Глава 2. Язык цветов и долг жизни

***

Самым примечательным событием последующей пары недель, пожалуй, стало то, что Стиву удалось скрыть ото всех свой «случайный» приезд к Эдди.

Не то чтобы он стеснялся, нет, в этом же не было ничего постыдного — кажется, он просто не хотел ни с кем делиться этим воспоминанием.

Чувство было странным и, возможно, неправильным.

Как странным и неправильным было то, что, выходя из палаты, Стив ощутил смутное неудовольствие, будто бы ему хотелось остаться с Эдди подольше.

Хотя всё это прекрасно объяснялось мыслью, что вообще неплохо бы было завести в «ближнем круге» хоть одного парня, близкого по возрасту, с которым можно при случае обсудить как монстров с Изнанки, так и что-то не настолько предназначенное для детских ушей, будь то свежий фильм NC-17, сиськи или травку, а иногда и выпить что-то крепче пива. Джонатан на эту роль, по мнению Стива, категорически не годился, да и единственные сиськи, которые можно было бы с ним обсудить, видимо, это сиськи Нэнси. Ну уж нет, не после того, как он видел, как она управляется с дробовиком.

А вот Эдди, судя по всему, подходил идеально. Беседа с ним оказалась неожиданно комфортной и чем-то напомнила бадминтон, но не тот, который изредка в непопулярное время показывали по спортивным каналам, где азиаты со всей дури лупили по воланчику, а тот, в который на отдыхе играют приличные ученицы средней школы, когда цель — не выиграть, а набить как можно больше очков, когда, как бы криво к тебе ни прилетел воланчик, ты стараешься отбить его максимально комфортно для партнера. И даже если ты, нечаянно ли, преднамеренно ли, подашь или отобьешь криво, партнер сделает всё, чтобы выровнять траекторию.

Стив не раз, обычно перед сном, возвращался в памяти к странному разговору в больничной палате, прокручивая в голове даже не отдельные фразы, а ощущения: память о влажной холодной ладони в его руке, о смущенном, а не болезненном румянце, о капельках пота над губой и тонкой пряди волос, похожей на невесомую пружинку. Он стискивал в руке бандану Эдди, которая уже почти ничем не пахла, и иногда, на границе между бодрствованием и сном, ощущал, что в его руке не ткань, а тонкие пальцы без знакомых колец.

***

Выждав полторы недели, Стив взял выходной и поехал знакомым маршрутом. В будний день заняться было практически нечем: почти все, даже Лукас, были в школе, Оди, пользуясь случаем, — в палате у Макс (Хоппер все-таки чересчур снисходителен к ее прогулам), а Джонатан, если бы Стив, конечно, решил провести свой выходной с ним, все равно был занят — он устроился подрабатывать на разборе завалов.

Он надеялся, что Эдди уже достаточно восстановился, чтобы не мучиться от боли и не считать минуты в ожидании очередного укола, чтобы не пришлось поднимать темы разной степени провокационности только для того, чтобы хоть немного отвлечь его. А если нет, то что ж — Стив был готов сидеть с ним, держа за руку, хоть три часа, был готов шутить ниже пояса и краснеть от его сальных шуток, готов сравнивать Векну с членом и звать демомышей ебамышами, готов, черт возьми, даже слушать изложение правил «Подземелий и драконов» — лишь бы тонкие бледные пальцы в его руке стали хоть чуть теплее.

Но это всё потому, что нарушать врачебные предписания нельзя, а отягощенный анамнез — это вам не шутки.

В этот раз он даже вспомнил правила приличия и решил захватить что-то для Эдди — наверняка ему ужасно скучно. А его палате, по мнению Стива, категорически не хватало ярких красок.

В супермаркете возле заправки Стив купил пару непонятных комиксов — главным было смутно знакомое сочетание слов «Star wars» на первой странице, — подумав, кинул в корзинку фентезийно выглядящий романчик в мягкой обложке с драконом, головоломку из нескольких сомкнутых колец, которые надо было расцепить (или сцепить по-другому — Стив ни черта в этом не разбирался), и пакет апельсинов. Апельсины Стива радовали больше всего — с ними палата должна была стать хоть немного ярче.

