Раннее июньское утро еще слишком холодное, но уже по-настоящему летнее. Деревья надели свое зеленое одеяние, чем радуют глаз, помогают унять тревогу на душе Чангюна. Слышны переливчатые трели птиц, тихий шелест крон невысоких берез, но громче всего, кажется, бьется сердце парня, когда тот подходит к зданию вокзала. Он смотрит на часы, до прибытия остаются считанные минуты. Чангюн заламывает пальцы и не знает, куда себя деть. Порывается зайти в здание, мнется, не решается, поднимается по лестнице и снова спускается обратно. Ему хочется даже сбежать и забыть все, как страшный сон, но совесть берет верх и не позволяет этого сделать.

Май прошел за бесконечной перепиской с Кихеном, в которой за все время они ни разу не поздоровались и не попрощались. Старший постоянно отправлял фотографии всего вокруг: красивого кота, которого случайно встретил на улице, разнообразные виды Москвы, от Кремля до разбитых хрущевок на окраине города, свой завтрак, обед и ужин, иногда даже селфи. Записывал голосовые на десять минут, в которых рассказывал о работе, своей жизни и очень много смеялся. Для младшего его смех стал лучше любой музыки. Он слушал голосовые, даже не ускоряя их, порой по несколько раз, прислушивался к приятному, мелодичному голосу, ловил вдохи и выдохи, при этом жутко смущаясь. Он подолгу разглядывал фотографии, изучая мелкие детали на них, за чем его несколько раз ловил Хосок. Старший лишь однажды пытался выудить информацию о загадочном человеке, что занимает голову Чангюна двадцать четыре на семь, но быстро понял, что друг ничего не расскажет, потому стал лишь наблюдателем за происходящим со стороны.

Однажды Кихен пропал почти на целый день и появился только вечером, с коротким голосовым, в котором уставшим голосом, с хрипотцой и почти шепотом, произнес лишь два предложения.

– Очень устал сегодня. Доброй ночи.

Сразу после голосового прислал свое селфи, на котором он лежит в кровати в полумраке, освещаемый тусклым светом торшера и прячет нос под одеяло. На фото видна только небольшая часть лица, но Чангюн заметил легкую красноту на щеках парня и неприятно саднящий сердце блеск в его глазах.

– Надеюсь, ты в порядке. Спокойной ночи, – так прозвучало первое записанное Чангюном голосовое сообщение в его жизни.

***

Поезд разрезает сгустившийся туман, издавая протяжный гудок. Сердце Чангюна уже не просто падает в пятки, а стремится выпрыгнуть из груди и убежать в неизвестном направлении. Он прячется от Хосока, заступившего сегодня на смену, в маленьком зале ожидания, который представляет собой всего лишь несколько рядов металлических стульев, даже не отделенных перегородкой от основного помещения вокзала. Других сотрудников, конечно, тоже можно встретить, но они вряд ли будут задавать лишние вопросы, а вот попасться на глаза Хосоку будет полным провалом. Чангюн обязательно ему все расскажет, но не сейчас. Чуть позже.

– Уважаемые встречающие, поезд из Москвы прибывает в 05:14 на первый путь, – теперь эти слова не кажутся Чангюну смешными. Как минимум, он и есть тот самый встречающий, к которому обращается механический голос, звучащий из динамиков.

Парень мнется, переступает с ноги на ногу и не знает, куда деть руки. В конце концов, цепляется ими за лямки рюкзака и боязливо смотрит на распахнувшуюся дверь. В здание вокзала заходят несколько человек, они проплывают мимо словно миражи, Чангюн всматривается в их лица, ищет лишь одно.

