***
После этого воспоминания из моего сердца текла не просто струйка: рана открылась полностью, и кровь лилась целой рекой. Я так и ходил две с чем-то недели будто потерянный, не зная, чем себя занять, не решаясь принять какое-либо решение. И теперь я старался избегать Беллы, ведь она могла заметить моё весьма лиричное настроение.
Беллатриса. В какой-то мере она была даже похожа на Тину. Они обе были сумасшедшими, безрассудными. В них обеих была энергия, подобная урагану, энергия, способная смести всё на своём пути. Но одним из главных отличий Тины от Беллы было в том, что она боролась за жизнь в любом её проявлении: спасала больных, помогала друзьям, занималась благотворительностью. В отличие от Беллы, которая знала тысячу и один способ загубить эту самую жизнь, тоже в любом её проявлении, причём изощрённо и наверняка. И к тому же Беллатриса… поклонялась мне. Она обожествляла меня, молилась, она так отчаянно хотела быть со мной. А Тина… я девять лет ждал, пока она наконец-то признается, что я ей нужен. Причём признается себе, а вовсе не мне. Тина была той, именно той, кого нужно было добиваться, кровью и потом. А Белла была лишь бледной тенью той женщины, которую я любил когда-то. Карикатурой. Гротеском.
Но теперь я сбегал от обеих. Все эти две с половиной недели я или сидел в кабинете в госпитале, или прогуливался по Лондону, незамеченный никем из людей, по нашим старым местам. Я всё ещё не мог заставить себя принять решение. Я будто чего-то ждал.
В конце концов я даже не заметил, как неожиданно для себя оказался в окрестностях Хогвартса, замка, который когда-то давно считал своим домом. Я стоял на противоположном берегу Чёрного озера и не мог отвести от него свой взгляд. Меня как будто что-то тянуло сюда, словно магнитом. Кто-то тянул.
В тот день на улице было очень холодно, и в окрестностях школы не было никого из людей. Солнце постепенно всё ближе подходило к горизонту, и я рискнул пройтись по льду до самого щита, чтобы хоть немного быть ближе… «Ближе к чему?.. Кому?..»
Вздохнув, я вступил на скользкий лёд и направился к центру озера. Я отчётливо видел щит, эту древнюю и очень сильную защиту против… меня. Подойдя на расстоянии одного шага от него, оглянулся и сразу заметил ту самую прорубь, уже практически полностью затянувшуюся льдом, в которую на Крещение так отчаянно прыгнула Тина. Я не мог отвести взгляд от этого закрывшегося окна во льду, а раздумья всё больше и больше завладевали сознанием. Разные мысли, абсолютно разные, завладели мной и мелькали в голове. Я не боялся, что кто-то мог обнаружить меня здесь: щит располагался достаточно далеко от школы, и издалека мою фигуру было очень трудно разглядеть.
Мне так хотелось пододвинуть защиту хоть немного и подойти ближе к проруби, прикоснуться к ней. Но я пока не мог этого сделать: защитная магия была очень сильна, и я на данный момент не мог разрушить её, даже ослабить. У меня были мысли на этот счёт, ведь рано или поздно мне всё равно придётся это сделать, но я пока ещё не был готов к этому. Да, у меня было много целей, и я упрямо, медленно и расчётливо двигался к ним… до этого. А сейчас я упрямо движусь… к ней. Прямо как в тот день, когда она первый раз у меня на глазах прыгнула в прорубь.
— Что ты здесь делаешь?! — хрипло воскликнула Тина, как только увидела меня, только что вытащившего её из ледяной воды.
— Ты с ума сошла?! Если тебе абсолютно наплевать на меня, то подумала бы, что будет с Генри или Деллой, когда они узнают о твоём самоубийстве! — зло накинулся на неё я, абсолютно не понимая, как она могла так поступить со мной.
— Что?! — услышав эти слова, Тина даже открыла рот от изумления. — О каком самоубийстве?! О чём ты говоришь? Сегодня Крещение, и верующие купаются в проруби!
— Крещение? — недоумённо повторил я, но она резко перебила меня:
— Давай быстрее на мостки, иначе ты совсем околеешь!