В эту сторону от Хоукинса пепел почти не летел, поэтому было очень просто представить, что в марте они победили окончательно… или хотя бы как в прошлые разы. Стив проезжал перелески с отцветшей акацией и полянки, заросшие розово-лиловыми цветами, и ощущал странное, подзабытое чувство ожидания чуда — то ли как перед открытием рождественских подарков, то ли перед свиданием.

Впрочем, перед свиданиями Стив перестал волноваться еще до Нэнси, сначала убежденный в своей неотразимости, потом — в бесперспективности этих самых свиданий.

Оставив машину на полупустой парковке, Стив еще раз восхитился разнообразию местной флоры. Прямо возле входа росло тюльпановое дерево, уже набирающее бутоны, чуть дальше виднелись синеватые люпины и другие цветы, названий которых Стив не знал или забыл.

В будний день в секретном госпитале народу было не намного больше, чем в два предыдущих воскресенья. Женщина в белом халате за стеклом у входа спросила у Стива его имя, что-то отметила в длинном списке, и с огорчением в голосе сказала:

— Зря приехали, молодой человек. Ваш друг на физиотерапии в соседнем корпусе, сегодня вернется только к ужину, но госпиталь уже будет закрыт для посещений.

Стив внезапно почувствовал себя так, будто в его долгожданном рождественском подарке оказались только угольки.

— О, очень жаль, мэм. Тогда могу ли я передать ему кое-что? — Стив выставил на стойку пакет с покупками. Женщина острым взглядом осмотрела привезенное, странно хмыкнула, пролистав книгу, и переложила к себе на стол все, кроме апельсинов.

— Мы передадим всё мистеру Мансону, мистер Харрингтон. Но, к сожалению, это вам придется забрать с собой. У мистера Мансона специальная диета, цитрусовые ему пока противопоказаны.

Черт, почему дурацкие комиксы можно, а апельсины — что-то, что Стив придумал привезти сам — нельзя? Но увозить назад фрукты казалось слишком глупым, тем более что сам Стив не особо любил апельсины…

— Мэм, а могу я оставить апельсины здесь? Они куплены только сегодня и, может быть, смогут порадовать кого-нибудь, чья диета не слишком строга? Или, возможно, станут десертом к чаю для вас и ваших коллег?

Стив умел нравиться мамам — вот и в этот раз строгая регистраторша улыбнулась и переставила пакет с апельсинами за стойку.

— Спасибо, мистер Харрингтон, я думаю, мы сможем это устроить. Вы очень милы. Хотите что-то передать вашему другу?

Стив замялся, не зная, стоит ли оставить записку, но внезапно ему в голову пришла другая идея. Цель апельсинов была прежде всего в том, чтобы хоть немного расцветить нынешний непривычно-белоснежный мирок Эдди, а значит…

Стив бросается к дверям госпиталя, на ходу выкрикивая:

— Одну минуточку, мэм!

Идея кажется гениальной в своей безумности: цветов у госпиталя столько, что вряд ли кто-то заметит, если Стив там немного похозяйничает.

Он набирает охапку лиловых и розовых люпинов, добавляет нежно-сиреневых колокольчиков — а чем еще могут быть цветы в форме колокола? — и чего-то мелкого и голубого, вроде бы незабудок. На тюльпановом дереве в пределах досягаемости нет ни одного распустившегося цветка, а лезть выше Стив не решается, тем более что желто-оранжевые оттенки не подойдут к его букету. Подумав, Стив добавляет несколько нежно-белых бутонов, похожих на граммофончики, и окружает композицию веточками акации с плотными резными листьями. Что до вазы — в машине наверняка найдется что-то подходящее…

Через пару минут Стив возвращается к женщине за стойкой с диковатым, но по-своему гармоничным, а главное ярким букетом, торчащим из обрезанной бутылки Колы.

