Ранним утром проливной дождь барабанит по стеклам, шумит в водосточной трубе, роняя на улицы города свои горькие слезы. Небо затянуто тучами так, что не видно ни единого солнечного лучика. Унылая картина за окном давит, когда Чангюн, опираясь руками в подоконник, наблюдает за стремительно подающими каплями и мысленно считает часы – осталось около шестнадцати, поезд уезжает в полвторого ночи, а сейчас девять утра. Оставшееся время наполнить бы счастливыми воспоминаниями их с Кихеном близости, а не тяжелыми переживаниями о скором расставании. Парень старается не думать, но навязчивый таймер мерещится прямо перед глазами и начинает отсчитывать секунды.

Чангюну так и не удалось нормально поспать этой ночью. Он просыпался каждый час и подолгу смотрел на Кихена, будто боялся, что тот исчезнет раньше времени, стоит ему только крепко заснуть. С заботой поправлял одеяло и устраивался совсем близко, так, чтобы чувствовать чужое дыхание. В голове мысли метались от «что, блин, вообще происходит?» до «какой он милый, когда спит». Появлялось желание то сбежать на другой край света, и плевать, что своя квартира, то прильнуть еще ближе и бесконечно долго целовать каждую родинку на бледной шее, постепенно поднимаясь выше, чтобы, в конце концов, дойти до манящих тонких губ.

Рука уже тянется за сигаретой на прикроватной тумбочке, когда теплая ладонь ее перехватывает, возвращая на место. Спину обдает жаром, когда Кихен прижимается сзади, обнимает поперек живота и, положив голову на плечо, слегка покачивается из стороны в сторону.

– Красиво, – констатирует он, слегка касаясь плеча Чангюна губами.

– Мне не нравится. Серо, тускло, холодно и мокро. Ужасная погода для последнего дня, – он тут же получает болезненный тычок под ребра, – эй, за что?

– Без дождей не будет цветов. Без снега и холода – радости от наконец-то пришедшего тепла. И нового года не будет. Ты что, новый год не любишь? – Кихен смеется тихо, утыкаясь носом в щеку Чангюна, и оставляет на ней несколько невесомых поцелуев, – и не говори: «Последний день», вот это точно тоска смертная.

– Все, что ты говоришь, конечно, правильно, но иногда мне кажется, что я родился совсем не в том месте, где должен был. Зима для меня – самое тяжелое время года. Я устаю постоянно, даже если ничего не делаю. Настроения нет ни на что, работаю через силу, а все остальное время провожу дома под тремя слоями теплой одежды. Мерзну жутко, ненавижу холод. Но зато стоит появиться первым солнечным лучам, снег начинает таять и вместе с ним уходят мои печали. Появляются силы и вдохновение что-то делать, менять свою жизнь в лучшую сторону, но как только приходят холода, я снова впадаю в апатию и ничего не хочу. Этого запала никогда не хватало на что-то значимое, – Чангюн, удивляясь своей многословности, вздыхает тяжело, укладывает свои руки поверх ладоней старшего, поглаживая, – прости, накатило от всего этого вида.

– Тогда почему ты до сих пор здесь? Почему не уехал? – Кихен задает вопрос в лоб, и младший теряется. Конечно, причин миллион, и отсутствие денег, и страх ошибиться, и незнание иностранных языков, только английский на школьном уровне, но Чангюн понимает, что сейчас это все будет звучать как отговорки, поэтому лишь печально вздыхает. Старшему слова не нужны, он и так все понимает по потускневшему, опущенному в пол взгляду. Чувствует, как Чангюн несильно сжимает его ладонь от волнения, и видит, как тот закусывает губу.

– Если хочется чего-то, просто сделай это. Разбираться будешь потом. Лучше сделать и пожалеть, чем всю оставшуюся жизнь корить себя за то, что даже не попробовал, – Кихен делает паузу и хитро улыбается, стараясь заглянуть младшему в глаза, – ты ведь поцеловал меня тогда. А мог испугаться, и тогда никогда бы не узнал, что я отвечу.

