Косима чувствовала себя напряжённой, постоянно настороже. Её тело и разум отказывались расслабиться после встречи с Дельфиной, и это чувство только росло, несмотря на то, как много травки она выкурила. Она пыталась отвлечься, заставляя свой разум отключаться, а тело расслабляться, но как только действие травки проходило, она возвращалась к тому, с чего начала, если не хуже. Дни, по её мнению, пролетали слишком быстро, а дата её следующей встречи в DYAD приближалась стремительно, и чем ближе она становилась, тем хуже чувствовала себя Косима.

На мгновение она задалась вопросом, не было ли это побочным эффектом инъекций, но отбросила эту мысль, когда вспомнила, что это случилось с ней впервые. Она никогда не чувствовала себя так в течение нескольких дней, предшествовавших запланированной консультации, и единственное действительное объяснение, которое она нашла — это информация, о которой рассказала ей Дельфина. Очевидно, ожидание добровольного введения ещё большего количества яда в её кровь — это то, из-за чего она чувствовала себя не совсем комфортно.

В последние дни Косима много думала о том, что сказал её бывший врач. Часть её чувствовала себя виноватой за то, что так резко осудила Дельфину. Если то, что сказал человек, было правдой, и если на самом деле она не знала о полном объёме последствий инъекций, то она была так же невиновна, как и сама Косима. Но, с другой стороны, вампирский инстинкт подсказывал ей, что Дельфина была не совсем честна с ней, что есть нечто большее, чем то, чем доктор поделился с Косимой — и это то, чего она не могла простить. Если было что-то ещё — а Косима была в этом уверена — то у Дельфины была прекрасная возможность рассказать ей, раскрыть всё, что она знала, но вместо этого она приняла сознательное решение держать это в секрете от Косимы.

Косима могла бы обдумать это решение в свете того, что Дельфина рассказала о своей личной жизни. Вампирша прекрасно понимала, что жертвами нападений её вида становились не только те, кто отдал свою жизнь, чтобы утолить чей-то голод. Те, кто остался, чтобы собрать осколки разбитых жизней, не остались нетронутыми насилием. Или жертвы неудачных нападений, обычно совершаемых неопытными вампирами, которые, ослеплённые жаждой, с притупленными экстазом чувствами оставили своих жертв на грани смерти, но те миновали её. Сообщения об этих атаках были многочисленны, и, хотя в предыдущие эпохи их было легко замаскировать, в то время, когда технология царит безраздельно и каждое движение отслеживается, это не так легко скрыть.

В какой бы ситуации ни оказалась Дельфина, та явно была травмирующей, но это не могло стать причиной для блондинки держать то, что она знала, при себе. Не могло, если она чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы работать в той отрасли, где её окружают те же самые существа, которые напали на неё; нет, если это не помешало ей рассказать Косиме о том, что она сделала. И уж точно не тогда, когда даже после того, как Косима показала доктору проблеск зверя, скрывающегося внутри неё, Дельфина всё ещё была в силах дать отпор.

Нет, с Дельфиной что-то было не так. Она не была жертвой или просто отказывалась называть себя таковой. Но она также и не из плохих ребят — по крайней мере, Косима так не думала. Вампирша считала, что Дельфина находится где-то посередине: не принимает ничью сторону, не выбирает союзников, и в мире, в котором они живут, это могло быть самым опасным положением. Она-то должна знать: сама Косима находилась в таком же положении. Однако была и существенная разница: у Косимы есть способности, которых нет у Дельфины. Будучи вампиром, да к тому же старым, она получила своего рода иммунитет от откровенных нападений, сдерживающий нежелательное внимание. Дельфина — человек, и ничто никого не удерживало от того, чтобы прийти по её душу. Доктор без собственного оружия находилась в гораздо более уязвимом положении, чем Косима.

Это могло объяснить её решение не рассказывать Косиме всё, что она знает. Информация — это оружие Дельфины, единственное, что она могла использовать в своих интересах. Было ли это способом защитить себя? Это могло быть так, хотя вампирша не понимала, что она сделала, чтобы вызвать подозрения доктора. Было очевидно, что Дельфина не боялась древней вампирши, не боялась стоять на своём и отступать, когда чувствовала, что должна. Дельфина не чувствовала угрозы со стороны Косимы, но и не доверяла ей. Это единственное разумное объяснение, которое вампирша смогла найти для оправдания действий доктора.