Он появляется слишком внезапно, младший не успевает опомниться, приходит в себя только когда чувствует, как тонкие руки ложатся на его шею и крепко сжимают в объятиях, и слышит, как у его ног что-то гулко падает. Мягкие, пушистые волосы нежно фиолетового цвета слегка щекочут лицо, и Чангюн слышит легкий аромат миндаля. Он слишком осторожно приобнимает парня в ответ, почти невесомо касается, будто боится, что тот исчезнет. Бережно проводит большим пальцем по лопатке, смелеет и обнимает крепче, растворяясь в ощущении чужого тепла. Кихен что-то говорит, но младший его не слышит, в голове белый шум, а реальность переворачивается с ног на голову от нахлынувших чувств.

Чангюн никогда не сближался с людьми, никому не показывал себя настоящего, скрывался от общества за образом застенчивого и замкнутого человека. Его сложно было назвать высокомерным, но он искренне считал, что окружающие просто не способны его понять, и винил себя в этом. В детстве находил отдушину в книгах, а родители лишь гордились этим, не желая разбираться, что творится у ребенка на душе и почему, пока одноклассники играют в мяч во дворе, он пытается осилить Достоевского. Ровесники казались ему скучными, ведь когда их интересовали сплетни и подростковые отношения, он хотел обсудить с кем-нибудь историю древней Греции или проблематику произведений русских классиков. Поэтому еще тогда в голове юноши появилась установка, гласящая: «Ты не от мира сего, окружающие никогда тебя не поймут», и она неоднократно подтверждалась.

Став чуть старше, он пристрастился к музыке. Это помогало абстрагироваться от окружающей действительности и погрузиться в совершенно иные миры, наполненные чувствами и событиями, чего недоставало в его жизни. Со стороны казалось, что парня полностью устраивает такое положение дел, но иногда ночью его одолевали тревожные мысли, злостно грызущие душу. Жизнь словно пролетала мимо, совершая крутые повороты, но Чангюн не сидел за рулем, а лишь смотрел на это с пассажирского сидения. Одиночество порой съедало изнутри, и парень проливал много горьких слез от бессилия, от осознания, что сам загнал себя в тупик, из которого теперь выбираться придется долго и сложно, а он даже не знал, с чего ему стоит начать.

– Эй, я сутки провел в поезде! Пойдем скорее куда-нибудь, мне уже невыносимо стоять на одном месте, – Кихен хватает младшего за руку и тянет за собой к выходу.

Солнце на небе рисует прекрасные розовато-фиолетовые узоры, выглядывая из-за горизонта и заливая все вокруг теплым светом. Кихен выглядит на этом фоне так органично, словно всегда был здесь, ходил мимо, а Чангюн его не замечал. На нем свободная джинсовка, надетая нараспашку, белая футболка с вышивкой на груди, за спиной большой рюкзак глубокого зеленого цвета со значком, изображающим морскую волну. Солнце играет в его волосах и переливается на металлических вставках одежды, когда парень разворачивается к Чангюну лицом и все же отпускает его руку.

– Давай прогуляемся. У тебя есть любимое место в городе? – Кихен смотрит прямо в глаза младшего, из-за чего тот смущенно отводит взгляд и делает вид, словно размышляет над вопросом.

– Да, но оно довольно далеко отсюда. Может, ты хочешь сначала оставить вещи?

***

Чангюн своей квартиры стесняется ужасно, хотя и сам предложил Кихену ночевать у него дома. Объяснил это тем, что старший и так отдал приличную сумму за билеты, а он не хочет нагружать еще дополнительными тратами на гостиницу. На самом же деле, где-то в глубине души он просто надеялся провести с Кихеном вместе как можно больше времени. Это желание Чангюн никак не мог объяснить даже самому себе, поэтому запрятал всевозможные рассуждения и рефлексию в самые дальние уголки своего сознания. Казаться странным окружающим – привычное дело, но вот казаться странным самому себе – это уже что-то новое и пока непонятное.

Дома ждал воодушевленный возвращением старого знакомого Лучик. Сначала он долго обнюхивает руки Кихена, когда тот пытается его погладить, но потом, наконец, вспоминает и радостно мяукает, сам потирается о ладонь парня и удовлетворенно мурчит.

