Огненная Богиня стояла перед зеркалом, и на душе у неё было неспокойно. Безумная улыбка искажала острое, безупречное лицо — Богиня брезгливо рассматривала тонкий, длинный шрам, пересекающий её плечо. Обычно она прятала шрамы под одеждой с длинными рукавами, но сейчас стояла, обнажённая, перед зеркалом, посреди большой, мрачной комнаты, освещённой тусклым пламенем свечей, и видела каждую рану, каждый след от старых увечий. О, будь у Богини её истинные силы, она бы давно избавилась от этого уродства! Огненная Богиня проводила по шрамам длинными тонкими пальцами и морщилась в отвращении — это выглядело поистине пугающе вкупе с хищной, практически дикой улыбкой. Ещё сильнее злило её знание того, что на спине тоже остались шрамы — шрамы от прекрасных крыльев, которые она сама себе и отрезала.

Она улыбалась, и слёзы текли по её точёному лицу, портя грим. Краска размазывалась по щекам некрасивыми потёками, но ей, казалось, не было до этого никакого дела — она даже не замечала слёз. Огненная Богиня привыкла улыбаться, потому что плакать было нельзя. Плачут ничтожества, люди, мерзкие богохульники и предатели — а она выше этого. Богам не присуще проявлять слабость. Вот она и смеётся. Она смеётся, когда ей больно, когда ей обидно и тревожно. Но она не смеётся, когда ей радостно. Потому что в этом мире уже тысячи лет нет ничего, что могло бы её обрадовать.

Огненная Богиня упала на колени, практически уткнувшись лицом в пол, продолжила обнимать себя за плечи. Инстинктивно потянулась ладонями к шрамам на спине — и, лишь нащупав их, отдёрнула руку в омерзении. Она так любила летать… Глубокая ярость захлестнула её, и она с силой ударила кулаками по полу. Для любого человека она во всём идеальна. Она красива, как истинное Божество, она невероятно умна, ведь незнание чего-либо ниже её достоинства. Но сама-то она знала, что этого мало, и ненавидела весь мир за собственное ничтожество.

Прошло так много времени — казалось, целая вечность, — прежде чем она вновь подняла взгляд на отражение. На неё смотрела безумная, отчаявшаяся, но прекрасная женщина с размазанной по лицу калаверой. Богиня криво усмехнулась, смотря на себя. Даже в таком виде она была гораздо более очаровательна, чем самые красивые из людей. Она поднялась с колен и поправила волосы.

Момент слабости был окончен.

***

Мисти громко взвизгнула и отвернула голову не в силах смотреть, в тот момент, когда острое лезвие полоснуло её по ладони. Ей очень живо представилось, как кровь начала стекать тонкими струйками меж пальцев в красивый старинный сосуд, и от этих мыслей у девочки по спине побежали мурашки. Чтобы отвлечься от боли и страха, она начала вспоминать, что Опалин приказала ей купить днём. Воск, чернила, краска для волос…

— Не кричи! — раздражённо бросила Опалин. От волнения Мисти стало слегка дурно, и голос приёмной мамы доносился будто издалека. — И не тряси рукой, Мисти, ради всего святого. Только накапай мне на одежду кровью!

Мисти подумала о том, как Опалин демонстративно скривилась в этот момент, и слабо улыбнулась краешком рта. Наконец-то девочка почувствовала, что цепкая хватка Опалин ослабла, и поспешила опустить руку.

— В моё время, Мисти, — сказала Опалин, а воспитанница всё ещё не решалась посмотреть в её сторону, — люди отдавали мне всю свою кровь и свои сердца, и для них это было великой честью. Ты должна быть благодарна, что я беру у тебя такую мелочь.

— О, я благодарна, Опалин, очень! — искренне заверила Мисти. В книгах ей приходилось видеть жуткие изображения людей на жертвенных алтарях, и, уж если говорить честно, Мисти не хотела бы повторить их судьбу. Ей очень хотелось жить, тем более, что живая она могла бы приносить Опалин куда больше пользы, чем мёртвая.

Она не стала смотреть на то, как Опалин завершает ритуал — зрелище это было не из приятных, — а потому подошла к краю крыши и уставилась на яркие огни небоскрёбов Манхэттена. Нью-Йорк, город, который никогда не спит… Сама Мисти предпочла бы сейчас, напротив, сжаться на своей кровати, поуютнее закутавшись в одеяло, и поспать часок-другой. Но она знала, что должна сопровождать Опалин от начала и до конца ритуала, и никакая непогода не заставила бы её нарушить этот священный долг. Ветер был по-весеннему прохладный, и Мисти уже успела продрогнуть, но не двигалась с места. Чтобы отвлечься, девочка начала считать высокие, освещённые здания. Эмпайр-стейт-билдинг — один… Централ-парк-тауэр — два… Крайслер-билдинг — три… Это занятие ей быстро наскучило. Мисти накинула капюшон и убрала с лица непослушные волосы. Она услышала, как позади Опалин размеренно начала произносить что-то на латыни, но смогла различить только слова «sanguis»¹ и «ascensus»². Кровавое восхождение?.. Мисти поёжилась. Как бы там ни было, она совсем не разделяла эту склонность к жестокости, присущую её приёмной матери.

— Интересно… — пробормотала девочка, рассеянно наблюдая за тем, как внизу проезжает яркое жёлтое такси и в лужах танцуют блики от фар, — а если бы я жила в далёкие-далёкие времена, какая бы у меня была магия?..

