Приняв у Жени пожелания, Гриша отправил его откисать на лавочке в ближайшем дворе. Сейчас с Гришей предстояло провести время, а Женя устал. Он не знал что говорить, не знал что чувствовать, всплеск эмоций от встречи уже прошёл, остался уже привычный клок всего в голове, который нереально распутать. От этого хотелось выть, плакать и кричать во все лёгкие, он устал, устал, устал, устал, устал, устал, устал! После рецидива «серое состояние», как называл его Женя, возвращалось довольно быстро и неумолимо, будто скатываешься в яму по чему-то скользкому. Но на третий раз Женя хотя бы не паниковал, он знал к чему это, да даже догадался от чего, вроде бы. Уже второй раз он достал скетчбук, было время, пока Гриша не вернулся. На память он нарисовал Гришин профиль, немного поднятый, потому что взгляд был направлен выше уровня глаза. Когда Гриша широко улыбается, он часто прикрывает глаза и слегка наклоняет голову, как собачки, когда прислушиваются. В профиль, конечно, наклона головы не видно, но Женя держал это во внимании, это было очень мило.
«Чем дальше, тем больше я чувствую себя с тобой виноватым. Скоро эта вина раздавит меня. Мой голос внутри постоянно ворчит. Это всё значит, что ты мне, кажется, нравишься.»
-Ты прости, но там были «Русские Сэндвичи», я не рискнул, ты мне ещё нужен, — Гриша сел рядом на лавочку, ставя между собой и Женей пакет. — Взял что нашёл.
-Спасибо, мой герой. Щас я как посчитаю сколько денег тебе должен за месяц знакомства и поеду кукухой.
-Удалю у тебя калькулятор к чёртовой матери.
Женя усмехнулся, достал из пакета холодную бутылку газированной воды и принялся с ней обниматься.
-Я рассказал тебе много всякого, расскажи мне тоже что-то. Я даже не знаю как твоего младшего брата зовут.
-Он Гоша.
-То есть вы Кондрашов Григорий Александрович и Кондрашов Георгий Александрович? Долго же ваши родители над именами думали. Гриша и Гоша.
-Да, мама говорила, что надеялась на то, что мы будем похожи. Два милейших брата с хорошими генами, старший спокойный и отличник, младший ему подражает, семейная идиллия. А по итогу у нас с Гошей рекорд вот такой идиллии — два дня, потому что было большое мероприятие, нам надо было вести себя прилично. Постоянно либо собачимся, либо не общаемся, либо просто холод. Ну, короче, да, огорчать маму обидно, но я этим уже шестнадцать лет занимаюсь. Она привыкла.
-Не тяжело жить две жизни, как Ханна Монтана? Жизнь Григоря Кондрашова и где-то там у себя в квартире перед Медей жизнь Гриши. На Григория Кондрашова-то всё равно, он ненастоящий, а вот Гриша разве не устал?
Гриша очень долго молчал, по чуть-чуть разрывая упаковку своего Твикса.
-Устал, конечно. Давно и сильно. Но что поделать? Открываться раньше надо было, сейчас-то некому, у меня круг общения не пополняется. Ну, тобой пополнился, а дальше закрылся, я в Тиндер ближайший раз зайду месяца через два. Не хочу ни с кем новым знакомиться, это так сложно и неловко, ненавижу неловкость. Бр-р-р.
-А почему предложил мне встретиться, если не любишь знакомства?
-Во-первых, ни разу не пожалел. Во-вторых, не знаю. Клянусь, не знаю. Просто ты мне понравился, общался нормально, меня ни разу не прокринжило, так что я такой «о». Был прилив духа, и я предложил.
-«Ни разу не пожалел», — Женя фыркнул. — Стойко, Гриш.
-А должен был? Что я пропустил?
