Получить рецепт у Михаила Владимировича труда не составило. Он позадавал Жене некоторые вопросы, а потом просто отдал ему рецепт, потому что норма была подобрана с ещё с прошлого раза. Буквально сразу в подъезде дома напротив Женя купил нужные таблетки, зашёл во двор этого дома и принялся сверлить взглядом упаковку. Кстати, у всех антидепрессантов очень стрёмные упаковки, от них психические заболевания, а в особенности депрессия, развивались ещё больше.
Сейчас бы очень пригодился Гриша, но Женя его и так утром огромными усилиями отправил на пары, так что, даже если он сейчас позвонит просто, чтобы услышать его поддерживающий голос перед первым приёмом таблеток, — Гриша с этих пар сорвётся и приедет по Зенли, и все утренние старания улетят коту под хвост. Женя и так не смог его отговорить от перевода денег на карту «за сеанс, за таблетки, за такси, на воду, чтобы запить таблетки, на еду, чтобы заесть стресс», он даже не запомнил все поводы, которые Гриша наговорил, а отвлекающим манёвром попросил его написать по пути в универ список из всего, на что могут понадобиться эти деньги, и забрать из общаги некоторые вещи. И ведь список Гриша написал. И скинул Жене. Там было двадцать четыре пункта.
Мучал себя Женя очень долго, даже замёрзнуть успел. Сначала смотрел на пачки, потом рассматривал блистеры, потом рассматривал и катал по ладони две таблетки. Это же очень просто — закинуть таблетки в рот, запить водой и всё. Но Женя помнил, как они на него подействуют, он не мог заставить себя их съесть. Тяжело вздохнув, он взял бутылку, взял таблетки и пошёл к центру двора, где какая-то молодая мама уже двадцать минут наблюдала, как её дитя скачет по детской площадке.
-Извините пожалуйста.
Женщина повернула голову на Женю и вежливо улыбнулась.
-Да?
-Могу я Вас попросить сделать кое-что, на первый взгляд довольно странное?
-Заинтриговали. Ну, попросите.
-Можете посчитать от трёх до одного? Вы мне этим очень поможете.
-От трёх до одного?
-Да, как обратный отсчёт.
-Ну хорошо. Три. Два. Один.
На «один» Женя, не дав себе подумать, закинул в рот таблетки и сразу залил их водой. Рвотный рефлекс попытался сработать, но Женя всё равно проглотил это всё и помотал головой.
-Спасибо большое, — уперевшись руками в колени, Женя по привычке поклонился женщине. — Очень не люблю пить таблетки, постоянно не могу себя себя заставить. Извините, если показался Вам странным.
-Я просто надеюсь, что это не что-то запрещённое.
-Думаю, что-то запрещённое я бы не запивал водой. Спасибо ещё раз.
И, последний раз улыбнувшись, Женя ушёл из двора, чтобы никого не нервировать. Он понимал, что со своими волосами, бинтами и кольцом в носу явно не выглядел, как человек, которому надо способствовать в приёме каких-то таблеток, но по-другому он бы честно не смог, а Гриша был прав, чем быстрее начнёшь, тем быстрее станет лучше.
Сразу вызывать такси Женя не стал, решил походить, сколько сможет. Всё же, если с антидепрессантами всё пройдёт так, как в прошлый раз, то из дома он ещё долго не выйдет, так что, пока таблетки не подействовали, имеет смысл подышать свежим воздухом. Надев наушники, Женя просто пошёл туда, куда идётся, не боясь потеряться. Всё равно туда, в какую степь он потеряется, будет вызвано такси.
-Ну как? — Гриша подпрыгнул из-за стола, когда Женя зашёл в квартиру. Кстати, когда Гриша выдал Жене запасные ключи от своей квартиры, Женя сначала подумал, что уж очень Гриша доверчивый, а потом надо было вытирать слёзы.
-Пришлось доебать какую-то милую женщину, чтобы выпить таблетки. Они так быстро не подействуют, не волнуйся. А ещё я за раз двенадцать тысяч шагов прошёл.