В детстве она по много раз, словно зачарованная, читала книги о былых временах, когда люди за несколько мгновений выращивали прекрасные растения или держали предметы в воздухе силой мысли. Конечно, люди были слабы, они были ничтожны в сравнении со своими властителями-Богами, но это всё равно было так здорово! Мисти бы очень хотела уметь поднимать предметы, не касаясь их. Она же такая неуклюжая, постоянно что-то роняет и разбивает — а так бы и волноваться из-за этого не пришлось.

— А когда ты вернёшь свои силы и станешь править, ты опять дашь людям магию? — спросила Мисти негромко.

Шёпот прервался — Опалин резко замолчала. Лишь в этот момент Мисти вспомнила, что ни в коем случае не должна была прерывать ритуал, и досадливо прикусила язык. Она ожидала, что Опалин сейчас сделает ей резкое и грубое замечание, а потому была немало удивлена, когда женщина, красноречиво помолчав несколько мгновений и затем раздражённо вздохнув, вновь принялась шептать что-то неразборчивое — хотя Мисти готова была поклясться, что спиной чувствует прожигающий, горящий праведным гневом взгляд Богини. Тогда Мисти села на самом краю крыши, свесив ноги, и снова начала мечтать…

Она очнулась лишь тогда, когда услышала тихие шаги — Опалин, наконец, закончила ритуал и теперь встала рядом со своей воспитанницей. Вообще-то Мисти должна была в этот же момент вскочить на ноги, чтобы продемонстрировать свою покорность и бесконечное уважение, но женщина жестом остановила её. Опалин смотрела на город, раскинувшийся перед ней, на небоскрёбы Манхэттена, на сквер перед домом; глаза у неё были недобро сощурены, словно у хищника, выслеживающего добычу. Богиня скрестила руки на груди и немного наклонила голову — в каждом её жесте читалось глубокое пренебрежение ко всему, что она видела перед собой.

— А когда ты будешь править, у нас с тобой будет дворец, такой же высокий, как Эмпайр-Стейт-Билдинг? — снова попытала удачу Мисти, очень надеясь всё-таки услышать ответ. Ритуал был завершён, и Опалин теперь могла отвечать ей. — На Скайросе были такие высокие дворцы, да?

Взгляд холодных голубых глаз Опалин устремился на небоскрёб, отчётливо выделяющийся среди других построек — это старинное здание, казалось иногда Мисти, с его огромным шпилем можно было бы увидеть с любой крыши Нью-Йорка. Если дворец Опалин будет такой же высокий, то Мисти обязательно попросит себе комнату на самом верху, чтобы оттуда всё-всё было видно! Можно будет даже на чердаке, ничего страшного.

— Да?.. — ещё раз негромко уточнила Мисти.

— Пойдём домой, — сказала Опалин.

Мисти поняла, что ритуал снова не удался.

Понурившись, она последовала за Опалин, не решаясь подать голос. Ей было ужасно жалко свою приёмную маму. Опалин ведь так свято верила, что эти странные ритуалы могут ей как-то помочь, и ей наверняка каждый раз было очень больно разочаровываться! «Но это ничего страшного, — подумала Мисти. — Опалин умная, она обязательно что-нибудь ещё придумает. У неё же так много времени — целая вечность!».

«Бесполезно… — бормотала Опалин, почти что рычала сквозь стиснутые зубы, а Мисти не смела подойти ближе и сохраняла почтительную дистанцию. С каждым словом голос женщины становился всё громче, и девочка похолодела, предчувствуя бурю. — Это всё бесполезно! На что мне, девчонка, твоя кровь?! Этого мало! Нужно больше!».

Мало? Мисти досадливо посмотрела на свою пораненную, продолжающую кровоточить ладонь. Опалин очень добра, она берёт ничтожно мало, вот только Мисти теперь никак не могла избавиться от мысли, что это её вина в том, что крови для ритуала недостаточно. Но едва девочка открыла рот, чтобы сказать, что ей совсем не больно, она может дать и другую руку, как её словно обдало волной пламени — такой страшной была мысль, пришедшая ей в голову. Осознание было столь неожиданным и жутким, что у Мисти, кажется, даже сердце на мгновение остановилось. Сердце… Опалин сказала, что в древности люди отдавали Богам не только кровь, но и сердца. Не значат ли её слова, её плохо сдерживаемая злоба и отчаяние, что в следующий раз она потребует от Мисти нечто большее, чем несколько капель крови?.. Девочка, очень испугавшаяся этой мысли, застыла на месте и в ужасе смотрела на продолжавшую идти вперёд Опалин. Что, если во время следующего ритуала Богиня решит убить её? Мисти негромко ахнула и инстинктивно прижала ладонь к груди, почувствовала, как часто и неровно стучит сердце.

— Опалин, Опали-и-ин? — позвала она, уже спустившись на чердак. — Опалин, а когда следующий ритуал?

Богиня ответила не сразу. Мисти обратила внимание на то, как у неё дрожат ладони — ритуалы всегда очень изматывали Опалин. Ни говоря больше ни слова, девочка подхватила женщину под руку и помогла спуститься по лестнице в квартиру.

— После летнего солнцестояния, — отозвалась, наконец, Опалин, когда Мисти уже и забыла о своём вопросе. Усталый голос женщины неожиданно нарушил царящую в квартире тишину.

Мисти кивнула и мысленно выдохнула, хотя едва ли ей стало хоть немного легче. У неё оставалось три месяца, чтобы доказать Богине свою полезность — Мисти без Опалин никуда, но ведь и Опалин без своей подопечной было бы очень тяжело!

