Тэхёна всего трясёт, будто в лихорадке, когда Чонгук медленно опускает его на землю, не сводя задумчивого прищура с Туана, который всё так же, как и прежде, смотрел только на омегу, будто ожидал, что вот-вот тот наконец-то одумается и подойдёт к нему, заняв место, которое должен был занять изначально.

— Всё, принцесса, ты сыграл свою роль благородного принца, а теперь давай, иди сюда, — в голосе южного альфы сквозит сталь и лису становится жутко от мысли, что тот вполне легко мог бы вспороть ему горло при желании, или если если омега прямо сейчас не сдвинется с места и не подойдёт к нему. Останавливало его, наверное, только присутствие третьего заинтересованного лица.

И Тэхён правда хотел бы сделать шаг, но он чисто физически не находит в себе силы и те самые важные аргументы "за", которые могли бы позволить ему продолжить играть роль того самого хорошего мальчика, который не хочет причинять ещё больше дискомфорта тем, кто принял его. Принял раненым, больным и абсолютно раздавленным той самой суровой правдивой реальностью, что существовала вне четырёх стен его маленького домика у моря, в котором он любил прятаться от всех проблем с самого детства. Он вырос, и проблемы с того самого момента стали ещё больше и абсурднее.

А Чонгук правда уже очень сильно устал от них.

— Ты, кажется, не понял меня, — альфа делает шаг вперёд, потом второй, третий, пока не останавливается возле альфы, смотря на него сверху вниз. И Туан впервые обращает на него взгляд. Но в нем нет больше той надменности и какого-то желания задеть, скорее, просто растущее с каждой минутой раздражение.

— Это ты меня не понял, Чон Чонгук, — Туан с силой оттолкнул его от себя и омега не успел опомниться, как по земле покатились оба вожака, перекинувшись в волков. Чёрного и бурого. Он еле успел отскочить прежде чем оказался бы увлечен в их драку.

Другие волки, видимо по внезапно дрогнувшему стайному чутью, быстро вернулись на поляну, обступая дерущихся вожаков севера и юга и оттесняя омег и более слабых назад, а Хосок и Чимин, оба не на шутку встревоженные и напуганные, взлохмаченные выскочили их домика целителя, мгновенно находя Тэхёна, который не сводил своего внимательного, но абсолютно пустого взгляда с двух волков.

И ему правда было страшно, и странно что прямо сейчас альфа рисковал ради него жизнью и собственным здоровьем, хотя, о боги, Тэхён последний, кто в его жизни должен был этого стоить. Потому что Тэхён в действительности этого вовсе не стоит, как бы Чонгук не пытался доказать ему абсолютно обратное все эти дни. Чимин мягко приобнимает его и торопливо отводит назад, и омега безвольно, словно кукла, марионетка, поддается его действиям и чуть ли не падает, но бережные руки целителя аккуратно придерживают его. Хосок наоборот делает шаг вперёд, грозно глядит на тех волков, которые хотят выйти, вмешаться в бой. Нельзя впутывать в этот психоз других стайных альф.

А волки громко утробно рычат, бросаются друг на друга, впиваются когтями в бока, плечи. Бурый волк всё пытается поднырнуть под чёрного, не уступая ему в способностях и жестокому стилю боя. Но очевидно, что они устают, ведь резкий, по зверски активный бой для неподготовленных, пускай и волков, будет выматывающим. Туан прихрамывает, у Чонгука вся шерсть заляпана кровью и омега, если честно, совсем не может понять чья именно она. Северный вожак громко рычит и Тэхён еле улавливает этот давящий феромон, который направлен на южного волка, который прижимается грудью к земле. Они, будто переговаривались о чем-то мысленно, воздух между ними искрил и всячески мерцал от напряжения, будто ещё немного и вся близлежащая территория не выдержит и подлетит на воздух со всеми её обитателями.

Туан отскакивает к Сокджину, который до этого внимательно смотрел со стороны, стойко выдерживая раздражённые, вспарывающие кожу взгляды северных волков. Ведь в действительности, какое ему дело? Он лишь наблюдатель, который делает свои выводы из увиденного.