И с этими словами Тина взяла меня за руку и потянула в сторону деревянных ступеней, кем-то предусмотрительно смастерённых. И в этот момент я понял, что мои догадки были, мягко говоря, очень сомнительными, ведь благодаря тому, что моя супруга благоразумно разделась перед прыжком, она смогла без проблем вылезти из ледяной воды. А вот у меня, одетого в тёплое зимнее пальто и не менее тёплый костюм, возникли определённые затруднения. И вряд ли бы я смог выбраться из проруби без помощи Тины.
— Быстрее, снимай его, иначе ты сейчас совсем замёрзнешь! — приказала она, а сама кинулась к сумке, в которой лежали тёплые махровые полотенца. — Вот дурак, я же сказала тебе, что у меня дела, зачем ты следил за мной?
— Я… хотел убедиться… — дрожа от холода, ответил я, сняв с себя пальто, когда Тина стала укутывать меня полотенцами, чтобы хоть немного согреть.
— В чём? Что я не сплю с кем-то за твоей спиной?!
— Прости… — выдохнул я, а затем стащил с себя одно полотенце и протянул его Тине, боясь, что она тоже замёрзнет на морозе.
Я даже не успел заметить, как быстро зашло солнце за горизонт. Я стоял неподвижно уже больше часа, но всё никак не мог заставить себя сдвинуться хотя бы на один шаг. Когда почти совсем стемнело и я уже собрался развернуться и отправиться опять в тот самый кабинет, в эту комнату пыток, то краем уха отчётливо услышал хруст льда справа от себя, совсем близко. Я резко повернулся и увидел… её.
Этот момент длился буквально секунду, мгновение, но сколько же всего успело произойти! Тина ошеломлённо посмотрела на меня, и по её глазам, таким родным глазам цвета молочного шоколада я моментально понял, что она узнала меня. Наконец она меня узнала. От осознания этого Тина сделала шаг назад и, поскользнувшись, упала на спину, а ещё через долю секунды я услышал хруст костей черепа, сразу после того, как её затылок соприкоснулся с гладкой поверхностью льда.
В страхе я подошёл к самому краю щита и увидел, как медленно появляется вокруг головы Тины тёмно-вишнёвое пятно крови. Да, в это мгновение мной полностью овладел страх. Я хотел подбежать к ней, остервенело рванул, но щит не пропустил меня. Тина, моя Тина, лежала с пробитой головой буквально в пятидесяти сантиметрах от меня, а я даже подойти к ней не мог…
И в этот момент моей душой завладела всепоглощающая ненависть. Я ненавидел этот щит, разделявший нас. Я ненавидел смерть, которая опять пыталась забрать её у меня. Я ненавидел себя за то, что не могу ничего сделать, не могу ничем ей помочь. Собрав в кулак всю свою волю, сконцентрировав всю ту ненависть, что завладела мной, я произнёс самое сильное заклинание, которое только существовало, произнёс с единственной надеждой пробить этот крепкий щит:
— Авада Кедавра!
И к моему величайшему изумлению, защита почти спала. Почти. Я обессиленно опёрся руками о невидимую, но такую непроходимую преграду и, закрыв глаза, судорожно думал.
«Чем ты сейчас поможешь ей, даже если и пробьёшь его? Ни инструментов, ни нужных аппаратов, и вот уже тридцать семь лет ты не держал в руках скальпель… Она умрёт в течение часа, может, двух, от кровотечения, если ничего не сделать. Но… я знаю, кто может пройти через этот щит. Я знаю, кто может спасти её, причём быстро и без инструментов. Да, он вместе со Снейпом может попытаться спасти Тину. Только надо сообщить ему. Патронус», — я не использовал это заклинание почти тридцать семь лет, но в данный момент не было времени на то, чтобы размышлять: могу я создать его сейчас или нет.
Я закрыл глаза и представил самое счастливое воспоминание, которое у меня было.
Женщина со шрамом на левой щеке стояла передо мной в длинном, белом, закрытом, классического кроя приталенном платье, а сбоку у алтаря замер священник. Я смотрел прямо ей в глаза, а она в это время произносила слова:
— Я, Тиана Клодетта Д’Лионкур, беру тебя, Том Марволо Реддл, в законные мужья, моим спутником жизни и единственной любовью. Я буду беречь наш союз и любить тебя сильнее с каждым днём. Я буду доверять тебе и уважать тебя, радоваться вместе с тобой и плакать, любить тебя и в горе, и в радости, независимо от препятствий, которые мы сможем преодолеть вместе. Я отдаю тебе свою руку, своё сердце и свою любовь, отныне и во веки веков, пока смерть не разлучит нас.