Она оставила Опалин отдыхать в гостиной у камина, а сама спешно скрылась в своей комнате. Час был уже поздний, Мисти ужасно устала и очень хотела поскорее лечь в кровать и уснуть — хотя сможет ли она теперь вообще расслабиться?.. Впрочем, вскоре девочка убедилась, что ей не удастся отдохнуть. У неё не переставала кровоточить рука. Ей было очень больно шевелить пальцами и, как только она хоть чуть-чуть двигала ладонью, порез тут же начинало сильно жечь, и снова проступали капли крови. Мисти уже успела поужинать скромными остатками завтрака — печеньем и водой, — умыться, лечь в постель и пару раз задремать, когда она поняла, что больше не выдержит. Она только перемажет кровью одеяло, и Опалин будет снова ругаться, что Мисти такая неряшливая. Тогда Мисти неслышно — она даже в своей комнате не смела шуметь, чтобы не помешать Опалин, — подошла к стеллажу и стала искать бинты. Взгляд её останавливался то на книжках, которые она читала ещё в детстве, то на большом фолианте, который она пыталась читать сейчас, то на стопке её рисунков. В любой другой момент рассеянная Мисти тут же забыла бы обо всех своих делах и с удовольствием отвлеклась на эти так напоминающие о детстве, дорогие сердцу вещи, но сейчас ей очень нужен был бинт. Она с ужасом поняла, что последнюю пачку сама же отнесла на кухню, когда на прошлой неделе порезалась ножом, а потом забыла положить на место.

«Если я не выйду, — рассудила Мисти, — я только измажу всё кровью, и рука будет дальше сильно болеть. А если я выйду, то Опалин может на меня накричать. Но если я испачкаю что-нибудь кровью, она тоже на меня накричит. Ох, ну почему же я такая бестолковая?!».

Выбор был сделан. Мисти подошла к двери, замерла, не решаясь подать голос, а затем позвала тихонько:

— Опалин, а можно я на кухню пройду?

Ответа не последовало — а если бы Опалин была в зале, она бы наверняка запретила, — так что Мисти осторожно приоткрыла дверь и вышла. Она прекрасно знала о том, что Опалин считала свой дом своим храмом, и Богине очень не хотелось, чтобы человеческий ребёнок нарушал в её храме спокойствие — потому-то для Мисти и были предусмотрены временные рамки, когда девочка могла передвигаться по квартире. Сейчас-то ещё получше стало, Мисти повзрослела, и Опалин ей прощает, пусть и ворчит, но вот раньше… Мисти поёжилась. Ей не очень хотелось вспоминать.

Обычно Опалин после ритуалов недолго сидела у огня, а затем уходила в свои покои и долго не появлялась, так что в душе Мисти трепетала надежда, что ей удастся проникнуть на кухню незамеченной — но каково же было её удивление, когда в зале она увидела Опалин. Женщина сидела за столом, заставленным разных форм и размеров колбами, сосудами и всякими странными механизмами, и хмуро смотрела в лежащую у неё на коленях книгу. На мгновение Мисти замялась — эта картина застала её врасплох, — но тут же позабыла об осторожности и, словно зачарованная, шагнула вперёд.

— Это алхимия? — простодушно спросила она шепотом, боясь отвлечь Опалин от такого важного занятия. Каждый раз Мисти забывала обо всём на свете, когда ей выпадал шанс посмотреть, как приёмная мама увлечённо смешивает какие-то непонятные жидкости.

Мгновение Опалин смотрела на неё, словно не понимала, кто перед ней стоит, затем раздражённо покачала головой. В такие моменты Мисти рисковала в любой момент попасть под горячую руку. Но как же было интересно посмотреть!

— Это не алхимия, — медленно отозвалась Опалин, в словах её звучала досада. — Так, детский лепет.

— А почему? — тут же расстроилась Мисти.

— Настоящая алхимия, — сказала Опалин, в глазах её словно полыхнуло пламя, а голос зазвучал звонко и живо, — неразрывно связана с четырьмя стихиями. Как ты думаешь, могу ли я заниматься алхимией, пока у меня нет моих истинных сил? Едва ли я в нынешнем состоянии могу превратить свинец в золото. Хотя, конечно, — она горделиво хмыкнула, — на некоторые вещи я всё ещё способна.

Мисти села в углу и стала с интересом наблюдать за тем, как Опалин аккуратно переливает жидкости из колбы в колбу, смешивает какие-то непонятные блестящие порошки, словно состоящие из тысячи кристалликов, и вновь и вновь сверяется со своей книгой. Она и сама много читала про алхимию, но всегда было гораздо интереснее посмотреть — в книгах иногда так скучно всё написано!

В детстве, когда Опалин только начала рассказывать Мисти об этой древней науке, девочка прочитала, что можно стать бессмертной, если создать философский камень. Мисти так воодушевилась этим, что однажды взяла у Опалин тайком несколько эликсиров наугад — те, которые показались самыми безопасными и цвет у которых был самый красивый, — и попыталась, следуя запутанной инструкции из книги, написанной на едва понятном древнеанглийском языке, создать философский камень. Опалин была просто в ярости! Мисти казалось, что женщина никогда ещё так громко не кричала. Тогда же она впервые ударила Мисти, а Мисти всё плакала и не понимала, что же она сделала не так. Она же как лучше хотела, чтобы стать бессмертной и никогда не разлучаться с Опалин… Теперь-то Мисти выросла и давно уже поняла, что поступила неправильно. Это было очень глупо, некрасиво и даже опасно. Но тогда ведь она была ребёнком!