Серьёзно? Либо Гриша мастерски игнорирует огромного слона в комнате, либо Женя разом перестал его понимать. Он не мог не заметить всю эту жесть, не мог так быстро её отпустить, люди не так устроены, да даже сам Гриша не так устроен, он немного тревожный, а тревожным людям свойственно зацикливаться. Короче, что-то странное.
-Причин жалеть больше, чем причин дружить, у нас с тобой не было ни одной продолжительной и, так скажем, направленной встречи, в которую я не поймал бы клин. Ты мазохист, Григорий Александрович?
-Для тебя буду кем угодно.
-Да-да, я Скорпион, но для тебя стану Раком, плавали, знаем.
Гриша засмеялся и отложил несчастный Твикс на скамейку.
-Вроде того, только с позиции Тельца. Предлагаю смириться и отпустить, плохо относиться к тебе я не собираюсь.
-Да?
-Миллиард процентов, Евгений Васильевич. Ты моя судьба навеки, так Вселенная сказала.
-Ну Боже. Кстати, Гриш, пока ты в настроении, давай сгоняем в «Магнит Косметик». Я мечтаю выбрать тебе подходящий консилер.
-Ой, а с этим что не так? — Гриша нервно потрогал кожу под глазами. — Всё плохо?
-Нет-нет, со своей задачей он прекрасно справляется. Просто я один раз увидел, что он тебе светловат, с тех пор это в мозгу трещит.
-Это сильно видно?
-Гриша, нет. Не видно, клянусь, я просто был очень близко к тебе поэтому увидел различия в тоне, ты хорошо тушуешь, поэтому кажется, будто это твой натуральный цвет. Это просто мой заскок, у тебя довольно смуглая кожа, поэтому к ней нелегко подобрать оттенок, тот, который у тебя сейчас, очень близок, но не идеален, а я хочу, чтобы был идеален.
Едва ли Гришу это успокоило, конечно, но трогать кожу под глазами он, вроде, перестал.
-Ну ладно. Давай сходим.
-Хорошо.
И всё же, что такого сказать Грише, чтобы он правда успокоился, Женя не знал. Он чувствовал, как Грише стало некомфортно, чувствовал, что до боли хочет ему помочь, аж пальцы сводило, но просто ничего не мог из себя выдавить, даже обнять не мог. Резко Жене стало противно от самого себя, захотелось снова спрятаться от Гриши на верхнем этаже общаги, потому что он был причиной слишком многих новых эмоций, Женя не понимал, что с ними делать, просто не справлялся. А у него и без того нервная система барахлила. Впервые за всё время после лечения он подумал, что очень хочет выпить, даже напиться, потому что когда пьяный — никакие эмоции не ебут, всё очень легко и комфортно. Женя пьяный — это тот, кем он хочет быть трезвым.
-Есть перехотелось, я перекину те…
-Даже не договаривай это предложение. Съешь позже. Давай так: я правда не люблю, когда ты пытаешься поднять вопрос денег, — Гриша шмыгнул носом. — Я понимаю, что, возможно, тебя самого это волнует, но давай не будем, мне не нравится. Настолько, что я даже вслух это сказал.
Да, Женю «волновало». С одной стороны, он сейчас ещё больше замкнулся и провалился в яму. С другой, он искренне обрадовался тому, что Григорий Кондрашов позволил Грише высказать своё мнение, даже негативное мнение. Это какая-то новая для Жени эмоция.
-Я рад, наконец, слышать твои личные границы, — Женя улыбнулся, правда, смотря куда-то на свои пальцы, а не на Гришу. — Это безумно приятно.
На Гришу Женя всё ещё избегал смотреть, зато чётко слышал, как он вздохнул. На ощупь найдя на плече дред, Женя принялся его мучать, придумывая всевозможные фигуры и пытаясь их сделать. Какая же отвратная атмосфера стала, совсем не Гришина, пьяный Женя бы нашёлся что сделать, но трезвый сидел в тревожно колотящемся сердцем и дрожащими руками, совсем не понимая, что сейчас уместно, а поэтому замер статуей и молчал. Слишком сильно хотелось оказаться пьяным. Интересно то, что они с Гришей, как бы, оба не терпели неловкость, а при этом она сопровождала все их встречи, как и Женины клины. Слава Богу, Грише кто-то позвонил.
