же интонацией, с какой подзывают к себе дворнягу, чтобы дать ей пинка. Чёрт.
– Да потому что разведотряд ничего не делает. Вы просто жрёте бесплатно, вот и всё.
Драться не вариант, вообще ни разу. Вдох-выдох. Микаса заставляет себя ослабить хватку на лямках вещмешка. Эти люди не виноваты в том, что у них проблемы, поэтому всё нормально. Они просто выговариваются.
Всё хорошо.
– Все нормально.
Уловив тихую реплику, она удивлённо смотрит на Леви, который, кажется, обращается к ней.
– Что?
– Всё хорошо. Расслабься. Сейчас.
Через секунду он отворачивается обратно и смотрит здоровяку прямо в глаза – спокойно и открыто.
– Что ты сделал, чтобы набивать своё пузо за наш счёт, а?
– Какого хера вы вообще в городе забыли? Гуляете?
Микаса повторяет себе: расслабься. Сейчас. И дышит через нос, хотя воздух становится чрезмерно густым, встаёт поперёк лёгких и рвётся наружу в густом кашле. Она успокаивается.
– О, да у него девки на развлекуху даже есть. Шикует, бля.
Кажется, она не совсем успокаивается. Впрочем, Леви отстранённо смотрит куда-то вбок, словно он тут вовсе ни при чем. Микасе хочется побить каждого из рабочих, завершив всё это дело этим чёрствым полудурком даже несмотря на то, что перетерпеть происходящее нужно для плана, и она об этом знает, и он знает, что она знает.
– Если хоть немного думать умеешь, деньги отдай и вали на все четыре стороны.
Мужчина с глазами-щёлочками добавляет:
– Ну, или хотя бы девку. Вот эту, например, – и развязно хватает под руку растерявшуюся Сашу.
У Микасы перед глазами вспышкой встаёт красная пелена: она как наяву видит вспоротое брюхо этого мерзкого мужика, видит кровь, случайными дорожками стекающую по её клинкам вниз, остекленевшие глаза, неожиданно широко раскрывшиеся от боли и животного страха, разрезанные волокна дряблых мышц живота и вывалившиеся на мостовую синеватые кишки. Если он сделает ещё хоть одно движение…
Её что-то толкает в грудь, и она едва успевает отпрыгнуть в сторону, зацепив взглядом несущуюся на них повозку. О, неужели их всё-таки нашли.
– Берегитесь!!
Леви отпихивает вопящего рабочего ногой, толкая спиной ещё одного: ещё немного, и они бы стали самым настоящим фаршем на неровных камнях дороги. И не по вине Микасы. Она слушает не очень натуральный Сашин вопль и облегчённо выдыхает: их идиотский, дурацкий, опасный план всё-таки сработал.
Осознание, что она только что была готова убить обычного человека, который ей даже не знаком, нахлынуло слишком стремительно и уже на бегу. Если бы ей в запястье не вцепился, как пиявка, Леви, она бы точно распласталась на земле от накатившей слабости, выкашивающей ноги.
– Живее, Микаса. Живей!
Она трясёт головой и переходит на привод. Да, Микаса, живее.
На крышу Леви приземляется легко, однако почти весь вес переносит на левую ногу: правое колено сейчас явно не может служить ему опорой, причём во всех отношениях этого слова. Если бы не пришлось отпихивать рабочего, может, он и не получил бы по ноге, а так придётся делать поправку на тянущую боль. Это заметно.
Микаса приземляется одновременно с ним: ни на сантиметр не отстала.
– Обстановка внутри?
– Нужно торопиться. Обман рано или поздно раскроется.
Он хмыкает:
– Неужели.
– Как ваше колено?
Он непроизвольно тянется к ноге, боковым зрением замечая, как пристально Микаса следит за его ладонью. Ох, да ладно.
– Нормально. Двигаться могу.
– Я видела, как вас сбила лошадь. Если…
– Успокойся.
– Что?
Леви тщательно рассчитывает расстояние от входа до окна гостиной. Негусто.
– Всё равно сейчас ничего с моей ногой сделать нельзя, поэтому просто забудь о ней. Я рассчитываю на тебя. Помнишь, что нужно делать?
Микаса тихо выдыхает:
– Да.
Леви цепляет один из тросов ниже на стену, подавая Конни знак, затем поворачивается к Микасе. Она смотрит настороженно-сосредоточенно, готовая в любой момент сорваться к точке назначения. Леви заставляет себя натянуто, сухо улыбнуться.
– Тогда идём. У нас много работы.
Микаса без лишних слов обгоняет его, обдавая легким ветром, и он не видит, насколько удивлённое у неё лицо.
Леви чертовски любит идеально отточенные навыки, поэтому, сидя в засаде за грудами ящиков он заинтересованно наблюдает, как правильно Микаса балансирует в боевой готовности. При нормальных обстоятельствах она нападёт первой, и Леви даже успеет увидеть, как она стартует.
Обычно кадеты тратят чрезмерно много энергии на лишние движения в силу своей нерешительности и неопытности, из-за чего теряют впустую довольно много времени, которое можно использовать намного эффективнее. Как обычно это делает Микаса, к примеру.
Она не является любимицей Леви, даже близко нет, но наблюдать за стилем ее боя ему, как правило, интересно – чисто с эстетической точки зрения.
