Осенью в горах становилось особенно прохладно. Ветер дул денно и нощно, только изредка стихая; солнце приветливо показывалось из-за облаков, но более не согревало; листья деревьев потихоньку окрашивались в различные огненные цвета, и издалека казалось, что лес сияет золотом; животные начинали готовиться к зиме.

Осенью в горах было не только прохладно, но и тихо.

А вот город, наоборот, расцветал: различные фестивали проводились чуть ли не каждую неделю, фермеры весело собирали богатый урожай, а прилавки ломились от количества блюд креативных хозяюшек. Повсюду музыка, пляски, выпивка — он бы с удовольствием задержался в городе ещё ненадолго, если бы дома не считали каждую секунду до его возвращения.

Вэй Усянь улыбнулся и поставил корзинку с продуктами на землю, вытирая капельки пота на лбу. Вот уже показался их старый дом, на веранде которого спокойно медитировал Лань Ванцзи, показался неугомонный Яблочко, привязанный к стволу одного из деревьев, что верно прятали дом от чужих глаз.

Да, в городе, несомненно, очень оживленно, но там нет его драгоценного супруга.

С недавних пор работа по дому полностью легла на плечи Лань Ванцзи, Вэй Усянь же предпочитал проводить время за охотой (к примеру, на предыдущей неделе он подстрелил из лука замечательнейшего фазана), походом за продуктами в город, что находился у подножия горы, колкой дров для розжига печи и тому подобным. Конечно, Вэй Усянь пробовал готовить сам, но, когда они выбрасывали уже четвертый по счету казан с огромной дырой на дне и когда им пришлось тушить кухню от маленького пожара, он отказался от этой идеи. В довершение всего, он покормил своей едой лесную зверюшку, из-за чего та чуть не отправилась на тот свет. Становиться вдовцом Вэй Усянь не хотел, поэтому было решено, что роль «хозяйственной жёнушки» возьмет на себя Лань Ванцзи.

Немного передохнув, Вэй Усянь снова схватился за корзинку и побежал к дому. Так как тело Лань Янчжи явно не привыкло к таким нагрузкам, поначалу ему было очень тяжело, но от помощи он отказался: Вэй Усянь хотел, чтобы новое тело привыкло к этой работе, хотел, чтобы оно стало выносливее, сильнее, и ежедневно тренировался. Удивительно, но это приносило плоды: он уже не вырубался с наступлением ночи, спокойно вдыхал запах даже самого крепкого алкоголя (но по-прежнему не мог его пить, увы) и поднимал довольно тяжелые предметы.

Лань Ванцзи прервал медитацию и встал, готовясь перехватить корзину, но Вэй Усянь ураганом налетел на него:

— Му-же-нёк! — радостно закричал он.

Вэй Усянь отлучился всего на пару часов, но Лань Ванцзи обнимал его столь крепко, словно он вот-вот куда-нибудь от него ускользнет, исчезнет. Тогда Вэй Усянь одарил его долгим поцелуем, а, отстранившись, улыбнулся. Это был их приветственный поцелуй.

После Лань Ванцзи затягивал длинные волосы в хвост (совсем как тогда, когда им было по пятнадцать) или пучок, подворачивал рукава, обнажая фарфоровую кожу сильных рук, которые Вэй Усянь осыпал поцелуями каждую ночь, и принимался готовить. И в этом искусстве, как и в любом другом, ему не было равных. Вэй Усянь всегда с большим интересом наблюдал за этим процессом, но не мог уловить даже малейшего движения его рук или ножа: он быстро разделывал мясо, шинковал овощи и фрукты, превращая эти никак не связанные меж собой продукты в настоящее произведение искусства. (Вэй Усянь не знал, но Лань Ванцзи всегда старался закончить побыстрее, потому как понимал, насколько трудно его мужу усидеть на одном месте). И даже так ни одно блюдо не выходило пересоленным иль пересахаренным.

