Натаниэлю было шесть, когда они впервые встретились. Ровно за два года до вступления в детскую Лигу по экси, когда Натаниэль с матерью выбрался на корт «для знакомства со сверстниками», Ичиро был там по приказу отца.

Когда их взгляды пересеклись, у Натаниэля перехватило дыхание. Ичиро тоже замер, не отрывая взгляда от ребёнка. Казалось, что остальной мир стал белым шумом, который можно с лёгкостью игнорировать, оставляя своё внимание на единственном человеке.

Натаниэль открыл рот, но Мэри была быстрее.

— Идём, Абрам, нас ждут.

Абрам.

Пройдёт много лет, прежде чем Натаниэль поймёт, почему в тот день его назвали другим именем. Время поставит пазлы на свои места, открыв полную картину, но шрамы и ожоги плотно скроют эту правду. И пусть не останется вопросов и желания узнавать причины, при каждом взгляде на грудь Натаниэль будет долго впиваться в ожог взглядом, а Нил — постоянно прятаться и избегать. Взглядов, вопросов, людей и зеркал.

***

— Хэй, Нил, — Мэтт упал в кресло напротив. — Ты же помнишь, что мы сегодня едем в «Эдем»?

Нил моргнул, прежде чем вспомнить, о чём они вчера договаривались. (Точнее, Ники за всех всё решил, а другим было слишком лень спорить.)

— Я всё равно не буду пить, — ответил Нил. Он не любил алкоголь по многим причинам. Одна из таких заставляла его язык разбалтывать то, что нельзя.

Мэтт поднял руки в жесте «сдаюсь».

— Я понял. Но я о другом хотел попросить.

Бойд бросил что-то в сторону Нила, и Нил среагировал быстрее, чем открыл рот. Ключи от машины, но это точно не фургон Бойда, а Эндрю не даст никому свою Мазерати. Остаётся Элисон.

— Элисон сказала, что это твоё наказание за отказ от выпивки. — У Мэтта было виноватое выражение лица, но Нил только вздохнул. Спорить не хотелось ни с кем.

С самого утра у Джостена странное ощущение. Что-то давило в районе груди и тянуло живот, но Нил продолжал игнорировать и отмахиваться от этого. Он был здоров, остальное не так важно. Но чувство никак не уходило, и Нил не заметил, как все мысли стали занимать размышления, из-за чего он был более задумчивым и отстранённым, чем раньше.

— А Элисон знает, что у меня нет прав?

Мэтт улыбнулся. Нил снова вздохнул. Он умеет водить машину, но штраф, если их поймают, не украсит его нелёгкую жизнь.

Внезапное желание напиться исчезло в ту же секунду, что и появилось. Нил сжал ключи в руке и подумал о том, где в клубе существует тихое место. Нужно будет спросить Роланда, он точно знает, где в его заведении можно передохнуть.

***

Нил огляделся и сощурился от мигающих светодиодов, борясь с желанием закрыть уши. Лисы разбрелись по клубу в поисках столика, а Ники прихватил Нила и направился делать заказ. Хэммик, дожидаясь выпивки, болтал об Эрике и их путешествии по Германии, подначивая Джостена тоже отправиться в поездку.

Нил только вздыхал, слабо улыбаясь. Ники снова светился, а его глаза больше не были заплаканными. Подарок близнецов показал потрясающий результат.

— Я буду позже, — сказал Нил, рассчитывая, что компания забудет о нём в ближайшее время, отдал Ники поднос и повернулся к бармену. — Газировку. Без всего.

Работник выполнил заказ и отлучился. Спустя пару минут его место занял Роланд, широко улыбаясь, приветствуя старого знакомого.

— Сказали, ты сегодня с кем-то. — Мужчина осматривал столики, но из-за освещения и толпы ничего не видел.

— Я с командой. Кевин дал разрешение напиться в честь победы в полуфинале, а Ники этим воспользовался, так что я повезу их тушки обратно.

— В два захода?

— Машина Элисон как мини-лимузин, все поместятся, — пожал плечами тот, отпивая напиток. — Есть новости?

— У меня много новостей, сам знаешь, — Роланд подмигнул, протирая стакан. — Идет перестройка, пока всё тихо.

— Затишье перед бурей, — кивнул Нил. Он давно выпал из дел, но за обстановкой всегда следит. Себе дороже, как говорит дядя.

— Завтра выйдут новости, СМИ обязательно всё разнюхают. — Роланд чуть наклонился, будто что-то искал, и тихо сказал: — Зачистка будет не только в узких кругах. Новая эпоха — новые порядки. Боюсь, многие уйдут.