А Чонгук делает ещё один шаг вперёд и хочет прыгнуть. Переносит вес на задние лапы, чувствуя в этой глупой битве своё очевидное превосходство. Ещё немного и он может покончить с этим прямо здесь и сейчас, прекратив чужие страдания.

— Чонгук, — голос Тэхёна, будто хрупкая льдина на реке, что поверхностно замерзает каждый зимний сезон. Чуть ступишь — провалишься в холодную воду и больше не выберешься. Но как и холодная вода он действует на волка достаточно отрезвляюще, хоть и доносится, будто сквозь огромную толщу. У него будто красная пелена бешенства мгновенно с глаз спадает и он может наконец-то разделить бразды правления над разумом со своим волком, который от злости хвостом по земле бьёт. И Чонгук, вообще-то, очень даже хорошо понимает его. Себя во многие другие моменты — не очень. Его прямо сейчас — да. Потому что второй раз потерять кого-то, ставшего настолько дорогим он просто банально не был готов.

— Чонгук... — омега вновь зовёт его, сжимая руками белую рубашку на груди и альфа послушно делает шаг назад, не понимая, что Тэхён такого делает с ним, почему он так легко поддается ему. Думает, что его потеряшка вовсе не лисёнок, маленькая ведьмочка, да и только.

Когда Хосок кладёт руку ему на холку, чёрный волк окончательно успокаивается, но оборачиваться человеком совсем не спешит. В лагере всё ещё чужаки, а вести внятный разговор со стаей касательно произошедшего он и вовсе не готов. Чонгук просто не знает, что можно сказать им такого, что резко исправило бы положение дел в их глазах. Он лишь низко рычит в сторону Чимина, махнув хвостом в сторону дома, надеясь, что целитель поймёт его без слов. Сил не было даже на использование стайной связи. Вся она уходила на минимальную регенерацию.

И Чимин правда понимает его, послушно уводит лиса в ту сторону, когда с задних рядов слышится то самое противное: "И почему Чонгук так цепляется за него? От него одни проблемы.". Омега мгновенно реагирует, накрывает ушки дрогнувшего Тэхёна, шепча еле слышное:

— Абстрагируйся от них, пожалуйста.

И Тэхён и рад бы, наверное, сделать так как просит Пак, но он не может. Не тот день, не то состояние, не те люди, от мнения которых можно просто так откреститься или пропустить мимо ушей. Потому что лис, вроде как, теперь омега вожака. И ему, вроде как, нужно быть выше этого, соответствовать новому статусу, слышать и прислушиваться, как и велел Чонгук. Но Тэхён понимает, что он слишком слаб для этого. Снова больно. Снова он не любит это чувство.

Когда оба омеги пропадают из поля видимости, скрываясь в доме, Хосок наконец раздражённо дергает плечом в сторону южных волков, выдыхая громкое:

— Проваливайте, мы уже дали знать вам, что Тэхён останется на севере, слишком глупо и необдуманно с вашей стороны было проделать весь этот путь ради одного единственного омеги и ради того, чтобы получить по морде за него. Он часть этой стаи, он омега вожака севера и пора бы вам прекратить попытки забрать его отсюда.

Сокджин не смеётся, не улыбается, кажется, вовсе никаких эмоций обоим Чонам не показывает, прекрасно справляясь со своей закадровой ролью, отведённой ему в этом глупейшем спектакле одного актёра, имя которому Ли Туан. Самому Сокджину в действительности нет дела до этого омеги, он такой же как и все те предыдущие, некогда встреченные им. Да, строптивый и да, возможно очаровательно красивый, но не более. Этот омега страстно желает жить, Сокджин, целью которого внезапно стало стравливание двух стай руками недалёкого своего вожака, не любил таких. Но он слишком хороший манипулятор и преследует большое количество личных целей, чтобы внезапно бросить начатое спонтанное дело на пол пути. Запад и восток его никогда не интересовали, потому что ни Намджун, ни Юнги никогда не представляли из себя интересной пешки на собственно разыгранной шахматной партии.

Поэтому, он, не говоря ни слова, уходит вслед за бурым волком, который пока ещё вроде его вожак. Да, пускай Сокджин в глазах северных волков глуп и беспомощен, пускай он для них полнейший идиот, прогибающийся под лидера. Альфа добивается именно этого.