– А я уже испугался, что ты меня забыл! Маленький врунишка, – старший ласково улыбается, запуская пальцы в мягкую шерстку котенка, пока Чангюн влюбленно смотрит на эту парочку. Кихен его взгляд замечает, но виду не подает, продолжая дарить Лучику свою любовь.

***

Обычно Чангюн в семь утра либо спит, либо работает, а сегодня ему впервые со школьных времен приходится встречать рассвет, гуляя по безлюдным улицам родного города. Легкий прохладный ветер ласково треплет волосы и словно подгоняет в спину. Мимо изредка проезжают автомобили, Кихен часто останавливается, чтобы сфотографировать дерево, разбитую «Волгу», старые пятиэтажки и все показывает Чангюну, с восхищением выбирая самые удачные снимки. В один из таких моментов Кихен слишком воодушевлен и хватает младшего под руку, показывает очередную фотографию и при этом оказывается так близко, что Чангюн теряет дыхание на секунду, а сердце пропускает удар. Он теплый, его прикосновения очень мягкие и бережные, а голос греет слух еще приятнее, чем на записи. Младший снова думает, что Кихен состоит из тепла и нежности, и не может понять, что творится в его душе, когда этот человек оказывается рядом. Почему его прикосновения не пугают, как бывает обычно, не обжигают, а согревают.

Вдоль проселочной дороги, тянущейся вдаль к полю, множество одуванчиков своими цветками создают невероятной красоты полотно ярко-желтого цвета, контрастируя с гравием на обочине. Продавленные автомобилями колеи, деревянные заборчики и установленные перед некоторыми участками симпатичные садовые фигуры напоминают о далеком детстве, проведенном в деревне. Маленькие домики, словно нарисованные умелым художником, нелепо соседствуют с монументальными многоэтажками. Они притягивают взгляд, все похожие, но при этом в каждом есть своя изюминка. Во дворе одного такого сидит огромный, довольный пес и с интересом разглядывает парней через решетку невысокого забора. Морда у него совершенно добродушная, он не лает, а только строит несчастные глазки, надеясь получить за это что-нибудь вкусное. При этом на калитке висит табличка «Осторожно! Злая собака!».

– О нет, Чангюн-и, бежим отсюда, он нас съест, – вроде шутит, но убегает на самом деле, снова хватая младшего за руку, из-за чего тому также приходится устроить внеплановую пробежку. Миновав несколько домов, Кихен, наконец, останавливается, но руку не отпускает, мечтательно засматривается на восходящее все выше солнце и сжимает ладонь только крепче.

***

Ручей, протекающий в лесу, что находится за деревней, журчит и пенится, ударяясь о крупные камни. Деревья пропускают через свои кроны лучи солнца, которые отражаются от водной глади, придавая живописности месту, и путаются в волосах, рассыпаясь на тысячи оттенков. Еще не высохшая роса приятно щекочет ноги, над головой по веткам деревьев скачут неугомонные белки.

– Тебе идет этот цвет, – младший садится на мокрую траву, совершенно не заботясь о сохранности своей одежды, и смотрит на Кихена снизу вверх.

– Спасибо, – старший хитро улыбается, любуясь при этом эстетичностью видов, а Чангюн засматривается на мечтательный профиль его лица, – мне кажется, он похож на цветок, о котором ты говорил, – переводит взгляд на брюнета, заставляя его смущенно отвести глаза.

– Ты запомнил, – Чангюн улыбается, потупив взор на бегущий ручей. Сердце щемит необъяснимо, а улыбка задерживается на лице и не хочет уходить.

Кихен присаживается на корточки совсем близко к ручью и тянет руки в воду, подставляя пальцы против течения, и разглядывает, как потоки красиво расходятся в стороны, огибая их. Затем резко встает и начинает развязывать шнурки на своих кедах.