-Чё надо? — ни «привет», ни «алло», ничего такого, Женя не знал, кто позвонил, но Гриша сразу на таран пошёл. — Не знаю, мне никто ничего не писал. Ну, значит, меня это вообще не касается, Гош, сам ебись, — а, вот кто звонит. — Братская чё? У тебя даже язык повернулся такое слово сказать.
Дальше Гриша что-то очень долго слушал, так что Женя, у которого любопытство пересилило тревожность, успел его рассмотреть. Он, наконец, определился с Гришиной плавающей личностью. Персонажем был Григорий Кондрашов, отточенный, прекрасный, искусственный, он как раз Жене вообще не лежал, он его триггерит. А Гриша был человеком, который злится на врачей в больнице, переживает по поводу того, что кого-то напугал, просит не говорить о деньгах и сейчас слегка быдловато и презрительно говорит с братом. Да, казалось бы, пока Гриша проявляется больше в негативных вещах, но, почему то, это притягивало хлеще всей идеальности Григория. Взгляд охладевший, жёсткий, брови сведены к переносице, нога на ноге, а свободная рука лежит поперёк живота, вряд ли Женя бы сунулся к такому Грише по своей воле, но это было завораживающе.
-Если ты сам накосячил в школе, то тебе же в этом и разбираться, я не твой законный опекун, я не имею права, по факту, приходить в школу, чтобы защитить твои интересы. Это всё равно до отца дойдёт, — Гриша ещё немного послушал и закатил глаза. — Ну, не надо было толчки взрывать, о чём ты вообще думал, долбач? Да хер с ним, что оно в трубах взорвалось, хер с ним, что ты это сделал, но то, что ты не смог вовремя свалить или отмазаться — это даже смешно. Какая разница? Скажи отцу, что это не ты, он тебе поверит, чего ты мне звонишь вообще, то, что я в этой школе учился, веса вообще не имеет. Ага, ну поцокай на меня ещё, детский сад, не забудь поплакать маме в юбку. Всё, бывай.
Сбросив звонок, Гриша раздражённо выдохнул, сдувая с глаз волосы.
-Дети до сих пор кидают петарды в толчки? — поинтересовался Женя.
-До сих пор? — удивился Гриша, немного теряя раздражённость.
-Этим ещё мы в средней школе занимались. Только мы сами делали какое-то подобие петард, нормальные у нас не продавались. А было это, получается… — пришлось задуматься. — Кажется, лет семь-восемь назад.
-Слушай, я сам, конечно, не ботаник-тихоня, но нахера кидать петарды в трубы?
Женя пожал плечами.
-Ты думаешь, у пятиклашек есть какой-то глобальный смысл портить школьное имущество? Дух протеста и прикола. Но почему твой шестнадцатилетний кабан в Москве это делает — я без понятия.
-Идиот потому что. Пошли в «Магнит Косметик», мне надо подвигаться, а то я сейчас начну тебе про Гошу выговаривать всё на свете.
-Я не против особо.
-Я сам не хочу, меня это только разозлит, а злиться не хочется. Потом как-нибудь.
Собрав пакет и встав на ноги, Гриша подал руку Жене, помогая ему встать. Откуда-то почувствовав прилив сил, Женя вскочил, хоть и с Гришиной помощью, и прям потащил его в сторону магазина.
-Щас мы как сделаем всё на высшем уровне, ты с ума сойдёшь.
-Уже начинаю, — поддакнул сзади Гриша.
-Во-во.
В «Магнит Косметик» Женя почти ворвался с ноги, напугав бедную работницу, которая раскладывала лаки для ногтей. По пути захватив оттуда какой-то матовый бордовый лак, Женя поогибал стеллажи и резко остановился у нужной стойки, так резко, что Гриша по инерции в него влетел, не успев затормозить.
