***

Наконец всё вернулось в своё русло. Наконец после всех этих ужасных событий на Чёрном озере, после моего почти что «воскрешения», после внезапных перемен в Северусе, после этого несчастного бала жизнь в Хогвартсе вернулась в прежнее русло. Хотя «прежнее русло» — это, наверное, не то словосочетание, ведь из-за перечисленных мной выше событий русло как раз таки сильно изменило направление, но хотя бы замедлило своё бурное течение, перейдя в более спокойный темп.

Как я уже говорила, теперь мне не было нужды скрывать свою влюблённость в преподавателя Зельеварения, поскольку самый последний таракан в школе уже успел обсудить, что согласилась танцевать на балу я только с ним, и как заворожённо я смотрела на него во время вальса. Но все эти дни я упрямо продолжала делать вид, что между мной и профессором Снейпом исключительно деловые отношения, и моя влюблённость — это не более чем лёгкое увлечение, которое, можно не сомневаться, скоро пройдёт. Тем более что специфика публики, перед которой развернулась эта трагикомедия, была такова, что абсолютному большинству учащихся даже в голову не могло прийти, что наши «отношения» могут зайти дальше танцев и влюблённых взглядов и как максимум лёгкого поцелуя. И я думаю, что чопорные англичане во главе с Минервой МакГонагалл и Долорес Амбридж, которые, ко всеобщему удивлению, резко нашли общий язык, когда мы с Северусом своим танцем вдруг пошатнули их нравственные идеалы, даже в самом диком кошмаре не могли представить себе те сцены, которые видел тот самый несчастный стол (необычайно крепкий, надо заметить!) в личном кабинете декана Слизерина. А про спальню декана Слизерина я даже и не заикаюсь.

В общем, когда я снова вернулась к учёбе, то все уже настолько устали мусолить эту новость, всем она настолько приелась, что меня, собственно говоря, никто даже и не беспокоил особо. Поэтому я спокойно продолжала играть свою роль и «учиться», только теперь уже три человека в Хогвартсе знали о моём маленьком секрете. И Невилл, к его величайшему благородству, теперь очень выручал меня, поскольку все пары, на которых необходимо было применение магии, у нас были общими. Кстати, именно благодаря моему помощнику, моя успеваемость резко возросла, настолько, что строгая и очень сердитая на меня в последнее время профессор МакГонагалл даже пару раз снизошла на своих занятиях до похвалы в мой адрес, по правде сказать, не вполне заслуженной. Да, жизнь снова постепенно налаживалась.

По крайней мере, мне так казалось, пока в двадцатых числах февраля ко мне, мирно сидевшей за столом в Большом зале перед обедом и с интересом читавшей учебник по Зельеварению за седьмой курс, не подошли мои однокурсницы с Пуффендуя, с которыми я к тому времени неплохо общалась.

 — Тина, привет! — хихикая, обратилась ко мне Ханна, а Сьюзен от распиравшего её смеха закрыла рот рукой.

Вместо приветствия я молча перевела взгляд со строчек учебника на пуффендуек и вопросительно посмотрела на них, и Ханне всё-таки пришлось самой продолжать «разговор»: 

— А ты не в курсе, зачем профессор Снейп повесил в классе, где проходит Зельеварение, календарь и что-то отмечает в нём?

Услышав это, я настолько изумлённо посмотрела на девочек, что они обе уже не смогли удержаться от громкого смеха.

 — Какой календарь? — я еле-еле заставила произнести себя эти два слова, ведь я сразу догадалась, что это был за календарь и чего с таким нетерпением ждал зельевар. «Ну он у меня получит! — подумала я, уже начиная закипать от злости. — Это же была всего лишь шутка, а не инструкция к действиям!»

 — Ну, он такой… большой… обычный, в общем-то, календарь на пергаментном свитке… — в перерывах между приступами смеха пояснила Сьюзен.

 — Девочки, а почему вы спрашиваете об этом меня? — стараясь по максимуму сохранять невозмутимость, вежливо поинтересовалась я, когда их смех немного прекратился.

 — Ну вы же с ним… — смущённо начала говорить Ханна, но я сразу её перебила:

 — Мы с ним что? — я с таким вызовом посмотрела на неё, что её щёки сразу же загорелись от стыда.

 — Вы же с ним… неплохо общаетесь, — Сьюзен закончила предложение за подругу и многозначительно посмотрела на меня.