— Это не алхимия, — снова повторила Опалин, выливая ядовито-зелёную жидкость в резервуар дистиллятора, — грамотное сочетание химии и магии.

«Когда ты будешь править, ты покажешь мне, чем занимаются настоящие алхимики?», — хотела, было, спросить Мисти, но вовремя осеклась. Вместо этого она начала опасливо рассматривать порезанную ладонь, которая вновь начала кровоточить. Заинтересовавшаяся увлекательным занятием Опалин, девочка даже забыла, что пошла искать бинты.

— А у тебя есть что-нибудь, чтобы рука не болела? — решилась, наконец, спросить Мисти. Она была уверена, что что-нибудь из множества этих жидкостей обязательно должно ей помочь.

— Болит? — уточнила Опалин и покачала головой в глубоком неудовольствии. — Вот скажи мне, Мисти, почему твои предки стойко выдерживали те испытания, на которые мы, Боги, обрекали их, а ты не можешь немного потерпеть и ноешь из-за одной царапины?

— Я просто… — начала, было Мисти, но Опалин резко оборвала её.

— Мне надоело слушать твои «Я просто…», — сказала Богиня, но всё же лицо её чуть смягчилось. Она взяла одну из небольших колб и смерила оценивающим взглядом мутную серую жидкость. — Вот, возьми. Смочи марлю и приложи к порезу. И не убирай до утра. До утра, Мисти, ты поняла?

— Спасибо, Опалин! — просияла Мисти, подошла ближе, аккуратно взяла колбу и с любопытством принюхалась. Пахло чем-то очень неприятным, химическим. И почему-то немного эстрагоном. — А шрам останется?

— Возможно, — коротко отозвалась Опалин, и девочка тяжело вздохнула. Ей бы этого очень не хотелось. Женщина скользнула снисходительным взглядом по своей подопечной и добавила: — На твоём месте, я бы не стала переживать из-за шрамов. Что со шрамами, что без, ты не блещешь красотой.

— А у тебя есть какие-нибудь шрамы? — спросила Мисти. Она в этот момент очень пожалела, что на ней сейчас надета не толстовка с капюшоном: так ей захотелось спрятать свои непослушные кудри и несуразное лицо.

Опалин медленно поставила на стол колбу и вновь повернулась к Мисти.

— Ты думаешь, — спросила она язвительно, — что у меня могут быть шрамы?.. В моём идеальном облике, — она гордо приподняла голову и самодовольно ухмыльнулась, — нет ни малейшего изъяна.

— Я просто подумала, может от битв… — прошептала пристыженная Мисти.

— Не было у меня никаких шрамов! — громко возразила Опалин, почему-то взбешённая этими словами.

Мисти так на себя разозлилась, что даже до боли сжала кулаки — аж следы от ногтей остались. И как она собирается доказывать Богине огня свою полезность, если только и делает, что раздражает Опалин?! Девочке до ужаса отчётливо представилось, как она лежит на крыше, в центре круга со странными неразборчивыми символами, а над ней возвышается Опалин, сжимая в руке кинжал, готовая вот-вот забрать сердце своей подопечной. А Мисти страшно и умирать не хочется, но она ничего не может сделать, потому что Опалин всё равно сильнее. И будет она только плакать и изо всех сил сдерживаться, чтобы не начать молить о пощаде — и всё равно расплачется, потому что ей так не хочется умирать. И больно, наверное… Мисти поёжилась, украдкой оглядела стол в поисках кинжала — не нашла — и подняла взгляд на Опалин. А вдруг она уже приняла решение это ужасное решение?.. Неужели она прямо сейчас сидит, делая вид, что ничего не происходит, хотя сама уже прекрасно всё для себя определила?.. Но ведь скрывать не надо, Мисти ведь всё поймёт, главное, пусть Опалин объяснит, а не скрывает… Страшно ведь.

— Опалин?.. — позвала Мисти осторожно.

Опалин больше не отвлекалась от своих колб. Она только едва заметно приподняла брови и ответила негромким: «Хм?». Тогда Мисти замялась, не зная, что спросить — а самое главное, очень боязно было произнести эти страшные слова: а ты не собираешься в следующий раз убить меня?

— А… Я хотела спросить, — сказала Мисти и запнулась. Она поняла, что не сможет произнести свой вопрос. Вместо этого она мельком оглядела стол, спешно пытаясь решить, как лучше сменить тему, увидела горящую свечу и спросила первое, что пришло в голову: — А каково это, быть созданной из огня?

Опалин поставила колбу на стол и медленно повернулась к Мисти.

— Ты сегодня оставишь меня в покое или нет? — спросила Богиня. — Иди прочь!

— Но…

— Иди прочь!

«Прости… — прошептала тогда Мисти. — Я тогда спать пойду. Спокойной ночи, Опалин».

Она всё-таки сходила на кухню за бинтами, смочила их мутной серой жидкостью и бережно обмотала руку — ей и вправду сразу же стало легче. Тогда, тихо проскользнув мимо Богини, Мисти скрылась в своей комнате, забралась в постель и сжалась под одеялом, мелко дрожа от волнения.