– И сделаю это еще тысячу раз, если ты позволишь, – Чангюн разворачивается в объятиях старшего и кладет руки ему на плечи, слегка их сжимая. Смотрит в глаза с нежностью, разглядев в них океаны из смешавшихся чувств, пробегается взглядом по лицу, задерживаясь на губах, и приближается медленно, словно спрашивает разрешения. Кихен не выдерживает и за секунду сокращает расстояние, припадая к губам младшего, вжимает того в подоконник, заставляя прогнуться в пояснице.

Чангюн затылком касается стекла и исходящий от него холод действует отрезвляюще, распутывает образовавшийся в голове клубок из мыслей и ощущений. Кихен проводит языком по его нижней губе, а затем, слегка прикусив, оттягивает ее и от этого крышу сносит окончательно. Кончики пальцев покалывает, прикосновения кажутся обжигающими, а внутри все сводит. Чангюн руками обхватывает лицо Кихена и неумело старается захватить инициативу, активнее двигая губами. Старший улыбается сквозь поцелуй и расслабляется, позволяя ему сплетать их языки. Младший нервничает, неловко стукается зубами об чужие, и Кихен чувствует, как тот дрожит от напряжения. Он успокаивающе поглаживает парня по спине, притягивая еще ближе к себе, а свободной рукой берет его холодную ладонь, переплетает пальцы и крепко сжимает, проводит большим пальцем по чувствительной коже запястья. Чангюн заметно успокаивается, возвращает руки на плечи старшего, при этом намеренно проводя ими по шее, и улыбается, когда ловит губами его резкий выдох.

От неудобного положения и ощущения теплых пальцев, гуляющих под легкой домашней футболкой, у Чангюна подкашиваются ноги, колени дрожат. Он старается крепче держаться за плечи Кихена, чтобы окончательно не потерять равновесие, когда тот, подхватив под бедра, усаживает его на подоконник, разрывая поцелуй, чем вызывает разочарованный стон. Старший снова приближается к его устам, но не касается, а лишь шепчет, обдавая припухшие губы теплым дыханием: «Твой цветок распустился», и отворачивает бережным движением голову брюнета в сторону, припадая нежными поцелуями к щеке, медленно спускаясь ими на шею. Он чередует невесомые прикосновения с влажными поцелуями, прикусывает нежную кожу, заставляя содрогаться. Чангюн успевает заметить небольшой нежно-фиолетовый шарик цветка, выглядывающий из-за листьев, слабо улыбается и со вздохом задирает голову, подставляясь под касания горячих губ. Руки старшего оглаживают впалый живот, и Чангюн плавится, рвано хватает ртом воздух, когда чувствует, как его снова приподнимают, стаскивая с подоконника, и, настойчиво целуя, уводят к кровати.

Кихен мягко роняет его на еще теплые простыни, нависая сверху, и серьезно смотрит в глаза, в которых плещется волнение и предвкушение.

– Еще не поздно остановиться, – заботливо шепчет он, на что Чангюн лишь отрицательно качает головой и притягивает за воротник, вовлекая в очередной долгий поцелуй.

Чангюн не думает, не анализирует, не просчитывает и не боится. Он хочет только неистово целовать каждый сантиметр тела старшего, касаться, ласкать, поглаживать, сжимать, прикусывать тонкую, бледную кожу, оставляя едва заметные следы. «Разбираться будешь потом», да, потому что сейчас им руководит только невыносимое желание близости и возбуждение.

Кихен словно становится совершенно другим человеком, когда получает молчаливое согласие. Из милого парня, часто плачущего по пустякам и так любящего обниматься, он внезапно превращается в уверенного в себе, развратного, пошлого зверя и доводит младшего до исступления своими действиями. Его руки и губы оказываются в самых сокровенных, интимных местах, задевают все чувствительные точки, словно он давно уже изучил тело Чангюна наизусть. При всем этом, он осторожен и нежен, из-за чего младшего бросает то в жар, то в холод от контраста напористых, уверенных движений с ласковым, успокаивающим шепотом.