-А Михаил Владимирович что сказал?
-Что я определённо больной, — оперевшись Грише на плечо, Женя встал на носочки и чмокнул его в губы, проходя на кухню, чтобы выложить из карманов на стол телефоны, кошельки, наушники и остальное. — Не волнуйся так, повторяюсь, ты определённо заметишь, когда мне начнёт становиться хуже. А пока твои нервы моим нервам лучше не делают.
-Ладно, тогда возвращаемся к твоей первой фразе. Доебать женщину, чтобы выпить таблетки?
-Очень долго не мог сам их выпить. Позвонить тебе не мог, пойти обратно к Михаилу Владимировичу не мог, да и вообще, чё это я сам какие-то две таблеточки выпить не могу? — закончив выкладывание, Женя пошёл обратно в прихожую, чтобы снять верхнюю одежду. — Так что я пошёл к женщине, у которой ребёнок тусил на детской площадке, и попросил её посчитать от трёх до одного. Почему-то со мной отсчёт всегда работает.
-А почему мне не мог позвонить?
-Ух, как много вопросов, — закончив в прихожей, Женя перешёл в ванную, потому что только там было зеркало, попутно взъерошивая шерсть валяющемуся в раковине Меде. — Одно зеркало в квартире — это невозможно. Не мог позвонить, потому что ты бы в момент исчез из универа и приехал ко мне.
-Ну да.
-Вот видишь, «ну да», — Женя вышел из ванной и, наконец, остановился. — Ты, оказалось, как явление на парах очень эфемерный, а ты должен ходить на пары, мы не можем оба на них не ходить. За это я готов тебе с заданиями помогать, чтобы не было так тяжело. Обещай мне.
-Обещать, что буду ходить на пары?
Женя вздохнул и пошёл разгребать свой завал на столе.
-Да. Я не смогу каждое утро тратить столько сил, чтобы выпихать тебя в универ. Не ходи на пары, когда не хочется, но не ходить из-за меня я не позволю. Тебе нельзя зарабатывать пропуски, чтобы потом сессию себе осложнить, а ещё это тебя немного отвлечёт, потому что, поверь, когда дома у тебя тяжёлая и изнуряющая атмосфера от психически больного человека, очень легко свалиться. А ты не должен свалиться.
Гриша принялся топтаться на месте, что значило, что он начинает слишком сильно переживать. Ответа от него Женя ждал довольно долго, успел за это время разобрать стол, и снять толстовку, которая, кстати, была Гришиной, потому что у Жени в этой квартире одежды не было, он нашёл то, что было ему наименее велико, и надел это.
-Хорошо, я обещаю ходить на пары. Но и ты мне пообещай, если тебе станет как-то не по плану плохо — ты не будешь вставать в позы и позвонишь мне, несмотря на универ. А ещё запишешь номер моей мамы, она за тебя переживает и выносит мне остатки мозгов.
-Переживает? По поводу? — из-под кровати Женя достал Штуку и бухнулся на неё. — Ноги отваливаются.
-Очень размыто, но она знает про твоё состояние.
Женя поднял голову на севшего рядом Гришу.
-Что именно?
-Сначала знала о моих чувствах. Потом о том, что мы начали встречаться. А потом про то, что ты попал в больницу. Я ей не говорю конкретного, не бойся, просто сказал, что у тебя сейчас очень плохой период в жизни. Про руки, про стационар, в общем, про всё такое она не знает, но всё равно вокруг воображаемого тебя прыгает, она очень эмпатичный человечек.
-Так вот в кого ты. А Гоша в отца.
Гриша вздохнул.
-Кстати, о тебе Гоша, скорее всего, узнал из моей переписки с мамой. Надо поставить маме блокировку отпечатком на все мессенджеры.
-Скинь мне контакт. Как её зовут?
-Елена Фёдоровна. И ты мне не пообещал, я жду.