-Ой.
-Ой, — кивнул Женя, сразу принимаясь за осмотр поля деятельности. — Встань сюда.
Гриша покорно перешёл по правую руку от Жени, молча наблюдая, как тот берёт какие-то тюбики, рассматривает и либо оставляет в руке, либо кладёт на место. Выбирал-то Женя, на самом деле, большей частью по интуиции, потому что, по инструкции, консилер должен быть светлее цвета кожи, а у Гриши кожа слишком смуглая, чтобы Женя мог слёту подобрать к ней нужный цвет. Как-то в его ментальную яму откуда-то просочился солнечный свет, так что он пытался успеть сделать всё на свете до того, как он угаснет, а он неминуемо угаснет, это точно.
-Так, иди сюда.
Открутив все тюбики и подойдя к Грише, Женя аккуратно взял его за шею, чтобы была опора, и свободной рукой принялся доставать аппликаторы и по-очереди оставлять полоску на Гришиной шее. Гриша всё ещё молчал и не мешался, но брови у него удивлённо и немного настороженно поднялись.
-Так проверяют совместимость цвета, — всё же решил благосклонно пояснить Женя.
-Римма по руке проверяла.
-Оттенок на руке и на лице отличается. Она проверяла по руке, поэтому и ошиблась немного. Не насмехаюсь над ней, если что, просто объясняю тебе, а то ты, очевидно, напрягаешься, когда не понимаешь, что я делаю и почему.
-Немного да, я в косметике понимаю ещё меньше, чем в информатике, это для меня магия какая-то. Даже то, как ты красишься, а ты довольно мало рисуешь.
-Обычно да. Повернись к свету, Григорий Александрович, и наклони голову чуть-чуть, я и так из-за твоих волос нихрена не вижу.
Гриша повернулся к свету, и Женя убрал его волосы, которые, по сравнению с Жениной кожей, казались просто чёрной дырой. Поизучав намазанные консилеры и дополнительно немного размазав их пальцами, Женя недовольно нахмурился.
-Смотри. Я нашёл подходящий тебе оттенок, это победа, но есть две вещи. Во-первых, я не знаю масштаб трагедии, поэтому не могу понять, типа, уровень перекрытия, который тебе нужен. А во-вторых, конкретно этот вот, который я тебе намазал, и теперь у тебя на шее мессиво, кстати, он такой дешманский и плотный, тебе всю кожу забьёт нахуй, так, что будем отбойным молотком выбивать.
У Гриши испуганно расширились глаза.
-Не хочу, Жень, не хочу, я и так с обычным консилером еле справляюсь.
-Я и не предлагаю, успокойся, моя душа. Мы нашли оттенок, который тебе подходит, я предлагаю его сфоткать и запомнить, а затем порыскать по интернету, чтобы найти такой же оттенок, только который не стоит три рубля и не состоит из масла, химии и простокваши. Я ещё думал про жёлтый или оранжевый консилеры, но опять же, я не видел твои синяки.
-Жёлтый?.. — у Гриши аж голос дрогнул. — Оранжевый?..
-Они используется для перекрытия синяков, цветные консилеры работают на контрасте с цветом проблемы, против которой они используются. По цветовому кругу, — Женя принялся читать лекцию, попутно закрывая все использованные тестеры. — Жёлтый для синяков под глазами, вен и всякого такого, но иногда он вместе с синим крафтится в зелёный подтон. Зелёный консилер от красного цвета, то есть разные шрамы, царапины, покраснения. Фиолетовый для родимых пятен, веснушек, желтизны, например, от насильственного синяка. Оранжевый для синяков под глазами, чем темнее кожа, чем ярче нужен оранжевый. Думаю, тебе больше подойдёт оранжевый. Показывать не требую, но если попробовать оценить объективно — синяки большие?