Этой ночью Мисти опять снился сон. Во сне она была в чудесном, поражающем воображение месте — она шла мимо высоких водопадов, огромных пирамид и прекрасных дворцов. Она легко перепрыгивала ручьи и пробиралась через мягкую траву, доходящую ей до пояса. Она любовалась на невиданной красоты цветы и слушала пение птиц, ласкающее слух; грелась в лучах солнца и рассматривала причудливой формы облака. И хотя Мисти не знала наверняка, где находится, что-то внутри подсказывало: это был Скайрос, остров Богов. Священное место, куда не могли попасть смертные. И во сне она шла по нему, и словно знала, куда ей нужно идти, а ещё знала, что имеет полное право находиться здесь. Она словно летела над землёй, едва касаясь ногами мягкой зелёной травы — и искала она огненную Богиню. Она, Мисти — пророк, дочь огня, и самая преданная из всех людей в этом мире. И Богиня знает об этом, поэтому ужасно гордится Мисти. Девочка подошла к подножию пирамиды и легко забралась по высоким ступеням, несмотря на то, что так и норовила ненароком наступить на подолы пончо. Она взглянула на Скайрос с широкой террасы на вершине пирамиды — перед ней расстилались, казалось, бесконечные леса, водопады и горы, подножия которых утопали в тумане. Во сне Мисти знала, что это её дом, и сердце у неё сжималось от бесконечной любви к этому великолепному острову.

Мисти проснулась в хорошем настроении. Удивительный сон, такой реалистичный, словно недавнее воспоминание, оставил после себя ощущение покоя и умиротворения. И ладонь почти не болела, как Опалин и обещала — вот чудо! За окном действительно пели птицы — но их щебет едва ли можно было сравнить с чарующими звуками, которые Мисти услышала во сне. Как же печально, что это всё было не по-настоящему! Девочка потянулась и выглянула в окно. Уже почти настоящая весна на дворе, деревья зеленеют — Мисти подняла створку, и в комнату стремительно ворвался порыв освежающего ветра. Она довольно зажмурилась. Пусть это и не Скайрос, но всё равно весна в Нью-Йорке — это очень красиво. Скоро сакура зацветёт, совсем здорово будет.

Зато у Опалин настроение было хуже некуда. Мисти увидела её, стоило только выйти из комнаты — Богиня, казалось, так и сидела всю ночь в кресле у камина.

— Налей мне вина, — сказала Опалин, когда Мисти быстро привела себя в порядок и покорно встала рядом с женщиной в ожидании приказов. Опалин устало прятала лицо в ладонях, и голос её звучал измученно. — И убери это.

Мисти послушно налила вино из красивого старинного кувшина в бокал и принесла Опалин, а сама принялась судорожно собирать со стола колбы и сосуды. Девочка даже подумать боялась о том, что будет, если она вдруг разобьёт что-то из этих склянок.

— Чего ты хочешь? — спросила после этого Опалин, заметившая, как подопечная всё время посматривает в её сторону. Мисти замялась, и женщина тут же прикрикнула: — Говори быстрее!

— Я… Я… — забормотала Мисти, чувствуя, как все слова куда-то испарились. — Я… Я просто рассказать хотела. Мне сегодня снился Скайрос. Там было так красиво! И горы, и водопады, и цветы такие необычные, и птицы! — девочка так быстро говорила от восхищения, что понять её было почти невозможно. — И такой красивый храм… ой, то есть пирамида.

Опалин запрокинула голову и протяжно вздохнула. Рука, сжимающая бокал, задрожала — Мисти увидела, как плещется вино, — и женщина раздражённо ударила по подлокотнику кулаком.

— Скайрос, Скайрос… Как же ты надоела мне со своим Скайросом, болтаешь о нём всё время, — прошептала Богиня.

В следующий миг Мисти испуганно замолчала — ей показалось, что Опалин стало плохо. Женщина зажмурилась, словно от невыносимой боли, прикрыла глаза ладонью и издала протяжный то ли вздох, то ли стон. Но прежде, чем Мисти метнулась к ней, чтобы узнать, что происходит, Опалин резко вскинула голову и посмотрела в глаза девочке. Взгляд её горел, словно пламя.

— Я не желаю больше ни слова слышать о Скайросе! — отрезала она, резко повысив голос. — Скайрос пал, Мисти, и ты знаешь об этом.

— Да… Да, я знаю… — пролепетала Мисти, чувствуя, что надо бы замолчать, но всё же предприняла ещё одну попытку. — Но я же говорила, я хочу помочь тебе найти других Богов…

В следующий момент Мисти пришлось уворачиваться — пролетевший в опасной близости к её голове бокал ударился о стену и разлетелся вдребезги. Мисти взвизгнула — ей очень захотелось сжаться в углу и закрыть голову руками. Ещё она подумала о том, что ей нужно будет убрать осколки, а то Опалин потом будет ругаться. Богиня же тяжело дышала, в глазах горела искренняя ненависть, руки её были облиты вином, словно кровью.

— Я лишилась всего, что у меня было, — от привычных визгливых интонаций не осталось и следа, Опалин говорила тихо, медленно и чётко. — А ты настолько глупа, что не можешь понять, когда тебе следует заткнуться!

Она с поразительной лёгкостью, которая совсем не сочеталась с её измученным видом, встала и подошла к Мисти. Девочка невольно попятилась назад, чувствуя, как дрожат колени.

— Мне нужно тебя наказать, — прошептала Опалин. — Ты бесполезна для меня, девчонка. Ты слабая и ленивая, рада пользоваться всем, что я тебе даю, но никогда не даёшь мне ничего взамен.

