Обратную дорогу в Хоукинс Стив не помнит.

Ему кажется, что сразу из больничного коридора он перемещается к двери собственного дома. Он поднимается в свою комнату и падает поперек кровати. Внутри растекается боль и пустота. Странное сочетание, и Стив никогда не был очень хорош в том, чтобы точно понимать, что именно он чувствует, но сейчас внутри него совершенно точно боль и пустота.

А еще непонятное чувство вины и страх.

И всё это будто наматывается на пружину, закрутившуюся еще в марте.

Стив не очень знаком с правилами D&D, но знает, что многое зависит от числа, выпавшего на двадцатиграннике. И сегодня Стив будто бы раз за разом выбрасывал единицу, и буквально с каждой его фразой сияние в глазах Эдди становилось всё более слабым, а из улыбки уходила жизнь…

Первым приходит на память самый последний бросок. Наверное, не стоило ему врываться в душевую, но Стив, услышав голос Эдди, от страха тогда мало что соображал.

Внутренний голос ядовито и в то же время разочарованно уточняет: «А пялился на него ты тоже от страха? И лапал? Ты же сам знаешь, что это мерзко, чувак.»

Зашибись. С каких это пор у его внутреннего голоса интонации Хендерсона?

Да уж, Эдди имел полное право не только прогнать его, но и дать ему в морду, и это тоже было бы просто и естественно.

Стив некстати вспоминает ощущение чужой кожи под пальцами — слегка влажной, нежной, но с ощутимо цепляющимися за пальцы тонкими волосками.

Рыжими. Стив удушающе краснеет, сам толком не понимая почему.

Именно после спонтанного прикосновения ему стало по-настоящему страшно, и не от жутких шрамов, обидных слов или даже собственного странного поступка. Ему было страшно от того, каким жалким и… сломленным выглядел тогда Эдди.

Эдди Мансона, язвительного, изобретательного и хаотического, сломало то, что приятель дотронулся до его шрамов? Или дело совсем не в них?

Стив двумя руками вцепляется себе в волосы. Почему всё так сложно?

Стиву хочется верить, что он вот-вот поймает кончик колючего клубка, свернувшегося внутри, и наконец-то раскрутит его, но тот только царапает ему пальцы, ускользая. Он зажмуривает глаза и снова прокручивает в памяти сцену в госпитале, препарирует воспоминание, ищет следующую «единицу».

Если дело не в шрамах, то в чем? В глупой книжке и героине с нелепым именем? Эдди решил, что это какой-то намек? Стив машет головой, понимая абсурдность предположения. В чем еще?

«Когда-нибудь, возможно, я тоже подарю тебе ипомеи», — говорит память голосом Эдди. Это должно что-то значить. И, кажется, еще что-то про акацию. По правилам языка цветов нужно в ответ подарить такой же букет? Даже по мнению Стива, это слишком странно.

Но ипомеи определенно должны что-то значить, надо будет наведаться в библиотеку. Как он сам сказал Хендерсону — если есть план, полдела, считай, сделано?

Вранье. Стиву по-прежнему категорически непонятно, как жить дальше.

Стив таращится в потолок до светлых сумерек, бесконечно перебирая детали разговора с Эдди. В памяти вертится еще одно слово…

Черт, Эдди был прав. Оно совершенно выскочило у Стива из головы. Что-то там фе…

Плюнув на точное название, Стив пытается найти другие зацепки. Эдди сказал, что их семеро, но отрисовал только пять лиц, и примерно столько же фигур остались без лица. С чем это может быть связано? Кого тоже семеро?

Если считать мелкую Синклер, то…

Хотя Эдди никогда не видел Одиннадцать и младшего Байерса…

…и это может объяснять отсутствие лиц, но там были еще две фигуры…

…о, Байерса при случае можно будет спросить, кого в их задротском мире семь штук плюс еще двое. Вдруг это какая-то рисовательная фишка?