И, взмахнув палочкой, прошептал:
— Экспекто Патронум!
И в это же мгновение из палочки заструилась серебристая субстанция. Она мигом приняла вид ворона, и он быстро полетел прочь к тому, кто так отчаянно был нужен сейчас Тине. Был нужен и мне.
«Лети, Nevermore. Спаси её», — с этими словами, кинув прощальный взгляд на свою жену, лежавшую всего в двух шагах от себя, я растворился в темноте.
***
— Что ты будешь читать мне сегодня? — обратился я к Тине, устраиваясь поудобнее в большом и мягком кресле у камина в огромном зале. Моя жена в соблазнительном чёрном платье до колена, загадочно улыбнувшись, взяла из массивного шкафа, стоявшего у противоположной стены, небольшую книжицу в чёрном переплёте и, подойдя ко мне, села прямо на колени. Я лишь крепче обнял её и прижал к себе.
— Эдгар Аллан По, «Ворон», — ответила она и поцеловала меня в щёку.
— Название интригует… — закрыв глаза и зарывшись лицом в распущенные тёмно-каштановые волосы, прошептал я.
— Тогда слушай… — произнесла Тина и, набрав побольше воздуха в грудь, неспешно начала читать стихотворение:
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так затукал в двери дома моего.
«Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,
Гость — и больше ничего».
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
И от каждой вспышки красной тень скользила на ковёр.
Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
Облегченье от печали по утраченной Линор,
По святой, что там, в Эдеме ангелы зовут Линор, —
Безымённой здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
И чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
«Это гость лишь запоздалый у порога моего,
Гость какой-то запоздалый у порога моего,
Гость — и больше ничего».
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
«Извините, сэр иль леди, — я приветствовал его, —
Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
Что я вас едва услышал», — дверь открыл я: никого,
Тьма — и больше ничего.
Тьмой полночной окружённый, так стоял я, погруженный
В грёзы, что ещё не снились никому до этих пор;
Тщетно ждал я так, однако, тьма мне не давала знака,
Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»
Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»
Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
И услышал стук такой же, но отчётливей того.
«Это тот же стук недавний, — я сказал, — в окно за ставней,
Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
Это ветер стукнул ставней у окошка моего, —
Ветер — больше ничего».
Только приоткрыл я ставни — вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твёрдо;
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел — и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
Видя важность чёрной птицы, чопорный её задор,
Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый чёрен,
О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простёр,
Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простёр?»
Каркнул Ворон: «Nevermore».
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
Хоть ответ её без смысла, невпопад, был явный вздор;
Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
Птица с кличкой «Nevermore».
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор,
Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор».
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
И сказал я: «Несомненно, затвердил он с давних пор,
Перенял он это слово от хозяина такого,
Кто под гнётом рока злого слышал, словно приговор,
Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
Слышал в этом nevermore».
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
Хриплым карком: «Nevermore».
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
Тусклой люстрой освещённый, головою утомлённой
Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
Никогда, о, nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
И ступили серафимы в фимиаме на ковёр.
Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной
Шлёт непентес-исцеленье от любви твоей к Линор!
Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
Если только бог над нами свод небесный распростёр,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несёт со всеми,
Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор —
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
«Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! —
Я, вскочив, воскликнул: — С бурей уносись в ночной простор,
Не оставив здесь, однако, чёрного пера, как знака
Лжи, что ты принёс из мрака! С бюста траурный убор
Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!»
Каркнул Ворон: «Nevermore!»
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлёте, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простёр,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!
— Как-то мрачновато… — задумчиво протянул я, когда она закончила чтение. — А что, вороны на самом деле могут говорить?
— Том, ворон в этом произведении — это всего лишь символ! — недовольно ответила Тина и уже хотела встать с моих колен, но я удержал её в объятиях и ещё крепче прижал к себе.
— Хорошо, я понял, ворон — это символ… — улыбнувшись, прошептал я над самым её ухом и поцеловал в щёку.