– Что ты делаешь? – Чангюн сидит, опершись на руки, и удивленно смотрит на Кихена.

Старший не отвечает, стягивает носки и подворачивает свободные джинсы почти до колена. Осторожно спускается по камням и касается журчащей воды, заходит туда, где поглубже, и рассматривает причудливой формы камни у себя под ногами.

– Иди сюда, – поднимает глаза, в которых плещется по-детски светлое озорство, и подзывает младшего рукой, – так здорово, прямо как массаж.

Чангюн нехотя встает, подходит ближе к ручью, до последнего надеется, что старший просто шутит и не потащит его за собой в эту ледяную воду.

– Холодно же, ты простудишься.

– Нет, вода теплая как молоко! Честное слово! – Кихен протягивает руку в приглашающем жесте, и улыбка у него расцветает такая яркая, что младший готов за нее пойти не только в воду, а даже под пули.

Чангюн медленно снимает свою обувь, делает аккуратный шаг на едва покрытый водой камень, переносит вес и резко теряет равновесие, падает вперед, мысленно прощаясь со своей гордостью. Он утыкается носом в теплую грудь Кихена, когда тот прижимает к себе ближе за плечи, и инстинктивно обхватывает талию парня руками. Он слышит тихий, нежный смех, подается вперед и кладет голову ему на плечо, шепча в ответ, едва ли не касаясь уха губами: «Спасибо. Вода, и правда, теплая». В голове взрываются фейерверки, сердце заходится в бешеном ритме, отбиваясь о грудную клетку, на глаза даже наворачиваются слезы от переизбытка нежности в душе. Они стоят так с минуту, проникаясь моментом, слушают плеск воды и трели птиц где-то вдали. Кихен чувствует участившееся сердцебиение младшего и успокаивающе поглаживает его по волосам, мягко касается затылка, чем запускает волну мурашек.

– Будь осторожнее, – заботливо произносит старший, из-за чего, вкупе с непрекращающимися ласковыми касаниями и ниспадающим потоком воды ручья, Чангюн отчетливо чувствует, что сейчас точно свалится в воду вместе с Кихеном.

***

Первый день так и проходит за бесконечной прогулкой, сначала в лесу, а затем по городу, Прогретые солнечными лучами парни устают под конец дня, без сил падают на лавку в одном из парков, рассчитывая перевести дух и направляться уже в сторону дома. Вечер вступает в свои права, прохладный ветерок треплет волосы, забирается под подолы свободной летней одежды, чем вызывает мелкую дрожь по телу. Ноги гудят от усталости, но приятное удовлетворение оттесняет негативные последствия на второй план.

– Холодно становится, – констатирует Чангюн и тут же ощущает, как хрупкие руки ложатся на его талию, обвивая с обеих сторон. Кихен щекой прижимается к груди младшего, и тот чувствует теплое дыхание на своей шее.

– Ты чего? – Чангюн задает вопрос, не подумав, и хочет ударить себя по лицу, раствориться и больше никогда не существовать. Старший тактильный до невозможности, и его прикосновения каждый раз вызывают трепет в душе, табуны мурашек по телу и полный беспорядок мыслей в голове.

– Грею тебя, – Кихен смеется, и младший чувствует, как вибрации расходятся по его груди, резонируя с заходящимся стуком сердца. Он расслабляется и только собирается приобнять в ответ за плечи, как парень резко отстраняется, при этом жутко краснея.

– Извини, меня всегда слишком много. Не могу это контролировать, – старший отводит взгляд, теребит пальцы, нервничая, прикусывает губу и изо всех сил старается восстановить сбившиеся из-за испуга дыхание.

– Эй, – Чангюн придвигается ближе, берет руку Кихена в свою, переплетает пальцы и несильно сжимает ладонь, – это не так. Я совсем не против, чтобы ты меня грел.

