2001

"Он вернулся... Волдеморт вернулся..."

— Итак, по возвращении ты сообщил им, что я возродился. Маленькая ябеда. На что ты рассчитывал, позволь уточнить?

На что рассчитывал? Наверное, не меньше, чем на полномасштабную операцию по искоренению нечистой силы в лице темнейшего мага всех времён и народов. Наверное, на решительные действие Министерства, которое вынет голову из песка и осознает, что находится отнюдь не в оазисе, а посреди бескрайней пустыни, в которой до источника жизни ещё идти и идти или копать и копать — тут уж что окажется предпочтительнее. Наверное, на... революцию? Ведь темный маг играл на разобщении людей, прельщая самых талантливых из них, оказавшихся в одиночестве, властью, которая есть путь ко всем земным благам, какими бы те не грезили: слава, увековечивание рода, деньги... "любовь". Последнее слабо вязалось с политикой Темного Лорда, но если ему был необходим человек, предложить ему и такое он вполне мог, а дальше — дело имитации, в технике исполнения которой ему не было равных. Люди ведь должны осознать, что дальше так жить невозможно? Даже в его голове это звучало удивительно по-детски.

Рассчитывать он мог на что угодно, вплоть до золотых гор, но достичь чего-то не удалось в итоге никому из них.

— Я рассчитывал нейтрализовать угрозу. Пусть не сам, но хотя бы руками тех, кто способен с тобой потягаться.

— Дамблдоровыми, — усмешка. — И как? Удалось?

— По крайней мере он не сидел, подняв лапки, в отличие от министерских крыс, и мы оба это знаем.

— А ты уверен, что в курсе положений министерских, как ты их назвал, крыс, чтобы разбрасываться подобными определениями? Знай же, мальчишка, что не имея достоверной информации о мотивах поступков, делать выводы, как минимум, поспешно. В лучшем случае. В худшем — ведёт к клевете, что уже преступление. Это Дамблдор научил тебя давать всему вокруг меткие характеристики или тебя просто плохо воспитали?

Да как он смеет говорить такое о человеке, сражавшемся столь отчаянно, что положил на алтарь победы собственную жизнь?

— О мертвых либо хорошо, либо ничего. И кто из нас ещё не воспитан? Альбус Дамблдор самый...

— ...великий маг, кудесник и наставник эт сетера. Избавь меня от прослушивания твоего высокопарного и столь же невразумительного бреда в сотый раз. И, кстати, мне больше по душе иной вариант этой идиомы, который гуляет в народе. Знаешь его?

— Нет.

— А хочешь услышать?

— Нет...

— Либо ничего...кроме правды. А правда в том, что... Кем он для тебя был, Гарри?

Что за странная смена темы?

— Директором.

Чёрная змея брови изящно изогнулась в вопросительно-недоверчивом жесте, скрутив по ощущениям заодно половину его внутренностей. Разве их отношения с Дамблдором не были для него как на ладони все это время, изрядно дополненные сведениями после окончания... их, с позволения сказать, "войны"?

— Главнокомандующим... Наставником. Другом... — последнее прозвучало совсем уж неуверенно, чему он сам удивился не меньше, ведь подвергать сомнению их духовную близость приходилось лишь однажды. И то не стоило беспокойства, в конце концов предательством там и не пахло. А заблуждаться имеют право все.

— По твоему выражению лица можно понять две вещи. Первая: блуждающее сомнение — ты не веришь в искренность сказанного или же своих мыслей. Вторая: ты не готов сделать выбор и оценить произошедшее, ведь это повлечет изменения, которых ты не желаешь, но они неизбежны. Отсюда следует, что если ты не возьмёшь себя в руки, тебя раздавит. А я не психиатр, чтобы возиться со сломанными недолюдьми.

— Ты сказал, что я "недочеловек"?

— А разве это не так? Сколь бы неприятно это ни звучало, факт налицо: тебя растили не как человека, а впоследствии и использовали не как человека. В связи с чем у меня вопрос: так ли хорош Альбус Дамблдор в качестве наставника — и друга! — если из собственного ученика смог вываять лишь хлипенький кинжал, который даже одного серьезного столкновения сам по себе бы ни за что не выдержал, что вылилось в глупейший, хоть и эффектный, не спорю, акт самопожертвования?

— Ставишь под сомнения его методы преподавания, а сам никого своим заиканием в течение года даже заставить заинтересоваться предметом не смог.