— Вы не могли бы набрать воды и поставить это в палату к… моему другу? — Стив запинается, не зная, как обозначить отношения с Эдди, но вроде бы подбирает правильное слово. — При всем уважении, мэм, там мрачновато…

Женщина принимает конструкцию, осматривает ее и качает головой:

— Мистер Харрингтон, ипомеи в букетах очень быстро вянут.

— Так вот, значит, как называются эти белые штуки! Надеюсь, они достоят хотя бы до вечера! — Стив улыбается еще более очаровательно и поспешно откланивается, начиная понимать, что, возможно, оставлять цветы Эдди Мансону — не самая удачная идея. — Привет мистеру Мансону от… всех, он сам знает, от кого! И букет тоже… от них…

Сев в машину, Стив пару раз бьется головой о руль.

Он надеется, что Эдди не скажут, что мистер Харрингтон с комиксами, глупой книжкой и букетом полевых цветов приезжал один.

А еще — что бледные и хрупкие ипомеи доживут до того, как Эдди их увидит.

***

Через пару дней Стив поймал себя на мысли, что жизнь вокруг него по насыщенности стала похожа на серо-белую палату Эдди Мансона. Менялась только картинка за окном — видеопроката ли, машины ли или собственной спальни.

В Хоукинсе заасфальтировали почти все трещины, за исключением дороги в трейлерном парке — там всё равно больше никто не жил, закончили ремонт библиотеки, а Хоукинс Хай объявила, что продолжит работу в следующем году. Весна медленно сменялась летом, а из цветов, названий которых Стиву теперь, пожалуй, не забыть до конца жизни, остались только поляны люпинов.

Бандана перестала пахнуть. Он снова начал плохо спать.

Робин последние недели постоянно пропадала на репетициях оркестра и все чаще оставляла Стива одного на смене, поэтому Стив немного потерялся в последних событиях: Дастин был далеко не настолько полноводным источником новостей и сплетен. Впрочем, самое важное он и так знал: Макс в прежнем состоянии лежала в больнице, Оди пару раз поругалась с Майком, когда предпочла свиданию вечер в палате у подруги, Лукас ушел из баскетбольной команды, а Уилл, наслушавшись рассказов Дастина, мечтал о партии D&D с Эдди. Нэнси и Джонатана Стив практически не видел, а значит, в его ближнем круге по-прежнему регулярно был только назойливый и чересчур въедливый пятнадцатилетка.

Стив чувствовал, будто серо-белую палату его жизни, похожую на декорацию, расцвечивают только оранжево-лиловые поездки к Эдди.

***

— Стив Харрингтон, ты мне нужен, — Стив заканчивал приводить в порядок секцию ромкомов, когда в прокат решительной и неожиданно уверенной походкой зашел Дастин. Что-то в его облике показалось Стиву необычным.

— А поздороваться? — эти дети совсем без него распоясались.

— Да-да-да, здравствуй, о великий Стив Харрингтон, внемли же недостойному, кто посмел оторвать тебя от дел не меньших, чем спасение мира, — пробубнил Дастин скороговоркой, и в его интонации Стиву почувствовалось что-то смутно знакомое. — Теперь доволен?

— Приемлемо, — хмыкнул Стив и привычным жестом подбоченился. — Ты почему не в школе?

— Чел, не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле. В школе знают, что с меня сегодня снимают гипс, но не знают, что это настолько быстрый процесс. Мама знает, что это быстро, но думает, что я после пойду на занятия. В итоге я совершенно свободен, — Дастин преувеличенно внимательно посмотрел на часы, — примерно до трех.

И вправду — Хендерсон был без примелькавшейся за пару недель лангетки. Ситуация начинала Стиву нравиться всё меньше и меньше. Похоже, Дастин был всерьез настроен присесть ему на уши на ближайшие пару часов…

Однако Стив постарался не выдать раздражения: Дастину последние недели было непросто. Разговоры с ним регулярно превращались в поток жалоб: что партии в D&D без Эдди совсем не те, что другие мастера подземелий, не способны сделать игру хотя бы минимально захватывающей, что даже Стив Харрингтон был бы лучше (на этом Стив каждый раз порывался прогнать Дастина из видеопроката), что игру иногда спасает только Эрика, но это тайна, разглашение которой будет караться страшной смертью. Хендерсон стал чуть меньше шепелявить, поэтому обещания страшной смерти Стива смешили меньше, чем раньше. А еще иногда Дастин проговаривался, что с каникул не может связаться со Сьюзи.