Их предыдущая встреча поглощала все мысли Косимы. Между попытками разобраться в действиях доктора и информацией, которую ей дали, у вампирши было мало времени, чтобы подумать о своём собственном расследовании деятельности старейшин. Не то чтобы там были какие-то продвижения. Феликс, несмотря на то, что оставался на связи, ничего не сказал о подозрительных побегах Шэй. Контакт Элисон позвонил нервной вампирше только для того, чтобы попытаться организовать для них новый способ «встретиться и продолжить с того места, где мы остановились», на что Элисон вежливо отказалась с неловким смехом.

В день своего приёма Косима заставила себя выйти из дома во второй половине дня, оттянув как можно больше времени, намереваясь продолжить лечение, несмотря на то, что сказала Дельфина. В конце концов, доктор нарисовала не особо красочную картину того, что произойдёт, если она его пропустит.

Она стояла перед внушительным зданием, наблюдая, как пациенты — такие же, как она — приходили и уходили, и колебалась. Косима подошла к входной двери, но тут же отступила назад и вернулась на тротуар на другой стороне оживлённой улицы.

Через полчаса она ушла. Она не могла с чистой совестью продолжать делать это с собой: только не после того, что она узнала. Вот уже два года Косима боролась с одной зависимостью, которая была крайне важна для её выживания. Зверь внутри неё был требователен, и ей никогда не было легко удержаться от того, чтобы не поддаться жажде крови — даже с помощью инъекций. Они поддерживали её жизнь, но очень плохо подавляли голод, который всегда присутствовал, ожидая момента слабости, чтобы освободиться и взять её под контроль. Разумеется, хуже не будет. Если Косима смогла бороться со своей природой, она также сможет побороть и искусственно созданную потребность.

***

Дельфина по-прежнему испытывала проблемы с поиском своего места в собственной исследовательской группе. Они смотрели на неё искоса, хмурясь при каждом её предложении улучшить формулу и добиться успеха.

Это было странное равновесие, и она не знала, как долго сможет его поддерживать. Даже если она не верила в работу, которой занималась, тем не менее было важно продолжать проявлять к ней интерес, поскольку это единственный способ сохранить положение, в котором она сейчас находилась. Несмотря на то, что было несколько команд, работающих над разными проектами, они не являлись самодостаточными. Если Дельфина оправдает ожидания, то сможет получить доступ к другим проектам, пусть и сильно отредактированным — всё из-за её недавно назначенной должности.

Она чувствовала себя невероятно расстроенной из-за всей этой ситуации, но позволяла этому разочарованию выйти наружу только тогда, когда она возвращалась домой, чтобы никто не видел. Лучше не стало, когда Фердинанд начал дышать ей в спину. После того, как она получила повышение, он стал более требовательным. Он хотел получить доступ ко всем проектам, ко всем формулам, к информации обо всех задействованных кадрах. И хотя она смогла дать ему информацию о своём собственном проекте и команде, другие оказались труднодоступными. И неудивительно, так как охрана была очень жёсткая, поэтому Дельфина не могла выйти из DYAD с такой секретной информацией.

Она согласилась работать на Компанию как средство достижения своей цели. Это был самый простой и быстрый способ для неё проникнуть в DYAD. Она знала, что если они на её стороне, то она быстро поднимется. Однако в своём рвении она ошиблась, не подумала о том, что они потребуют от неё. Она была твёрдо убеждена, что сможет держаться подальше от мелкого соперничества между DYAD и Компанией, ей до этого не было никакого дела. Дельфина не считала, что, используя одних для внедрения в других, она уже принимала чью-то сторону в битве, в которой она предпочла бы видеть поражение и первых, и вторых.

Она склонилась над микроскопом, наблюдая очередную неудачу: кровяные клетки вампира испарялись после очередного улучшения формулы, которая оказалась слишком сильной, когда один из охранников этажа позвал её по имени с другой стороны стола.

— Доктор Боулз потребовала вашего присутствия в её кабинете, — сказал массивный мужчина, не говоря больше ни слова.

— Она уточняла, зачем? — спросила Дельфина, снимая латексные перчатки и скрывая своё беспокойство.