Гриша активно покивал, а потом показал пальцами сантиметра полтора.
-И тёмные.
-Мгм. Тогда оранжевый, да. Но это я тут даже смотреть не буду, бесполезно, это мы сразу посмотрим в инете. Сфоткай.
Свет с яме потихоньку начал тускнеть, тело начало тяжелеть, так что Женя отправил Гришу фотографировать всё, что нужно, к окну, а сам опёрся на стенд и зажмурился, пытаясь очистить голову. Мозг будто обматывали цепями, всё больше затягивая, аж до боли.
-Сфоткал.
-Кайф, — Женя оттолкнулся от стенда и открыл глаза. — Клади на место, оплатим мой лак и в общагу, я устал.
-Такой цвет прикольный.
-Он ещё и матовый, башкой поедешь.
-Матовый, что-то знакомое…это когда он такой шершавый и глухой?
-Странное описание, но да!
-Давай мне тоже купим.
Женя снова резко тормознул, и Гриша снова в него вписался. Иногда Жене казалось, что Гриша в секунду начинал говорить на другом языке, потому что коннект между ними терялся полностью.
-А?
-На тебе прикольно выглядит, так что я тоже хочу попробовать. Почему бы и нет?
-Гриш.
-Хм?
Вероятно, у Гриши просто не было опыта жизни геем на окраине Архангельска, поэтому он не мог понять всю силу Жениного диссонанса, вызванного его действиями. А Женю конкретно так вело, потому что ему право красить ногти в то, во что он хочет, пришлось буквально отвоёвывать с кровью и вырванными волосами, а Гриша мог просто купить лак и всё, никто ему ничего не сделает хотя бы потому, что он высокий и широкий в плечах, так ещё и «сам Григорий Кондрашов». Почему-то у Жени в душе на секунду вспыхнуло, хоть и тут же погасло, чувство ужасной несправедливости, жгущее в глазах слезами.
-Давай. Выбери цвет, который нравится.
-Я там такой классный золотой видел! И зелёный.
Нет, всё-таки Женю конкретно коротило, что-то странное происходило. Внутри боролись гордость за свою свободу самовыражения, гомофобный пацанчик с окраины Архангельска, страх за Гришу и полное отсутствие интереса к чужим делам и внешности, вот они все замесились, пока сам Женя стоял с отсутствующим видом и наблюдал за ходящим туда сюда у стенда Гришей. Выпить, кстати говоря, стало хотеться ещё больше.
-Всё, на кассу.
Гриша быстро забрал у Жени его лак и ушёл к кассе, пока Женя продолжал безвольно стоять, не в силах даже сползшие на нос очки поправить. Почему его жизнь с появлением Гриши так сильно взметнулась и поскакала галопом куда-то в обрыв?
-Разворот, и в общагу.
За плечи Гриша развернул Женю к выходу и повёл рядом с собой.
До общежития они шли молча. Женя так и не вышел из своих мыслей, а Гришины мотивы молчать он не знал. Конкретно его нервную систему просто будто выключило, то есть Женя спокойно шел, всё видел, но внутри у него не было ничего, кроме груды горячего мяса, исполняющей функции, необходимые для поддержания жизни. Очень просто представить свои органы, когда видел их, хоть и в чужом человеке. Хотя, если бы «в», а не «вне», то всего этого бы не было.
-Почему?
Гриша аж вздрогнул, пока они поднимались по лестнице в общежитии, услышав после стольких минут молчания Женин гулкий голос, отражающийся от стен.
-Что почему?
-Ты купил лаки.
-А, — Гриша пожал плечами. — Захотелось. Они прикольные, цвета красивые.
-И ты правда просто их нанесёшь?
-Ну, это будет проблематично, конечно, потому что с мелкой моторикой у меня прикол слегка, я не привык с чем-то маленьким осторожно работать, но уж попробую. И я бе-е-ез понятия как с этим всем работать, потому что девушки ходили за этим куда-то, возвращались уже с новыми ногтями и без двух с половиной тысяч.