 — Общается с ним мой несносный братец, — не терпящим возражений и слегка раздражённым тоном заметила я. — И он же попросил профессора Снейпа дополнительно позаниматься со мной его предметом, потому что скоро экзамены, а программа, которую я изучала до этого, сильно отличается от вашей.

 — Но, Тина, у тебя с Невиллом почти самые высокие баллы по Зельеварению! — попыталась возразить Ханна, но я перевела свой жёсткий взгляд на неё, и та снова покраснела.

 — Именно потому, что Невилл мне и помогает на занятии, у меня такие высокие баллы, — невозмутимо и немного холодно ответила я. — А экзамен мне придётся сдавать уже без него. Вот и всё наше общение. И зачем профессору Снейпу понадобился этот календарь, я не имею ни малейшего понятия. Ещё какие-то вопросы?

 — Нет, это всё, — с виноватой улыбкой проговорила Сьюзен, и неразлучные подруги поспешили к своему столу.

Я же облегчённо выдохнула и хотела уже снова вернуться к увлекательному чтению, как в эту же минуту ко мне со спины кто-то подбежал и совсем рядом раздался запыхавшийся голос:

 — Тина, ты уже слышала про календарь в кабинете Зельеварения?

Всё ещё отчаянно пытаясь сохранить остатки терпения, я с каменным лицом повернулась к обладательнице голоса и невозмутимо ответила:

 — Да, Джинни, слышала.

 — А ты не знаешь?.. — хотела спросить она, но я резко выкрикнула:

 — Нет!

Джинни изумлённо уставилась на меня в ответ, совсем не ожидая такого сильного раздражения в свой адрес, и в это время к нам подошли её братья, Фред и Джордж.

 — Тина! — воскликнул Фред, присев рядом со мной.

 — А ты знаешь… — продолжил за брата фразу Джордж, сев с противоположной стороны.

 —…что повесил у себя в подземелье… — снова взял слово Фред

 —…профессор Снейп? — закончил Джордж это длинное предложение, и я уже с гневом во взгляде уставилась на него.

 — Неужели календарь?! — ядовито поинтересовалась я, и Фред сразу же выпалил:

 — Так ты знаешь зачем?..

 — Нет! Я не знаю! — с бешенством в голосе воскликнула я, осознав, что терпения хватило на невероятно короткий промежуток времени.

 — Но вы же с ним… — осторожно начала говорить Джинни, но я уже настолько разъярённым взглядом посмотрела на неё, что та замолчала на середине фразы.

 — Он. Готовит. Меня. К. СОВ, — чётко проговаривая каждое слово, произнесла я. — Мы. С. Ним. Не. Общаемся. Я. Понятия. Не. Имею. Зачем. Ему. Понадобился. Этот. Чёртов. Календарь.

 — Мисс Велль! — за моей спиной раздался противный приторный голосок Амбридж. — Следите за своими выражениями! Минус пять баллов с Когтеврана.

 — Прошу прощения, профессор Амбридж, — бархатным голосом произнесла я в ответ, и когда розовое недоразумение дошло до преподавательского стола, опять сердито окинула взглядом семейство Уизли.

 — Ладно-ладно, Тина, не кипятись, — виновато пробормотал Фред, вставая со своего места.

 — Мы просто спросили, вдруг ты что-то слышала… — закончил фразу Джордж, и близнецы пересели за соседний стол.

 — Я тоже, пожалуй, пойду… — смущённо дополнила Джинни, верно оценив моё состояние на тот момент, и я, опять тяжело вздохнув, приступила к чтению.

Но не судьба мне, видимо, было почитать в тот день ни перед обедом, ни после. Ни даже во время занятий. Потому что все, у кого в тот день были пары по Зельям, сразу же после них бежали ко мне и спрашивали про этот несчастный календарь. И к семнадцатому разу, когда я уже даже слова от раздражения произнести не могла, а это было как раз после Ухода за магическими существами, я быстро спустилась в подземелье, буквально сгорая от злости, и направилась в сторону личного кабинета декана Слизерина, в котором я, как ни странно, бывала намного чаще, чем у декана своего факультета. К моему удивлению, дверь была не плотно закрыта, как обычно, а слегка прикрыта, и до меня отчётливо доносились чьи-то рыдания. Женские рыдания.

От подобного рода звуков моя злость мгновенно испарилась, и я в состоянии, близком к шоку от изумления, застыла в шаге от открытой двери и усиленно прислушивалась. И спустя две минуты услышала знакомые шаги, приближавшиеся к двери, поэтому благоразумно сделала два шага назад.