— Я…

— Молчи! — вскричала Опалин, и Мисти только и могла в ужасе сжаться под её холодным, безумным взглядом. — Почему ты лезешь в эти дела?! Что тебе нужно?! Ты человек, ты ничтожество, не тебе ступать на священные земли Скайроса! Ты — моя служанка. Где это видано, чтобы слуги очерняли своим присутствием землю Богов?

— Но… — пролепетала Мисти, опустив голову и сгорбив плечи. Слишком уж резануло слух слово «служанка» — На Скайросе же сейчас живут люди… Греки…

Ох, зря она это сказала!

— Заткнись! — завизжала Опалин и размашисто хлестнула Мисти по губам. Удар был болезненным, Мисти вскрикнула, было, и отвернулась, но Опалин резко схватила её за волосы и запрокинула ей голову. — Заткнись, или, клянусь, я вышвырну тебя отсюда прочь!

В первый раз Мисти испугалась по-настоящему, когда разбила вазу. Это получилось ужасно нелепо — она просто хотела посмотреть в окно, но случайно задела локтем большую красивую старинную вазу, стоящую на подоконнике. С ужасом и замиранием сердца, прижав ладошки ко рту, девочка наблюдала за тем, как ваза, словно в замедленной съёмке, падает на мраморный пол и разлетается на множество острых осколков. Мисти тогда так напугалась, что сначала даже пошевелиться не могла. Она бы, наверное, так и стояла, в страхе глядя на осколки того, что ещё пару мгновений назад было вазой, если бы в этот момент в зал не спустилась Опалин.

«Завела человеческого ребёнка, и теперь никакого покоя нет… — бормотала Богиня но, заметив осколки, оборвалась на полуслове. — Мисти!»

В следующий же миг Мисти бросилась к ней, прижалась крепко-крепко, вцепилась в одежду и закричала в отчаянии, разрыдавшись:

— Опалин, простите пожалуйста! Я случайно, честно! Я не хотела! Я склею, честно, обязательно склею! Я буду хорошей, я буду хорошо себя вести, я больше не буду! Только не прогоняйте, пожалуйста, я не хочу в приют, я, честное слово, склею!

Обескураженная таким эмоциональным порывом, Опалин даже сумела подавить в себе желание накричать на неуклюжую девчонку.

— Я не хочу уходить! — плакала Мисти. — Простите, я никогда больше не буду такой неуклюжей! Не надо, пожалуйста!

Лицо Опалин чуть смягчилось, она погладила Мисти по щеке кончиками пальцев и покачала головой.

— Всё, всё… — проворчала она, но во взгляде её плескалось едва заметное смятение. — Это всего лишь ваза, Мисти. Прекрати плакать, у меня голова болит от твоих криков.

Это не успокоило Мисти, и девочка продолжила плакать, крепко прижимаясь к Опалин.

— Я с вами хочу! — всхлипывала она. — Я не хочу в приют, я не хочу к другим родителям, я с вами хочу! Я с вами!

Опалин хищно оскалилась, услышав эти слова, а затем практически ласково прижала к себе хрупкое тельце девочки.

— Ш-ш-ш-ш… Тихо, тихо, маленькая, — проворковала она. — Это всего лишь ваза. Я прощаю тебя. Куда же я тебя отдам, Мисти? Ты теперь моя.

И вот теперь Опалин обещала вышвырнуть прочь. Куда-то к людям, туда, где все злые, жестокие и никому нельзя доверять. И где Мисти будет чувствовать себя чужой и ненужной. Опять… Как тогда, в детстве, когда её родители бросили — Мисти этого не помнит, но всё равно так горько и обидно. Что же это, она ни людям, ни Богам не нужна?.. Это было гораздо, гораздо хуже принесения в жертву! И она неожиданно вцепилась в одежду Опалин, прильнула к женщине и отчаянно забормотала, как тогда, в детстве:

— Я не хочу, не надо, не надо! Я никогда больше не буду о Скайросе говорить, клянусь! Пожалуйста, не прогоняй! Хочешь — забирай мою кровь, сколько нужно забирай, только, пожалуйста, не надо на улицу!

Буря прошла так же неожиданно, как и началась. В холодных глазах Опалин полыхнуло одобрение. Она взяла Мисти за подбородок и медленно приподняла голову девочки — пальцы у неё больше не дрожали.

— Что ж, — проворковала она, приторно улыбнувшись, а Мисти не смела улыбнуться в ответ и только продолжала вглядываться в лицо Богине, — надеюсь, ты хорошенько подумаешь над своими словами. Иди в свою комнату, я не хочу тебя видеть. Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Неуклюже поклонившись, Мисти вернулась в свою комнату. Она забилась в угол, боясь, что в любой момент Опалин может передумать и продолжить своё наказание — а здесь девочка чувствовала себя хотя бы немного в безопасности. Ей очень не хотелось плакать, но дурацкие слёзы всё равно текли по щекам, и Мисти яростно стирала их, и ещё больше злилась на себя. Какая же она плакса и болтушка! А ещё очень болело лицо…

Она не могла сказать, сколько просидела так, забившись в угол, словно загнанный в ловушку зверёк. Но над ней вдруг нависла высокая тень, а затем Опалин села рядом, задумчиво посмотрела на Мисти и протянула ей что-то.

— Что это?.. — робко спросила девочка и подняла взгляд, увидев протянутый лист бумаги.