Всё это должно было значить: я беспокоюсь за друга — я чувствую себя одиноко и, возможно, слегка потерянно — в моей жизни многое поменялось — а что, если девушка меня бросила?

К девятнадцати годам Стив научился кое-как переводить с подросткового на взрослый.

Реальность оказалась куда хуже.

Хендерсону вдруг захотелось снова использовать Стива как личного водителя.

— Чувак, это же такой шанс — у меня есть полдня, а значит, мы сейчас быстро садимся в твою машину и едем к Эдди, я тут подсобрал ему… разных интересных вещей, чтобы развлечься, но я даже не буду напрягаться и сотрясать воздух, потому что ты ничего не поймешь, — Дастин победно улыбнулся и тряхнул рюкзаком, в котором что-то громыхало.

— Хендерсон, по-настоящему интересных вещей, чтобы двадцатилетний парень смог развлечь себя в больнице, тебе еще несколько лет не продадут. Без обид, — хмыкнул Стив, слегка задетый тем, что Дастин даже не попытался рассказать ему, что они повезут Эдди. Он что — ревновал Хендерсона к Эдди? Или испытывал неловкость за свои глупые журналы, выбранные только потому, что они выглядели… по-задротски?

Дастин закатил глаза к небу и прошептал:

— О сияющий Гарл Глиттерголд [Гарл Сияющее Золото (Garl Glithtergold, Гарл Глиттерголд) — нежное и доступное божество, ценящее быстрое размышление и ясную голову больше, чем кто-либо еще, и редко надолго остающееся на одном месте. Одно из верховных божеств пантеона D&D.], дай мне силы и вразуми этого неразумца, ибо не ведает, что несёт.

Из подсобки послышалось хихиканье Робин.

— Окей, окей, — у Стива оставался последний шанс, и он надеялся им воспользоваться, — ты очень хитрый и умный, предусмотрительный и всё такое, и знаешь много непонятных слов, но ты забыл одну простую вещь, Хендерсон: у меня только начался рабочий день, а по понедельникам у нас всегда куча работы…

После такой наглой лжи Робин наполовину высунулась из-за двери и очень выразительно на него посмотрела. Стив послал ей умоляющий взгляд — он отчаянно боялся ехать с Дастином.

Если Эдди при Хендерсоне упомянет первый в жизни составленный лично Стивом букет (детские эксперименты для мамы не в счет), это будет катастрофа. Даже Мэйфилд непременно сразу выйдет из комы исключительно ради того, чтобы сказать предельно-саркастическую-шутку.

— Ничего, чувак, Робин тебя прикроет. Ты же прикроешь, Робин? — Дастин состроил умилительную мордочку. — Я очень хочу навестить наконец Эдди, а этот упертый пень отказывается меня везти.

— Да, Дастин, конечно, я прикрою Стива, — его сердце упало куда-то в низ живота, — все равно в первой половине понедельника тут никого, — отчеканила Робин, мило улыбаясь, пока ее взгляд обещал Стиву пару особо жестоких смертей.

— Предательница, — буркнул Харрингтон, снимая форменную жилетку, но девушка предпочла сделать вид, что ничего не заметила.

В машине Хендерсон не затыкался все тридцать миль до госпиталя, а Стив уповал только на чудо. Может быть, букет так и не дошел до Эдди? Или Эдди сразу с омерзением выкинул его в мусорку? Или больным вообще нельзя передавать цветы, а женщина на рецепции ему не сказала? Тем более что ипомеи вроде бы бывают ядовитыми?

Или Мансон проявит милосердие и просто сделает вид, что ничего не произошло?