-Убило насмерть.
-И я о том же.
-Бля, умом Россию не понять, тебя особенно.
-Так ты и не пытайся, прими как есть. Они чё, всё ещё в карты играют? — Гриша заглянул в две приоткрытые двери. — Играют. Не удивлён, но впечатлён.
Обогнув Гришу, Женя вошёл в свою комнату и рухнул на кровать, отчего участки кожи с новыми татуировками неприятно обожгло.
-Тату-сеанс так выматывает, жесть. Казалось бы, просто на кушетке валяешься три часа, а будто пешком шёл от Твери.
-Если бы меня тоже несколько часов беспрерывно на огромных скоростях тыкали иглой — я б тоже прям на пороге лёг и отказывался двигаться.
-Почему от тебя тату-сеанс постоянно звучит, будто пытка?
-Страшно же, я помню, как мне уши прокалывали, и то приятного мало, а там иглой ровно два раза в сумме ткнули. Не люблю иглы. А плёнку с тату правда больно сдирать?
-О да. Она очень сильно липкая, к коже намертво прикрепляется, её сдирать даже больнее, чем некоторые тату набивать. Я даже Егорку от себя не отпускал, пока плёнку с шеи и груди сдирал, он тусовался у раковины, высказывал мне сомнения о самой идее тату и комментировал то, как у меня по пальцам в раковину стекают чернила с сукровицей. Единственный раз в жизни, когда его незатыкающийся рот мне на пользу был, кстати.
Гриша усмехнулся и сел на оставшийся квадратный сантиметр на кровати. Собрав уставшее тело, Женя поднялся на ноги и уселся на свой стол, складывая ноги по-турецки.
-Садись нормально.
-Тебе там норм сидеть? — но всё же Гриша сдвинулся на центр, облокачиваясь спиной на стену.
-Да, мне так нравится.
-Слушай, Жень.
Голос у Гриши стал каким-то серьёзным, так что Женя насторожился.
-М?
-Ты избегал меня две недели, не отвечал на звонки и сообщения, в общаге я магическим образом ни разу тебя не нашёл, как и в твоём корпусе. Так почему ты вдруг мне написал и сразу позвал встретиться? Вряд ли только из-за боли от тату, я же не дурачок с развитием ребёнка трёхлетнего.
Умение придумывать отмазки у Жени немного поломалось, да и напрочь врать Грише не хотелось, но рассказать правду Женя не мог. Ситуация патовая.
-Кажется, я просто к тебе сильно привязался. Да, я тебя избегал, так не выглядит, но у меня была причина, я избегал не тебя, а избегал того, чтобы ты был в моём обществе, чтобы тебя окружало моё общество, я не знаю как это объяснить, просто ты засвидетельствовал уже столько моих клинов, что это невозможно, люди просто не могут, блять, продолжить общаться со мной, как ни в чём не бывало, после того, как я у них спрашивал я ли я или нет. А ты будто ничего не замечаешь, да я из твоей квартиры сбежал посреди предложения, а ты никак до сих пор на это не отреагировал, поэтому я реагирую от твоего лица за тебя, а окрас этой реакции, поверь мне, далеко не положительный. Но ты моему организму очень нравишься, не в сексуальном плане, если что, не переживай, я… — почти всё Женя высказал на одном дыхании, поэтому сейчас задохнулся, будучи не в состоянии выровнять вдохи и выдохи, — я сам не знаю, Гриш, прости. Я бы сам хотел понять. Но я абсолютно искренне скучал, в этом я не соврал.
Как же сложно существовать, когда скрываешь 99% процентов своей жизни, своих чувств и своего состояния. Если бы Гриша знал весь бэкграунд — Жене не пришлось бы сейчас червём выкручиваться, чтобы не сказать лишнего. А ещё Женя сейчас и себя, и Гришу вгонял в положение, от которого ужасно бесился, читая книги, смотря сериалы и в целом поглощая любой подобный контент, — один не сказал о своих мыслях, второй не сказал о своих мыслях, и вот сидят два баклана, которые навсегда разойдутся из-за того, что друг другу не сказали.