Не Хендерсона же спрашивать, в конце концов.

После воспоминания о Уилле мысли перескакивают на их разговор в машине. Уилл боится, что друзья хуже к нему относятся из-за того, что волей случая он оказался наиболее привлекательным для сверхъестественной ебанины, живущей под Хоукинсом…

«Мое отношение к тебе не изменилось и не могло измениться…»

Стоп, Уиллу он ответил не так.

Тем более глупо говорить, что отношение Стива к Эдди осталось прежним. Правда в том, что после самоубийственной битвы с летучими мышами — или еще раньше? — Эдди стал занимать в его мыслях очень много места, и после каждого визита в госпиталь эта экспансия только усиливалась. Веснушки, улыбка, кольца, длинные пальцы, бандана, пушистая челка, выбившиеся из хвоста пряди, татуировки, мурашки от его прикосновения к волосам Стива, след от краски на губе, легкие толчки плечом, сладковатый запах банданы, светлые кончики длинных ресниц, острые лопатки, «Биг бой», рыжеватые волосы, убегающие под полотенце, — всё это, будто детали паззла из коробки, постепенно выкладывали перед Стивом, и теперь ему предстояло хотя бы попытаться собрать из этого цельную картину.

Черт, почему идти с битой на потусторонних тварей в разы легче, чем понять, что происходит между ним и Эдди?

Еще и то, что Эдди прогнал его… Хотя Стив не отличается супер хорошей памятью, но, кажется, Эдди сказал: «Чтобы я тебя больше здесь не видел». Окей, Стив подождет выписки, и тогда они точно смогут пересечься где-то в городе. Рука непроизвольно нащупывает бандану и стискивает ее. У него есть минимум один повод для встречи. Отлично. Эта детка в очередной раз выручит его.

Второй возможный повод — джинсовка с обрезанными рукавами — канул где-то в недрах шкафа. Пятна крови с нее так до конца и не отстирались.

Стив ложится рано, даже не пытаясь дожидаться родителей, и, утомленный непривычно выматывающими размышлениями, засыпает быстро, включив фоном третьестепенный спортивный канал, где по иронии судьбы показывают региональную лигу бадминтона. Настроение настолько отвратительное, что он практически уверен, что ему приснятся кошмары.

Однако Стиву снится не кошмар — хотя, конечно, это с какой стороны посмотреть.

Во сне, как и в своих фантазиях о будущем, он куда-то едет с детьми, только это не его будущие дети. Это его настоящие: в фургоне чинно сидят Хендерсон, Уилер, Одиннадцать, оба Синклера (слава всем богам, младшая на протяжении всего сна молчит), здоровая Мейфилд и Байерс. Все непривычно тихие, но напряжения не чувствуется, и во сне Стив понимает, что они едут не на очередную битву со злом, а, как и в его мечте, куда-то на отдых. Однако самому ему никогда не удавалось добиться от детишек такого примерного поведения, а значит, кто-то должен помогать ему поддерживать порядок…

Стив-из-сна смотрит направо.

На переднем пассажирском сиденье привычно клубится темнота, но в этот раз чуть более оформленная. Темнота обсидианово подмигивает, широко улыбается и завихряется пушистыми прядями.

Темнота определенно способна удержать детишек в узде.

Под утро Стив просыпается с каменным стояком.

Не то чтобы это было очень странно в 19 лет, конечно. Он здоровый почти-мужчина, с хорошим гормональным уровнем и нормальными потребностями — волосы на груди, разросшиеся в последний год, не дадут соврать.

Хотя, само собой, последние пару месяцев ему было не до секса даже в простейшем его проявлении. Нет, он, конечно, периодически передергивал в душе или перед сном, когда не мог заснуть особенно долго, но делал это механически, исключительно для физической разрядки, типа как в пору занятий плаванием считал своим долгом пару раз подергать плечами перед заплывом: не то чтобы ему это сильно помогало, но так было положено. Чистосердечного возбуждения он не испытывал уже очень давно.