 — Вы можете не переживать по этому поводу, мисс Роджерс, — тоном, близким к отеческому, проговорил Северус, уже выходя из своего кабинета, а рядом с ним шла заплаканная девушка лет семнадцати с длинными чёрными волосами и осиной талией, одетая в зелёного цвета мантию и облегающее её немалые формы чёрное элегантное платье. — Я обязательно разберусь в этой ситуации. Это всего лишь досадное недоразумение, и ваша успеваемость никак не пострадает.

И, сказав эту фразу, он протянул слизеринке белый носовой платок, появившийся буквально из ниоткуда. Она с благодарностью взяла его и, вытерев слёзы, ответила:

 — Спасибо, профессор Снейп. Я… я так испугалась и… спасибо.

Она ещё раз взглянула на него из-под густых и мокрых от слёз ресниц, и этот взгляд мне очень не понравился, настолько, что злость опять начала просыпаться в моей душе. Тут Северус заметил, что он с мисс Роджерс был не один в довольно пустынном коридоре подземелья и удивлённо обратился ко мне:

 — Мисс Велль?

 — Профессор Снейп, мне передали, что вы просили меня зайти к вам, — невозмутимо сказала я, выразительно посмотрев на него.

 — Да, разумеется, проходите, — сразу сориентировался тот и галантно пропустил меня в свой кабинет. — Доброго вечера, мисс Роджерс.

 — И вам доброго вечера, профессор Снейп, — с придыханием произнесла девица, и тут уже моё возмущение достигло максимума.

Я быстро прошла в центр комнаты и как только услышала, что дверь захлопнулась, и мы остались одни, повернулась и с гневом посмотрела на Северуса.

 — Тина, что случилось? — обеспокоенно спросил он, увидев моё выражение лица.

 — Ты ещё спрашиваешь, что случилось?! — возмущённо воскликнула я, а на меня всё больше накатывало раздражение. — Северус, почему из твоего кабинета выходят заплаканные старшекурсницы и с таким чувством желают тебе «Доброго вечера»?!

Услышав это, Северус рассмеялся в голос, отчего моё раздражение усилилось стократно.

 — Тина, ты ревнуешь меня? — всё ещё смеясь, предположил он и, как всегда, был прав.

 — Знаешь, к такой девушке мне совершенно не стыдно тебя ревновать! — прежним возмущённым тоном заметила я, скрестив руки на груди.

 — К какой «такой», Тина? — с улыбкой спросил Северус, подойдя ко мне на пару шагов, но я упрямо отступила, всё ещё с гневом смотря на него. — Тина, что за глупости?! Меня никогда не привлекали школьницы, особенно несовершеннолетние!

 — Да, правда?! — с вызовом в голосе уточнила я. — А я, по-твоему, кем была, когда мы познакомились?

 — Тина! — опять рассмеялся он и, резко сократив между нами дистанцию, обнял меня, несмотря на оказываемое активное сопротивление. — Мне кажется, или ты сама же говорила мне на каникулах, что не будешь меня ревновать, и я могу делать всё, что мне хочется? И чтобы ты знала, я сразу понял, в самую первую ночь там, на Астрономической башне, что тебе совсем не пятнадцать лет.

 — Я передумала! — возмущённо ответила я, чем опять вызвала смех зельевара в чёрной шёлковой рубашке с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами. — Как же интересно ты это понял? И зачем ты тогда спрашивал меня про возраст? Мне тогда отчётливо показалось, что до этого ты верил, что мне пятнадцать.

 — Нет! — улыбнувшись, Северус хотел поцеловать меня, но я быстро отвернулась, и ему пришлось довольствоваться поцелуем в щёку. — Тебе показалось. В ту самую первую ночь, когда я последовал за тобой на верхнюю площадку Астрономической башни, я… Знаешь, меня тогда сильно озадачило, что ты в полурасстёгнутой мужской рубашке и коротких шортах сидела на ледяном каменном полу. И у тебя тогда был такой взгляд. Я увидел его, ещё не поднявшись до конца на саму площадку, поэтому и не стал снимать с себя Маскирующие чары. И с этого момента я стал наблюдать за тобой.

 — Что же ты увидел в моём взгляде? — немного успокоившись, полюбопытствовала я, вспомнив, что всё ещё не знала ответа на вопрос, зачем же Северус следил тогда за мной почти что две недели, причём тайно.

