– Хм-хм-хм, – довольно протянул мужчина за столом, задумчиво постукивая кончиком пера по губам. Через пару секунд он склонился над книгой и начал писать, проговаривая вслух каждое слово. – Давным-давно жил-был мальчик, который очень любил врать.
Записав это предложение, мужчина замер и обратился пустыми глазницами к своим узникам. Джарет выругался, последний раз пнул стену и удрученно стёк по ней, звучно стукнувшись затылком. Почти минуту в помещении царила тишина. Сара растерянно посмотрела на него.
– Джарет...
– Я говорил тебе не трогать чертовы книги, – как-то устало попенял ей мужчина.
– Да в чем дело? Где мы? – теряя терпение, спросила Сара, нависая над Джаретом.
Король хмуро посмотрел в ответ, толком не поднимая головы, и драматично обвёл рукой небольшую комнатку.
– Это – Осколок человека, который когда-то здесь сгинул, как я и сказал. Он пишет истории и не отпустит нас, пока не услышит наши.
Сара вновь осмотрела помещение. Пыль и затхлость, паутина серебрящаяся в свете луны. Белый скелет, тихо замерший в углу. Девочка вздрогнула, осознавая увиденную картину, и спешно перевела взгляд на короля.
– Истории это несложно, – храбрясь, вскинула она подбородок. – Я знаю много историй.
– Ему не нужна какая-то глупая, придуманная история, – всё также сердито огрызнулся Джарет. Сейчас, глядя на него, такого странно грустного, уныло смотрящего на неё снизу вверх, Сара совсем его не боялась.
– Писарь хочет твою историю. Твою самую большую, самую страшную, самую глупую и самую постыдную ложь. Ничем не хочешь со мной поделиться? – привычная глумливая усмешка вернулась на тонкие губы.
Её история, её ложь... ничего конкретного в мыслях не появилось, но стойкое нежелание делиться хоть чем-то личным с этим несносным, раздражающим, самодовольным че... королём, прочно обосновалось в душе.
– Тогда вытащи нас отсюда.
– Я не могу, – зло отозвался Джарет.
– Но ты же король гоблинов!
Мужчина резко поднялся, явно теряя терпение, и шагнул к девочке, словно вновь стремясь напугать.
– Ты видела лишь десятую часть Лабиринта и думаешь, что всё о нём знаешь? – с шипящей в словах злостью проговорил он. – Ты вообще знала, что происходит с людьми, которые остаются в Лабиринте? Или думала, что кости в той темнице, куда ты угодила, были лишь маскарадом? Знаешь ли ты, что такое "Осколки"?
Сара невольно отступила, застигнутая врасплох чужим напором, но быстро остановила себя. Она не будет бояться.
– И что же это?
Злость Джарета растаяла также быстро, как и вспыхнула, оставляя после себя лишь странную меланхоличную задумчивость.
– Лабиринт – не та глупая сказка, что написана в этой дурацкой книге. Сюда не попадают по доброй воле. И отсюда мало кто уходит. Те, кто остаются, растворяются в Лабиринте, становятся его частью. И обнажается их суть. Самое дорогое и самое страшное, самое красивое и самое уродливое, что только есть в их душах. Их мечты и их страхи, настолько сильные, что Лабиринт не в силах их стереть. И они становятся Осколками. Теми уголками Лабиринта, что не подвластны даже Королю.
Тишина, воцарившаяся после его слов, на мгновение оглушила. Но уже через секунду незадачливый писатель зашуршал страницами, невольно привлекая к себе внимание. Сара посмотрела на него, хмурящего седые брови и что-то правящего в своей книге. Вновь окинула взглядом их случайную тюрьму. На самое красивое она совсем не походила. Чего мог бояться человек с таким удовольствием пишущий свои истории?
– Значит, – не совсем уверенно начала Сара, – ему нужны истории?
Джарет молча опустился на пол, затылком прижимаясь к стене.
– Хм-хм-хм, – довольно пропел писатель, оглядываясь на луну в оконном проёме. – Какая чудесная ночь. Идеальное время для чудесной истории. Итак, давным-давно жила-была девочка, которая любила врать.
Король тяжело вздохнул, прикрыл глаза и заговорил. От его спокойного голоса у Сары что-то испуганно замерло в груди. В тихих словах не было привычной уже насмешливой интонации, кажется въевшейся в чужой голос и не покидавшей его даже в моменты злости.