— Цель была иной. Тело неподходящим. Ситуация не в мою — и твою тоже — пользу. Причин масса. Выбирай, какая по душе.

— Ага! Себя-то слышишь? Признаешься в своей преподавательской бездарности... как это жалко. Сплошные оправдания.

— Отнюдь. Факт — самая упрямая вещь на свете. Эта цитата тебе тоже должна быть знакома, раз ты читал "ту книжку". И все перечисленное — факт.

— Что не мешает ему быть оправданием.

— Если тебе так легче. Я не буду усложнять твоё бытие ещё и переосмыслением моей личности в контексте обстоятельств того учебного года, кой был весьма насыщен событиями. Впрочем, как и последующие. Я бы настаивал на том, чтобы ты прежде разобрался со своей личностью, чем углублялся в дебри моей.

А что с его личностью не так?

— И вновь этот взгляд. Поттер, ты обладаешь удивительной способностью: не замечаешь и бревна в собственном глазу, когда оно загораживает тебе весь вид. Впрочем, это объяснимо, ведь сравнивать тебе не с чем.

— Как и ты!

— Пустой подростковый трёп. Избавь. К тому же, ты знаешь, что это неправда. Я в курсе, кто я и чего хочу. Не лицемерю себе и знаю, как достичь желаемого, не тяготясь моральными ограничениями, что искренне считаю своим достоинством. Ты же понятия не имеешь, кто ты и чего хочешь.

Красное с вертикальной трещиной черной бездны посередине... Водопады крови, увешанные лианами из кишок. Красное. Цвет его факультета. Слишком близко к его лицу. Запах из кое-как различимого становится невыносимо удушливым. Золотой геральдический лев — символ отваги и безграничной силы. Плотные ткани человеческих органов коркой застывают на его руках. Лев, пожирающий Змею. Можно обманывать кого-то, но не себя, ведь в этом суть обмана. Хвост змеи туго обвивает передние лапы, не давая вгрызться ей в горло. Лев заваливается на бок. Зачем водить за нос самого себя, как ослика, плетущегося за морковкой на удочке, когда можно превратиться в свирепого льва и забрать себе не только мясо на леске, но и разорвать того, кто посмел его раздразнить, поставив в столь нелепое положение? Туловище змеи обматывается вокруг пасти льва, с силой сжимая мышцы — до хруста в челюсти. Вопрос риторический. И Волдеморт это понял. А поняв, широко улыбнулся, демонстрируя предлинные (для человека) клыки. Змея.

— Я. Не. Такой. — медленно и членораздельно. Это существо не должно понять... но оно УЖЕ поняло. — Как ты это делаешь?

— Делаю что?

— Понимаешь всё раньше других?

— Просто держу глаза открытыми. Чего и тебе желаю.

***

1999

— "...ни один не может жить спокойно, пока жив другой...". Патетично, не находишь?

— Хм! — ребёнок хмыкнул, сморщив нос. Он отказывался с ним разговаривать, но раз за разом поддавался любопытству, что тот неимоверно в нём будил. А будить его было легко, ибо под занавес вопросов скопилось в десятки раз больше, чем ответов.

— Как думаешь, что это означает? Можешь предложить собственную трактовку?

Все было бы исключительно ясно, если бы закончилось так, как предсказывал ему почивший директор, но... жизнь штука интересная, а, самое главное, труднопредсказуемая. И потому столь прекрасная. Как может не хотеться кому-то насладиться ею дольше положенного, не урвать лишний КУСОК?

— Осмелюсь предположить...

Как неуверенно.

— Ну же! Скажи!

— Это про связь.

— Невероятно глубокомысленно.

— Прошу не перебивать. Глубокую связь. Страшно глубокую. От которой просто так не избавиться.

— А нужно ли?

— Сторонний вопрос. Но те, кто подобным связан... обречены быть глубоко несчастными. Насколько глубока связь, настолько же глубоко несчастье быть проклятым на вечное объединение.

— Тебя понять сложнее, чем судить. Вселенная скорее схлопнется, чем юный мистер Поттер наплодит нечто простое, понятное и при этом неглупое. С чего ты взял мысль о страдании? В то время, как все адекватное человечество стремилось к объединению, ведь вместе выжить проще и гарантировано легче разрешать конфликты, ты стремишься к одиночеству, хоть одинок ты никогда по-настоящему и не был.

— Сегодня ты какой-то резкий. Я отказываюсь отвечать.

Скрип старой стёршейся на кресле кожи. Тяжкий вздох.

— И положи мой огневиски обратно в бар!