Лань Ванцзи сперва всегда принимался за мясо, памятуя о том дне, когда Вэй Усянь грустно вздыхал по супу из свиных ребрышек, и очень удивлялся, видя в корзинке ещё и свои любимые травы и овощи. Вэй Усянь никогда не признается, с каким трудом ему удалось их раздобыть в таком большом количестве, лишь улыбаясь в ответ; Лань Ванцзи никогда не признается, что давно об этом знает.

За обедом Вэй Усянь говорит обо всем на свете, а Лань Ванцзи внимательно слушает, не отрывая взгляда от мужа, наслаждающегося приготовленной им едой.

После еды пара выходила на веранду, предварительно укутавшись в теплые одежды, и играла дуэтом: Вэй Усянь на флейте, а Лань Ванцзи на гуцини. Мелодия эхом проносилась по лесу, застревая в кронах могущественных деревьев, растворяясь в воздухе, но не прерывалась ни на минуту. Казалось, весь величественный мир сжался до этого старого дома с верандой, на коей счастливо играли песнь своей жизни два влюбленных человека.

Год назад Вэй Усяню впервые довелось примерить на себя красные одеяния. С каждым поклоном в храме он начинал молить всех богов о том, чтобы они никогда не расставались, просил давно покоившуюся чету Цзян приглядывать за ними, где бы они ни были. А о чем же думал тогда Лань Ванцзи, Вэй Усянь так и не узнал. И то ли молитвы всё же достигли Небес, то ли им так повезло, но с того дня они действительно ни на минуту не разлучались (не считая тех моментов, когда «старшая сестрица Лань» вела младших на ночную охоту).

После их свадьбы у Лань Цижэня вновь случился удар. Лекари едва смогли привести его в чувство, но говорить с племянником он так и не пожелал. Он уже давно смирился с упрямством Лань Ванцзи, но не мог принять факт, что адепты его ордена один за другим встают на «кривую дорожку». Лань Сичэнь, так и не оправившийся после кончины названых братьев, предложил молодоженам ненадолго покинуть стены Гусу.

— Дяде нужно время, чтобы принять это.

Он был прав. Если верить лекарям, ещё одного удара Лань Цижэнь может не перенести, поэтому лучше ненадолго убраться с его глаз. К тому же, так молодожены смогут провести больше времени наедине — чем не идеальное свадебное путешествие?

И вот чета Лань на пару с Яблочком отправилась куда глаза глядят, по пути спасая деревни от нашествия различных ночных тварей. Как оказалось, опытные заклинатели требуются буквально всем и каждому, потому они задерживались в одном месте на пять-шесть дней. Совсем скоро они набрели на город, названия которого раньше и не слышали. Решив, что тут и будет их «семейное гнездышко», Вэй Усянь в первый же день принялся расспрашивать местных о пустующих или сдающихся домах.

— Есть тут один, молодая госпожа, — сказала хозяйка постоялого двора. — Он находится вон в том лесу, что за городом, но лишь немногие смогли провести там хотя бы одну ночь, да и те на следующее утро уносили босые ноги. Никто не знает, почему, да и не хочет знать. Ходят слухи, что в том доме пристанище монстров. Поэтому мы и именуем его «Призрачным особняком».

Рассказ женщины заинтриговал Вэй Усяня. От предвкушения захватывающего приключения он потер руки и побежал сообщать мужу радостную весть.

Но в первую же ночь его ждало разочарование.

Жалобным плачем младенца-призрака оказался лишь вой волков (коих Вэй Усянь побаивался намного больше, чем призраков), «смехом старой ведьмы» — свист ветра, а «постукиванием ногтей задушенной в лесу куртизанки» — топот лесных животных, что, к удивлению, совсем не боялись людей и приходили за своей порцией еды. Смех да и только!

Однако на смену разочарованию быстро пришло озорное настроение. Вэй Усянь расслабился в руках супруга, ласкающего его так нежно и трепетно, что совсем позабыл, о чем думал всего секунду назад, и полностью отдался наслаждению от предстоящей жаркой ночи.