Сняв очки, Женя опять упал лицом в Штуку. Оказалось, дать обещание реально тяжело. Он всегда справлялся один. Даже в первый раз он хоть и жил у тёти Лизы, но со всем справлялся сам. А тут приходится делиться с Гришей, позволять ему себе помогать.
-Но ведь если я не смогу сам выкарабкаться — это будет значить, что я, ну…не справился? Со всей жизнью. Людям и хуже бывает, я тоже переживу.
-Всегда всем бывает хуже, Геш, — тихо вздохнув, Гриша начал мягко гладить Женю по спине. — Даже если ты застрянешь на вершине горы, и руки с ногами тебе придавит камнями, — всё равно найдётся тот, кто застрял в расщелине в прибой в озере с акулами. Нельзя это сравнивать и обесценивать своё состояние. Нет ничего плохого в том, чтобы позволить кому-то помочь, не надо храбриться.
-От кого, от кого, дорогой.
-Мы оба дипломированные специалисты в области того, что сами в упор игнорируем.
-Восторг. Обещаю позвонить, но ты сильно меня не жалей, а то я опять замкнусь. Мне хватило жалости по горло, когда меня клали в стационар, это было отвратительно.
Женя повернулся к Грише спиной, поджимая ноги и руки.
-И ты это пережил, — шепнул на ухо подползший Гриша, убирая Жене волосы с лица и шеи. — Представляешь? Тебя против твоей воли поместили в страшное место, а ты всё пережил, справился. Даже сам сразу сходил к Михаилу Владимировичу и начал пить таблетки.
-Ответственный, конечно, до ужаса.
-Да! — Гриша развернул Женю на спину. — Именно.
Женя слабо улыбнулся.
-В общаге было что-нибудь интересное?
-Хм, ну такое. У всех один инфоповод — где ты и что ты. А поскольку со мной за последнее время ты, кажется, контактировал больше всего, все наскакивают на меня, а я играю в молчанку и через всех пробиваюсь. Лично мои одногруппники вообще не привыкли к тому, что я их игнорирую.
-Тяжело?
-Да нет, — Гриша пожал плечами. — Просто непривычно думать о себе и своём человеке, а не о том, чтобы удовлетворить интерес всех вокруг. Но мне нравится, что я добровольно начинаю ставить на первое место своё, а не чужое, расту.
-Горжусь. Спасибо, что не рассказываешь обо мне. Я понимаю, что мои могут за меня беспокоиться, но, клянусь, от мысли о том, что со мной найдёт контакт внешний мир, мне гораздо тяжелее, чем от мысли о первой фазе антидепров.
-Ничего никому не скажу, — Гриша помотал головой, потом вынужденно убирая волосы с лица.
-А выдержишь, Григорий Александрович?
-А то!
Надев очки, Женя потянулся и позволил себе улыбнуться. Он до сих пор не мог перестать наслаждаться тем, что с Гришиной персоны в его голове рухнули все наросшие страхи и сомнения.
-А ты знал, что у меня в тату есть конкретно твой зелёный?
-Мой зелёный? — Гриша нахмурился и вопросительно наклонил голову.
-Ага, — немного поёрзав, Женя откинул кулон-ромашку и отодвинул ворот майки, чтобы было целиком видно тату «глаза не лгут». — Подбирал с твоих глаз. Но, честно говоря, тогда я не знал об этом, тогда я вообще бессознательно отрицал, что хоть что-то в моих действиях связано с тобой.
-Польщён.
Судя по количеству нагрузки в глазах, Гриша сейчас вёл какие-то переговоры сам с собой. По итогу этих переговоров он сосредоточенно поднял руку и осторожно коснулся холодными пальцами нижней части тату, от чего у Жени по коже моментально пробежались мурашки, ведь Гришины пальцы для его температуры тела были ледяными.