— На верхнем этаже, доктор Кормье, — машинально произнёс он и отвернулся.

Дело было не в том, что Марион хотела поговорить с ней, а в том, что Дельфина ежедневно разговаривала со своей начальницей. Вот тут-то ей и стало не по себе. Марион, по большей части, проводила свои дни в подвальной лаборатории с другими учёными, наблюдая за их работой и оставаясь доступной для любых вопросов, которые у них могут возникнуть. Единственный раз Дельфина была в офисе наверху почти месяц назад, когда ей предложили повышение.

Та же рыжеволосая женщина, сидящая за столом напротив кабинета Марион, улыбалась ей одной из тех хорошо отработанных улыбок, которые умудрялись не выражать абсолютно ничего.

— Проходите, — сказала секретарша приятным низким голосом, — доктор Боулз ждёт вас.

Дельфина такой же вымученной улыбкой поблагодарила женщину и дважды постучала в дверь, прежде чем войти.

Марион сидела за своим столом, подняла голову, чтобы посмотреть на другую женщину, жестом приглашая Дельфину занять место по другую сторону стола. Блондинка села и стала ждать, пока Марион закончит читать то, что было перед ней, поставит подпись внизу страницы и закроет папку, скрестив руки на ней.

— Дельфина, до моего сведения дошло, что вы испытываете некоторые… трудности в работе со своими коллегами, — начала Марион ясным, дисциплинированным голосом.

Дельфине потребовалось некоторое время, чтобы решить, что сказать. Если она соврёт и станет отрицать, то это будет легко опровергнуть, особенно когда очевидно, что кто-то уже говорил с Марион. Но если она подтвердит это, это вполне может означать конец её короткого продвижения по службе — её босс точно не собирается увольнять всех, кто так долго работал в проекте, в пользу младшего сотрудника.

— Были некоторые моменты, связанные со стратегией, которой нужно было следовать, — призналась Дельфина, смягчая ситуацию. — Но я уверена, что это связано с моей адаптацией к коллективу, — тут же добавила она. — Я буду более осторожна в будущем.

Марион откинулась на спинку стула и скрестила ноги. — Я не знаю, хочу ли я этого, — сказала она так же спокойно. — Я далека от того, чтобы быть тем, кто будет осуждать вашу работу. Это было бы глупо, видите ли, есть причина, по которой несколько человек работают над одним и тем же исследованием, а не только один. Различные точки зрения означают более широкое видение проблемы, — она продолжила, положив ладони на вытянутые свои руки. Кроме того, мы хотим, чтобы наши сотрудники процветали, а цензура различных идей не является хорошим способом ведения любого бизнеса, не говоря уже о той работе, которую мы выполняем здесь, где расходящиеся мнения могут оказаться очень плодотворными.

Марион замолчала, и её глаза с напряжением остановились на молодом докторе, ожидая какого-то ответа. Дельфина рассуждала про себя, что это могла быть ловушка, подстроенная, чтобы увидеть, как далеко она готова зайти в том, насколько не согласна со своими коллегами. Или, может быть, Марион откровенна — она, безусловно, звучала именно так, и её аргументы убедительны.

— Я с вами согласна, — Дельфина пошла на обдуманный риск, медленно кивая головой, а её взгляд задержался на другой женщине. — Но я также знаю, что это может создать ненужные трения, и, если так будет продолжаться, я начну держать своё мнение при себе.

Марион тихо хихикнула и покачала головой. — Нет, нет, нет… Я ценю ваше предложение, но в этом нет необходимости, — сказала она, протягивая руку к стопке папок на левой стороне стола. — На самом деле я хочу прямо противоположное.

Она пододвинула папки, пока они не оказались перед блондинкой — та посмотрела на них с любопытством, приподняв бровь. — Согласно нескольким сообщениям, вы выразили необходимость изучить возможность решения этой проблемы с учётом… — она перевела взгляд на экран компьютера, — «индивидуальных особенностей каждого пациента», — дочитала она.

Дельфина пересела поближе к краю стула. — Всё верно, — она сказала. — Я считаю, что, учитывая неоднородность группы, мы не должны рассматривать их как единое целое.