– Давным-давно жил-был мальчик, который очень любил врать. – Его глухой, безжизненный голос отражался от стен, заполняя собой всё пространство и приглушая скрип пера по бумаге. – У него не было отца и он врал, что тот ушел в плавание. Его мать была бедна и он врал, что они дворяне в бегах. И дня не проходило, чтобы из его рта не вырвалась хотя бы крохотная ложь. – Сара осторожно опустилась на пол, поджимая ноги, смутно догадываясь, о чем дальше пойдёт речь. – Дожди в его деревне были не редкостью. Но гроза, что разразилась в ту ночь, была ужасна. Дождь лил, размывая дорогу, ветер срывал листья с деревьев и трещал крышами хлипких домов. Молнии сверкали, расчерчивая небосвод и освещая пространство будто днём. У матери мальчика было плохое настроение. Её прогнали с работы, не выплатив денег за несколько месяцев тяжелой работы, а в доме почти не осталось хлеба. В отчаянии она плакала о своей загубленной судьбе и в сердцах сказала фразу, что давно зрела в её душе. – Лёгкая улыбка скользнула по его тонким губам. – «Хочу чтоб гоблины забрали тебя!» Ветер ворвался в комнату через распахнутое окно, за которым сидела старая сова. Гоблины закружились вокруг проклятого мальчика, хватая его за изношенную одежду, дёргая за волосы и увлекая за собой. Туда, где его уже ждали.
Джарет замолчал, замерев будто изваянием. Писатель терпеливо ждал продолжения, следя за мужчиной пустыми глазницами.
– Кто его ждал? – тихо поинтересовалась Сара. Джарет приоткрыл глаз, улыбаясь ей, словно неразумному ребенку.
– Король гоблинов, кто же ещё? – насмешливый карий глаз вновь скрылся за тёмной завесой ресниц. – Мальчик уже не был ребёнком и не мог стать гоблином. Но он ещё и не был взрослым, потому не мог стать Осколком. Поэтому Король принял решение.
– Сделать его своим наследником?
– Да, маленьким принцем мрачного царства. – Джарет поднял голову и с улыбкой посмотрел в окно, за которым светила неизменная луна. – Мир изменился, а мальчик нет. И он всё также продолжал врать. Что мама его не проклинала. Что она придёт забрать его. Но мама так и не пришла, а время потерялось в бесконечных днях. Со временем мальчик понял, что Лабиринт не любит лжецов. Если ты живешь в Лабиринте, забудь об обмане. Такого правило. И когда пришел день коронации, мальчик соврал в последний раз.
Джарет вновь замолчал. Изгиб губ из насмешливого медленно превратился в грустный и перед Сарой как-то неуловимо вместо самодовольного и злого Короля гоблинов предстал самый обычный мальчишка. Потерянный мальчишка, застрявший в своей Нетландии.
– И что это было? – едва слышно спросила девочка.
– Он улыбнулся. Осмотрел своих подданных. И сказал: «Лучше жизни и придумать нельзя». И мальчик, который любил врать, рассыпался песком, разметавшись по пыльным переходам замка.
– И появился новый Король гоблинов?
– Да. Появился. – Грустная улыбка быстро исчезла с его лица, когда Джарет посмотрел на Сару. Вместо Потерянного мальчишки перед ней вновь был Злой Король. – Твоя очередь, Сара.
Мужчина за столом оживился, что-то черкнул в книге и вновь заговорил:
– Жила-была девочка, которая любила врать.
– Она не любила врать, – тут же воспротивилась Сара, вызывая у Джарета лёгкую усмешку.
Писатель недовольно заворчал, делая исправления в книге.
– Жила-была девочка…
– Которая любила мечтать, – подхватила Сара. – Обо всём на свете. О сказочных замках, об опасных приключениях, об ужасных злодеях и прекрасных принцах. У девочки была мама. И папа тоже. Но маму она всегда любила больше. Мама читала сказки перед сном, за которыми приходили чудесные сны. Мама шила потрясающие платья и учила читать по ролям. – Сара мягко и грустно улыбнулась, припоминая свою "историю". – У неё был такой голос... Знаешь, она хорошо их имитировала. И детские голоса, разные женские, и даже мужские. Вместе они разыгрывали чужие истории и придумывали свои. Папе они тоже нравились, хоть и не так, как нам... Как им. Всё было так замечательно.
Сара замолчала, чувствуя подступающие к горлу слёзы. Внимательный взгляд Джарета жёг кожу.
– И что случилось дальше? – подтолкнул он, когда пауза стала затягиваться.