-Да ну ладно, это просто к сведению, — всё же Женя смутился и закрыл тату майкой. — Считай, что просто одна из многих. Где Медя? Быстро выкарабкавшись из Штуки, Женя ретировался в ванную, устремляя всё возможное внимание на Медю в раковине.
-Бесяка ты рыжая, невозможно, только и делаешь, что лежишь и не реагируешь.
-А с хера ли должен? — Гриша навалился на Женю со спины и обнял поперёк живота. — Когда ты смущаешься, тебя надо отлавливать.
-Отлавливать надо бешеных животных, — буркнул Женя, всё ещё упрямо пялясь в Медину шерсть.
-Не ворчи, ромашка.
Затылком Женя чувствовал Гришино дыхание, горячее и глубокое. Нет, всё же он пока не мог привыкнуть к таким отношениям, хоть они ему и очень нравились.
-Гриш.
-Хм.
-А чё ты там хотел на ногтях нарисовать?
-А, — Гриша вытянул руку и посмотрел на ногти, хотя лака там уже не было. — Сам не знаю, завитушки какие-нибудь. Просто думалось, что цвета сочетаются, вот и взял их, а дальше не продумал.
-Давай нарисуем что-нибудь, если ещё хочешь.
-Давай. Ты уже не против?
-Я был против? — Женя развернулся в Гришиных руках лицом к нему.
-Я и сам не понял, но тебе явно это как-то не лежало.
Женя нахмурился.
-Честно говоря, когда у меня слишком наступает рецидив, я что-то могу не запоминать, только урывками какими-то. Но, зная себя, скорее всего я был недоволен тем, как тебе такое легко даётся.
-В смысле?
-Ну, я тебе уже рассказывал про свою гомофобию. И я продирался через неё, через внешнюю гомофобию, через все условия, чтобы иметь право выглядеть так, как хочу. И для моего тогда всё больше отключающегося мозга казалось оскорблением, что я сражался за жизнь, а ты просто взял и купил лак без единой задней мысли. Но это не имеет веса, просто иногда Архангельска во мне больше, чем Москвы. Ну не делай ты такие глаза щенячьи, Гриш.
Внезапно Гриша крепко прижал Женю к себе, и Женя почувствовал, как он часто дышит.
-Эй, моя душа, ты чего? Пошли к окну, там свежий воздух.
Но Гриша замотал головой и ещё сильнее прижал Женю к себе.
-Ощущение, будто ты сейчас растворишься, и окажется, что ты всё же умер. Страшно пиздец.
-Я рядом, Гриш, я с тобой, никуда не растворяюсь. Ну? — Женя обнял Гришу за шею. — Я здесь, давай вместе дышать.
-Меня жжёт внутри.
-Просто паническая атака, скоро пройдёт, не будем о ней думать. Расскажешь, что интересного было на парах?
-Витя всё ещё думает, что его подлизывание никому не заметно. Сказал очередную мерзость, когда смотришь со стороны — это кажется ещё противнее. Они вообще почти все противные, когда смотришь со стороны. Так много трещат, оказывается, жутко меня бесят.
-Ты очень много узнаешь о своих эмоциях, когда перестанешь их блокировать. А что именно Витя сказал?
-Он рассказывал доклад, что-то не так сказал, и преподаватель начала его поправлять, рассказывать так, как надо, а он «ну конечно, Елена Олеговна», «вы абсолютно правы, Елена Олеговна», «я так сказал, потому что хотел побольше объяснить ребятам, Елена Олеговна». Убивает насмерть. Это сильно плохо?
-Что, что ты такое чувствуешь? Это совершенно нормально, Гриш, ты привык подстраиваться под общий эмоциональный фон настолько, что даже перестал сильно нуждаться в выражении своих собственных чувств и эмоций. А сейчас у тебя появились дела поважнее, чем быть удобным для каждого куста, поэтому ты начинаешь чувствовать то, что должен чувствовать Гриша, а не Григорий Кондрашов.
-А если Гриша агрессивный? — Гриша перешёл на неуверенный шёпот, упираясь лбом Жене в плечо, для чего ему пришлось сильно сгорбиться.