Брюнет заглядывает старшему в глаза, когда тот снова поворачивается, и видит, как в уголках поблескивают подступившие, но не пролившиеся слезы. Сердце младшего гулко падает и раскалывается на части. Он не хочет видеть на этом лице ничего, кроме солнечной улыбки, превращающей глаза в крохотные полумесяцы. Ничего, кроме бесконечной нежности и счастья, переполняющего взгляд. Кихена хочется спрятать от всего мира, чтобы никто и никогда не смог причинить боль или обидеть недобрым словом.

– Мне все еще холодно, – с полуулыбкой проговаривает Чангюн, не прерывая зрительный контакт, и раскрывает объятия, в которые старший сразу же падает, прижимается крепко и, тихо всхлипнув, все же роняет несколько слез на футболку младшего. Пальцами цепляется за складки одежды, вздыхает облегченно, когда чувствует, как на плечи уверенно ложится крепкая ладонь и притягивает еще ближе, исключая даже самое крохотное расстояние между ними. Чангюн чувствует тепло, исходящее от старшего, каждой клеточкой своего тела, и это совсем не то ощущение, как, предположим, когда сидишь рядом с горячей батареей или кутаешься в одеяло. Его прикосновения задевают самые глубокие струны души и разносят согревающий трепет по венам прямиком в сердце, заставляя его работать на износ, задавая совершенно безумный ритм.

Чангюн с детства терпеть не мог, когда его трогают, особенно если без разрешения. Все эти школьные учителя, которые вечно норовили поправить растрепавшиеся волосы на голове ребенка, или просто клали руку тому на плечо, проходя мимо парты, раздражали невыносимо. Люди в транспорте, которые не могут отличить чужую руку от поручня, и слишком любвеобильные родственники, постоянно пытающиеся чуть ли не облизать его, когда приезжают в гости. Постепенно он привык к Хосоку, который считал своим долгом обниматься всегда при встрече и на прощание, но все равно никак не мог понять, что люди находят в этом особенного. А сейчас что-то изменилось, и нельзя сказать, что он просто не испытывал дискомфорта, как когда привык к тактильности Хосока, нет. Когда Кихен касается его, эти моменты хочется продлить на вечность, а главное, и самое необъяснимое – хочется касаться в ответ. Его хочется прижимать к себе так долго, пока на небе не погаснет последняя звезда, пока мироздание не рухнет, пока планета не перестанет вращаться вокруг Солнца.

***

Темно-оранжевый закат создает в комнате невероятную атмосферу. Редкие лучи проникают сквозь занавешенные тюлем окна и рисуют на полу причудливые узоры. Яркий солнечный круг еще виден над горизонтом, но уже едва его касается, готовясь спрятаться и пропасть, погрузив город в обволакивающую ночную темноту. На небе фиолетовый цвет плавным градиентом переходит в глубокий синий, скрытый белыми, пушистыми облаками. Через окно этот вид словно картина, висящая на стене, застывшая в своем великолепии и неизменная на протяжении долгих лет.

Чангюн вспоминает легенду, которую рассказывала мама в детстве. В ней говорилось, что когда-то давно жили юноша и девушка, которые так сильно любили друг друга, что вызывали зависть у окружающих. И чтобы сбежать от постоянного осуждения злых языков, молодой человек стал морем, а девушка – солнцем. Так они на протяжении многих лет встречаются лишь на закате, касаются друг друга совсем ненадолго и снова расстаются.

– А ты, правда, похож на солнце, – младший не осознает, что произносит это вслух, полностью погрузившись в свои размышления и наблюдая за Кихеном, который аккуратно раскладывает свои вещи на специально освобожденную для него полку. Сейчас, в домашней одежде и с мокрыми волосами после душа, он выглядит так уютно, что у Чангюна щемит сердце. На нем футболка сильно больше нужного размера и мягкие пижамные штаны с принтами кошачьих мордочек, а на ногах розовые махровые носки. С кончиков его волос капли падают на плечи, блестят в пробивающихся лучах закатного солнца, и брюнет засматривается, не в силах оторваться. А когда ловит на себе вопросительный взгляд, наконец, возвращается в реальность.