Она взяла лист и с любопытством вгляделась в чёрно-белый карандашный рисунок, на котором была изображена гигантская каменная пирамида, почти такая же, как Мисти видела во сне и на картинках в книгах. Рисунок был очень чёткий и подробный, девочке казалось, что она может рассмотреть каждую плиту, каждый узор на стенах — ей хотелось разглядывать и разглядывать эту картинку. Пирамида была окружена ручьём, лестницу освещали чаши с огнём, а на самом верху находился вход в святилище — Мисти знала, что там, по легендам, живут Боги. В книгах она видела много похожих строений, но эта пирамида определённо была самой красивой из всех.

— Это… Это ты нарисовала? — спросила Мисти, наконец, оторвав взгляд от рисунка. — Это храм! Почти как я представляла!

— О, Мисти, — отозвалась Опалин, в глазах её светилась непривычная нежность, когда она смотрела на изображение, — это не просто храм. Это мой teocalli³.

— Твой что?.. — Мисти растерянно посмотрела на пирамиду. Иногда она не понимала эти странные слова, которые произносит Опалин на других языках.

Опалин раздражённо закатила глаза.

— Мой дом, — нарочито отчётливо произнесла она, выделяя каждое слово. — Моё святилище. Какая же ты бестолковая… Когда же ты начнёшь понимать язык своих предков?

— У тебя был самый красивый дом в мире! — воскликнула Мисти, искренне восхищённая. Она протянула руку, чтобы отдать рисунок Опалин, но женщина лишь покачала головой.

— Оставь себе, — сказала она. — Пусть будет тебе игрушка.

— Спасибо! — просияла девочка и заоглядывалась по сторонам, уже решая, куда повесит этот замечательный рисунок. У изголовья её кровати висела картинка, которую она нарисовала в детстве — конечно же Опалин. А изображение храма можно повесить на стену напротив. Она с нежностью погладила рисунок кончиками пальцев и улыбнулась. Мисти была бы очень счастлива, если бы это уже давно разрушенное и забытое место вдруг чудесным образом смогло стать домом и для неё.

— О, какой же прекрасный храм это был, — сказала Опалин и мечтательно зажмурилась. «Ей уже лучше», — подумала Мисти с облегчением. — Как же тихо там было, и в сравнение не идёт с этим шумным городом. Как я любила встречать рассветы, наблюдая с верхних террас за восходом солнца. Разве может примитивная человеческая архитектура сравниться с величественными постройками Скайроса?

— Не может, — подтвердила Мисти, подумала немного и добавила: — Ну и не нужен нам с тобой дворец как Эмпайр-Стейт-Билдинг, у нас будет храм-теокалли.

Потом она с горечью вспомнила, что, может быть, и не будет уже ничего скоро, если вдруг Опалин захочет забрать её сердце, и в груди снова болезненно заныло от волнения. «Это что же… — подумала девочка, продолжая медленно поглаживать рисунок. — Неужели я теперь Опалин боюсь?..». Это было так неправильно — это же только в детских сказках есть злая мачеха! — а Опалин и не злая вовсе, и бояться её не нужно. Нужно просто поговорить с ней, вот всё и прояснится.

— Опалин?.. — негромко позвала девочка. — А можно я у тебя спрошу одну очень важную вещь?

— Что же ты хочешь у меня спросить? — надменно осведомилась Опалин.

Тогда Мисти посмотрела на неё, подсела чуть ближе и спросила, преданно заглядывая в глаза.

— Опалин, а когда ты вчера сказала, что моей крови мало, что ты имела в виду? Ты меня ведь не… Ну… Ты понимаешь, да?

— Что?.. — казалось, в этот момент Богиня была искренне сбита с толку. — Мисти, говори нормально, я не понимаю, когда ты начинаешь мямлить!

— Ну… в общем… — Мисти судорожно вздохнула, не зная, как сказать. Есть такие вещи, которые произносить не хочется, ведь кажется, что скажешь и они сразу сбудутся. — Ты… Ты… Сердце моё хочешь забрать, да?.. Для ритуала… Ты только честно скажи, ладно?! — и голос у неё в конце предательски сорвался.

Она редко видела Опалин в смятении — но сейчас, казалось, женщина действительно была поражена услышанным. Она смотрела на Мисти несколько секунд, а Мисти почувствовала, как в глазах у неё защипало. «Не плачь, глупая! — ругала себя девочка и ждала ответа. Пусть Опалин подтвердит, пусть скажет, что это так! Но только пусть не молчит. Но в следующий момент Опалин громко хмыкнула, лицо её исказилось в усмешке.

— Какая ересь, — сказала она, презрительно фыркнув. — Не болтай ерунду, Мисти. Никто не собирается забирать твоё сердце. И как тебе такое в голову пришло?

— Но… но как же тогда? — растерялась Мисти. Она уже так убедила себя в своей незавидной участи, что даже не поверила. — А зачем ты сказала, что крови мало? Я не понимаю… Ты правду говоришь? Честно-честно не убьёшь? А как же тогда ты вернёшь себе свои силы?

Она хотела напомнить, что можно найти Богов на Скайросе и объединиться с ними, но в последний момент заставила себя молчать. Мисти пообещала Опалин, что больше никогда не будет упоминать Скайрос — а она всегда старалась держать обещания.

— Я так испугалась! — воскликнула Мисти. — Спасибо, спасибо, Опалин! Ты самая лучшая Богиня! Как же хорошо жить, Опалин! Я так рада!

«Сама придумала, сама испугалась, самая порадовалась… — процедила Опалин, — что за несуразная девочка».

