На завтрак были котлеты с рисом и остальные стаи. Первые я механически жевал, не чувствуя вкуса, а вторые я жадно поедал глазами, пытаясь рассмотреть их во всех деталях.

Стаи… Ещё одна странная концепция, которую мне пытался объяснить Джин по дороге в столовую. Но его ответы лишь породили множество новых вопросов, которые я не мог задать: на мою попытку я получил небольшую лекцию о вреде разговоров за едой. Я поморщился. Разговор о вреде общения во время еды не был вредным, значит?

И всё же. Первая группа, вторая группа, третья группа, четвëртая группа, шестая группа… И у каждой было своё название. Крысы, Псы, Птицы... Очень хотелось спросить, кто додумался дать такие нелепые и разношëрстные во всех смыслах названия. Впрочем, как раз в избыточной разношëрстности названия групп обвинить было нельзя: они отличались друг от друга, как будто нарочно задались целью иметь друг с другом поменьше общего.

Если первая была как будто вырвана из какой-нибудь частной школы с обязательной школьной формой, то уже следующая за ней по порядку вторая была чем-то… Совершенно не имеющим отношение к школе. Я бы не поверил, что можно так выглядеть в школе, если бы не видел их собственными глазами — и, к сожалению, даже слышал, потому что они очень громко о чём-то спорили. Я вздрагивал каждый раз, когда кто-то из них замахивался друг на друга, но, казалось, никто, кроме меня, не обращал на это внимания, что было странно не в меньшей степени, чем само происходящее.

За столом третьей, напротив, было тихо, как на поминках, когда ещё никто не успел выпить и начать произносить заунывные речи. Выглядели они соответствующе уныло. Все в чëрном, они составляли одинаково неприятный контраст что с наполовину белоснежной первой, что с цветастым пятном второй. Честно говоря, они были довольно жуткими.

Четвëртая группа казалась достаточно… Обычной. Из всей группы выделялся разве что парень, который выглядел как случайно попавший за их стол кто-то из второй группы — он выглядел так же ярко и жестикулировал так же бурно, за неимением лучшего слова, разве что, казалось, не так агрессивно.

Ещё, — вспомнил я, — Джин упоминал, что в Четвëртой группе был Вожак Дома. Что значил этот статус и кому он принадлежал, он не успел объяснить. Я смотрел на них и пытался угадать, но очень быстро эта игра в угадайку мне надоела, и я перевëл взгляд на следующий стол.

Шестая, или Псы, выглядели... По-разному. Половина выглядела почти так же безумно, как и Крысы, а другую половину легко было бы перепутать с той же Четвëртой, например. Чертой, которая объединяла всех Псов, как объяснил мне Джин, был ошейник на их шеях. Назвали ли их Псами из-за этих ошейников? Или, напротив, эти ошейники являлись таким своеобразным способом показать свою принадлежность к Псам? И почему они были именно шестой группой и куда подевалась пятая?

Пристально вглядываясь в поисках ответов на свои вопросы, незаметно для самого себя я закончил свой завтрак. Заглянув в стакан, я обнаружил остатки какао. Судя по привкусу, оставшемуся на языке, он был на воде и совсем без сахара. Я вернулся взглядом к группе, которую мне предполагалось называть своей.

«Первая группа — образцовая группа". Пока что мне было сложно сказать о них что-то определëнное. Кроме того, что первая, пожалуй, вполне оправдывала своё звание «образцовой» — хорошие мальчики, которые не болтают во время еды и носят школьную форму летом. Я попытался угадать, как могли бы их называть. Черно-белые животные? Мысленно я перебрал всех, кого смог вспомнить: панды, пингвины, зебры, сороки… Все варианты звучали одинаково нелепо и просто смешно. С другой стороны, не то чтобы все остальные названия звучали серьёзно.

Мне нужен был кто-то, кто знал бы наверняка. Я посмотрел на Джина — тот уже закончил свой завтрак и наблюдал за тем, как его постепенно заканчивали все остальные. Решившись, я позвал его:

— Джин? — он заморгал, стряхивая с себя свой задумчивый вид, и перевëл на меня удивлëнный взгляд. — Ты не сказал мне, как называют вас, первую. В смысле, Птицы, Крысы… А вы — кто?

Джин поморщился и поправил свои очки. Я начинал подозревать, что это у него такой нервный тик. Немного замявшись, он всё же ответил:

— Это Фазаны. И кстати, привыкай говорить «мы». Теперь ты один из нас.

— Да, конечно. Спасибо, Джин. — поблагодарил его я, стараясь не задумываться о том, что он прав. Получается, что теперь я действительно один из них.

Фазан.

***

Я задержался в ванной, рассматривая себя в зеркале. Когда я мерил эту форму меньше месяца назад, я не рассчитывал, что мне предполагается носить её целый день и каждый день.

Нервно теребя воротник рубашки, я думал о том, что обнаружил среди аккуратно сложенных валиков одежды, которая едва ли пригодится мне теперь. Шуршащий полиэтиленом, невскрытый блок сигарет был забит пачками папиной любимой марки — я узнал их по обложке. Я пытался понять, что происходило в голове у отца, пока он прятал его среди моих вещей. Искал ли он сигареты в моих вещах? И если да, то в чём смысл положить своему ребёнку сигареты, когда ты их у него не нашёл?