— Да, именно, — тихо проговорила Тина, на секунду зажмурившись от удовольствия. — И, к твоему сведению, вороны — очень умные птицы. И они действительно могут повторять за человеком слова.
— Поэтому ты иногда прогуливаешься до Тауэра и наблюдаешь за ними? — легко целуя её лицо, шёпотом полюбопытствовал я.
— Всё-то ты знаешь… — притворно возмутилась она, наслаждаясь моими поцелуями. — Может, заведём себе одного?
— Тина, ты в своём уме? — я отстранился от неё и внимательно посмотрел ей в глаза: — Мы бываем дома хорошо, если двое суток в неделю, суммарно, кто за ним смотреть будет всё это время? Или ты хочешь добавить Паттерсону лишней работы?
— Нет, не хочу… — как маленькая девочка вздохнула та. — Просто мне действительно нравятся эти птицы…
— Значит, если бы ты училась в Хогвартсе, то…
— То я бы умоляла взять меня в Когтевран, — с улыбкой на лице закончила предложение Тина.
— Всё понятно… — рассмеялся я и снова крепко прижал её к себе. — Знаешь, с твоим умом у тебя есть все шансы учиться там.
— Да, конечно, все шансы, — теперь была очередь Тины громко смеяться, — кроме того, что я абсолютно не умею колдовать и по паспорту мне целых сорок восемь лет.
— Сколько? — я впервые услышал, сколько же Тине реально было лет по документам. — Неужели я взял в жёны такую старушку? Хочешь сказать, что официально ты старше меня на пятнадцать лет?
— Не притворяйся, что ты не подозревал об этом! — закатив глаза, ответила она. — Когда ты только поступил на обучение в университет, я уже оперировала…
— Знаю, знаю… — снова шептал я ей на ухо, покрывая нежную кожу шеи поцелуями. — Я знаю, сколько тебе на самом деле лет, можешь не повторять. Но ты в последнее время совсем не выглядишь на этот возраст… Мне даже кажется, что, когда мы познакомились, ты выглядела намного старше…
— И на сколько же я сейчас выгляжу? — кокетливо поинтересовалась Тина, и я, улыбнувшись, ответил:
— Лет на восемнадцать, не больше. Особенно дома. Ты такая счастливая…
— Интересно, почему бы это?.. — мечтательно произнесла она, и я сразу же догадался, что стояло за этими словами.
— Тина, а что всё-таки означает этот ворон как символ в том стихотворении? — задумавшись, я вернулся к теме произведения, которое только что прочитала мне супруга.
— М-м-м… Я думаю, что ворон в этом случае — это символ той печали, что испытывает лирический герой. Он же потерял свою любимую, и теперь тоска, как чёрный ворон, повсюду будет преследовать его…
— Почему тебя вдруг потянуло на такие стихотворения? — настороженно уточнил я, и Тина, печально улыбнулась:
— Том… я так боюсь, что с тобой что-нибудь случится… Я просто не переживу этого. Я знаю, что не смогу вот так сидеть и страдать… Я пойду за тобой. Только вот мы никогда не сможем встретиться там, в другом мире… Как сказал ворон, nevermore. И я прекрасно понимаю всё то отчаяние, которое звучит в этом слове, в одном только слове…
— Тина, — я посадил её прямо напротив себя и серьёзно посмотрел в глаза цвета молочного шоколада, — что за мысли? Мне тридцать три года, я абсолютно здоров и не влипаю постоянно в различные неприятности, как некоторые… Что со мной может случиться?
— Не знаю… — сокрушённо ответила она и так же серьёзно посмотрела мне в глаза. — У меня плохое предчувствие, Том… Я так боюсь…
— Брось… — успокоил я её и вдруг вспомнил кое о чём. — Знаешь, а у меня появилась одна идея… Подождёшь меня здесь?
Тина озадаченно кивнула, и я, встав из кресла, посадил её на своё место, а сам отправился в спальню. Найдя волшебную палочку, которую уже очень давно не трогал, я вернулся в зал с камином. Тина удивлённо посмотрела на меня, а я тем временем, вспомнив день нашей свадьбы, прошептал:
— Экспекто Патронум!
Я никогда раньше не пользовался этим заклинанием, хотя и знал о его существовании. До этого у меня просто не было необходимости в нём, и я с крайним изумлением наблюдал, как серебристый туман, исходивший из конца палочки, принял обличие ворона и облетел помещение под самым потолком два раза.