Вне сонного морока запал слегка ослабевает, особенно когда Стив безуспешно пытается вспомнить детали того, что ему снилось, но Стив думает, что, раз уж он все равно проснулся, неплохо бы довести дело до конца. В окне еле-еле занимается рассвет — видимо, еще нет и пяти.

Стив в полудреме, не открывая глаза и не доставая руку из пижамных шорт, шлепает в душ, лениво прикидывая, что он сейчас будет представлять.

Темнота из сна протягивает руку и почему-то знакомым жестом касается его челки. На щеке чувствуется фантомное прикосновение кончиков чужих волос, а под пальцами неожиданно ощущается не знакомая курчавая поросль, а гораздо более нежная.

И, Стив в этом уверен, рыжеватая.

Перед глазами Стива вспыхивают звезды, перемежающиеся с деталями воображаемого паззла. На мгновение он видит цельную картинку, фрагменты которой стоят у него перед глазами третий месяц.

Стив кидает испачканную пижаму в корзину для белья и встает под ледяные струи.

Вот уже почти три года существует очень мало вещей, в которые он не способен поверить.

Кажется, это — одна из них.

«Не делай всё хуже, чем оно есть…»

Еще одна единица.

***

Заснуть снова Стиву так и не удалось. Следующие два часа он сидел на полу возле кровати и опять пытался думать.

Почти три года, с того момента, как он, вместо того чтобы сесть в машину и уехать в свою обычную мудаковатую жизнь короля старшей школы, вернулся в мигающий лампочками дом Байерсов, Стив старался не врать себе. Получалось с переменным успехом, но скорее да — до сегодняшней ночи.

А сейчас Стив тщательно гнал из головы мысль, что дрочил, думая о чертовом Эдди Мансоне.

Технически это, конечно, было не так.

Он всего лишь кончил сразу, как только подумал об Эдди.

…Мысль, очевидно, из головы никуда не гналась.

Некогда довольно серьезно занимаясь спортом, Стив насмотрелся в раздевалках и душевых на всякое и понимал, что стояк после тренировки в суровой мужской компании не является чем-то из ряда вон выходящим и хоть сколько-нибудь порицаемым: так работает организм, кровоснабжение, все дела, и собственно возбуждения там практически не бывает.

Или все-таки бывает? Что, если у половины его сокомандников вставало друг на друга?

Хотя нет, в прошлом году у этой половины, если она, конечно, существовала, должно было вставать на Билли Харгроува.

А до этого — на него самого?

Стиву хотелось смеяться и биться головой о стену, но он продолжал сидеть на полу и дергать себя за волосы.

***

К восьми утра Стив понял, что если он не прекратит думать о мужских раздевалках, своих и чужих стояках и ночном сне вместе с тем, что за ним последовало, прямо сейчас, он свихнется. Привычная реальность в очередной раз вставала с ног на голову, но на этот раз проблему нельзя было решить битой, утыканной гвоздями, или девочкой с суперсилой.

Хорошо, что сегодня у него была утренняя смена в Family Video: ни к чему не обязывающая болтовня с Робин поможет отвлечься, а обычное затишье начала недели позволит спокойно глянуть новинку поостросюжетнее, чтобы занять мысли. Главное — стараться вести себя естественно, потому что Робин обладала своего рода суперсилой — ставить его в неловкое положение, задавая на первый взгляд невинные вопросы об очень важных вещах.

Особенно о простых и естественных.

Стив приехал на работу до открытия, напялил дурацкий зеленый жилет и вяло возил тряпкой по стойке, когда в прокат зашла Робин, от которой прямо-таки фонило безысходностью. Не говоря ни слова, она тоже переоделась и ушла в документальную секцию. Стив тяжело вздохнул, бросил тряпку в угол и пошел за ней:

— Что, Бакли, самое время начать неделю с документалки? Я как раз плохо спал, так что валяй, выбирай поскучнее… Робин?