Нил кивнул, не меняясь в лице. Иностранная мафия во главе Кенго за последние годы создала себе твердый фундамент, и новый Глава будет строить империю по своим законам. Многих уберут: одних за ненадобностью, других — кто будет мешать планам и являться балластом. Криминальный мир ждёт больших изменений.

— К добру ли это.

Роланд пожал плечами. Ему неизвестны свежие взгляды и будущее; они могут лишь наблюдать и сохранять безопасную дистанцию.

Нил на время забывает о мире вокруг, погружаясь в раздумья. Люди отца вышли из строя, теперь их отлавливает не только полиция и ФБР, но и их бывшие коллеги. «Те, кто несут угрозу, должны быть устранены», — Нил хорошо помнил это с детства. Только следуя этому правилу их семья смогла продержаться так долго, пока не споткнулась о собственную ногу. Тогда Мэри схватила сына и сбежала, и теперь Нил продолжает выживать, не вмешиваясь в дела мафии.

Роланд выдёргивает Джостена из мыслей, напоминает о команде и берёт обещание, что Нил ещё заглянет просто так.

Нил и Эндрю (тот сонный, но самый трезвый из компании) грузят ребят в машину и выезжают с парковки. По дороге к общежитию Джостен продолжает думать о том, что скоро случится. Ему нужно продумать план действий, ведь шансы, что его найдут, велики. Он знает, кто должен занять трон империи, и знает, на что этот человек способен. В последние десять лет Нил был занят выживанием, но всё ещё собирал новости о якудза.

Как только лисы уложены в своих кроватях, Нил понимает, что потерял подвеску. Он обыскивает всю комнату, гостиную, даже раздевалку и поле — пусто. Звонок Роланда ознаменовался красноречивым «блять». Заказав такси, Нил на нервах едет обратно.

Сама подвеска не имеет, по своей сути, никакой ценности — старая, потемневшая, поцарапанная и местами изогнутая. Обычная серебряная подвеска. Но.

Его мать берегла её, как зеницу ока, не позволяла снимать с шеи даже в душе и всегда заставляла прятать под одеждой. Она никогда не объясняла Нилу, что в подвеске настолько важного, но он молча выполнял эти требования. А потом Джостену некого было спрашивать.

Нил снимал её лишь раз — чтобы получше рассмотреть. Феникс, расправивший крылья, держал в когтях четырёхлистный клевер. Мэри называла эту подвеску тем, что могло спасти его жизнь. Нил же считал её безделушкой, которая его матери была важна по каким-то причинам.

Он не понимал, как цепочка могла порваться или растегнуться, но Нил был рад, что Роланд заметил её, подобрал и позвонил Нилу. Джостен бы с ума сошёл, потеряй её навсегда.

В клубе заметно уменьшилось людей — дело близится к утру, скоро время закрытия. Роланд встречает его за барной стойкой, и что-то в нём напрягает Нила.

— Где? — сходу спрашивает парень. Руки чешутся от нервов — он должен вернуть подвеску.

— Иди за мной. — Не дожидаясь ответа, мужчина разворачивается и идёт к лестнице на второй этаж.

Комнаты для персонала, кладовая и туалет — Нил был здесь множество раз, он знает план всего здания, даже замурованный вход в подвал и его пустые комнаты.

Джостен думает, что Роланд оставил подвеску у себя в комнате, чтобы не потерять, но Нил поздно понимает, что они идут в другую сторону.

— Заранее прошу прощения, но не считай меня предателем — я просто человек.

Прежде, чем Нил успевает открыть рот, Роланд заталкивает его в какую-то комнату и закрывает дверь. Щелчок.

— Какого хуя? — Нил дёргает дверь, но та из плотного дерева и с новым замком. Чёртов Роланд.

Сзади слышится шорох. Нил напрягается всем телом, сжимает кулаки, готовый в любой момент атаковать и защищаться, и медленно поворачивается. Замирает. Кажется, даже перестаёт дышать.

Темноволосый мужчина, спрятав руки в карманах брюк, стоит у кровати и смотрит на него. У Джостена лихорадочно соображают мозги, пытаясь понять, кто этот человек и что он здесь делает (поведение Роланда и его действия кажутся теперь более понятными, хотя бы теоретически).

Нил выпрямляется, слегка щурясь — торшер бьёт по глазам, не позволяя толком разглядеть чужое лицо. Незнакомец, кем бы ни был, не настроен агрессивно. Он не делает резких движений, не движется в его сторону, а его поза говорит о собранности, но полной расслабленности.

