На тщательный самоанализ у Жени ушло довольно много времени, а именно около десяти дней. За это время он понял, что, скорее всего, боялся каких-то активных и настырных действий со стороны Гриши. Но Гриша вообще ничего такого не делал, даже своё поведение при других не изменил, только его взгляды на себе Женя стал ловить немного чаще. А наедине, что случалось довольно редко, он всегда спрашивал разрешения на взаимодействие иногда вербально, иногда невербально. Казалось бы, просто идеально, но Женина психика настолько запуталась сама в себе, что начала крениться в сторону «ну ясно, это всё был спор, он предложил мне встречаться, я согласился, он выиграл спор и всё». Не может Жене быть хорошо, ему всегда должно быть плохо.

-Матфак и худграф сегодня хотят сгонять посидеть в Измайлово, знаешь? — Гриша валялся на кровати с ноутбуком, пока Женя сидел за его столом, «рисуя домашнее задание», как Гриша обозвал это часа полтора назад.

-Что-то слышал, но каждый раз, когда девочки говорят о твоих пацанах, — я отключаюсь. Вообще, изначально это мы хотели в парк порисовать, а твои по пути где-то нашлись.

-То есть ты идёшь?

Женя вздохнул и отложил карандаш, разминая пальцы.

-Иду. А ты?

-Честно, я от пацанов устал ужасно, но если ты меня от них укроешь, то пойду. Хочу по минимуму с ними контактировать.

Встав со стула, Женя прошёл к Грише и угрожающе бухнулся перед ним на кровать, вызывая на себя немного удивлённый взгляд из-за ноутбука.

-Кондрашов, я клянусь, если твои додики начнут клинья подбивать к моим девочкам — я буду кислотой плеваться и кастрировать.

-Ой-ой-ой-ой, — Гриша вытянул руку, и Женя послушно лёг рядом с ним.

-Не, серьёзно, оно мне нахуй не надо.

-Я тебя услышал, Евгений Васильевич. Сделаю всё, что от меня зависит.

-Если мы хотим успеть, то нам надо выйти где-то через двадцать минут. Или даже пятнадцать.

-Нам же хватит пяти минут, чтобы одеться?

-Думаю, да.

-Ну вот и кайф.

Женя краситься не планировал, а Гриша свои синяки под глазами ему пока не доверил. Женя и не возникал по этому поводу, потому что он явно был последним человеком в России, которому следовало бы что-то говорить про чужую закрытость. Есть некое ощущение, что пока у них с Гришей отношения на почтительном расстоянии.

Парки Женя, кстати, не очень любил. В его понимании весь интерактив парка состоял в том, чтобы просто в нём находиться. Ходить по дорожкам, трепетно смотреть на берёзки, восхищаться травой и любовно водить пальчиками по стойкам уже ненавистных электросамокатов, хоть Женя и был а-ля художником, но «наслаждаться тем, что вокруг него» он совсем не умел. Улавливал глубинный смысл он из рук вон плохо. Поэтому и по Измайлово он шёл чуть ли не с глазами в землю, все деревья, бегающие дети, ларьки и шум воды его ненавязчиво напрягали.

-Женя! — за несколько метров до нужного места на Женю налетели Вика и Катя, обнимая в четыре руки.

-О Боже, мы только вчера на парах виделись, чего вы?

-На всякий, чтобы не расслаблялся.

Ведомый однокурсницами, Женя пришёл ко всем остальным, садясь на траву подальше от матфака. Почему-то в один момент все оттуда начали его ужасно морозить, вероятно, вот поэтому он раньше не хотел ни с кем в общаге общаться, чтобы такого не было.

-Какая-то прям очень странная тут атмосфера, — Гриша сел рядом, недовольно оглядывая обстановку. — Некрасиво.

-Мне тоже не нравится.

Гриша достал из рюкзака ноутбук, Женя достал из сумки необходимые принадлежности, привычно кладя клячку на угол блокнота, а линейку и канцелярский ножик в нагрудный карман рубашки, и они молча в отрыве от коллектива принялись заниматься своими делами.

-Вот блять.

В какой-то момент Женя услышал вот это и краем глаза увидел, как Гриша убрал с колен ноутбук, быстро поднялся и куда-то пошёл. И это была прям очень нетипичная для Гриши реакция, поэтому Женя сразу отложил всё своё и приготовился встать, наблюдая на ситуацией. Шёл Гриша к какому-то дёрганому на вид парню, Женя его не знал, но догадаться кто это было несложно, потому что у парня были такие же как у Гриши чёрные волосы и смуглая кожа. После минуты их диалога с большим количеством жестов, Женя всё же встал и пошёл к братьям, решив не дожидаться, пока начнётся криминал.

-Да ты тупой совсем, что ли, не понима…ой, привет, Женя!

Как-то Жене не совсем понравилось, что Гоша знает его имя.

-Не трогай его, — Гриша выставил руку, защищая Женю.

-Я не собираюсь, я просто поговорить хочу.

-Не сри мне в уши, умоляю, я знаю твои «поговорить». Ты меня выследил, маньяк, чтобы «поговорить».