Девушка бездумно меняла местами кассеты, которые на памяти Стива не брал вообще никто, и молчала.

— Роб, ты меня пугаешь… Что-то случилось? Как прошли твои выходные с Вики? Жаль, что ты не поехала с нами в Пауни и не побегала в мешках от енотов…

— Стив, ну скажи, пожалуйста, что со мной не так? Может, меня прокляли? — Робин обернулась, и Стив мог бы поклясться, что заметил в ее глазах неестественный блеск. — Почему когда я наконец осмеливаюсь думать, что всё налаживается, что-то обязательно идет по… по звезде?

Стив вздохнул. Он и сам бы очень хотел знать ответ на эти вопросы.

— Если не хочешь, можешь не говорить, но ты же знаешь, что я здесь и я всегда готов тебя выслушать… и дать отстойный совет, если дело касается отношений.

Самоирония Стива увенчалась небольшим успехом — Робин слегка улыбнулась и вышла из облюбованного угла:

— Как ты думаешь, про что может быть фильм «Чеснок стоит десяти матерей»?

— Меня больше интересует «На небесах нет пива», — усмехнулся в ответ Стив. — Но смотреть их, мы, конечно, не будем?

— Определенно, — согласилась Робин. Теперь она казалась не столько опечаленной, сколько задумчивой. Девушка помолчала, а потом, вероятно что-то для себя решив, начала рассказывать:

— Ты помнишь, да, что я не поехала с вами на ярмарку из-за того, что собиралась провести уикенд с Вики? Ведь она впервые пригласила меня с ночевкой, и я была так воодушевлена… Конечно, ночевки у девочек — это более или менее обычное дело, но я почему-то подумала, что наконец-то смогу хотя бы намекнуть ей о… своих чувствах. А оказалось… уикенд оказался настолько прекрасным, что я удостоилась чести первой узнать, что Вики помирилась со своим бывшим и уезжает к нему на все каникулы. И поскольку я теперь ее лучшая подруга, она очень хотела рассказать мне первой, чтобы я за нее порадовалась.

— Вот дерьмо, — вырвалось у Стива. — Сочувствую, Робин, это невероятно паскудно…

— По-настоящему паскудно было то, что я не смогла сразу уйти от нее, потому что было уже поздно, и сначала всё было просто замечательно, мы посмотрели «Милашку в розовом», хотя я предлагала «16 свечей», и я хотела, чтобы Энди осталась с Даки, но Вики так растрогалась, что они с Блейном в конце помирились, хотя он полный мудак, а Вики сказала, что он просто всё осознал и вообще эмоционально незрелый, и мы даже немного поспорили, но потом сошлись, что глупо ругаться из-за какого-то фильма, ну а потом, когда мы были уже в пижамах, она сказала, что хочет рассказать мне секрет… — Робин судорожно вдохнула и разрыдалась. Стив слегка дотронулся двумя пальцами до ее руки, напоминая, что он рядом, и Робин, как утопающий за соломинку, вцепилась ему в плечи. Она плакала так долго, что Стив подумывал плюнуть на клиентов и повесить на дверь проката табличку «Закрыто», но, к счастью, в это июньское утро никто из жителей Хоукинса не рвался смотреть фильмы.

— То есть я думала, что Вики всё понимает, а на самом деле она считала, что я просто хочу с ней дружить, — проговорила Робин, немного успокоившись. — Или она просто чувствовала себя одиноко после всей этой непонятной чепухи, когда всё разваливалось, а ее парень испугался и свалил, а тут подвернулась я. Вдвоем ей было не так страшно, наверное.

Стив молча слушал. Он не видел Робин и Вики вместе с апреля и сейчас с грустью понимал, что практически не в курсе того, что вообще происходило в их отношениях.

— Ты ей никак не намекала, да?