Узнав о том, что в город приехал красивый, сильный и богатый заклинатель, дамочки начали соревноваться за право первой подойти к нему и познакомить со своей прекраснейшей дочерью на выданье. Но Лань Ванцзи на них не реагировал, выискивая в толпе длинную белоснежную ленту. Лань Янчжи, как и ее супруг, красой своей затмила всех девушек в городе и быстро завоевала сердца мужчин разных возрастов. Мужчины не давали ей проходу и душили своей навязчивостью; не отличались они и скромностью: всё норовили похвастать толстым кошельком. Вэй Усянь сперва получал с этого некую выгоду для себя: он не тратил семейный бюджет, ведь любая вкусная еда доставалась ему совершенно бесплатно. Однако позже это начало надоедать настолько, что он отвечал:

— Прежде чем пойти с господином эта госпожа должна предупредить мужа, который на данный момент находится в том самом Призрачном особняке.

Едва заслышав об этом рассаднике демонов и прочей ночной твари, большая часть потенциальных женишков бежали сверкая пятками, а особо смелые не отставали до тех пор, пока над ними грозной тучей не нависал Лань Ванцзи, крепко сжимающий рукоять Бичэня.

В остальном же их жизнь в этой местности была тихой и спокойной. Они полностью отдавались друг другу и днем, и ночью, узнавали друг о друге всё больше и больше, часто вспоминали времена юности.

А иногда, в особо тихие дни, как, например, сейчас, они сидели друг напротив друга, и каждый занимался чем-то своим: Лань Ванцзи писал отчет или читал книгу, а Вэй Усянь…

— Лань-гэ, застынь так на несколько секунд. Вот так, очень хорошо!

Вэй Усянь всегда находил, чем занять себя. На этот раз он зачем-то высунул кончик языка и слегка прищурился, затем перевел взгляд на бумагу, черкнул пару линий и вновь принялся его рассматривать.

— Лань Чжань, не смотри на меня, пожалуйста. Не отвлекайся, пока я не закончу. Делай вид, что меня здесь нет.

«Разве это возможно?» — хотел задать вопрос Лань Ванцзи. Вэй Ина невозможно не заметить: своей улыбкой он освещал всё на темном пути, словно солнце.

Но перечить мужу не стал, лишь изредка поднимая взгляд, пока он не видит.

Через несколько минут Вэй Усянь радостно воскликнул:

— Закончил! Вот! Как тебе? Хочу повесить в нашей спальне, а то там одни голые стены.

Лань Ванцзи сидел с идеально ровной спиной; черные волосы волнами спадали на его широкие плечи, скрытые под слоями белоснежных одеяний, на фарфорово-бледное лицо с тщательно проработанными деталями. Каждая черточка, каждый штрих был аккуратен, что совсем нельзя было узнать по рисунку его автора. Взгляд Лань Ванцзи был направлен вниз, а губы сжаты; если приглядеться, на щеках и ушах можно было заметить легкий румянец. Тонкие пальцы сжимали струны гуцини, и выглядело это настолько завораживающе и реалистично, что казалось, будто инструмент вот-вот извлечет из себя звук.

Вместо ответа Лань Ванцзи протянул ему свой листок, и Вэй Усянь замер, не зная, что сказать.

— Это… я?

На рисунке действительно был он… в своём мужском обличие. Широкая озорная улыбка всё не сходила с лица; глаза горели шаловливым огнем; волосы, завязанные в высокий хвост красной лентой, торчали в разные стороны, выдавая характер своего хозяина. Одна тонкая рука сжимала два кувшина с «Улыбкой Императора», а другая — флейту, которую, казалось, парень уже поднесет ко рту и сыграет красивую мелодию. Это был Вэй Усянь глазами Лань Ванцзи; Вэй Усянь, каким его запомнил Лань Ванцзи.

— Повесим их рядом.

Улыбка тронула лицо Вэй Усяня, и он закивал, радостно целуя мужа.