— Не может быть! — поражённо воскликнула Тина, следя взглядом за серебристой птицей. — Как ты это сделал? Что это?
— Это патронус. Защитник. Он принимает у каждого волшебника своё обличие какого-нибудь животного или птицы…
— То есть ты не специально превратил его в ворона? — удивлённо переспросила она, и я кивнул в ответ.
— Наверное, это потому, что ты сказала мне, что любишь воронов. А я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Том, — Тина подбежала ко мне и поцеловала в губы, и я ответил ей, заключив в крепкие объятия. — Можно, я назову его Nevermore?
— Называй как хочешь. Он твой, — согласился я и снова поцеловал её.
И в этот момент за нами раздался весёлый голос, подобный тысяче колокольчиков:
— Привет, семейство Реддл!
— Лестат! — весело крикнула Тина и кинулась обнимать брата. — Как же долго тебя не было, три года!
— Бог мой, сестрёнка, как же ты помолодела! Выглядишь как школьница, а не как профессор на пятом десятке! — ошеломлённо произнёс Лестат, оглядев сестру с головы до ног, а та только звонко рассмеялась в ответ.
— Том, ты можешь показать Лестату Nevermore? — радостно попросила меня Тина, и я, улыбнувшись, выполнил её просьбу. Ворон снова парил под самым потолком, и теперь уже они оба с изумлением наблюдали за ним.
— Волшебно, не правда ли?.. — прошептала Тина, не отводя взгляда от птицы, а Лестат тем временем подошёл ко мне и прошептал:
— А у тебя получилось, братишка… — он серьёзно посмотрел мне в глаза и добавил: — Никогда я ещё не видел её такой счастливой…
— Я всегда держу свои обещания, Лестат, — невозмутимо ответил я, а в моей душе царил триумф. Тина вот уже три года как бросила все свои прежние пагубные привычки и была счастлива. Счастлива рядом со мной.
***
Я опять сидел за столом в кабинете профессора Реддл и отслеживал в сознании Гарри Поттера последние новости о состоянии Тины. И вот наконец-то спустя три дня я увидел, как она очнулась. Тяжёлая гора свалилась с моих плеч, с моей души. А теперь ещё и это воспоминание. Nevermore.
Если все предыдущие воспоминания только увеличивали мою кровопотерю, то на этом вся кровь вытекла из меня до последней капли. Больше во мне не осталось ничего.
«Это была лишь игра… обман… иллюзия счастья. И сейчас она точно так же вводит в заблуждение его». Как же мне больно было от осознания того, что она просто использовала меня. Играла со мной. Что всё это было лишь в моей голове. Что она покончила с собой тогда только из-за того, чтобы никогда больше со мной не встретиться. Nevermore.
В этот момент все мысли пришли в порядок. Теперь я окончательно понял, что мне следовало сделать. И я даже понял как.
Я знал, я прекрасно знал, что не смогу убить её. Я просто не могу. Я всё ещё раб Тины, её послушный раб, я не могу причинить ей вред, ведь я дал клятву давным-давно. Но это не значит, что я не могу причинить ей боль. Такую же боль, какую причинила она мне когда-то. И она сама дала мне все козыри в руки.
Северус. Мой верный помощник. Даже несмотря на то, что я убил его первую любовь, и что он ненавидел меня всё это время, он не отвернулся от меня. Не предал. Северус всё так же помогал мне. Служил мне. Я в нём не сомневался, хоть и не знал большинства его мыслей.
Да, мне было очень жаль думать об этом, но единственную боль, которую я мог причинить Тине, — это убить Северуса. Северуса, которого я так ценил. Но желание отомстить было сильнее, намного сильнее той жалости, что вдруг проснулась в моём мёртвом сердце. Да, план окончательно созрел. Но нужно время. Как всегда, на всё было нужно время. Месть — это блюдо, которое подают холодным.