– Ты что-то сказал? – Кихен же делает вид, будто не слышал, улыбаясь при этом хитро, с лисьим прищуром. Держит в руках что-то из своей косметики и устремляет взгляд на младшего, который от стыда готов сквозь землю провалиться.

– Я... – Чангюн ищет подходящий ответ у себя в голове, думает, как прикинуться дурачком, но при этом не превратиться в идиота, а слова сами слетают с губ, словно он разучился их контролировать, – сказал, что ты похож на солнце.

«Куда бежать?», - вопрос застревает в голове, и парень действительно начинает судорожно оглядываться по сторонам. На ум приходят идиотские мысли, что можно было бы спрятаться в шкафу или под кроватью, а можно, конечно, сигануть в окно, но это, к сожалению, небезопасно. Перед глазами пелена, через которую снова пробивается лишь лучезарная улыбка старшего, оказавшегося неожиданно близко. Он присаживается на корточки перед сидящим на полу Чангюном и берет его руку в обе ладони в успокаивающем жесте.

– А ты похож на море. Мне нравится море, – бережно поправляет упавшую на лицо темную челку, заглядывая в глаза, и оставляет невесомый поцелуй на щеке младшего. Мокрые волосы касаются виска, отдавая приятной прохладой и контрастируя с теплым дыханием. Кихен отстраняется и со спокойным видом идет дальше раскладывать свои вещи, пока Чангюн сидит в ступоре и заливается краской с ног до головы.

***

– Хочешь посмотреть что-нибудь? – Чангюн заходит в комнату с пакетом еды, которую только что забрал у курьера. Приятный аромат разносится по квартире, дополняя и без того уютную атмосферу позднего вечера. Кихен сидит на диване, поджав под себя ноги, освещаемый только тусклым светом торшера, и Чангюн снова отмечает про себя, что старший до жути правильно выглядит в обстановке его скромного жилища. Он словно скрывался, прятался во всевозможных местах, но всегда был рядом, а сейчас решил, наконец, появиться в его жизни, чтобы перевернуть в ней все с ног на голову.

– Давай, – воодушевленно отвечает Кихен, отрываясь от телефона и, глядя на младшего, который старается не встречаться с ним взглядом, ведь до сих пор смущен, беззвучно усмехается.

Чангюн ставит еду на кофейный столик перед диваном и устраивается рядом, включая телевизор. Старший, тем временем, достает коробки из пакетов.

– Какие жанры ты любишь?

– О, нет, только не этот вопрос, – Кихен смеется, – я смотрю все подряд, так что выбирай то, что нравится тебе.

Чангюн, не мудрствуя лукаво, включает один из своих любимых фильмов, который знает уже наизусть, и расслабленно устраивается на диване, стараясь отогнать накатывающее чувство неловкости. Кихен все еще невыносимо спокоен, и он плавится от одного только взгляда в его сторону, словно вернулся в свои двенадцать лет, когда боялся смотреть на одноклассниц. Он всегда был равнодушен к представительницам противоположного пола, да и вообще к людям. Но в душе постоянно сидела тревога, что его взгляд могут неправильно расценить. Особенно после того, как случайно подслушал разговор девочек о том, как правильно смотреть на мальчика, который тебе нравится. Чангюн усмехается тихо, вспоминая, как глупо это выглядело.

Фильм идет долго, еда уже закончилась, на экране происходит серьезный разговор двух главных персонажей, Лучик бродит между мебели, в попытках найти себе удобное место для сна, и его маленький хвостик периодически мелькает в поле зрения. В приоткрытое окно задувает прохладный ветерок, создавая свежесть в комнате, и колышет задернутые шторы. Чангюн, погруженный в просмотр, совсем забывает о неловкости и удобно устраивается на диване, закинув руку на его спинку.