***

Как Тэхён оказывается в комнате Чонгука он не помнит, всё происходит, будто в тумане, замедленной съемке какого-то дешёвого неинтересного кино, из актёрского состава которого омега так хотел бы поскорее выйти. Он помнит, что Чимин наскоро помогает ему переодеться в одежду Чонгука. Почему именно в его лис не понимает, но запах альфы действует на него как самое лучшее успокоительное. Цикорий и мёд мягко обволакивают каждый уголок тела, каждую клеточку, впитываясь прямиком под кожу. И Тэхён не может удержаться от того, чтобы не зарыться носом в воротник альфьей толстовки, прикрывая глаза. Все просьбы не привязываться к Чонгуку крошкой осыпаются на пальцах в такие моменты, всё лисье нутро, твердившее, что так не может быть, пеплом оседает на лёгких, заставляя вместо кашля издать неприятный сдавленный хрип, вырывающийся прямиком из стиснутой прутьями клетки, в которую он в очередной раз сам себя загнал, груди.

Чимин приносит горячий чай с ромашкой и боярышником, долго сидит рядом и молчит. Не хочет сказать лишнего, думается омеге. Не знает, что лучше сказать, глотает ком в горле целитель и просит попробовать уснуть. Они обязательно обо всём поговорят утром и решат, как лучше поступить. И лис понимает, что все те безумно тёплые дни, прошедшие после первого прихода Туана в северную стаю перечёркиваются одной сплошной чёрной полосой, возвращая в явь все кошмары, успокоение от которых омега находил, будучи в форме лиса, под боком у Чонгука.

Когда Тэхён наконец-то отставляет кружку и сворачивается на краю кровати под толстым одеялом, надеясь таким образом скрыться от всех проблем, Чимин аккуратно подтыкает его со всех сторон, чтобы было теплее, и бесшумно выскальзывает из комнаты, прикрывая за собой дверь. Тэхёна жалко не только как омегу, который вынужден столкнуться с такой несправедливостью со стороны альфы, но и просто как человека. Он ведь вовсе не плохой, каким его выставляет большая часть стаи, для которой он является трагедией. Он ведь вовсе не виноват в том, что Туан настолько ненормален в своих действиях.

Когда целитель спускается вниз, заворачивая на кухню, он обнаруживает сидящих там в тусклом свете лампы Хосока и Чонгука, которые, заметив приближение Чимина, мгновенно выпрямились.

— Он... — хрипло начинает Чонгук, оттягивая воротник чёрной футболки, но осекается, увидев грустный взгляд младшего друга.

— Я напоил ему чаем и он вот-вот уснёт от накатившей усталости, — замолкает, но лишь на мгновение, чтобы потом продолжить: — нам нужно что-то сделать с Туаном, это не может так продолжаться, на нём лица не было!

Чимин почти срывается на изнеможённый крик, когда Хосок, сидевший к нему ближе всего, увлекает его на свои колени, обвивая руки вокруг талии. Омега тычется носом в пушистую коричневую макушку. Они все очень устали.

Чонгук сцепляет руки перед собой в замок, кладёт на него лоб и правда, правда пытается думать хоть о чём-то. Даже о Туане, в конце концов, и о том, что им делать с вожаком южных волков. Но Чонгук, в итоге, думал обо всем угодно, только не о проблеме. Он думал о Тэхёне, что спал сейчас наверху, в его комнате, о тех браслетах, которые потеряшка полюбил плести из всего, что найдёт в комоде альфы, о том, как чудесно ему идут его, чуть великоватые рубашки, о том, как омега хорошо готовит и Чону впервые не хочется выблевать собственные внутренности от отвращения к еде, о...

— Он похож на Хёнджина, — дрогнувшим голосом произносит Чимин. И даже не спрашивает, утверждает, но выглядит таким же невероятно разбитым, как и сам Чонгук, услышав ещё от кого-то подтверждение своих собственных тревожных мыслей.

Да. Точно. Похож.