Или…

Стив, как утопающий за соломинку, цеплялся за любые, даже самые невероятные возможности. И чудо случилось.

Но совсем не то, на которое он рассчитывал.

На больничной парковке они увидели несколько безликих машин с вашингтонскими номерами. «Федералы», — прошептал Дастин и передернул плечами. Стив промолчал, но в глубине души понадеялся, что это никак не связано с Эдди.

За стойкой их встретила крашеная блондинка средних лет — кажется, не та же самая, что в прошлый раз.

— Мы к мистеру Мансону, — от волнения Дастин заплевал половину стекла. — Хендерсон и Харрингтон. Мэ-эм.

Женщина сочувственно скривила тонкие алые губы:

— Сожалею, но сегодня госпиталь закрыт для посещений.

Стив откашлялся и попытался вспомнить, каково это — быть неотразимым.

— У мистера Мансона проблемы? — он старался улыбаться и держаться непринужденно, но сердце глухо бухало где-то в горле.

Хоппер же вроде снял с Эдди все обвинения, какие федералы? Или для какой-нибудь своей убогой статистики они все-таки решили всё повесить на Эдди?

Поток лихорадочных мыслей прервался ровным женским голосом:

— Не надо их демонизировать. Ничего серьезного, обычная дежурная беседа. Бюро тоже хочет быть в курсе, что произошло в Хоукинсе, а до непосредственных участников событий не так-то легко добраться. Не волнуйтесь вы так, — женщина легко рассмеялась, — агент Лакселл его не съест.

Почему-то Стиву от ее слов ни хрена не стало спокойнее:

— Почему тогда не допрашивают остальных? Почему только Эдди… мистера Мансона?

— Тихо, мальчики, — в голосе собеседницы прорезался металл, и Стив неожиданно обратил внимание на ее практически армейскую выправку. — Скажем так, только мистеру Мансону федералам есть что предложить в обмен на разговор, и доктор Оуэнс не преминул этим воспользоваться.

Стив хлопнул глазами так выразительно, что женщина, явно решив для себя, что он безнадежен, тяжело вздохнула и продолжила:

— Я имею в виду федеральное помилование, если местные власти откажутся закрывать дело. Но я вам об этом не говорила. Хотя, я думаю, нет ничего страшного в том, чтобы просветить вас чуть раньше. А то трепетные юноши так склонны драматизировать…

Стив глубоко вдохнул, почувствовав, что ком в горле начал потихоньку уменьшаться, и даже пропустил мимо ушей тот факт, что он трепетный. Да еще и в одном ряду с Хендерсоном. У Дастина тоже хватило ума промолчать. Правда, ненадолго.

— Мэм, то есть состояние здоровья мистера Мансона позволяет ему участвовать в допросах, я правильно понимаю? Тогда не могли бы вы подсказать нам, когда примерно его отпустят?

Женщина насмешливо посмотрела на Хендерсона сквозь стекла очков:

— Дорогой мой, во-первых, это не допрос, а вежливая беседа, о которой коллеги очень просили. Не настаивали, прошу заметить. Во-вторых, вообще-то это конфиденциальная информация, доступная только родственникам, и я понятия не имею, молодые люди, почему вас вообще сюда разрешили пускать.

— Эм, наверное, потому, что мы его вытащили? — пожал плечами Стив. — И потому что рассказали вашим всё, что знали сами?

— Скажите спасибо доктору Оуэнсу, — хмыкнула сотрудница госпиталя. — Ума не приложу, почему он разрешил пускать вас четверых в часы приема и вне других занятий пациента. Харрингтон, Хендриксон, Бакли и Уилер. И ни одного родственника.

Действительно, для нормальных людей, не сталкивавшихся со всякой херней, это могло выглядеть странно.

— Хендерсон, мисс, — ледяным тоном поправил Дастин. — А что будет с человеком, не включенным в список? Его просто не пустят или скажут, что никакого Мансона здесь никто в глаза не видел?