Какой-то абсурд. Я не знал, что и делать теперь с этим блоком — по крайней мере, мне хватило ума не вытаскивать его рассмотреть на свет или вроде того. Не думаю, что обитатели первой группы одобрили бы мою тягу к курению, пусть и совершенно надуманную.

В конце концов, я не могу ничего сделать, кроме как оставить его на дне сумки. И, конечно, не давать кому-то влезть в мои вещи — снова, я имею ввиду. Не то чтобы я собирался делать это когда-либо, я не люблю, когда трогают мои вещи. Последний раз взглянув на себя в зеркало, я выехал из ванной.

Первая медленно просачивалась в коридор, где образовывала парами небольшую колонну, которой они обычно ездили по коридорам. Я поспешно выехал вслед за всеми и занял место в её хвосте рядом с одним из братьев-тройняшек.

Ниф, Наф, Нуф… Если у меня и были какие-то ожидания по поводу кличек в Доме, то они точно не включали в себя персонажей детских сказок. Их клички были такими же похожими и неразличимыми, как и их хозяева, и я не мог сказать, который именно из тройняшек был со мною в паре.

Сейчас мы собирались спускаться на первый этаж, в кинотеатр. Каждый вечер субботы в Доме смотрели фильмы. Насколько я понял из объяснений, на просмотр фильмов собирались действительно практически все — это было одно из немногих мест массового сбора жителей Дома.

Джин в начале колонны повернулся и оглядел её. Его губы беззвучно шевелились, судя по всему, пересчитывая нас. Окончив счёт, он перевёл взгляд на ходячего мальчика, с которым они стояли в паре, и кивнул. Мальчик быстрым шагом подошёл к двери первой, закрыл её, и, вернувшись обратно уже почти бегом, отдал ключ Джину.

Мы неспешно двинулись к лифту. Стройными и безмолвными рядами мы текли по коридору, шумно дребезжа колëсами. Наконец, пара за парой отправлялась в лифт, а затем и на первый этаж.

Первый этаж был таким же, каким я оставил его утром. Парочка ярковласых Крыс самозабвенно пачкали стены, не обращая на нас внимания. Один из них что-то чертил при помощи линейки, а второй наблюдал за его работой, сложив руки на груди. Со своей яркой внешностью на фоне пëстрых домовских стен они смотрелись как замаскировавшиеся хищники в засаде.

Проезжая дверь за дверью, наконец, мы оказались в кинотеатре. Первая заняла своё место среди других групп. Всё почти то же самое, что и в столовой — только вместо хлеба были зрелища. Воспитатели, сбившиеся в кучку наблюдателей в углу. Группы-стаи, соблюдающие какую-то свою иерархию рассадки что в столовой, что здесь. Во всяком случае, я так думал, пока не заметил девушек.

Группа из нескольких десятков девушек была отделена от парней рядами незанятых стульев. Вместе с ними сидели их воспитательницы. С девушками мы не пересекались ни в столовой, ни на уроках, ни в свободное время. Я так и не понял из объяснений, почему всё было так строго устроено, но понял, что кинозал был, по сути, единственным местом, где возможно было увидеть девушек.

Наконец, все заняли свои места. Свет погас, и на экране появилась какая-то посредственная комедия. Я ушёл в свои мысли, лишь краем глаза отмечая, что фильм всё ещё идёт.

Первая, «Фазаны», была всем, что стоило ожидать от «образцовой» группы — они были занудами и педантами, которые читали книжки по школьной программе летом, носили школьную форму летом, не болтали во время еды и спали днём. Они были скучными, но в то же время в этой своей скучности они были понятными — после дня знакомства мне казалось, что я уже знаю, чего от них ожидать.

Они доходчиво объяснили мне, чего ожидают от меня, в свою очередь. Правила в первой были для всего — как правильно повесить полотенце на крючок, как правильно держать вилку, какие передачи лучше слушать перед ужином… Кроме того, вместе с правилами первой группы, на меня распространялись общие для всего Дома правила.

Разношëрстные клички для групп-стай. Клички для отдельных людей. Клички для мест. Места, в которые можно ходить, и места, в которые ходить «настоятельно не рекомендуется». Вещи, о которых можно говорить, и вещи, о которых говорить нельзя. Чем больше я спрашивал, чем больше я узнавал, тем, казалось, меньше я понимал — вопросы порождали лишь новые вопросы.

Но обитатели первой относились ко мне дружелюбно и действительно старались отвечать на все эти вопросы. Хоть и часто они и сами не знали, почему всё было так, а не иначе. Это меня всякий раз удивляло и раздражало — зачем придумывать столько всего, если и сам не можешь этого запомнить?

Во всех этих раздумьях я старался следить за событиями фильма, но когда пошли титры и загорелся свет, я понял, что не могу даже сказать, о чём он был. Я удивлëнно моргал, заново привыкая к свету. Группы одна за другой сонно поползли на выход, перебрасываясь друг с другом впечатлениями о просмотренном, а я пытался угадать сюжет фильма по чужим фразам. Первая в этом мне никак не помогала, сохраняя тишину как во время просмотра, так и после. Наконец, мы, в свою очередь, покинули кинозал и двинулись обратно. За немногочисленными окнами первого этажа было видно, как на двор Дома медленно опускались летние сумерки.