 — Я даже не знаю, как тебе объяснить… — задумчиво ответил он, словно на мгновение погрузившись в воспоминания. — Знаешь, когда я увидел твой взгляд… я как будто увидел себя, двадцатитрёхлетнего себя. После смерти Лили, когда Дамблдор предложил мне должность преподавателя в Хогвартсе, я точно так же сбегал на эту самую башню и до утра смотрел вдаль, не в силах заснуть. Я сразу узнал этот взгляд. Подросток, даже перенёсший трагические события, не мог смотреть так. Это… этот взгляд приходит с опытом. С горьким опытом. С осознанием своих ошибок.

 — Почему ты тогда открылся мне? — с почти такой же задумчивостью в голосе спросила я, тоже погрузившись в воспоминания о нашей первой встрече на Астрономической башне.

 — Потому что у меня в душе было противоречие, — ласково улыбнувшись, пояснил Северус. — Ты действительно выглядишь на пятнадцать, Тина, особенно в школьной форме и без макияжа. Но этот взгляд… в глубине души я прекрасно понимал, что не может тебе быть пятнадцать. Не может пятнадцатилетняя девушка смотреть так, не может, хоть я и отказывался до последнего верить в свои догадки. Но выяснить правду, просто наблюдая за тобой, я не мог. Поэтому и появился тогда перед тобой. Кстати, а чья это была рубашка на тебе в ту ночь?

 — Догадайся с трёх раз, — широко улыбнулась я, и Северус сразу предположил:

 — Лестата?

 — Да, — с теплом в глазах посмотрела я на него, и он улыбнулся мне в ответ. — Я люблю таскать у него рубашки, для меня это самая лучшая в мире пижама. Тем более что недостатка в них у него никогда не было. Я сильно сомневаюсь, что он вообще заметил пропажу хотя бы одной из них…

 — А если я подарю тебе одну из своих рубашек, ты будешь в ней спать? — нежно прошептал Северус, коснувшись губами моего виска.

 — Ты правда готов расстаться с одной из своих рубашек ради моего спокойного сна? — с недоверием уточнила я, и он ещё шире улыбнулся.

 — Конечно. Я тоже не испытываю в них недостатка. Только вот ты сама понимаешь, какого они все цвета…

 — Мой любимый цвет! — радостно воскликнула я, обхватив его плечи и крепко поцеловав. — Спасибо.

 — Тина, а ты носишь тот кулон, который я тебе подарил на День святого Валентина? — вдруг спросил Северус, когда я немного отстранилась от него.

 — Конечно, — я провела рукой по шее, подцепила цепочку и, подняв кулон, показала его. — Я его и не снимала с того самого дня. Он такой удобный, я почти его не чувствую. И в глаза не сильно бросается. Как же ты угадал с подарком!

 — Мне приятно это слышать, — тепло улыбнулся он, но тут я внезапно вспомнила, что мы сильно ушли от первоначальной темы нашего разговора.

 — Северус, ты совсем отвлёк меня от возмущения по поводу плачущей старшекурсницы в твоём кабинете! — уже наигранно возмутилась я, присев на его рабочий стол, и Северус рассмеялся в ответ, осознав, что всё равно не сможет избежать этого разговора.

 — Я не специально, любимая! — он тоже подошёл ко мне поближе, и в этот момент я была готова растаять от его тёплой улыбки. — Кстати, возмущаться как раз нужно мне, ведь причиной этих слёз явилась ты!

 — Что? — удивлённо переспросила я, не веря своим ушам. — Она что, узнала, что ты сделал мне предложение?

 — Нет, Тина! — снова рассмеялся Северус, приобняв меня за талию. — Хватит меня ревновать, я весь твой, целиком и полностью!

 — Тогда в чём дело? — недоуменно спросила я, всё же улыбнувшись его последним словам.

 — Тина, Селестина Роджерс — одна из немногих отличниц по моему предмету, а ты поставила ей за два последних эссе «Слабо» и «Удовлетворительно». Кстати, когда ты успела изучить программу седьмого курса?

 — Не знаю… — удивлённо протянула я, но это действительно было похоже на правду. — Просто я как-то втянулась в проверку твоих работ, нашла пару дополнительных учебников… Северус, я прекрасно могу работать с информацией, когда мне это нужно, и если я поставила ей такие отметки, значит, было за что. Неужели ты даже не заметил, что половину работ старших курсов в последние дни проверяла я, а не ты?

 — Вот я тоже крайне удивлён этим обстоятельством! — Северус изумлённо посмотрел на меня, словно вдруг увидел во мне совсем другого человека. — Тина, я видел её работу. И я видел твои исправления. Тебе не кажется, что в последнее время ты сильно… придираешься? Я обычно даже за помарку не считаю то, что ты выделила, как ошибку. Ты портишь мой авторитет доброго и справедливого преподавателя!