-Неа. Агрессию просто легко испытывать, она тоже часть эмоционального спектра. Сначала ты поймёшь, как всё вокруг тебя бесит и напрягает, а потом станет нормально. Будем с тобой вместе приспосабливать психику.
Глубоко вдохнув, Гриша отодвинулся от Жени и провёл руками по лицу.
-Получше?
-Ага, — Гриша уронил руки. — У меня никогда такого не было раньше. Больше не хочу.
-Извини, что из-за моей тупой выходки у тебя обострение тревожного состояния. Я…тогда не думал. Но точно не хотел, чтобы на тебя это повлияло.
-Давай на берегу договоримся перестать себя винить в состояниях другого. Ну, или хотя бы попытаться. Мы так оба себя сожрём.
-Ты в чём-то себя винишь?
-Конечно, — Гриша вздохнул и опустил голову. — Я столько всего просто пропустил мимо себя. Я же мог остановить тебя, мог не пустить к Гоше, мог в целом выгнать Гошу до того, как ты пришёл, мог пойти за тобой туда, куда ты там ушёл, я всё мог остановить, не прилагая никаких усилий, но всё, что я делал, это стоял и тупил в нож, какая умница. Ни разу ничего не сделал ради, в общем-то, уже тогда любимого человека, хотя считаю себя довольно участвующей и сочувствующей личностью.
-Странно слышать, что тебе на меня не похуй, — Женя вздохнул и выгреб из раковины Медю, направляясь с ним и Гришей в комнату. — Ладно, если мы оба уверены в серьёзности отношений, то предлагаю над ними работать. Ничего в один день не случается. Какой-то я очень требовательный для жертвы. Доставай лаки, тащи сюда, а ещё дай мне мою сумку, где бы она не была.
-Ты не требовательный, — Гриша из разных углов притащил нужное и сел около Жени на Штуку. Кстати, кажется, он с ней смирился. — А как дать тебе понять, что я уверен в серьёзности отношений?
Женя пожал плечами и сосредоточился на открывании лака. Пообещать? Женя давно словам не верил. Показать физически? Женя сам не знал как. Вообще, хотелось перевести тему, но Женя пообещал себе говорить Грише всё, даже если тяжело до невозможности, потому что скроешь одно — начнёшь опять скрывать всё на свете.
-Я сам не знаю, чему поверю. На меня слишком часто спорили, чтобы я сейчас мог понять какой у меня язык любви.
-Как вообще возможно спорить на человека? — Гриша подал руку, и Женя принялся осторожно красить ему ногти зелёным. А ещё Гриша явно не до конца отошёл от панички, потому что руки у него дрожали, хоть он и очень старался их стабилизировать.
-Если человек легкодоступный и пьяный — очень просто. Плюс, меня вообще не спрашивали, у тел нет мнений.
-У тел?..
Женя помотал головой, ближе наклоняясь к Гришиной руке.
-Не хочу об этом говорить, хочу забыть.
-И Влад тоже к этому причастен?
-Да. Он знает мои ранимые состояния, слабые места, знает, как мной манипулировать. Я уверен, он может мне на шею петлю накинуть и затянуть так, что я не замечу. Даже если бы я помнил весь свой кикбоксинг, даже если бы занимался им сорок лет и был чемпионом всех Вселенных — я бы не смог навредить Владу больше, чем он мне. А чего ты так к Владу прицепился?
-Потому что он злит даже Кондрашова. Он не змей, а противная такая змеюка. Как он кому-то может нравиться?
Сунув кисточку в тюбик, Женя всунул лак Грише в свободную руку, чтобы подержал, усмехнулся и принялся завязывать в хвост волосы, чтобы не мешались.
-А он нравится. Обычно говорят, что он красивый и харизматичный, весь в татуировках, такой холодный и властный, — Женя передразнил тающих от Влада девушек. — Он просто зеркалит поведение, которое видел раньше, потому что знает, что на того или иного человека оно сработает, а сам по себе он просто оболочка, забитая татуировками, за счёт которых и кажется красивой. Уверен, он стал татуировщиком просто чтобы казаться таким вот мистическим.