— Скорее, второе, но зависит от конкретных обстоятельств, — блондинка поправила очки. — В основном, от уровня агрессивности. Такие вещи довольно легко считываются.

— А можно ли добавить в список родственника? У Эдди… мистера Мансона только дядя, и он всё еще думает, что тот погиб при землетрясении в Хоукинсе. Вы можете представить, как ему тяжело? — о господи, Дастин всерьез старался обаять неприступную даму за стойкой? — Мы хотели бы рассказать ему об Эдди, но тогда будет очень глупо, если его не впустят внутрь, ведь он сразу решит приехать сюда…

— Это действительно серьезный вопрос, — женщина достала откуда-то из-за стойки кружку и сделала глоток. Стив почувствовал запах кофе. — Мистера Мансона выпишут примерно через месяц, и, конечно, не хотелось бы отправлять его вникуда. Давайте так — вы оставляете данные этого дяди, мы его за пару дней проверим и, скорее всего, проблем при посещении не возникнет. Но пусть возьмет ID.

Стив поймал ликующий взгляд Дастина. Появился неиллюзорный шанс снять хотя бы один камень с души мелкого — давно было пора рассказать дяде правду, но невнятный статус Эдди сдерживал их. А федеральное помилование в любом случае станет веским аргументом, даже если не хватит авторитета или профессионализма шерифа Хоппера.

— Ну, его зовут мистер Мансон, а имя… — начал Дастин.

— Уэйн, — неожиданно для себя выпалил Стив. Он понятия не имел, откуда помнил имя дяди Эдди. Женщина записала что-то на клочке бумаги и отвернулась. Кажется, визит было пора сворачивать — они и так получили больше, чем могли рассчитывать. За исключением встречи с самим Эдди, конечно.

— Большое спасибо за содержательную беседу и неоценимую информацию, мисс…

— Редвуд. Доктор София Редвуд, к вашим услугам [А кто догадается, чей образ лег в основу эпизодического персонажа, тому мое вечное уважение и ленточка с косы, если бы она у меня была))], — женщина иронично улыбнулась и отсалютовала кофейной кружкой. Стив запоздало подумал, что было бы, мягко говоря, опрометчиво думать, что за стойкой регистрации секретного правительственного госпиталя сидит обычная секретарша.

— Доктор Редвуд, не будете ли вы так любезны передать мистеру Мансону то, что мы для него привезли? — Дастин наконец-то вспомнил о содержимом своего рюкзака. — Уверяю вас, что там нет ничего запрещенного, только книги и разные безделушки для его хобби.

Дастин с ловкостью фокусника извлек из рюкзака толстую книгу в синей обложке, несколько коробочек с белыми фигурками внутри и школьный набор гуашевых красок.

Доктор Редвуд повертела книгу в руках и усмехнулась:

— Вижу, мистер Хендерсон, что вы хотите уморить мистера Мансона, хотя мы чудом вытащили его с того света?

Стив вытянул шею, чтобы разглядеть, какая книга может представлять опасность для Эдди, но разглядел только «Сильма…» и рисунок, напоминавший то ли цветок, то ли паркетную доску.

Дастин уже набирал в грудь воздуха, когда Стив цепко ухватил его за плечо и выдал свою самую очаровательную улыбку:

— Мисс… доктор Редвуд, еще раз большое спасибо, а нам уже пора уходить. Дастин, будь умницей, скажи мисс спасибо и постарайся, чтобы мы ничего из вещей для Эдди не увезли с собой назад в Хоукинс.

Дастин возмущенно запыхтел, но все-таки проверил рюкзак еще раз, найдя на самом дне упаковку кисточек, и стукнул ими по стойке, всем своим видом показывая крайнюю степень возмущения.

— Спасибо, мисс.

За стеклянной дверью Хендерсон наконец-то дал волю своему гневу:

— Стив, ты же понял, что она имела в виду? Она же практически сказала, что «Сильмариллион» убийственно скучный! Хотя это буквально библия Средиземья, там и мифология, и космогония, и история колец…

— Так, чел, еще одно слово — и ты пойдешь в Хоукинс пешком, — хмыкнул Стив, садясь в машину.

