Тишина выдавала всю степень шока родителей Накахары. Правда, в свете последних слов, Чуин паспорт грозился в кратчайшие сроки измениться. И с фамилией, и с семейным положением, а после и в графе «дети».

Рассудочные размышления папы потонули в матерных репликах отца, Чуя сидел и выглядел настолько воинственно-пугающе, насколько позволяла его очаровательная внешность, а вот у Осаму ни один мускул не дрогнул на лице. Ему правда очень хотелось сейчас тоже на пару со старшим Накахарой разразиться бранной руганью, в шоке схватиться за бутылку чего-нибудь алкогольного и долго таращиться в одну точку, но ситуация не располагала к проявлению эмоций. 

Осаму очень надеялся, что его глаза холодны и безразличны, как ему и хотелось, а не выражают огромный знак вопросом размером с блюдце.

Вести, правда, крайне шокирующие. 

– Я не собираюсь менять своего решения. Мы не собираемся менять своего решения. Надеюсь, вы нас услышали? – сердито крикнул Чуя, и его слова возымели хоть какой-то эффект: накал страстей и эпичность выражений стали быстро спадать. 

Осаму хотел расцеловать руки, лицо, щёки, губы, даже ноги своего омеги за эту храбрость и выдержку, потому что он сейчас мог только сидеть и делать такой же нахальный вид, и это было пределом его сил! Особенно когда хотелось выйти в поле проораться, чтобы просто полегчало.

– Аборт я тоже делать не собираюсь. Надеюсь, беременность достаточный повод для того, чтобы все ваши недовольства по поводу наших отношений, а теперь уже и нашей свадьбы, как и дальнейшей жизни, испарились? – всё также яростно (и обиженно, Осаму видел насквозь своего любимого) спросил Чуя. 

Возражений не осталось. Остались только вопросы, много вопросов, планов, рассуждений, и прочее-прочее. 

От родителей омеги они выбрались только ближе к полуночи, в тишине дошли до машины, но водить в таком взвинченным состоянии Осаму не мог, а садиться беременному Чуе за руль он теперь точно не позволит. Поэтому стоило прямо сейчас выплеснуть накопившиеся эмоции и получить ответы на гложущие вопросы.

– И ты мне не сказал? – почти истерично прорычал Осаму, едва рыжее создание уместилось на пассажирском сидении. 

Создание сморщило носик, пожало плечами, тяжело вздохнуло. Осаму напрягся. Такое поведение Чуи означало, что сейчас он будет в чём-то виниться. 

– Я соврал, – тихо сказал он, смотря на колени. Повернулся, поймал взгляд карих глаз и с отчаянием воскликнул. – Как ещё их можно было убедить? Они упёрлись как последние бараны, особенно отец! 

Чуя взмахнул рукой в негодовании, убрал прядь волос за ухо, и устало добавил:

– Как всё уляжется, скажем. Если потребуют доказательств, а завтра, переварив информацию, они обязательно их потребуют, мы что-нибудь придумаем. Выкрутимся. А после свадьбы так и скажу! Напиздабонькал вам, отец и папочка, простите, у вас вырос ужасный сыночек, – фыркнул Чуя. И попросил поторопиться домой. 

Осаму ощутил внутри лёгкое разочарование от того, что, ну... Он не станет отцом в ближайшее время. А ведь он уже почти привык к этой мысли за несколько часов.

***

Чуя, конечно, знал, что врать чревато последствиями, но такой подставы от судьбы никак не ожидал. Мысли бегали в голове и бешено врезались в стенки черепа, совершали какие-то невообразимые циркачные трюки и никак не могли упорядочиться. Из-за этого болела голова. 

Сильно болела. Желудок тоже болел, потому что склоняться над унитазом за последние три дня случалось чаще, чем садиться на него. Есть хотелось, но не представлялось возможным, тошнота была похлеще чем как если бы он находился на жалкой лодочке посреди бущуюшего океана. 

И, к счастью или нет, Чуя не был глуп. И состояние это вполне быстро окрестил как «допизделся». С лёгкой обречённостью, но без паники. Пока что. Просто, если первый день симптомы можно было списать на отравление, второй – на остатки... То на третий закономерно следовало пройтись до аптеки, прежде чем... бежать к врачу.

Осталось только как-то донести это до Осаму. А родителям и вовсе ничего говорить не придётся, они и так уверены, что он... 

Беременный.

Охренеть. 

***

Осаму вновь хочется выйти в поле и проораться, не обязательно даже нецензурной лексикой, а просто совершить само действие. 

Чуя улыбается усталой, но счастливой улыбкой, когда альфа наивно прикладывает голову к его совершенно плоскому животу, будто может что-то услышать на двенадцатой недели. Разве что завывания его пустого желудка, с которым надо срочно что-то делать. Всё-таки, Чуе теперь придётся питаться почти за двоих. Банально и глупо, а всё равно волнительно.

– Охренеть, ну просто охренеть, – восхищенно шепчет Осаму, обнимая Чую. Тот смеётся, когда видит сияющие счастьем глаза своего альфы, зарывается пальцами в каштановые пряди и дразнит слишком счастливого будущего отца. Тот ничуть не против.

И в этот раз он смирился с мыслью о будущем отцовстве очень быстро, всего за несколько минут. 

Потому что

они счастливы.