-Ты тоже забиваешься тату.
-Ага, — Женя забрал обратно лак и продолжил работу. — Я тоже считаю это красивым. Мне нравится, как они на мне выглядят, и я тоже хочу быть татуировщиком. Есть что-то такое, какое-то великое ощущение, когда твоя работа остаётся на человеке навсегда. Но ведь это не делает меня Владом, да?
-Не делает.
-Нельзя позволять одному человеку из какой-то сферы жизни испортить для себя всю сферу.
-Да-да, — Гриша поменял руку и принялся сушить уже готовый лак. — Но если он был в компании Андрея, если он складывал на тебя не твою вину ради веселья, если он манипулирует тобой, то почему из всех татуировщиков Москвы и Подмосковья ты всё равно решил пойти к нему, хотя ничего у него до этого не бил? Не в упрёк, просто правда интересно.
Опустив руки Женя вздохнул, краем сознания поняв, что очень сильно горбится. Ему мало нравился этот разговор.
-Я зависим от внимания к себе. От простых слов до тактильного контакта. Буквально, иногда меня вталкивает в такое состояние, что это внимание нужно мне как воздух, я готов на незнакомых людей лезть, лишь бы они меня обняли. А Влад всегда мог мне это внимание уделить, потому что ему нравится, когда мне плохо. Ему нравится говорить мне «твоя вина лежит на Булатниковском кладбище», видеть мои слёзы и слышать, как я прошу его перестать, это лучше всего тешит его эго. А я ведь жалкий человечишка, я готов это терпеть, лишь бы меня по головке погладили и сказали «как мне тебя жаль, Женечка, ты такой бедный-несчастный», Господи, фу, — Женя поднял взгляд на Гришу. — Я поэтому и стараюсь не думать и не говорить о своей жизни, чтобы не вспоминать, что я полнейший отброс, прям как у ЛСП. Лучше я буду просто агрессивным асоциальным убийцей, каким меня считают все в общаге, чем тем, в кого можно плюнуть, и он будет благодарен. А на то, чтобы так защищаться, уходит до кошмарного много сил, ты не поверишь. Всё, давай не продолжать, нам и так обоим нелегко, а тут ещё и сами создаём такую атмосферу тяжёлую.
-Просто я очень много хочу узнать.
-Не всё сразу, Григорий Александрович. Я устанавливаю тебе лимит на три любых вопроса в день, можешь спрашивать что хочешь. Всё же, если повезёт, у нас с тобой будет ещё много времени.
Гриша улыбнулся и отвёл взгляд, смущённо разглядывая телевизор. Как-то он многовато смущается для человека с почти пятью отношениями за плечами.
-Всё, суши.
-Уф.
Гриша принялся скованно двигать руками, что вообще никак не помогало именно высушиванию лака, но он пытался, так что Женя не стал его поучать. Взяв закрытый зелёный лак, он встал со Штуки, захватил сумку и пришёл к столу, зарываясь в недра сумки. Где-то там должна быть тонкая кисточка, которой, за неимением других вариантов, планировалось рисовать завитушки. Мысленно он не отказывался от своих слов, конечно, ему очень нравилось нормально существовать рядом с Гришей, но ему было стыдно, что в его голове между ними до сих пор что-то стояло. И Женя пока не мог вычислить что именно, просто что-то тёмное, большое и неудобное. Наверное, когда начнут действовать таблетки, оно растает, но полагаться на антидепрессанты — это та ещё русская рулетка, где в барабане пять пуль и все разные. Найдя кисточку, Женя положил сумку на стул, лак оставил на столе и вздохнул. Инстинктивно опять хотелось уйти, но он себя останавливал. Если всю жизнь бегать — в итоге упадёшь замертво в совершенно неподходящее время.