***

По дороге они решили, что заедут к дяде Эдди сразу же, раз всё так удачно складывается.

Новый дом Мансонов в новом трейлерном парке они нашли без особых проблем по любопытному произведению современного искусства (как обозвала бы его Нэнси), намалеванному на белом боку.

— Стив, я только сейчас понял, насколько на самом деле тупые те, кто верит в виновность Эдди и вообще во всякий сатанизм, — с непонятным восхищением прошептал Дастин, завороженно разглядывая то, что по замыслу авторов должно было быть пентаграммой, а на деле оказалось шестиконечной звездой, пока Стив лениво считал ошибки в полустертой надписи «Гори в аду». — И это при том, что я вообще не питаю иллюзий насчет умственных способностей людей. …Надеюсь, мистер Мансон не убьет меня… Хотя в первый раз не убил, а я ведь принес дурные вести, значит, по логике, в этот раз… — подросток топтался на месте, не рискуя подняться на крыльцо и постучать в дверь. — А вдруг он вообще на работе?

— Дома, вон его грузовик. Иди, Хендерсон, я в тебя верю, — Стив легонько потрепал Дастина по плечу и оперся о капот машины. Он решил не идти вместе с ним — в конце концов, он не приходился Эдди никем.

Или приходился никем?

Обе формулировки Стиву не нравились.

На сей раз они практически не репетировали. Слегка отрихтованная правда сама по себе звучала нормально: в разгар землетрясения Эдди спас Дастина, но получил тяжелые ранения. Его подобрали военные и увезли в неизвестном направлении. Никто не понимал, выживет ли он, а розыск и самосуд тогда были ощутимой реальностью, поэтому Дастин и решил отвести подозрения таким радикальным способом.

Дверь открылась далеко не сразу. Уэйн Мансон, будто состарившийся за эти пару месяцев на десятилетия, узнал Дастина сразу, но впускать не спешил. Ха. Как будто есть сила, способная спасти от вторжения Хендерсона.

Стив не слышал, что происходило в доме, да и, честно говоря, не прислушивался, пока через несколько минут Дастин не вышел на порог, ведя за собой пожилого мужчину и что-то договаривая на ходу:

— …мистер Мансон, вот я про него говорил — это он на руках донес Эдди до машины военных, то есть фактически спас его, мы же… э-э-э… в лесу были, далеко от шоссе. Я тогда вообще мало что соображал. А если бы не Стив, всё могло бы закончиться гораздо хуже…

— Здраствуйте, мистер Мансон, приятно познакомиться, — Стив выпрямился и был готов протянуть в знак приветствия руку, но мужчина просто сгреб его в объятия и крепко прижал к груди. Стив неловко обнял его в ответ.

— Спасибо тебе, Стив Харрингтон, — хриплым голосом проговорил дядя Эдди, и Стив с опозданием понял, что тот плачет, — просто спасибо… А то этот шаромыжник чуть в могилу меня не загнал…

«Что такое шаромыжник?» — прочитал Стив по губам возмущенного Дастина и с трудом сдержал улыбку.

Позже, когда он отвозил Дастина домой к трем часам, чтобы карета его хитрости не превратилась в тыкву, тот сказал, что послезавтра собирается снова съездить с мистером Мансоном в госпиталь к Эдди и надеется, что в этот раз им повезет больше.

— …он мне сначала не поверил, — Дастин сидел на пассажирском сиденье и отчаянно жестикулировал. Стив давно не видел друга таким оживленным. — Сказал, что над доброй памятью Эдди уже достаточно поиздевались, а ему даже некуда прийти его оплакать, потому что в списки погибших Эдди так и не включили, а с мемориальной таблички его имя в лучшем случае вычеркивают. Я вообще не хотел тебя в это впутывать, но мистер Мансон спросил, как все было, я сказал, что типа просто подъехали военные, а он такой, так ты говорил, вы же были в лесу, что-то у тебя не сходится, ну и тут ты пришелся к слову, типа ты поднял Эдди и вынес к шоссе, а там уже машины. Ну, вообще всё так и было, только ты еще прыгал через дыру в потолке с Эдди на руках… Слушай, Стив, я ведь только сейчас сам понял, что без тебя мы бы никогда не вытащили Эдди с Изнанки, так что ты, ну как бы, его главный спаситель и все такое… Получается, что у него перед тобой долг жизни [Как ни странно, это не только фишка ГП. Долг жизни встречается, например, в «Звездных войнах»].