 — Подожди минуту! — именно в этот момент я внезапно осознала всю несуразность происходящего. — То есть ты хочешь сказать, что я сильнее тебя придираюсь к работам студентов? Тебя, кто со всего нашего курса только иногда ставит «Превосходно» и только одному человеку — Гермионе Грейнджер?

 — Именно! — согласился Северус, и на меня вдруг начала накатывать новая волна возмущения.

 — Знаешь, что, дорогой и любимый, во-первых, ты сам попросил меня помочь с домашними заданиями, никто тебя не заставлял! — он собрался уже возразить мне, но я не дала ему такой возможности и продолжила возмущаться: — А во-вторых, чем ты вообще думал, когда просил меня заняться проверкой работ?! Я же тебе вроде рассказывала, как трудно было Тому, который учился у меня на кафедре, а потом и в ординатуре. Я смогла завалить на экзамене человека, который просто блестяще знал весь материал. И что-то я не помню, чтобы я вообще когда-нибудь ставила в своей жизни «Отлично», то есть в вашей системе «Превосходно».

 — Тина, но нельзя же настолько строго относиться к этому! — всё же попытался возразить мне Северус.

 — Почему? — невозмутимо поинтересовалась я, скрестив руки на груди. — Обычно, помимо студентов, у меня было по паре операций в день, огромная кипа историй болезней, которые нужно было заполнить, и десяток ординаторов, работу которых тоже нужно было проверять, и плюс ещё заведование отделением и чтение лекций на кафедре, а в сутках всего двадцать четыре часа, к великому сожалению! Я привыкла очень грамотно распределять своё время и усилия, и если уж берусь за что-то, то делаю это максимально быстро и качественно, чтобы потом не переделывать. А со студентами я вообще не церемонилась, я могла отдать работу на переписывание, если мне не понравилось всего одно слово. Так что делай выводы.

Северус изумлённо посмотрел на меня, не в силах даже слово сказать на мою длинную, полную возмущения тираду, и я решила немного смягчить ситуацию:

 — Северус, если ты считаешь, что мои отметки необъективны, то ты в полном праве их исправить, твои же студенты…

 — Да, конечно… — наконец к нему вернулся дар речи, но изумление ещё не ушло из взгляда.

 — Северус, я так строго относилась к студентам, потому что эти люди через год или два начинали уже оперировать сами, и лучше я их завалю и заставлю доучить что-то, чем потом их незнание выльется в чью-то смерть на операционном столе или в реанимации.

 — Но, Тина, сейчас ты проверяешь работы школьников, — заметил Северус, видимо, всё же поняв мою точку зрения. — И хотя мой предмет тоже весьма ответственный, и при неправильно сваренном зелье тоже можно наделать немало неприятностей вплоть до плачевного исхода, но… всё же нужно быть немного гибче. Мягче.

 — Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от человека, пятнадцать лет слывшего самым придирчивым профессором в Хогвартсе, такие слова! — изумлённо рассмеялась я в ответ, снова приобняв его за плечи. — Ладно, я поняла тебя. Но и ты меня пойми: моя манера проверки студенческих работ сложилась давно и вряд ли изменится. Так что лучше тебе теперь самому заниматься этим.

 — Вот уж нет! — теперь была очередь Северуса возмущаться, однако его руки по-прежнему крепко обнимали меня за талию. — Я уже привык, что мы так быстро заканчиваем, и я могу весь вечер и ночь проводить время с тобой, а не проверять работы.

 — Тогда тебе стоит смириться с моей системой оценок, — со смехом в голосе ответила я.

 — Нет. Давай договоримся, что ты будешь только исправлять ошибки, а оценки я буду расставлять на своё усмотрение, — тоже рассмеявшись, предложил Северус, и я поцеловала его в знак согласия. — Кстати, Тина, а зачем ты вообще спустилась ко мне в такое время?

 — Да! Это как раз самое интересное! — я вдруг вспомнила первопричину посещения мной подземелья, и на меня опять начала накатывать волна раздражения, но в этот раз я решила быть… гибче. — Северус, я, кажется, оставила кое-что в классе Зельеварения. Не мог бы ты открыть его мне?

 — Я не находил ни одной твоей вещи, Тина… — явно почувствовав неладное, с сомнением в голосе протянул он, но я даже не собиралась сдаваться.