***

Спустя несколько часов дождь стихает и теперь мелко накрапывает. Солнце выходит из-за затянувших небо туч и ласково заглядывает в окно, наполняя комнату мягким светом. Через тонкие, почти картонные стены слышно громко включенный телевизор соседа. В прогнозе погоды обещают, что к вечеру ожидаются осадки в виде дождя и даже града, усиление ветра. Пригревшись в объятиях уснувшего младшего, Кихен совсем не хочет вставать, но тело отчаянно требует освежающего душа, а желудок – хоть какой-нибудь пищи. Он осторожно выпутывается из кольца рук, накрывает Чангюна одеялом, с любовью разглядывая черты лица. Едва касаясь, проводит рукой по волосам и тихо усмехается, наблюдая как младший ворочается, ощутив его прикосновение. Собирает разбросанную по полу одежду, и, не найдя свою футболку, так и выходит из комнаты по пояс раздетым.

Чангюн просыпается, с трудом размыкая глаза, и первое что видит – пару устремленных на него зеленых глаз. Затем слышит громкое, требовательное «Мяу», постепенно приходит в сознание, щуря глаза от заглядывающего в окно утреннего солнца. Вместе с осознанием происходящего приходит липкое чувство страха. Котенок – не совсем тот, кого он ожидал увидеть утром на второй половине кровати. Оглядываясь тревожно по сторонам, замечает свою аккуратно сложенную одежду на углу постели, слышит шум воды и облегченно вздыхает, собираясь с мыслями. Потянувшись за телефоном, разглядывает свое отражение в нем, подмечая растрепанные волосы и алеющее пятно на шее. «Не приснилось», проносится стремительно в голове, а прокатившийся по квартире грохот посуды заставляет подорваться с кровати.

Наспех одевшись, хотя, казалось бы, стесняться уже поздно, Чангюн плетется на кухню, потирая слезящиеся от яркого солнца глаза. Кихен стоит у плиты, что-то напевает себе под нос совсем тихо и, кажется, не замечает его. Младший украдкой разглядывает подтянутое тело и, поймав себя на совершенно непристойных мыслях, прокашливается, выдавая свое присутствие.

− О, ты уже проснулся? Доброе утро, − совершенно буднично произносит Кихен, − я тут блинчики готовлю, надеюсь, ты их любишь.

У Чангюна сердце рвется наружу от ощущения теплоты и уюта. Он ловит себя на мысли, что хочет каждое утро просыпаться рядом с ним, готовить вместе завтрак, собираться на работу, вечером ужинать и засыпать, пригревшись в нежных объятиях, долгими ночами разговаривать обо всем на свете, выбирать вместе мебель и постельное белье. Он медленно подходит и обнимает Кихена со спины, сладко шепчет на ухо «Доброе утро» и влажно целует шею, заставляя его содрогнуться.

− Ну я же сейчас тут все разолью, − шутливо возмущается Кихен.

− А нечего раздетым ходить, − Чангюн издевательски проводит носом по его шее, усмехаясь.

− Я не смог найти свою одежду, − старший надувает губы, изображая вселенскую обиду, а Чангюн только ласково смеется, прижимаясь еще ближе.

− Возьми что-нибудь мое, − и продолжает покрывать плечи поцелуями, не в силах сдержать неожиданно нахлынувшую нежность.

***

Дождь так и льет целый день, снова начавшись после кратковременного затишья, а Чангюн сокрушается, что приходится сидеть дома. Казалось бы, привычная для него ситуация, но сейчас, когда остаются считанные часы до отъезда Кихена, ему совсем не хочется просиживать это драгоценное время в четырех стенах. Сердце больно саднит от очередных мыслей о скором расставании, о том, как мало времени у них осталось, и так хочется урвать еще горячих объятий и поцелуев. У Чангюна складывается ощущение, словно они прожили вместе ни больше ни меньше, целую жизнь, а не каких-то жалких три дня. Словно ночной поезд вместе с Кихеном увезет огромный кусок его души, растопчет его и выбросит на следующей же остановке.

С этими тяжелыми мыслями и чуть ли не со слезами на глазах, он подходит к вальяжно развалившемуся на кровати Кихену. Старший бездумно листает каналы, в попытке найти что-то хоть немного интересное, и Чангюн смотрит на него в упор, ожидая, когда на него обратят внимание.