Тишина продолжается какое-то время, за которое Нил вполне привыкает к полутьме и жёлтому свету. Черты лица незнакомца острые, (Нил бы назвал их аристократическими, как у его дяди в молодости), а белая рубашка и чёрный костюмный жилет прибавляют серьёзности и важности. Нил замечает тонкую полоску тени на чужой шее.

Не выглядит он как человек, с которым можно шутки шутить или разойтись вот прям щас, неутешительно думает Нил.

Внешность кажется знакомой, но в то же время совершенно чужой. Будто два разных человека, схожих лишь внешним обликом.

О.

Ох.

До Нила быстро доходит осознание, кто перед ним. Такие подсказки Джостен не может не заметить. Вот только легче от этого не становится, а воздух в комнате, кажется, резко потяжелел раза в три.

— Приветствую следующего Главу Морияма. — Нил давно не в их мире, но не может проявить неучтивость. От этого, возможно, зависит его будущее.

— Подними голову. — Голос мужчины приятный: спокойный, негромкий, — он не приказывает, как своим подчинённым. Нил выполняет действие, встречаясь с чужим взглядом.

Ичиро сокращает расстояние и осторожно касается пальцами чужой щеки. Нил вздрагивает — больше от неожиданности, — но не принимает попыток уклониться или отойти. Пока мужчина занят рассматриванием его лица и шеи, взгляд Джостена скользит по коже напротив.

А когда глаза находят ту самую полоску тени, Нил отшатывается, ударяясь спиной о дверь.

Никакая это не тень, в ужасе осознаёт парень.

Чужое-знакомое имя аккуратной лентой разукрашивает шею Ичиро, будто повторяя контур челюсти. Нил впивается в имя взглядом и загнанно дышит; Морияма остаётся на месте, внимательно наблюдая за его реакцией. И даже если Ичиро улыбнулся, Нил этого не заметил.

Натаниэль Веснински.

Нил готов задохнуться. Или сбежать. Лучше сбежать — да хоть через окно второго этажа — главное как можно подальше отсюда, от этого человека и имени-клейма.

Нил вспоминает ожог и фантомную боль многолетней давности. Место треугольного шрама давно не болит, но сейчас Нилу кажется, что кожа набухает — прямо как в тот злополучный день.

Джостен отметает вопрос «что было бы, если бы имя первой заметила Мэри, а не Натан» в самый дальний угол — ответ на него он всё равно никогда не получит.

Парень хватается за ожог, скрытый лёгкой футболкой и толстовкой. Один секрет открылся, но принесёт ли это теперь счастье?

Не-а, уверен Нил Натаниэль.

Натаниэль никогда не поблагодарит Натана за избавление от ошибки, но сейчас ему почему-то становится легче дышать — у Натаниэля нет чужого имени. Эфимерная свобода и победа в игре больного мозга позволяют вернуть самообладание.

— При всём моём уважении, — начинает Натаниэль хриплым голосом. — Вашего имени нет на моём теле.

Он не врёт. Имени действительно нет — оно не поменяло место и не прорвалось сквозь ожог. Вероятно, Натан избавился от него утюгом не просто так — куски обгоревшей кожи, упавшие на белый махровый ковёр гостиной, унесли с собой метку.

Ичиро хмурится.

— Раздевайся. — Несмотря на потяжелевшую атмосферу (куда уж больше), это всё ещё не приказ. Но и не просьба.

Натаниэлю терять нечего, поэтому он медленно снимает верх, позволяя рассмотреть каждый шрам от пуль и следы ножей. И даже треугольный ожог не скрывает руками, лишь чувствует раздражительный зуд от взгляда Ичиро.

Внимательный, впивающийся, колкий, злой — столько эмоций от одного прожжённого куска тела. Натаниэль не может заставить себя опустить голову, поэтому отводит взгляд, цепляясь за край кровати. Какой большой матрац, замечает Натаниэль.

Веснински крупно вздрагивает, когда Ичиро осторожно проводит пальцами по ожогу. Жест кажется таким мягким, будто прикосновение к хрусталю, который при неосторожном движении легко качнётся и разобьётся.

— Здесь, — шепчет Морияма, заправляя прядь крашенных волос за ухо. — Моё имя — здесь.

Натаниэль тихо сглатывает. Не знал, не видел, но догадался и не отступает. Что даст ему эта метка? Право собственности? Разве для того, чтобы заставить Натаниэля следовать его законам и порядкам, нужно прибегать к такому? Когда даже чёткого доказательства нет?