Чонгук не пытался отрицать этого, потому что было очевидно. Но он так сильно пытался не думать о том, что произошло два года назад, что теперь едва ли понимал о чём стоит размышлять сейчас. Этот омега, которого Чонгук впервые в жизни искренне любил, не должен был прийти к нему в образе совершенно другого по характеру человека. Хёнджин погиб в жаркий июльский день под обломками сгоревшей и от этого обвалившейся смотровой вышки на границе с западом. Альфа не успел помочь ему. Похоронен омега был за лагерем, возле озера, где так любил бывать вместе с Чонгуком, много, без умолку говоря о том, что их поселение можно было бы расширить до этих территорий.

Образ Хёнджина, сохранившийся в больном мозгу Чонгука, никак не должен был вязаться с образом Тэхёном. С образом лиса, который хочет быть свободным, который родился за горами и был больше похож на то самое море, что расстилалось, чем за холодную северную метель, в которую был рождён Хёнджин.

— Туану нужна вовсе не война, — тяжело, глотая ком в горле, произносит Чонгук, казалось бы, самую очевидную из всех возможных вещей. — Ему нужен Тэхён и именно поэтому он готов пойти на всё, что угодно, ради того, чтобы добиться его, не важно, добровольно потеряшка вернётся к ему или насильственно. И я, если честно, в замешательстве. Сегодняшняя драка дала понять стае, что им угрожает нечто большее, чем просто пустые угрозы и, о боги, я правда не знаю, что мне делать.

— Если мы объявим югу войну, как того добивается этот напыщенный самоуверенный волк — стая не поймёт нас. Альфы откажутся воевать на нашей стороне, потому что для них Тэхён ничего более, чем просто проблема, помешавшая их мирной жизни. Они не понимают, почему мы решаем проблемы незнакомого лиса, которого видим впервые в жизни, — произносит Хосок, встречаясь с отсутствующим взглядом Чонгука. Альфа была где-то далеко, явно не на этой кухне. В сознании его держали только слабые нотки бергамота и пряностей, зависшие в комнате, и собственные болезненно ноющие царапины, оставленные когтями Туана, которые потихоньку затягивались.

— Они и не поймут, пока Тэхён сам не даст им понять кто он и чего стоит. Он омега вожака, Дерево выбрало его, наши боги выбрали его, они могут сомневаться в моих решениях, в ваших, потому что все мы волки, всем нам свойственно ошибаться. Но в богах — просто не могут.

— И всё же, — Чимин трётся щекой о Хосокову макушку, пока альфьи руки мягко поглаживают его бока. — Это не решает нашей основной проблемы. Юг может в любой момент ударить по нам. Просить помощи у запада и востока? Намджун и Юн...

— Нет, — резко прерывает его Чонгук, откидываясь на спинку деревянного стула и прикрывая глаза. — Мы не будем втягиваться запад и восток до последнего, пока есть такая возможность. В наших интересах, чтобы этот конфликт с югом не распространялся дальше наших территорий. Скоро ежегодный стайный Совет. Там я представлю Тэхёна как своего омегу, вплоть до этого мы ненавязчиво увеличиваем боевые тренировки альф, продолжаем уход на нашими полями и урожаем, укрепляем поселение, на случай, если волки с юга всё же нападут и будут метить прямо сюда, а мы не успеем перехватить их на границах.

Они ещё какое-то время обсуждают план действий на ближайшее время, как лучше сделать так, чтобы стая ничего не заподозрила. Хосок обещает поговорить с альфами, что руководят ежедневными тренировками, Чимин, что наведается в лес и пополнит запасы уже имеющихся трав и тех, кто постепенно начинают подходить к концу. Чонгуку оставалось только наблюдать за всем со стороны и приглядывать за состоянием Тэхёна, постаравшись вернуть его состояние в то стабильное, каким оно было до этой ночи.

Проще было представить это себе, чем воплотить в реальности.

Закрыв дверь за друзьями, Чонгук выключает во всем доме свет и поднимается наверх, в свою комнату, приоткрывает дверь, проходит внутрь и присаживается на корточки прямо напротив свернувшегося Тэхёна. Из под одеяла торчала одна только омежья голова и это не помешало волку разглядеть блестящие влажные дорожки от слёз на щеках лисёнка.