– Скандал. – Сара опустила взгляд на кроссовки, не желая видеть его лицо. – Мама девочки была актрисой. И однажды она влюбилась в своего... напарника? Партнера по сцене. И уехала с ним. Так плакала и обещала девочке, что скоро заберет её. Вот устроится, начнет получать роли и заберет её. Девочка поверила. Прошел... где-то год, я думаю. Было так... грустно, словно радость закончилась. Время и не заметишь. Мама звонила всё реже и реже, присылала подарки на рождество и день рождения. Но не звала.
Сара слышала, как её голос становился всё тише и глуше. Слёзы горьким комком стояли в горле, едва позволяя словам вырваться наружу, а мир вокруг подернулся мутной пеленой. Девочка ближе подтянула ноги, обнимая колени руками, словно пытаясь спрятаться от собственной истории.
– И девочка начала врать?
– Да. Начала. Говорила всем, что её мама – известная актриса. Хотя ролей-то у неё... Вырезки из дешевых газет, – Сара насмешливо и как-то горько хмыкнула, крепче обнимая себя, и глухо пробормотала: – Их никто толком и не смотрел. Было бы чем гордится. – Девочка вздохнула и продолжила чуть громче. – Она говорила, что мама часто присылает ей подарки. Всего-то два раза в год. Она врала папе, что мама часто звонит. Знаешь, когда его нет. Не докажешь же. А на деле звонки почти прекратились. Раз или два в полгода. И почти только о себе.
Сара слишком громко для почти пустой комнаты хлюпнула носом и стёрла скатившуюся по щеке слезу.
– И однажды... однажды девочка посмотрела в зеркало и соврала. Это папа виноват. Такой... серьёзный и скучный. Это... это девочка виновата. Почти перестала мечтать. Только сидела и ждала. Не пойми чего. Вот дура.
– И что случилось?
Сара неловко пожала плечами, наконец-то поднимая взгляд на Джарета.
– Соврала и поверила, что же ещё. Стала ругаться с отцом. Читала, ничего не замечая. Сбегала для репетиций. Говорила с мамой часами. По-прежнему лишь два раза.
Девочка стёрла с ресниц слёзы, невольно смотря на писателя. Тот дописал последнее слово и выжидательно уставился на неё, словно ожидая продолжения.
– Он не дописал, – подтверждая её мысли, сказал Джарет. - Расскажи, что было дальше.
Паутинка на стене маняще сверкнула в свете луны. И Сара решила отдать всё своё внимание ей, вместо любопытного короля.
– Потом была мачеха. Брат. Девочка его любила. И завидовала. Он-то с мамой. Такой... такой заботливой. Любящей. Скучной. Такой же, как папа. Которая не бросит... – Сара вновь всхлипнула и на пару минут замолчала, позволяя слезам свободно катиться по щекам. – Не поступит, как мама... Девочке было обидно, она так злилась. Вечно ругалась с мачехой. Было так больно... – Девочка зло стёрла влагу с ресниц. – Тоби любили мама и папа, а я... а девочка так страшно завидовала. И ложь почти не помогала. Но отказаться... признать, что мама... Девочка стала злой и жестокой. Взяла брата и сказала. – Сара изо всех обняла ноги и спрятала в них покрасневшее лицо. Её слова прозвучали едва слышно в тишине комнате. – “Хочу, чтобы гоблины забрали тебя.”
– И гоблины забрали, – самодовольно отозвался Король гоблинов.
Голову девочка так и не подняла. Неловко кивнула и тихо всхлипнула.
– Забрали...
– Что было дальше? – Требовательно спросил Джарет.
Пару минут Сара молчала, пытаясь успокоиться. Глубоко вдыхала, срываясь на неровные вздохи и всхлипы. Слегка подняла голову, пряча глаза, ладонями растерла лицо.
– Девочка испугалась за брата. Отправилась в царство гоблинов. И вернулась вместе с ним. И поняла, что больше не хочет лгать, -– бесцветно закончила она историю, упрямо смотря в пол.
Писатель довольно промычал и подытожил:
- Конец. Да, хорошая ночь, хорошие истории.
Тихо скрипнула тяжелая дверь, открывая узникам вид на залитую солнцем библиотеку.
Джарет резко поднялся с места, хватая Сару за руку, и поспешил к выходу.
- Идём, скорее.
Сбитая с толку внезапной переменой, девочка не сопротивлялась, послушно последовала за мужчиной. Лишь проходя мимо стола писателя, Сара слегка замедлилась, заглядывая тому через плечо. В книге, куда он записывал их истории, были лишь девственно-белые листы.