— Ну, ты понимаешь, что я не могла делать то, что делают девочки, когда им нравится мальчик, или мальчики, когда им нравится девочка: половина всего этого бесполезна, а вторая вообще какой-то отстой. Я смотрела на Вики, старалась быть поближе к ней, стремилась проводить с ней время, но, получается, выглядела младшеклассницей, которая ни с кем не хочет делиться новой подругой.

Стив задумчиво поскреб в затылке:

— Прикосновения? Двусмысленности? Флирт, я не знаю… Подарки?

Робин снова всхлипнула:

— Ну, я говорила ей, какая она классная и что мне с ней очень интересно, а она говорила, что мы очень похожи и что ей каждый раз хотелось, чтобы на следующую волонтерскую смену нас ставили вместе. А нас и ставили, потому что я договаривалась с начальством и работала в полтора раза больше, еще и некоторые курсы в школе прогуливала… А остальное… Смотри, когда ты таращишься на парня и глупо хихикаешь, он рано или поздно поймет, что здесь что-то не так, а девушка может просто тоже смотреть на тебя и хихикать в ответ — и это будет значить чертово нихера! С прикосновениями еще сложнее, потому что вот за какие места друг друга трогают парни, — черт, я сегодня формулирую еще более криво, чем обычно, но ты меня понимаешь? — спина, плечи, локти, и если что-то из этого ряда выбивается, волосы там, колено, за руку взять, то есть повод подумать, что что-то там нечисто, так? — Стив закусил щеку изнутри и очень сильно постарался не покраснеть. — А некоторые девушки, кажется, постоянно друг друга касаются: обнимашки, ходят за ручку, красят друг друга, да блин, даже на танцах пара из двух девушек в 99 случаях из ста значит только то, что им обеим не хочется подпирать стенку.

— А пара из двух парней — что один нехило проспорил, — хмыкнул Стив. — Да, окей, я понял, что со словами и прикосновениями всё непросто. И тогда какова была твоя стратегия — ждать?

Робин начала грустно накручивать на пальцы челку.

— Наверное, я и вправду ждала чего-то со стороны Вики, искры какой-то, что дало бы мне понять, что она такая же, как я, и что я ей небезразлична тоже. Ну или удачного момента, когда звезды бы идеально сошлись. Или просто момента, когда ты понимаешь, что больше не можешь держать это в себе и просто умрешь, лопнешь, если не скажешь хоть что-то, хоть полунамеком, или оно вдруг само вырывается… — Робин тараторила еще сильнее, чем обычно, а Стив слушал и сочувственно кивал — больше он пока ничем помочь не мог. — В общем, когда она позвала меня на эти выходные переночевать у себя, я была просто на седьмом небе от счастья, ну и боялась, конечно, думала, что этот самый момент может наступить так скоро, а я к нему еще, может быть, не совсем готова… Только наступил совсем другой момент… Мы лучшие подружки, сюрприз! Вики еще сказала, что у нее никогда не было такой замечательной подруги, как я.

Стив мягко улыбнулся:

— В этом она права. Ты замечательная подруга, лучшая из лучших, и Вики еще пожалеет, что вернулась к своему трусливому парню. Тем более что в «Космо» пишут, что на фундаменте дружбы можно построить самые крепкие отношения!

Уловка достигла цели:

— Стив Харрингтон! С каких это пор ты читаешь «Космо»?

— С тех самых, как кто-то оставил два журнала в подсобке. Знаешь, я не хочу думать, что это был Кит.

— Как отвратительно!

За разговорами с Робин Стив почти забыл о том, что с самого утра мучило его самого, но одна мысль крутилась где-то на задворках сознания и заставляла думать, что Робин сможет помочь ему хоть немного разобраться в себе.

За пятнадцать минут до закрытия, под раздражающее жужжание перематываемых к началу кассет, Стив наконец-то с горем пополам смог сформулировать то, что хотел выяснить у Робин.