− Ты чего? – Почувствовав на себе пристальный взгляд, Кихен поворачивается и с заботой заглядывает в глаза, чувствуя, что младший чем-то обеспокоен.

Чангюн молчит, подавляя в себе смущение и страх, и неожиданно бросается с объятиями, прижимается близко-близко, укладывая голову на плечо Кихена, и что-то невнятно бормочет.

− Ничего не понял, − старший смеется, обнимая его в ответ.

− Не хочу, чтобы ты уезжал, − уже внятнее шепчет Чангюн, следом прижимаясь к мягкой щеке сухими губами, и крепко сжимает в руке ткань футболки.

Кихен тут же встает, поднимая за собой и младшего, усаживает напротив себя и берет в ладони его лицо, с серьезным видом заглядывая в глаза.

− Даже когда мы на расстоянии, я верю, что мы вместе. Теперь я защищу тебя от одиночества, − он бережно проводит большим пальцем по щеке младшего, − помни это всегда. Не важно, как далеко я буду, я всегда рядом и никогда тебя не покину, − и тянется за поцелуем, словно подкрепляя им правдивость своих слов.

Снова целует так медленно и нежно, что становится тепло, как в самый солнечный день лета. Чангюн растворяется в ощущении близости, нужности и, самое главное, влюбленности. В его голове появляется мысль: «Я чертовски сильно влюблен в этого человека», и впервые за все время он не старается избавиться от нее, закрасить черным маркером навязчивую надпись в подсознании или просто сбежать от рассуждений, отвлекаясь на что-то другое. Он только мысленно кивает самому себе, осознавая, что его так же сильно любят в ответ. И для этого не нужны причины и объяснения.

Укутавшись вдвоем в один небольшой плед, они вроде как собирались смотреть фильм, но отвлекаются то на разговоры, то на долгие, трепетные поцелуи, то на шуточные драки за тот же плед или подушки. Разговоры обо всем на свете и ни о чем одновременно, размеренный шум дождя за окном, теплый плед и безграничная нежность, выраженная в объятиях, поцелуях, прикосновениях, словах – все это создает безумно комфортную атмосферу, что искренне хочется остановить время и прожить всю жизнь в этом моменте. Оба чувствуют себя по-настоящему счастливыми, просто находясь рядом, даже в молчании для них есть что-то сокровенное, чем просто невозможно поделиться с остальным миром. Им наверняка еще многое предстоит пройти, узнать друг друга лучше, понять и принять, первый раз поругаться из-за глупости, чтобы потом смеяться над этим, вспоминая, но уже сейчас глаза искрятся влюбленностью, а кончики пальцев покалывает от невыносимого желания прикосновений.

***

− Заканчивается посадка на прибывший скорый поезд до Москвы, отправлением в 01:26 с первого пути, − информирует механический голос, стоит им пересечь порог вокзала.

У платформы, освещаемой лишь несколькими тусклыми фонарями, уже стоит поезд, и его немногочисленные пассажиры спокойно располагаются на предназначенных им местах. Кто-то мирно спит на верхней полке, кто-то, только садясь, стелет белье и раскладывает вещи по полкам. Проводницы ютятся под крохотными зонтиками, прячась от проливного дождя, пока проверяют паспорта и билеты.

Двое стоят под небольшим козырьком, оттягивая неизбежное. Чангюн достает сигарету, старается не смотреть на Кихена, чувствуя, как подступают предательские слезы. Только не здесь, только не перед ним. Но эмоции накрывают с головой, руки дрожат, из-за чего так и не зажженная сигарета падает на землю. Он чертыхается, тянется в карман за новой, но его ладонь мягко перехватывают теплые пальцы, сжимая крепко. Чангюн чувствует на себе обеспокоенный взгляд, отворачивается, поджимая губы, и все-таки взрывается. Слезы текут ручьями, и парень, не в состоянии их остановить, стыдливо прикрывает глаза свободной рукой, шмыгает носом и тяжело вздыхает, стараясь успокоиться.

− Посмотри на меня.