Она помолчала немного, снисходительно наблюдая за счастливой Мисти, которая радовалась как ребёнок, словно Опалин пощадила её уже на жертвенном алтаре — и не смогла сдержать улыбку. Её помощница была очень наивной девочкой, да ещё и выдумщицей.

— Сегодня ночью ты спрашивала у меня, каково это, быть созданной из огня, — сказала вдруг Богиня. — Я готова дать тебе ответ. Ты, как всегда, не отличаешься особой сообразительностью. Я не создана из огня. Я и есть огонь.

Мисти широко распахнула глаза в немом удивлении. Она не только и думать забыла о своём вопросе, но и ответ её поразил. «Ва-а-ау… — прошептала она восхищённо. — Настоящий огонь…». Ей вдруг очень захотелось коснуться Опалин, чтобы убедиться, что она всё ещё та же настоящая, живая Опалин, и что Мисти же обожжётся, взяв её за руку, или пальцы девочки не пройдут сквозь ладонь женщины как сквозь пламя. Слишком уж не похожа Опалин была на огонь.

— Это потрясающе, — сказала Опалин. — Тебе не понять, что значит быть созданной из огня, также как мне никогда не понять, каково быть смертной, — она негромко засмеялась, а улыбка её больше походила на оскал. — Глупость какая. Зачем же мне желать понять, каково быть смертной?

— А мне бы очень хотелось узнать, каково быть созданной из огня! — воскликнула Мисти. Она воодушевлённо схватила Опалин за руки — руки у её были очень тёплые, но не более — и практически с мольбой посмотрела на женщину. — Ты можешь рассказать?! Пожалуйста!

— Тихо, Мисти, ты ведёшь себя некультурно, — осадила её Опалин и резко отдёрнула ладони. — Я не могу рассказать тебе, потому что в примитивных человеческих языках нет слов, способных передать это. Но! — она чуть повысила голос, а затем выдержала паузу. — Думаю, я могла бы показать тебе.

— Правда?! — Мисти даже задохнулась, услышав эти слова. Ей ужасно, ужасно хотелось посмотреть! — Покажи, пожалуйста!

— О я могла бы, — повторила Опалин, задумчиво приложив палец ко рту и хитро посмотрела на свою подопечную, — но никому из людей раньше не было оказано такой чести.

— Но я лучше всех людей вместе взятых! — уверенно заявила Мисти. Она даже вскочила на ноги и начала взбудораженно ходить туда-сюда по комнате. — Во-первых, я преданная. Во-вторых, я каждую неделю приношу свечи к твоей статуе. В-третьих, я…

Она могла бы сказать ещё много чего, но Опалин остановила её.

— Что ж, хорошо, — медленно произнесла она с улыбкой. — Пойдём со мной.

Она повела Мисти в зал, села на ковёр, так близко к огню, как только могла, а Мисти опустилась рядом. Тогда Богиня взяла её за руки и крепко сжала ладони девочки. Мисти глубоко вздохнула, чувствуя тёплое прикосновение и ощущение мягкой ткани под пальцами – руки Опалин были облачены в митенки.

— Закрой глаза, — сказала Опалин, и Мисти послушно зажмурилась.

Первое, что Мисти почувствовала — удивительную лёгкость. Стало тепло и очень уютно — ей показалось, что она завернулась в самое мягкое и тёплое одеяло. Холод, ветер и промозглость вдруг показались ей далёкими и чужими, как будто она и не испытывала их никогда на самом деле. Мисти улыбнулась в наслаждении, чувствуя себя как никогда комфортно, и после этого решилась приоткрыть глаза. Вокруг был огонь, повсюду, куда ни глянь, он окутывал её — а Мисти не было больно. Огонь согревал — но не обжигал, и она с восторгом вытянула руку, касаясь бесконечной стены пламени, окружавшей её со всех сторон. «Как тепло…» — прошептала девочка одними губами и счастливо, как никогда раньше, улыбнулась. Больше ей не хотелось ничего говорить. Она касалась ладонями языков пламени, гладила их, брала огонь в руки и, словно зачарованная, наблюдала за тем, как небольшой огонёк постепенно угасает. Весь мир остался где-то далеко — была лишь она одна и пламя. Никогда в жизни девочка не чувствовала себя такой свободной и безмятежной. Пламя обволакивало её, укутывало в бесконечное тепло. Мисти чувствовала себя немного похоже, когда обнимала Опалин. И она подумала о том, что если Опалин — это живой огонь, значит на самом деле она такая же тёплая, согревающая и ласковая.

Постепенно пламя рассеялось перед её глазами, и Мисти вновь обнаружила себя в тёмном пустом зале у камина. Она озадаченно завертела головой, пытаясь понять, где находится, и не смогла сдержать разочарованный вздох. Она уже скучала по этому чувству покоя и безопасности.

— Это всё?.. — расстроенно спросила Мисти.

Опалин сидела, опустив голову и закрыв глаза, одну руку она прижимала к груди, там, где у людей должно быть сердце, а другой касалась огня в камине. «Тебе нужна помощь?.. — спросила Мисти робко, приобнимая её за плечи. — Это из-за меня, да?..». Ей не составило труда догадаться, что Богиня потратила на этот мираж очень много сил. Опалин не выглядела так, будто чувствует себя столь же уютно и тепло, как Мисти ещё несколько мгновений назад.

— Ты представить себе не можешь, — шепотом отозвалась Богиня, — как отвратительно я себя чувствую. Лучшее, что ты можешь сделать — это уйти и не попадаться мне на глаза. Уйди, Мисти, уйди.