— Эммм… А как вообще предполагается понимать, что тебя по-особому тянет к человеку твоего же пола? Ну, то есть если ты всю жизнь интересовался только своим полом, это одно, но у Вики же был этот ее мудак-парень, а значит, если бы у вас всё получилось, ей бы в любом случае нравились и парни, и девушки? Может, Вики просто не может до конца разобраться в себе? Ну, блин, потому что это довольно сложно: ты живешь, любишь сиськи… или члены, — Робин убедительно сымитировала, что ее вот-вот вырвет, но на Стива это не подействовало, — а потом появляется кто-то, кто переворачивает твой мир с ног на голову. Вдруг это просто такая дружба и вы просто такие платонические половинки друг друга — ну, типа нас, но у обоих члены или сиськи…

— Харрингтон, ты безнадежен. Как ты вообще написал выпускное эссе?

— Не сбивай с мысли. Где проходит граница между желанием дружить с человеком и желанием… быть с ним, если это человек твоего пола?

Под пронзительным взглядом Робин Стиву становится очень неуютно и он успевает пожалеть, что вообще поднял эту тему. Он готов поклясться, что Робин поняла, что его неуклюжий спич касался далеко не только ее с Вики отношений. Стив глубоко выдыхает и готовится оправдываться.

Однако ему везет, и Робин, кажется, не видит в его словах никаких вторых и третьих смыслов:

— Если я правильно поняла, ты сейчас спрашиваешь о том, как человек осознает свою бисексуальность? Черт, Стиви, это действительно отличный вопрос… Это, наверное, могло бы многое объяснить.

— Потому что это, если я правильно понимаю, может быть еще тяжелее, чем принять свою гомосексуальность? Потому что когда тебе с самого начала нравятся одни и не нравятся другие, это одно, а когда ты живешь с мыслью, что ты гетеросексуален до мозга костей, но человек твоего же пола переворачивает всё с ног на голову, это сводит с ума… Наверное.

Стив молится всем богам, чтобы Робин не заметила его заминки, но Робин кажется погруженной в свои мысли.

— Знаешь, я так понимаю, лично для меня важны две вещи. Первая — это нежелание, чтобы у человека были с кем-то еще такие же отношения, как с тобой. В случае обычной дружбы, если все не психи, друзья не против, если друг общается с кем-то еще…

— Бакли, это называется ревность, — фыркает Стив. — Что там с твоим эссе?

— Я с тобой не до конца соглашусь, но ладно, для простоты пусть это будет ревность. А второе… С точки зрения великого философа современности Робин Бакли, это желание не просто быть рядом с человеком, но и разделять с ним его радости и горести, поддерживать его…

— Робин, это тупо дружба, — вставляет Стив.

— …а еще — впитывать в себя всего человека, его взгляды, улыбки, интонацию, смех, подмечать малейшие детали, смотреть на него, слушать его голос, делать так, чтобы она… или он, если мы говорим в общем, улыбался, постоянно хотеть дотронуться хоть до чего-нибудь: руки, волос, плеча, даже до одежды — и, конечно, надеяться перейти к чему-то большему, даже если ни черта не знаешь, как это происходит, — заканчивает Робин с нервным смешком.

— И наше слово по вертикали — влюбленность, — хлопает в ладоши Стив. — И с ним же, но по горизонтали, видимо, — влечение.

И вдруг отгаданный им микрокроссворд Робин внезапно помогает собрать его собственный многокомпонентный паззл, где на своем месте оказываются тонкие пальцы, искрящиеся глаза, кончик языка, сосредоточенно прикушенный между зубами, дорожка рыжеватых волос и всё-всё остальное.

У Стива темнеет в глазах.

Робин продолжает свою мысль, не обращая внимания на его замешательство:

— Пожалуй, да, это влечение. В конце концов, дрочить на друзей как-то нездорово, не находишь?

С этим чертовски трудно поспорить.