Чангюн с трудом отводит от лица вдруг потяжелевшую ладонь и встречает наполненный нежностью взгляд старшего. В его глазах тоже блестят слезы, и он улыбается слабо, становится совсем близко, так, что Чангюн чувствует его дыхание.

– Не плачь. Мы еще обязательно встретимся, – Кихен берет в ладони заплаканное лицо младшего, мягко притягивает к себе и накрывает его губы своими, не углубляя поцелуй, а лишь кротко касается, собирая пальцем скатывающиеся слезы. Чангюн кладет руки ему на талию и крепко сцепляет в замок за спиной. Кихен отстраняется и носом нежно потирается о его щеку, шепчет обещания, скомкано и бессвязно, покрывая лицо невесомыми поцелуями бабочками.

Никого не волнует, что их видят окружающие, среди которых могут быть знакомые Чангюна. Посадка закончится через несколько минут, но двое стоят на платформе не в силах разорвать объятия и отойти друг от друга хотя бы на шаг. Кихен молча смотрит младшему в глаза, и в этом взгляде можно прочитать все, что он хочет сейчас сказать. Слова не нужны, когда речь идет о чувствах, рвущихся из сердца наружу с такой силой, что кажется вот-вот пробьют грудную клетку.

− Тебе пора, − с трудом выговаривает Чангюн, пытаясь не сорваться снова, и сильнее прижимает старшего к себе. Желание сбежать вместе и никогда больше сюда не возвращаться у обоих растет в геометрической прогрессии. Кихен собирается оставить последний поцелуй на щеке младшего, но его губы встречаются с губами Чангюна. Тот целует рвано, напористо, забирает весь воздух из легких, сжимает в объятиях крепко, так, что кажется вот-вот затрещат кости. Затем резко отстраняется и тянет Кихена за руку к недовольно наблюдающей за ними проводнице.

Стоит Кихену скрыться в глубине вагона, как дверь со скрипом закрывают. Чангюн останавливается у окна и прикладывает ладонь к мокрому стеклу, а старший вторит его действиям. Он разглядывает лицо Кихена и не может понять, слезы это или капли дождя на стекле. Он бежит под проливным дождем за поездом до самого конца платформы, ощущая себя при этом полным идиотом, но краем глаза замечает, как искренне смеется старший, и сам ярко улыбается.

***

Понуро опустив голову, Чангюн идет от вокзала домой, держит замерзшие руки в карманах и крепко сжимает телефон, как единственную опору. Прячет лицо от продолжающегося ливня под натянутым почти до носа капюшоном толстовки. Чувство пустоты съедает его изнутри, нехватка тепла чужой руки, мелодичного голоса и яркой улыбки старшего причиняет почти ощутимую физически боль. Он не понимает, искренне не понимает, что творится у него в душе и почему расставание дается так тяжело. Парень со злостью пинает камень, подвернувшийся на пути, и тот со свистом улетает на обочину, где лежат скошенные совсем недавно желтые одуванчики. Чангюн ненадолго задерживает на них свой взгляд, сдавленно рычит, как раненый зверь, сильнее затягивает капюшон и ускоряет шаг, набирая в и так промокшие до нитки кеды еще больше воды.

Ему хочется бить стены, рвать бумагу, кричать, плакать, что угодно, но только не сидеть на полу, глядя в одну точку с совершенно пустым взглядом. Он игнорирует даже Лучика, настойчиво крутящегося рядом и всеми силами пытающегося развеселить хозяина. Взгляд вдруг цепляется за так и оставленный на подоконнике, уже засохший венок, а затем - за пышное цветение лука рядом. Цветки слегка покачиваются от ветра, задувающего в приоткрытую форточку, а венок безжизненно лежит, напоминая о совсем недавнем счастье. Чангюн слабо улыбается, вспоминая наполненные нежностью поцелуи, долгие прогулки, теплые прикосновения, вызывающие трепет в сердце, и бесконечные разговоры о самом разном.