Кихен же, наоборот, ерзает и никак не может удобно устроиться, то ногу на ногу закинет, то выпрямит, то под себя подожмет, не зная, куда деть руки, теребит пластиковый пакет, после обнимает подушку. В конце концов, ложится на спину, голову устраивает у Чангюна на коленях, вызывая у парня новую волну смущения, и успокаивается.

Лучик ловко запрыгивает на диван, игнорируя своего хозяина, целенаправленно проходится по его бедрам в сторону Кихена. Устраивается у того на груди, несколько минут довольно мурлычет, когда его чешут за ухом, а затем засыпает, свернувшись калачиком. Чангюн смеется и уже совсем не смотрит на экран, предпочитая наблюдать за тем, как котенок медленно поднимается и опускается из-за дыхания Кихена.

Фильм заканчивается, появляются финальные титры, но старший не спешит вставать и вообще никак на это не реагирует, продолжает лежать, повернув голову к экрану. Чангюн наклоняется, чтобы увидеть лицо парня, и замечает, что тот уснул. Волосы упали на глаза, губы слегка разомкнуты, и от этого вида младшему хочется волком выть. Сердце вдруг прошибает невыносимой нежностью. Если надо, он готов больше никогда в жизни не вставать с этого места, лишь бы не тревожить сон Кихена. Но все же не может удержаться, и мягко, еле касаясь, проводит подушечками пальцев по шелковой коже щеки, так бережно и невесомо, чтобы ни в коем случае не разбудить. Смотрит влюбленно, не в силах оторваться, пересчитывает родинки на лице, а в голове при этом мысли хаотично мечутся от отчаянных попыток парня разобраться в своих чувствах.

Кихен ворочается во сне, отчего Лучик тут же просыпается и спешно ретируется, спрыгивает на пол и обиженно убегает. Чангюн улыбается, когда старший поворачивается на бок, и, наконец, решается его разбудить. Он осторожно касается плеча, чтобы не напугать, и тихо зовет по имени.

– Мм? – Кихен приподнимается на локте и потирает глаза другой рукой, а младший не может сдержать улыбки, глядя на это очаровательное зрелище.

– Пошли спать. Я разложу тебе диван, – брюнет встает и наблюдает за попытками старшего вернуться в реальность после сна.

Чангюн уходит в свою спальню, пожелав доброй ночи, и еще некоторое время сидит на кровати в темноте, бездумно листая соцсети и пытаясь собрать мысли в кучу. Слишком много эмоций всего за один день, проведенный с Кихеном. Слова Хосока, сказанные тогда в баре, внезапно приходят в голову и никак не собираются из нее уходить.

– Становился лучшей версией себя, – шепотом произносит он задумчиво и встряхивает головой, словно пытаясь выбросить из нее эту фразу.

Чангюн некоторое время беспокойно ворочается в кровати, но одолеваемый усталостью, все же, засыпает. Лучик долго не может определиться с местом для сна, шмыгает между комнатами, то устраивается в ногах у Кихена, который уснул сразу же, как только голова коснулась подушки, то забирается на кровать к своему хозяину, укладываясь на свободное место.

Чангюн просыпается, когда дверь в его комнату, скрипнув, открывается шире. Услышав размеренные, медленные шаги, быстро приходит в себя, догадываясь, что происходит. Кихен, оказавшись рядом с его кроватью, что-то шепчет невнятно, чем вызывает легкую полуулыбку и нервный смешок. В одном из многочисленных голосовых старший рассказывал, что иногда, когда перенервничает днем, может говорить во сне, а крайне редко даже лунатить.

– Ты здесь, я знаю, – растягивая слова, довольно громко произносит Кихен и падает рядом на кровать, сгребая младшего в объятия, утыкается носом ему в плечо и через минуту уже тихо сопит, словно ничего не произошло. Чангюн, пригревшись в его руках, быстро засыпает, даже не успевая придумать, как утром будет объясняться.