-Да, поговорить, тебя это вообще не касается, — Гоша махнул рукой на Гришу и устремил неожиданно карие глаза на Женю. — Жень, поговори со мной, я клянусь, всё нормально будет.

Женя нахмурился, но опустил Гришину руку.

-О чём?

-Обо всём этом, я просто хочу понять, ну, вектор.

-Вектор, — хмыкнув, Женя посмотрел на Гришу.

-Не надо, Жень, я его шестнадцать лет знаю, он не умеет «говорить».

-Я тоже не ахти переговорщик, мы не сдвинемся с этого места, а ты просто отойдёшь. Пожалуйста. Мы будем у тебя в доступе.

Сжав зубы, Гриша всё же отошёл куда-то назад.

-Ты решил ему жизнь поломать, да? Я не знаю как ты это сделал, зачем ты это сделал, он заслужил, конечно, но не таким образом.

-Я ничего не решал.

-Да ты что? — Гоша дёрнулся вперёд, оказываясь неприлично близко к Жене. — То есть пидором он по своей воле стал? Ты вдупляешь, какой строгий у нас отец? Да он его уничтожит, просто убьёт, несмотря на то, что он уже типа взрослый, а всё это из-за тебя.

Женя начал как-то терять уверенность, в ответ на Гошины слова он просто помотал головой.

-Это мерзко. Папа и так Гришу не любит. Сгинь ты от него.

Хоть и хотел, но Женя не мог ответить, будто губы склеили, он только мотал головой и растерянно смотрел на то, как Гоша тихим голосом на него давит.

-Ты знал, что в нашей религии однополые отношения — харам?

-Он не верующий.

-Думаешь, об этом у него кто-то спросит? В общем, давай упростим переговоры.

Женя опустил глаза на движение и с ужасом увидел у Гоши в правой руке нож. Да не может такого быть. Не может же он всерьёз сейчас в свои шестнадцать угрожать другому человеку ножом.

-Поверь мне, я тебя ударю.

-Ты отбитый. Просто наглухо. Ты за это можешь в колонию попасть. Ты ничего этим не добьёшься.

У Жени вся нервная система обострилась, в голове было всё очень плохо, так что, не особо разбираясь, когда нож дёрнулся, он схватил его рукой. Лезвие довольно глубоко вонзилось в ладонь, Женя почувствовал загорающуюся боль и хлынувшую горячую кровь. Видимо, Гоша тоже увидел кровь, потому что его зрачки испуганно округлились, он глянул Жене в глаза, медленно отошёл, оставляя нож в чужой руке, и резко сорвался с места, убегая по дорожке влево.

Женя уже ничего не слышал и не видел. Когда сзади подошёл Гриша, он, не оборачиваясь, сунул ему окровавленный нож и быстро пошёл в направлении, которое выбрала интуиция. Всё, молот с оглушительным грохотом ударил по наковальне, превратив Женю в кашу из мяса и обломков костей. С пальцев левой руки капала кровь, пугая попадающихся по дороге людей, но Жене было всё равно. Для него реальность осталась тоненькой соломинкой, за которую он отчаянно хватался, но понимал, что долго не продержится.

Выйдя из парка, он на память нашёл хостел, в который когда-то часто ходил с компанией, потому что там работали люди, обладающие потрясающим умением не задавать вопросы. Даже сейчас дядька на ресепшене спокойно продал одиночный номер явно невменяемому пацану с окровавленной рукой, Женя потом явно поблагодарит себя за привычку таскать кошелёк в основном не в сумке, а в кармане.

Его комната была довольно маленькой, в ней стояли кровать, зеркало и тумбочка. Женя остановился боком к зеркалу, смотря в пол. Если прислушаться — можно услышать, как на пол капает кровь. Тяжело повернув голову, Женя увидел отражение. Опять не он, опять какой-то другой человек, которого Женя вообще не знает. Дреды, кольцо в носу, мешковатая одежда ублюдских цветов, которые Женя ненавидит. Ему стало всё равно на то, кто это и где он сам, ему хотелось просто испоганить то, что он видел в зеркале. Достав канцелярский нож из кармана, Женя принялся истерично отрезать дреды. На это уходило много времени и усилий, на глазах застыли жгучие слёзы, левая рука ужасно болела, но Женя всё резал и резал, один окровавленный дред падал на пол — он сразу приступал к другому. Эти волосы было не жалко это не Женины волосы, его вообще здесь нет. Когда нож в очередной раз соскользнул с волос, Женя закричал и ударил в зеркало, раня правую руку разбившимся стеклом. Да какая разница? Пусть хоть всего его изрежет, каждый сантиметр тела, это не спасёт от всего, что выжигает изнутри. Свалив опустевшую поставку от зеркала на пол, Женя перешёл по другую сторону кровати и, взяв настольную лампу, швырнул её в стену, от этого тоже легче не стало, внутри всё ещё болело и взрывалось. Запнувшись о кровать, Женя упал на пол, на осколки. Видимо, это послужило последним толчком, и Женино сознание окончательно исчезло из незнакомого ему тела.