В голове фиксируется лишь одна так необходимая сейчас мысль: «Это еще не конец». Чангюн повторяет эту фразу, стараясь внушить себе осознанное восприятие ее смысла. Он злится, боится и грустит одновременно, задрав голову, бессильно кричит в потолок, пугая этим слоняющегося рядом котенка. Тот, поскальзываясь на паркете, убегает, и забивается в угол, нервно поглядывая из-за тумбочки на хозяина. Чангюна больно колет чувство вины перед несчастным питомцем, и он, пододвинувшись к нему ближе, ласково треплет по мягкой шерстке.

− Прости, я не хотел, − он улыбается, глядя на успокоившегося котенка, что начал охотно принимать ласку, самостоятельно потираясь о ладонь, и при этом громко мурлыкая. Краем глаза брюнет замечает рядом с котенком смятую белую ткань и тихо усмехается, когда, расправив ее, понимает, что это та самая не найденная утром футболка Кихена. Он некоторое время смотрит на нее, смущаясь своих собственных желаний. Затем нерешительно стягивает свою одежду и надевает чужую футболку, растворяясь в таком родном аромате любимого человека.

***

Хосок искренне удивляется, когда на другом конце платформы находит взглядом, вроде как, отпросившегося, с работы, Чангюна. А когда видит его в компании парня с фиолетовыми волосами, совсем подвисает и долго присматривается, силясь понять, не мерещится ли ему. Он молча наблюдает, чувствуя себя при этом ужасно, словно шпионит за другом. Но это, все-таки, его работа, наблюдать за пассажирами. Он видит долгие, прощальные объятия, поцелуи, слезы младшего и начинает сильно сомневаться в реальности происходящего. Когда находишься на работе вторые сутки подряд, может и не такое показаться.

Хосок жалел о своей отзывчивости, когда соглашался подменить Чангюна на его смене, но отказать было бы еще сложнее, ведь портить и без того натянутые отношения он не хотел ни в коем случае. Понимая теперь, насколько необходимыми были эти выходные Чангюну, как важна для него эта встреча, он облегченно вздыхает и мысленно дает себе обещание выйти даже на десять смен подряд, лишь бы еще хоть раз увидеть друга таким живым. Хосок даже немного ревнует, ведь за столько лет не мог добиться подобного эффекта. Он позорно сбегает в будку, оторвавшись от своих размышлений, когда видит, как Чангюн направляется в его сторону, проводив поезд.

Хосок еще больше удивляется, когда в три часа ночи видит на экране мобильника высветившийся контакт «Чангюн», и даже думает, что уже бредит от недосыпа. Он неуверенно принимает вызов, надеясь, что его актерские навыки не подведут. Ведь он все видел, и по меньшей мере, находился в некотором недоумении, по большей – в абсолютном шоке. Тяжело вздохнув, он натягивает свою радостную маску и старается звучать непринужденно.

− Привет. Ты там жив вообще? – Сходу начинает Чангюн, не давая старшему даже слова вставить. Тот так и застывает с открытым ртом посреди пустой платформы в ночной темноте.

− Живее всех живых, − Хосок старается, но выходит из рук вон плохо. Остается надеяться только на недостаточную чуткость младшего и его неспособность уловить нотки смущения в голосе собеседника, − что-то случилось?

− Ничего, все хорошо, − старший буквально слышит его улыбку через телефон, отчего клубок из мыслей в голове запутывается только сильнее, − спасибо, что подменил. Я подойду через час, все равно уснуть не могу.

− Это не обязательно, − неуверенно начинает Хосок, хотя чувствует, что стоять на ногах становится уже сложновато, − я еще не такой старый, чтобы свалиться из-за двух суток подряд, − смеется натянуто, в глубине души искренне сожалея о только что произнесенных словах.

− Ну да, рассказывай. Я же слышу, какой голос уставший, − у Хосока сердце в пятки падает от таких проявлений заботы со стороны младшего. Он в самом деле щипает себя за шею больно, чтобы понять, не в сонном ли бреду он все это услышал, − жди, короче.

Он еще долго держит телефон в вытянутой руке и в прострации смотрит на него.

Чангюн появляется на вокзале спустя минут тридцать и совершенно несвойственно приветливо улыбается, сам тянется приобнять старшего за плечи. Он благодарит несколько раз, добавляя в конце: «Ты настоящий друг», и обещает проставиться при случае, буквально выталкивая Хосока на выход.