-О, вы снова сошлись? — Егор влетел плечом в дверной косяк, оповещая о своём приходе, так что Женя за мгновение успел перенастроиться.
-Мы не встречаемся, успокойся ты.
Егор хмыкнул.
-Мы там, короче, нам тесно стало, так что хочешь не хочешь, а мы перемещаемся сюда, тут места много.
-Делайте чё хотите, будете дышать лаком для ногтей.
-О-о-ой, сядь к окну, туда воняй.
-Но если ты собрался на постоянке сюда народ водить, то я всех вышвырну нахуй, ты не думай, что если меня один раз затащили в ваш клуб порядочных парней, то это автоматически значит, что я всё вот это одобрять начал.
-Есть, сэр.
На секунду Егор куда-то выскочил из комнаты, а вот обратно за ним зашла уже толпа народа. Ну, по факту, конечно, человек семь всего, но для Жениной комнаты, в которой за раз находилось максимум человека три, это была прям толпа.
Закатив глаза, Женя открыл окно, взял электронку и лак и уместил себя на подоконник. Гриша слез с кровати и сел около него на стол. На самом деле, несмотря на весь шум, звуковой и визуальный, который притащил с собой Егор, от такой обстановки Жене стало сильно легче. Ему комфортно было быть высшей инстанцией этажа математиков, было комфортно от того, что все понимали, что если Маугли раздражить — может прилететь, такая уже привычная и родная обстановка. Только Гриша из неё стал выбиваться, потому что у Жени с Гришей всё стало как-то очень сложно.
-Маугли!
Женя вздрогнул, отчего кисточка слаком прошлась по пальцам, оставляя яркую полосу, и выглянул из-за Гришиного плеча.
-Чё надо?
-Мы коллективной извилиной решили спросить, вдруг ты хочешь с нами в карты.
Женя аж брови поднял. Народ явно слишком осмелел.
-Чтобы вы потом мне мозги трахали тем, что я выиграл, хотя вы математики и просчитываете ходы? — Женя вернулся в изначальную позу и продолжил красить ногти. — Ну обязательно, делать мне больше нечего.
-Самомнение у тебя, конечно, величайшее.
-Конечно, Вить, я же король всего на свете.
-Говор я от тебя уже полтора года слушаю.
Раздался ропот толпы, кто-то шёпотом спросил «Витёк, ты чё?». Но у Жени уже вышел из спячки «чёткий пацан» в голове, за базар надо отвечать, так что, взяв лак, он спрыгнул со стола и уселся на пол в круг.
-Раздавай.
-Ебать ты лаком воняешь.
-Интересно почему, конечно. Я не докрасил, и дальше вонять буду. Только посмей ебило скривить, я тебе его снесу.
Пока раздавали карты, Женя доехал, что с Пьяницы люди перекочевали в Дурака. Играть прям по технике он, кстати, не умел вообще, в Архангельске научился, как и все подростки, но всё вот это вот просчитывать ходы, запоминать кто какие карты скинул, смотреть на лица игроков, ничего этого Женя не умел, он просто примерно помнил правила и обладал просто неприличным везением в том, что касалось азартных игр.
В этот раз Женя выиграл молча, зато Витины карты покрывал смотря прямо ему в глаза.
-Ещё, — Витя смёл карты и бито, принимаясь сразу их перемешивать.
-Неа, следующий кон я пропускаю, играю через один, чтобы ногти докрасить и досушить.
-Ну нет, мы так не договаривались.
-Отсоси, потом проси.
Говорил эту фразу Женя довольно часто, но сейчас, кажется, после недавних новостей о его ориентации она возымела гораздо больше эффекта. Покривив губы, Витя отстал от Жени, и тот спокойно занялся ногтями. Докрашивать было мало, так что Женя довольно быстро управился, помахал растопыренными пальцами и свалил к окну с целью курить.