 — Может, ты плохо смотрел? — ласково поинтересовалась я и, легко его поцеловав, добавила: — Пожалуйста, давай прогуляемся до класса, это очень важно для меня!

 — Если ты так настаиваешь… — прошептал Северус и страстно поцеловал меня.

Хоть мне и нравились поцелуи любимого мужчины, но я совсем не собиралась забывать о своей цели, поэтому немного отстранилась от него спустя несколько мгновений, и тому не оставалось ничего иного, как проводить меня до кабинета, где проходили занятия по Зельям, и отпереть его для меня. Как только я попала внутрь, то сразу же оглянулась по сторонам и моментально наткнулась на причину моего сегодняшнего террора со стороны друзей и сокурсников.

Действительно, за преподавательским столом висел довольно большой кусок пергамента, на котором были готическим шрифтом написаны числа и дни недели, образовывавшие двенадцать прямоугольников. И одиннадцать дней в одном из них уже было зачёркнуто. Я быстрым шагом подошла к календарю и, развернувшись к зельевару лицом, ткнула пальцем в бумагу и разгневано спросила:

 — Что это?!

Северус громко рассмеялся, сразу поняв, что ничего я не забывала в его кабинете и единственной моей целью прийти туда был именно этот календарь.

 — Календарь, — просто ответил он, перестав ненадолго смеяться.

 — Северус, меня сегодня семнадцать, СЕМНАДЦАТЬ, раз спросили, зачем ты его повесил! — наконец вся накопившаяся за день злость выплеснулась наружу, но Северус лишь с искренней улыбкой невозмутимо смотрел прямо мне в глаза. — Ты можешь ответить мне на этот вопрос?

 — Тина, ты же сама предложила мне повесить календарь и зачёркивать дни в ожидании твоего ответа! — снова засмеялся он, и моё негодование превысило все возможные пределы.

 — Во-первых, это был сарказм, и ты не мог этого не понять. А во-вторых, если уж тебе так сильно захотелось считать дни, то ты мог повесить его в своей спальне! Или в личном кабинете, где мало кто бывает! — разгневано продолжала возмущаться я. — А не в классе, где каждый день бывает около сорока человек!

 — Но я захотел повесить его именно здесь, — с улыбкой произнёс Северус и собрался подойти ко мне поближе, но, заметив, что я всё ещё разгневанно смотрю на него, остановился на полпути. — Тина, никто же не знает о его истинном предназначении, тебе не о чём волноваться!

 — Я хочу, чтобы ты немедленно убрал его отсюда! — не терпящим возражений тоном заявила я, но он только усмехнулся в ответ:

 — Я не думаю, что это хорошая идея, любимая.

 — Почему это?! — ледяным тоном спросила я, недовольно скрестив на груди руки.

 — Потому что если я его сейчас сниму, то тебя завтра ещё семнадцать раз спросят, почему я его убрал! — Северус опять засмеялся, а потом, уже не обращая внимания на мой полный гнева взгляд, подошёл ко мне и, крепко обняв, стал с неистовой страстью целовать, прошептав между поцелуями: — Тина, я так тебя люблю… будь моей женой, прошу тебя…

 — Северус… — выдохнула я, осознав, что уже не могла твёрдо ответить «нет», но и «да» мне не давал сказать страх, совсем недавно поселившийся в сердце.

 — Умоляю тебя, Тина… пожалуйста… — всё так же продолжал шептать он, целуя меня ещё крепче и сильнее сжимая в своих объятиях. — Пожалуйста…

 — Дай мне ещё немного времени… — я немного отстранилась от него и умоляюще посмотрела в чёрные, словно гипнотизировавшие, глаза. — Пожалуйста… я не могу пока ответить тебе.

 — У тебя есть шестнадцать дней, — серьёзно ответил Северус, с невыразимой печалью посмотрев на меня.

 — Северус… — осторожно обратилась я к нему, — а что будет, если через шестнадцать дней я отвечу тебе «нет»?

 — Моё сердце разорвётся от печали, — тихо сказал он, обхватив моё лицо горячими ладонями. — Я не шучу, Тина. Ты даже не представляешь, как это важно для меня. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

 — Я тоже, Северус, я тоже… — прошептала я в ответ, приобняв его за плечи. — Я тоже очень хочу этого, любимый. Очень.

 — Будь моей женой, Тина… — вновь попросил Северус, но я не смогла что-либо ответить ему.

Вместо этого я только с ещё большей страстью принялась целовать горячие губы. И на секунду мне показалось, что ещё чуть-чуть, и он всё-таки услышит заветное «да».