Быть спасителем Эдди ощущалось гораздо приятнее, чем быть ему никем, но Стив не хотел, чтобы Мансон чувствовал себя хоть чем-то ему обязанным. Хотя слышать такое определенно было приятно.

— Это тогда, получается, у нас у всех друг перед другом куча долгов, а с Оди мы вообще никогда не расплатимся?

Хендерсон ненадолго задумался, а потом резюмировал:

— Не, Оди — это другое дело. Она мир спасает, а наши задницы так, побочный продукт.

Машина уже парковалась у дома Хендерсонов и Дастин уже тянулся к дверной ручке, когда Стив обратил внимание на еще одну вещь:

— Как это — поедешь к Эдди послезавтра? Это же среда, у тебя латынь.

Дастин, выходя из машины, ехидно рассмеялся:

— Не волнуйся, мамочка, я что-нибудь придумаю.

«И от кого он успел всего этого нахвататься», — подумал Стив, по привычке закатив глаза.

***

Через полтора дня Хендерсон завалился в видеопрокат и трепался, казалось, еще больше чем обычно, делясь со Стивом и Робин впечатлениями о поездке к Эдди. Однако по его рассказу Стив так и не смог понять, что у Эдди нового, хорошего ли, плохого ли, о чем он думает, что чувствует, стал ли хоть менее худым, чем вообще занимается, кроме физиотерапии. Услышав о последней, Стив чуть было не спросил, помнят ли там все про транспозицию органов, но вовремя прикусил язык.

А транспозиция стала настоящим героем дня, потеснив даже самого Мансона. Хендерсон успел разжиться несколькими медицинскими справочниками и теперь с искренним восхищением сыпал цифрами и латинскими терминами. И, конечно, Эдди успел обсудить с Дастином потенциального нового персонажа, которого, возможно, будут звать…

— Rorrim, — неожиданно для себя прервал монолог Дастина Стив.

— Не, чувак, это не круто, тут вся идея на поверхности. Надо быть глубже, детка, оставь это профессионалам, — махнул рукой Дастин, а Робин посмотрела на напарника тем же взглядом, как полжизни назад, когда возле школы спрашивала про веснушки.

А веснушки — что веснушки, сейчас бы Стив без смущения ответил Робин, с каких пор он их замечает.

Эдди в принципе имел очень приблизительное представление о личном пространстве тех, кому мог доверять, поэтому, еще будучи едва знакомыми, они неоднократно оказывались рядом — не говоря уже о фактически первой встрече, включавшей в себя клятву мамой Дастина, весло и «розочку». Но Стив бы слукавил, если бы сказал, что не помнит точный момент, когда заметил у Эдди веснушки — так близко и отчетливо, что, казалось, мог сосчитать.

Это случилось в процессе угона трейлера, когда Робин сказала, что Эдди, пожалуй, не стоит его вести. Тот, соглашаясь, назвал Стива Биг Боем и на мгновение приблизил свое лицо к его практически вплотную — их разделяло меньше дюйма. Тогда-то Стив и обратил внимание, что по грязноватой, но нежной, как у девчонки, коже Мансона рассыпано с десяток светлых пятнышек.

Это было похоже на фотографию на «Полароид» — такая же мгновенная и четкая картинка, не тускнеющая со временем, так что Стив до сих пор в мельчайших деталях помнил Мансона, сидящего за рулем вполоборота к нему, сопящую за правым плечом, как очень нервный ангел, Робин, и игривый взгляд Эдди, мазнувшего ему по щеке кончиками пушистых волос.