-А чем рисуется дизайн на ногтях? — шёпотом и не очень уверенно спросил у него Гриша, когда он устроился на столе.
-Тонкой кисточкой, — Женя заинтересованно глянул на Гришины пальцы, которые он уже умудрился кое-как накрасить своим лаком, который оказался тёмно-изумрудным. — О, ну, неплохо!
-Ромашка, у меня тоже есть глаза, даже получше твоих функционирующие, я же вижу, что у меня вместе с ногтями пол пальцев покрашены.
-Ничего, сотрём жидкостью, когда сами ногти высохнут. Специальной кисточки у меня, конечно, нет, но есть эквивалент, — свалившись со стола, Женя порылся в тумбочке и заполз обратно уже с жидкостью для снятия лака, ватными дисками и тонкой кисточкой. — Москва не сразу строилась. Ждём, пока высохнет покрытие.
-Хорошо. И…про то, что ты мне сказал…
-Не надо, — Женя замотал головой. — Я сам себе противоречу, но я сейчас не готов услышать твой ответ каким бы он ни был. Если можешь, то попридержи его, не знаю, до послезавтра.
-Ты же знаешь, что послезавтра будет вписон у не помню кого, но помню где?
-Не знал. Всё равно не пойду, а день выбрал рандомно.
-Будешь просто существовать в пустой тёмной общаге?
-Да.
Импульсивно спрыгнув со стола, Женя за секунду решил сходить на кухню, чтобы взять, ну например, свой питьевой йогурт. Он даже не был уверен, что йогурт в холодильнике ещё остался, но ему просто надо было уйти из Гришиной сферы влияния. Как-то раньше у него не было настолько ощутимых проблем с сокрытием своей жизни, ну да, было сложно выбирать некоторые не очень негативные факты и связывать из них какую-то другую жизнь, но не более того, а сейчас это ощущалось, будто Женя был в комнате без окон и дверей, а всё его замалчивание огромным комом занимало всё пространство, оставляя Жене меньше места, чем требовалось даже для полноценного вдоха. Очень давило, медленно, но верно, скоро Женю просто раздавит.
Захватив йогурт, Женя вернулся в комнату, но, забив на Гришу и карты, он взял скетчбук и снова ушёл на кухню, усаживаясь на свою тумбочку. По факту, конечно, тумбочка была общей, что вообще тумбочка делает на кухне — вопрос без ответа, так что Женя освоил её как место для употребления пищи. Пища была у него крайне неразнообразной, тарелки для неё даже не требовались, так что на тумбочке Жене было очень даже удобно. Все знали, что это его тумбочка.
В этот раз Женя рисовал какого-то невнятного Монстра. Он был тонким, лёгким и очень большим, но на ногах у него были тяжеленные грузы. Из-за них Монстр если и мог идти, то только на метр за раз, что для такого гигантского создания просто ничто. Ветер, воющий в краях, где жил Монстр, пытался подхватить его и унести, но грузы не давали этого сделать, так что ветер просто бил по тонкому телу и ногам Монстра, причиняя боль. А ведь Монстр раньше мечтал летать, смотреть с высоты полёта разные страны, леса и деревни. Потом он мечтал просто хотя бы ходить, он ведь сам по себе высокий, сможет видеть всё то же разное, просто на это уйдёт больше времени и сил. А потом Монстр перестал мечтать. Его надежда угасла, сейчас он ничего не ждал, ничего не хотел и ни о чём не думал, в его несчастной жизни остались только тяжесть грузов, боль от сильного ветра и чужой страх, ведь когда другие создания его видели, они сразу убегали и прятались, наверное, думали, что он агрессивный и опасный, потому что часто громоподобно ревёт. А он не опасный, просто большой и непривычно выглядит. И не агрессивный, а просто ревёт от боли.