-Выглядишь как кот, которому на лапы скотч наклеили, — Женя подошёл к Грише со спины и взял за запястья, чтобы он хоть немного расслабился. — Не обязательно так пальцы растопыривать, лак не смажется, если ты перестанешь так напрягать руки.
-Это моё дефолтное состояние, — Гриша насильно попытался расслабить пальцы.
-Потому что ты постоянно в стрессе, всю-ю-ю свою жизнь. Если однажды ты сможешь его отпустить — даже физически легче станет.
-Какой ещё стресс, консультант по психическим состояниям? — Гриша поднял взгляд на Женю и нахмурился.
-Твоя мимикрия под общество — это для тебя стресс. Ты устаешь держать себя в тисках вежливого образа, отсюда и постоянное напряжение в мышцах, отсюда неумение расслабиться и, не поверишь, отсюда синяки под глазами, которые пытаешься вылечить, а они, почему-то, только растут. Вообще всё в нашем организме идёт от психики. Или хочешь, глядя мне в глаза, сказать, что, приходя домой после продолжительного социального контакта, ты не чувствуешь себя вымотанным? Что всё, чего ты хочешь, это остаться в покое?
На несколько секунд Гриша отвёл глаза, позволяя Жене до сих пор держать свои руки, как кукле. Взгляд он вернул ещё более нахмуренным.
-Ну, может быть.
-Гриш, я с тобой полностью честен, так что и ты будь со мной. Я же несколько раз видел, как ты в квартиру заходишь, падаешь на кровать и просто молча зарываешься в ноутбук. Когда ты психически больной, ну, сохраняющий адекватность, ты сам своего рода психиатр, а у меня чего только нет, и иногда я адекватный. Если повезёт. Ты такой джекпот словил, конечно, сам тебе завидую, такой кадр. Почему Медя не сваливает никуда?
-Ты ему нравишься, я же говорил. Он из вредности царапается, а так он тебя любит.
-Я его тоже. Медя! Кс-кс-кс, — Медя дёрнул ухом, но не более. — Ну и не очень-то и хотелось. Гриш, ногти можно быстро высушить, если подержать пальцы в холодной воде.
-О!
Женя отпустил Гришины руки, и тот сразу ушёл в ванную, принимаясь, судя по звуку, набирать в раковину воду.
-Не отморозь пальцы!
-Ага!
Пока Гриша морозил пальцы в воде, Женя сходил за салфетками, взял золотой лак и принялся на пробу на одной из салфеток вырисовывать разные загогулины. Руки подрагивали, но получалось очень даже неплохо, да и Грише, кажется, не принципиально, чтобы шедевр был, так что Женя решил оставить как есть.
-Вроде высохло, — Гриша встал около Штуки, придирчиво изучая пальцы.
-Тогда иди ко мне, тут ещё докрашивать и докрашивать.
-Может, включим что-нибудь? — Гриша мотнул головой в сторону телевизора. — Не люблю незанятым в тишине сидеть.
-Включи, без проблем. У меня сейчас голова не додумается что включить, доверяю выбор тебе.
-Миллиард раз просмотренный сорокаминутный слив Афони Николаем Соболевым?
Женя отвлёкся от салфетки, смотря на Гришу.
-Моя ты любовь, Гриш, даже не озвучивай, сразу включай. И давай быстрее тебе намалюем красоту, меня начинают покидать силы.
Завитушки Женя рисовал, не отрываясь. Если оторвётся — уже не продолжит, потому что вспышка хорошего настроения и состояния после приёма у Михаила Владимировича начала угасать, Женю прижимало к земле всё сильнее. Даже покрывать всё матовым топом он отправил Гришу самостоятельно, потому что у самого руки не поднимались. Единственное, кстати, почему Женя даже любил такое состояние нестояния, — это то, что в нём не только тело не двигалось, но и мысли не думались, Женя был слишком апатичным куском мяса, чтобы загоняться. Даже по поводу Гриши.