Скрипит дверь и слышатся грузные шаги, отдающиеся в половицах глухим скрипом:
– Что у нас тут? О, приветствую. Полагаю, проверить, не маскируетесь ли вы, всё-таки придё…
И Микаса стартует. Резкий толчок от земли – левой ногой, правая рука заведена назад для баланса: голова охранника, кажется, хрустит, оказавшись между коленом Микасы и ее левым кулаком.
Это красиво, думает Леви, перекидывая через себя второго охранника с куда меньшим изяществом и зрелищностью. Если из насилия вообще можно выловить хоть что-то красивое, это будут молниеносно чёткие движения умелого бойца, чисто выполняющего свою работу.
Второй охранник чуть твердолобее первого, поэтому трещит не его черепушка, а пол. Леви сворачивает ему голову, не особенно заботясь о сохранности дыхательных путей, и тот с судорогой прекращает трепыхаться.
Микаса уже связывает толстяка.
Идеально, если их грязной работе вообще подходит такое определение. Первую фазу они выполнили просто идеально.
Проблемами не сопровождается и вторая.
– Я отдам вам Эрена и Кристу.
Все как-то разом смолкают, чтобы через секунду захлебнуться в возмущении:
– Капрал!
– Какого чёрта?!
Громче всех орёт Микаса, причём прямо над его ухом, благо, ей рост позволяет:
– Капрал Леви!!
Ей точно нужно будет преподать урок хороших манер.
– У меня есть три условия.
Он поднимает три пальца – по старой привычке: Ривз выглядит изумлённым и обрадованным одновременно. Леви может прочитать в его взгляде и жадность, и страх, и уверенность (хотя, возможно, он просто видит то, что хочет видеть).
– Во-первых, компания Ривза вместе с разведчиками выступит против правительства и центральной полиции.
В общем гуле воплей и негодования Леви, кажется, совсем не слышен, однако все как-то резко утихают, стоит ему завершить фразу.
– Во-вторых…
– Что?! Вы развязываете войну, хочешь сказать?!
Не только войну, хмыкает мысленно Леви. Лучше бы тебе дослушать до конца.
– Второе: вы безоговорочно доверитесь разведотряду.
Ривз кривится:
– Ах, довериться? Торгаши бы посмеялись.
– Торгаши? Я полагал, что разговариваю с Димом Ривзом.
Леви делает небольшую паузу, собираясь с мыслями.
– Но я послушаю тебя. Кем ты себя считаешь? Человеком, который позволит городу умереть, или тем, кто его защитит? От власти. От произвола. Реши сам.
– Ага, реши сам, как же. Ты такой деловой.
– Ну, ты ещё не дослушал, чтобы решить. Третье: все приобретенные компанией Ривза элитные продукты будут в первую очередь доставляться разведотряду. Например, чай.
– Й-аа-а-о-у! Шикарно, скажите?!
– Эй, ты что, серьёзно?
– Да!! Мы будем вкусно есть!
Теперь визжит уже Саша. Впрочем, не то чтобы Леви удивлялся этому – просто надоели вопли над ухом.
– А ты редкостный торгаш, – Ривз утирает пот со лба платочком из нагрудного кармана, – я удивлён.
Леви приподнимает бровь в ожидании конкретного ответа, и Ривз не разочаровывает:
– Я согласен.
– Отлично, – Леви пожимает протянутую ему ладонь, – Тогда договорились.
***
Этот мудак продал Эрена за килограмм чая.
***
Третья фаза идёт не то чтобы слишком дурно. Да, сынок Ривза противненький, но в остальном всё хорошо: им удаётся раскусить полицаев даже быстрее запланированного. Ханджи неплохо справляется, нужно отметить.
Интересно, что им придётся совершить госпереворот, сместив с трона людей, тоже желающих как лучше, придётся убить кого-то, узурпировать власть, нарушить закон. Но всё это не волнует Леви – он переживёт.
Я ненавижу свою работу, думает он, хватая за воротник Хисторию и встряхивая её, как какой-то мешок картошки. Ненавижу.
– Беги. Беги, Хистория, потому что мы погонимся вслед и сделаем всё возможное, чтобы подчинить тебя.
У Хистории слёзы из глаз текут и дыхание сбивается в судорожные всхлипы.
– Похоже, это – твоя судьба. Подчиняться. Бежать. Не нравится – так борись, давай. Попробуй меня победить.
Пиздец. Пиздец. Леви ненавидит, когда плачут. Это не часть его работы – заставлять бойцов реветь. Он знает, что слом личности широко практикуется в кадетских корпусах, так как считается наиболее эффективным методом для усмирения солдат, Леви и самого разломали на части, оставив лишь труху, злобу и апатию с целью, которая висит перед его носом, как морковка для осла. Но Леви смертельно ненавидит практиковать этот ебаный слом личности.
Он разжимает кулаки, отпуская смятый воротник, и Хистория падает на землю, громко втягивая воздух и кашляя. Леви смотрит на неё, однако ощущает чей-то убийственный взгляд справа.
Ну конечно.
Микаса смотрит на него так, словно сама сейчас его за воротник возьмёт и задушит. Это становится комичным – та периодичность, с которой она хочет его уничножить: если бы эту энергию сублимировать, возможно, и вышло бы что-то дельное.
А пока Леви просто отвечает ей хмурым, усталым взглядом.