Ичиро странный, думает Веснински, все Морияма какие-то странные.

Мужчина, не убирая руку с ожога, второй мягко зарывается в его волосы, слегка царапая кожу головы, вызывая мурашки по всему телу. Натаниэль старается контролировать дыхание и весь напрягается, готовясь к любому удару.

Ну, или не к любому.

Натаниэль точно не был готов к тому, что Ичиро проведёт кончиком носа по его шее. И он определённо не был бы готов узнать, какие мысли крутятся в японской голове, и сколько сил Ичиро требуется, чтобы держать себя в руках и не спешить.

Вот он, прямо передо мной: потерянный и ожидающий подставы; не понимающий, что происходит, и что делать; не знающий, что уже попал в мои руки, не собирающиеся его отпускать; с непривычки дрожащий от ласк и нежности. Такой правильный, находящийся в моих объятиях.

Ичиро думает, что лучшей судьбы ему уже не найдут, что Натаниэль — самый верный из всего мира. И они связаны не просто прошлым и отцами, их линия судьбы крепче, чем прожжённое имя. (Морияма представляет, как разорвёт Мяснику глотку, перед этим заставив пройти двенадцать кругов ада.)

Никто не смеет причинять боль Натаниэлю. Вероятно, будь Мэри ещё жива, она бы тоже получила сполна. Иронично, что смерть уберегла её от мучений.

Японец зарывается носом в чужие волосы, оставляя заметку где-то на краю сознания, что он обязательно сделает так, чтобы Натаниэль вернул свой естественный цвет. И от линз он со временем тоже избавится. Как и от страха Натаниэля смотреть в зеркала и видеть другого. (Ичиро не хочет признаваться, что следил за парнем долгое время. Ни себе, ни тем более Натаниэлю — спугнёт ещё.)

Что-то холодное оплетает шею Веснински — знакомая тяжесть. Натаниэль опускает голову, рукой нащупывая подвеску. Ичиро вернул то, за чем он сюда вернулся.

— Мы связаны, Натаниэль. — Лёгкое прикосновение губ к скуле. — Даже если ты не знал обо мне, я о тебе знал всегда.

Феникс, держащий четырёхлистник. Символы постоянного возрождения, победы над смертью и удачи. Ну конечно.

Натаниэль мысленно смеётся. Его мать продумала всё до мелочей, будто заранее зная, что её сын останется один. Если бы люди клана Морияма увидели подвеску — не посмели бы навредить. Но у Натана она вызывала лишь ярость, и теперь понятно, почему Мэри постоянно напоминала ни за что не показывать её на людях — так его могли легко опознать люди отца.

Какой-то кулон был способен одновременно и убить Натаниэля, и спасти. Блядская ирония, хмыкает парень.

Веснински поднимает взгляд, скрещиваясь с чужим. Аксессуар, сделанный специально для соулмейта, оставляет ужасные раны и ожоги на телах тех, кто им не является. Ичиро не нужны никакие другие доказательства — такие подарки не повторяются, не ломаются и даже не плавятся. Древняя традиция, которой почти не пользуются, только что открыла Натаниэлю глаза на очень многое. (Он вспомнил, как его мать оставила своё кольцо на кухонном столе в их доме в Балтиморе прямо перед побегом. Почему-то стало смешно.)

— И... что дальше? — голос плохо слушается после долгого молчания.

Ичиро улыбается уголком губ, проводя большим пальцем по его щеке.

— Я дам тебе безопасность. — Натаниэль неосознанно задерживает дыхание. — Дам свободу и мир, где ты можешь быть самим собой. Кем угодно — кем ты сам себя чувствуешь.

Слова Ичиро сладкие, а голос влекущий. Веснински хочет поверить, хочет окунуться в это с головой, хочет получить долгожданную жизнь. Хочетсяхочетсяхочется.

— У тебя будет право выбора и своя собственная жизнь.

Что-то смущает парня. Что-то очень важное.

— Но? — тихо спрашивает он. Не может же быть всё так просто, верно?

Морияма мягко улыбается и качает головой:

— Я дам тебе всё это без всяких «но».

— Почему?

Почему ты делаешь это? Только потому, что я твоя родственная душа? Потому что всё равно не смогу сбежать? Ты просто знаешь об этом, поэтому так легко отступаешь?