Губы Марион изогнулись в лёгкой улыбке. — В общем, вы подразумеваете, что мы должны разработать лекарство для каждого из наших субъектов индивидуально, — откровенно выразилась женщина. — Теперь, как вы, вероятно, понимаете, вы не найдете много защитников этой позиции. Во-первых, это было бы невыполнимой задачей. Даже если мы рассмотрим только тех, кто был зарегистрирован в базах данных по всему миру, мы всё равно говорим о десятках тысячах, — она указала, но не пренебрежительно, а просто обнажая проблему, с которой они столкнулись. — А с другой стороны, это было бы экономически невыгодно: количество учёных, участвующих в таком масштабном проекте, сделало бы его чрезвычайно дорогостоящим. Правительство готово потратить деньги на решение этой проблемы, но всему есть предел.

— Я прекрасно понимаю, почему эта идея звучит так непривлекательно, — сказала Дельфина, позволяя немного проявиться своему раздражению.

— Абсолютно! — на мгновение голос Марион зазвучал решительно, но всего за долю секунды что-то поменялось в выражении её лица, и оно снова стало более приветливым. — И всё же я вижу в этом плюсы. И хотя это не даёт нам долгосрочного решения, я думаю, что это то, что стоит поизучать.

Марион опустила глаза на папки, которые она положила перед Дельфиной. — Это файлы пациентов, которых я оставляю на ваше попечение, всего их семь, — пожилая женщина продолжила своим твёрдым голосом. — Если ваши исследования покажут многообещающие прорывы, мы расширим сеть, и я поставлю ещё пару ученых работать с вами под вашим наблюдением, но пока что вы сами по себе.

Дельфина подозрительно посмотрела на стопку папок, но не прикоснулась к ним. — И я не отчитываюсь ни перед кем, кроме вас?

— Вот именно! На самом деле, я бы предпочла, чтобы это пока оставалось только между нами двумя. Я поговорю с вашей командой и сообщу им, что вы были назначены на другой проект, — объяснила Марион, а затем, видя, что молодая учёная колеблется, свободно засмеялась. — Расслабьтесь, доктор Кормье! Это хорошие новости для вас! Если вы добьётесь успеха, мы сможем использовать ваши исследования в будущем, а если потерпите неудачу… ну что ж, это никого не удивит.

Дельфина подняла свои брови, всё ещё не совсем убеждённая. — И у меня будет полный доступ к этим пациентам? — она закончила, постукивая пальцами по верхней папке.

Марион кивнула. — Вам, конечно, понадобятся образцы их крови, и я также сообщу всю информацию, которую мы собрали с тех пор, как они пришли к нам, а также этапы их лечения, — она говорила убедительно, широкая улыбка растянулась на её губах, когда она заметила, что блондинка, наконец, была убеждена. — Это будет ваш проект.

Пожилая женщина проводила Дельфину обратно в лабораторию; блондинка принесла папки в руках, прижимая их к груди, и положила их на стол в маленьком угловом пространстве, которое с этого момента она будет называть своим офисом. Другие учёные на этаже наблюдали за происходящим, некоторые открыто демонстрировали недовольство, но никто не осмеливается спросить, что происходит, пока Марион Боулз сопровождала молодого доктора.

Взгляды всё ещё были обращены Дельфину, и, когда Марион ушла, и она выругалась себе под нос за отсутствие дверей и стен, которые защитили бы её от этих ехидных взглядов, пока она сидела в эргономичном белом кожаном кресле за большим белым столом. Она посмотрела на папки, всё ещё сложенные друг на друга, и из-за того, что Марион ясно дала понять, что Дельфина не должна покидать помещение института, она решила мельком их просмотреть, прежде чем ей придётся уйти на весь день. Она хотела знать, как долго эти пациенты были в программе, и думала, что чем дольше, тем лучше. А также она должна узнать, с кем ей следует поговорить, чтобы получить образцы крови.

Как и было обещано, их семь, толщина папок варьировалась в зависимости от того, как долго они участвовали в программе. Грязно-жёлтые с белыми этикетками на лицевой стороне, а идентификационные номера нацарапаны разными почерками. Трое из них были ей знакомы — бывшие пациенты Дельфины с тех времён, когда она только начала работать в DYAD, но её глаза по-прежнему были прикованы только к одному номеру.

324B21.