— Этот мир не заслуживает твоих слёз, — мимолётно думает Чон, заправляя выбившуюся из общей причёски кудрявую прядку за ухо Тэхёна. Он и правда похож на Хёнджина. И наверное именно поэтому альфа так боится, что его тоже может потерять только-только обретя в своих руках. И наверное именно поэтому Чонгук так боится этой тупой болезненной привязанности к маленькому лису, которая снежным комом растёт в груди изо дня в день с того самого момента, как Чимин обнаружил маленький белоснежный комок под его домом. В Тэхёне всего мысли и альфа, если честно, боится того, чем это чревато. Он глубоко вдыхает в себя пряный запах омеги. Сейчас он, правда, больше отдавал горечью и тоской, чем любимым послевкусием.

Омега внезапно дёргается, вошкается, сильнее жмурится и, будто бы нехотя, приоткрывает один глаз.

— Я тебя разбудил? — Шёпотом бормочет альфа и уже собирается подняться, чтобы уйти спать вниз, чтобы больше не тревожить Тэхёна и без того пристальным вниманием. — Извини, я уже ухожу, просто хотел проверить как ты.

Но лис внезапно цепляется кончиками длинных пальцев за его штанину и, нахмурившись, не говоря ни слова, тянет на себя, безмолвно прося о том, чтобы тот остался. Потому что правда этого хочет, потому что боится, что кошмары вновь вернутся, а ведь омега ни разу не засыпал один с того самого дня как Чонгук впервые заснул вместе с ним.

— Тэхён, не глупи.

— Я глупый, — утверждает, — но я правда хочу поговорить, не оставляй меня один на один со своими мыслями.

Чонгук знает настолько это тяжело, когда для разговора у тебя есть только ты сам и больше никто. Он привык к тому, что должен проходить через свои проблемы один, потому что такой из него вожак. У него проблемы стаи выше собственных, у него комфорт стаи выше своего собственного. Но ещё альфа помнит, что там, у дерева, пообещал омеге, что попытается научиться жить иначе. Не утверждал, обещал. Поэтому прямо сейчас всё же сдаётся, аккуратно через маленький комок перелезает и садится у изголовья, ожидая, когда Тэхён сядет рядом.

— Чонгу...

— Не начинай, Тэхён. Ты не проблема, не беда и не катастрофа. Ты не приносишь мне дискомфорт, а неудобства в самую последнюю очередь и нет, я не жалею, что вмазал когтями по роже Туана полчаса назад. Я не отступлю от своей позиции. Ты можешь уйти только в том случае, если захочешь этого сам и я не буду тебя удерживать, но мы оба понимает, что этого никогда не будет. Ты можешь говорить что угодно, но это не то, о чём ты в действительности думаешь, глупый лис, — он легонько постучал пальцем по лбу омеги и Тэхён сморщился, — поэтому пока ты тут и пока ты мой омега я сделаю всё, чтобы защитить тебя. Я защищаю то, что мне дорого, а ты, к моему удивлению, вскочил в этом списке на самое первое место за удивительно короткий срок.

Тэхён понимает, что сказать ему больше нечего. Он хотел начать оправдываться, извиняться, просить прощение за то, что некогда спокойная жизнь севера всколыхнулась из-за него. Но Чонгук обрубил все его попытки вымолвить хоть слово и сейчас устало смотрел ему в глаза, надеясь, что лис скажет что-то не очевидное, вероятно, новое. Но Тэхён не говорит и альфа вновь берёт слово, придвигая омегу ближе к себе, чтобы удобнее было обнять поперёк талии.

— Я знал одного омегу, такого же упёртого и вредного, как ты, который любил стоять на своём до конца, чего бы ему это не стоило, — ему чудом удаётся выровнять голос так, чтобы ничем не выдать свою дрожь и очевидную боль. Он даже не называет имени Хёнджина, но Тэхён и так всё понимает. Слишком очевидно.

— Но в то же время он был безумно добрым и старался помочь всем в меру своих возможностей, даже если и их иногда не хватало. Он готов был причинять себе боль, лишь бы другим было хорошо. Это был самый сильный омега, которого я только встречал в своей жизни, представляешь? А потом он умер. И я не успел помочь ему.

— Ты до сих пор винишь себя за это?