— У меня есть лишь одна просьба. — И прежде, чем Натаниэль успевает мысленно фыркнуть а-ля «я так и знал», Ичиро говорит: — Не отталкивай меня. Не сбегай. Не прячься. Мы не играем в кошки-мышки или в прятки — я не охотник, а ты не жертва. Я хочу стать для тебя человеком, от которого не нужно сбегать.

— Хочешь, чтобы я доверял и полагался на тебя? — тихо уточняет Натаниэль. Ичиро кивает. — Почему? Лишь потому, что у нас имена друг друга?

Морияма молчит какое-то время, обдумывая ответ.

— Я чувствую себя правильно рядом с тобой, — наконец отвечает он. — А ты? Ты боишься меня? Хочешь сбежать и спрятаться? Что чувствуешь ты, Натаниэль?

Парень кусает внутреннюю сторону щеки. Натаниэль знает, кто перед ним, знает, что из себя представляет этот человек, и понимает, на что тот способен. То, что Ичиро не ведёт себя с ним так, будто тот принадлежит ему, и не лишает выбора — о многом говорит. За всё это время Веснински ни разу не почувствовал угрозу или давление, на удивление эффект неожиданности спал быстро, уступая место комфорту и расслабленности. Натаниэль действительно чувствовал себя умиротворённо под чужими прикосновениями и взглядом чёрных глаз. Он не может отрицать своих ощущений, но он слишком... смущён, чтобы признаться вслух.

Ичиро же грёбаный Лорд мафиозного клана, а обходится с Натаниэлем так, будто одно неловкое движение может разбить всё, что удалось создать.

У парня проблемы с доверием, но Ичиро хочется доверять. Будто так будет правильно.

— Нет. — Он решает быть честным. — Я хочу доверять, не хочу убегать и не чувствую опасности. Я... Если... — запинается, ведомый смешанными чувствами. — Если ты правда дашь мне свободу и поклянёшься никогда и ни за что не нарушать своих слов — я согласен. Но если ты обманул меня, и я узнаю об этом — клянусь, ты пожалеешь, что решил играть со мной. Я уничтожу всё, на что ты потратил свою жизнь, и оставлю умирать в мучениях.

Ичиро тихо выдыхает, прикрыв глаза, скрывая за ними искры. Он знает, что Натаниэль не преувеличивает — он действительно выполнит угрозу, если будет повод. Веснински не разбрасывается таким просто ради предупреждений. И оттого у Ичиро ещё больше мотивации доказать тому свою искренность.

— Хорошо. Клянусь. — Обхватив лицо напротив руками, быстро проговорил: — А теперь я могу тебя поцеловать?

Глаза Натаниэля расширились от удивления. Скрыв нервный смех за фырканьем, он кивнул и закрыл глаза, позволяя Ичиро творить, что захочется — Веснински всё равно не умеет целоваться.

Ичиро покрывает поцелуями лицо и шею парня, спускаясь к плечам и ключицам, постепенно избавляясь от одежды. Они останавливаются лишь ранним утром, когда Натаниэль почти спит, сидя на чужих коленях и устроив голову на плече. Ичиро любуется проделанной работой, а после одевает любовника. Парень сопит в обе дырки, укрытый пиджаком, когда Ичиро отправляет сообщение и ждёт открытия двери. После он осторожно переносит его в машину и всю дорогу домой не может не думать, что это наконец произошло. Натаниэль в его руках, без принуждения и угроз. Всё кажется сном, но в нём парень всегда отказывался и сбегал, а сейчас сладко дышит в шею.

Теперь, когда у Ичиро абсолютная власть (Кенго осталось пара дней), он может дать Натаниэлю дом и всё, что тот пожелает. Он сможет его защитить. И никто больше не уйдёт безнаказанным.

Веснински крутится в поисках комфортной позы, но не просыпается вплоть до следующего утра. Натаниэля не тревожат ни плохие сны, ни переживания о команде и будущем. И даже отец больше не приходит в кошмарах, чтобы убить его. Парень просыпается отдохнувшим — впервые за долгие годы.

Когда Натаниэль воочию видит, как Ичиро сдерживает клятву, он понимает, что сделанный выбор не заставит его сожалеть об этом. У Нила Джостена всё ещё есть «Лисы», экси, соревнования и учёба, а за спиной — Натаниэль Веснински и Ичиро Морияма. И освобождение, ради которого он выживал столько лет.

***

То, что раньше считалось клеймом, теперь является гарантией свободы и правом на собственную жизнь. Нет никаких оков и сдавливающих стен клетки, есть только настоящее, которым он живёт, и будущее, которое он может себе представить.