Вернувшись в Малфой-Мэнор, я направился в свою маленькую комнатку, свой кабинет, и стал думать. Мне было комфортно находиться в этом небольшом помещении, поскольку здесь было всё, что мне нужно, а большое пространство вокруг мешало тщательно сосредоточиться. Сосредоточиться на плане. Да…
«Давно я, кстати, не видел своего верного слугу. Мою правую руку. Вот уже больше месяца, с самого конца декабря…» Я вызвал его, и вот уже через пятнадцать минут фигура в неизменно чёрном костюме, впрочем, как и я сам, сидела по правую руку от меня на общем собрании, а непосредственно после него стояла за моей спиной и докладывала обо всех происшествиях, интересовавших меня. Я же с отсутствующим видом смотрел в окно, а сам в это время судорожно думал.
Но что-то было не так. Интуиция никогда меня не подводила, и в это самое мгновение она говорила, что что-то было не так. Когда Снейп закончил, я обернулся и внимательно посмотрел ему в глаза, но тот лишь невозмутимо продолжал смотреть на меня. Это насторожило меня ещё больше. Я попытался проникнуть в его сознание, чтобы узнать, чем он занимался с Тиной всё это время, но не смог. Я с удивлением заметил, что как бы ни старался, но теперь не мог вот так просто проникнуть к нему в сознание, как делал это пару раз до этого. Полная тишина.
«Интересно. Очень интересно. Но ты не учёл один маленький нюанс, Северус, — мысленно обратился я к своему подчинённому. — Отсутствие информации — это тоже информация».
— Северус, — теперь уже вслух проговорил я, подойдя к своему простому чёрному столу, и присел на него, — знаешь… я тут подумал и решил, что та новенькая, мисс Велль, всё-таки может пригодиться нам для достижения нашей цели. Уже другой цели.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он осознал смысл произнесённой мной фразы.
«Очень интересно. Неужели, он обо всём знает? Неужели, Тина рассказала ему нашу историю? Если да, то такому смышлёному человеку, как он, не составило труда сложить дважды два, тем более что подсказок у него было более чем достаточно. И как же она интересно описала наше расставание? Что я, мерзавец, бросил её? Убил? Всё бы отдал на свете, чтобы послушать об этом… А ситуация складывается всё лучше и лучше…»
— Что я должен сделать, мой лорд? — невозмутимо поинтересовался Снейп, и я был готов аплодировать стоя его выдержке.
— Ты должен привести её сюда, Северус. Ко мне. Мне нужно поговорить с ней, чтобы убедить девушку помочь нам. На неё же совсем не действует магия… Это удивительно! Уверен, что мне удастся убедить её. Я думаю, мы точно поладим, — я не сомневался, что Снейп понял всю иронию произнесённых мной слов, но вид его оставался всё таким же холодным и непроницаемым. «Браво, Северус, браво!»
— Я вас понял, милорд. Мне нужно время, чтобы как следует обдумать свои действия. Я не могу похитить её из замка, так как Дамблдор усилил свой контроль над ней после происшествия на озере. Но я обязательно что-нибудь придумаю.
«Надо же! Какое самообладание!» — усмехнулся я про себя.
— Превосходно, Северус. Я рад, что мы поняли друг друга. Сообщи мне о своих мыслях через две недели. Ты можешь идти.
— Да, мой лорд, — ровным тоном произнёс он на прощание, не сводя с моего лица непроницаемого взгляда чёрных глаз, а затем быстро вышел из комнаты.
«Вот это да! — восхитился я, как только дверь в мой кабинет захлопнулась. — Всё даже лучше, чем я думал!»
Раз она так близко подпустила его к себе, то, значит, он — совсем не пустой звук для неё. Но я не настолько недальновиден, чтобы не предвидеть, что Снейп захочет помешать моим планам. Да, я уверен, что он уже догадался, что я захочу мстить. «Но знаешь ли ты, каким способом, мой дорогой друг?»
«Северус, я готов сыграть с тобой эту партию, — продолжил я внутренний монолог, смотря на бушевавшую за окном вьюгу. — Ты очень достойный противник, и сегодня я только лишний раз убедился в этом. Чур, я играю белыми, ты же любишь чёрный цвет… И я сделал свой первый ход. Чем же ты ответишь мне? Игра обещает быть очень интересной, настолько, что я даже готов оставить тебя в живых до самого конца, до своего победного хода».
Но больше всего меня волновало то, кого же из нас она убьёт в этот раз? Особенно учитывая то, что я уже и так был давно мёртв. Вот уже тридцать семь лет как.