— Да, я чувствовал, что в тот день что-то должно было случиться, но не понимал, что именно. Я опоздал, буквально, на пару минут которые стоили ему жизни. Но я говорю это сейчас не для того, чтобы излить душу, нет, я не нуждаюсь в этом, потому что привык нести свою ношу один. Я просто хочу, чтобы ты не загонялся из-за происходящего, Тэхён.

Альфа зарывается носом в чёрную макушку омеги, так, что тот почти перестаёт дышать. Просовывает руки под одеялом, чтобы обнять было удобнее.

— Я умоляю тебя не забывать, что ты пока ещё живой. Да, Туан всё ещё существует и угрожает всем нам, но жизнь не стоит на стопе, она продолжается в том же привычном темпе. Нам всегда что-то угрожает и если мы всегда будем прятаться под колпаком, то какой в этом смысл? Продолжай жить, продолжай быть рядом со мной, как ты пообещал мне у дерева. Ты можешь теперь выходить из дома. Помогай Чимину, можешь пойти собирать с ними травы, попроси работу у Хосока, попробуй сблизиться со стаей.

— Но они...

— Они поймут всё, когда увидят как ты работаешь для них и за них. Ты мой омега, Тэхён. Да, они могут быть недоверчивы, это вполне понятная реакция, но это не значит, что ты должен отворачиваться от них.

Они молчат какое-то время. Тэхён пытался осмыслить всё сказанное альфой. Пытался представить себя в окружении северных волков, их взглядов и шёпотков на спиной. Если попытаться делать всё с лёгкой руки, то, может, что-то и получится? Может, если он правда увлечется хоть какой-то работой, то это пойдёт ему на пользу? Он поднимает глаза на Чонгука, какое-то время молчит.

— Раз уж мы, вроде как вместе, то, можно сказать, что мы в отношениях?

— Отношения появляются по любви, лисёнок и строятся на чувствах, — вздыхает Чонгук, приподнимая бровь. Он совсем не понимает, почему омега решил завести с ним этот разговор прямо сейчас, когда у них вроде бы вот только был момент личных откровений.

— Я к тебе привязан и ты, ко мне, думаю, тоже. Такие чувства не появляются по щелчку пальцев, хоть и дерево выбрало нас, решив связать. Я не тороплю тебя только потому, что вижу, как тебе тяжело, понимаешь? Нельзя полюбить человека быстрее, чем это суждено. У тебя есть очевидные границы, которые ты сам на себе и в себе расчертил из-за того волка как Туан.

Тэхён слабо прикусывает губу, отрывается от альфы, заставляя его расцепить замок из рук вокруг его талии и сжимает ладошки на коленках. Чонгук внимательно следит за его действиями, хоть и пока не понимает, что омега собирается сделать. А он делает то, что удивляет обоих. Невесомо, почти неощутимо касается собственными губами чужих. Никак не углубляет, не настаивает, просто пробует, потому что его лис с ума уже сходит от такой близости. А волк Чонгука оглушающе воет, припадая к земле брюхом, тоскливо подвывая, когда Тэхён всё же отрывается.

— Я не могу назвать поцелуи с Туаном поцелуями или подростковые шалости с лисами из стаи, я не умею любить, я не знаю как это бывает, — сбивчиво, горячо шепчет он, чувствуя как предательски краснеют кончики ушей. — И эта привязанность, она ведь... Она ведь тоже в новинку для меня, понимаешь? Я теряюсь во всех мыслях, что существуют в моей голове в один момент, я не знаю, что с ними делать и мне не по себе...

Чонгук внезапно негромко смеётся, с того как мило выглядит сейчас Тэхён. Лунный свет, пробивающийся сквозь не задёрнутые шторы, красиво ложится на его лицо, бликами играет в волосах и больших глазищах. Альфа не выдерживает совсем, притягивает омегу к себе, вновь прижимая к своей груди и придерживая, чтобы тот не убежал. Но тот даже при большом желании не смог бы, не хочет, не имеет сил и желания.

— Дурашка, — еле слышно, с добродушной усмешкой произносит альфа, переводя взгляд в окно, за которым виднелись сосны, ели, вся необъятная территория севера.

— Нам столько многому придётся друг у друга научиться.