Он не знает, когда всё началось. В какой-то момент, потеряв нить происходящего, он просто отдаётся течению, позволяя вести себя куда угодно. В этом пути нет границ и граней, нет страха и боли, нет надежд и неоправдавшихся ожиданий. Есть только двое, слияние их тел, пустая голова и полутьма в номере, что скрывает всё, что в нём происходит.

Парень не замечает изменившийся взгляд чёрных глаз. Он не чувствует, что что-то не так. Для него ничего не имеет значения — не сейчас. Всё, чего он хочет получить, это разрядки и приятной слабости в теле, даже если его разум думает о совершенно постороннем.

Когда мужчина останавливается, он наконец открывает глаза, ловя взгляд напротив. Немой вопрос — немой ответ. Но старший лишь хмурится, сжимая челюсть, и парень понимает, что происходит что-то странное. Что-то неправильное, что-то выходящее за рамки привычного.

— Что? — Кажется, они впервые разговаривают. То есть, они и до этого вели диалоги (как-то же они пришли к тому, что имеют сейчас), но никогда прежде — в процессе.

— Ты думаешь о чём-то другом, — звучит глухой ответ. Выгнутая бровь требует продолжения мысли. — Ты не замечаешь, что происходит. Ты не просто мыслями где-то далеко отсюда, ты выглядишь как безвольная кукла.

Парень скалится в ухмылке.

— И что? Не нравится трахаться с таким мной? Ты же сам хотел, чтобы я не сопротивлялся.

Мужчина грубо сжимает чужие бёдра, заставляя того вздрогнуть и зашипеть. Парень уверен, что через пару минут появятся следы.

— Не смей переигрывать мои слова на свой лад, — шипит мужчина, наклоняясь к уху. — Я сказал, чтобы ты принял решение, а не спал со мной через «не хочу». Я не собираюсь тебя насиловать.

— Надо же, — смеётся рыжеволосый, уперевшись теменем в подушку. — Грозный Лорд мафиозного клана прислушивается к чьим-то просьбам и отказам?

Ичиро хочется обхватить руками хрупкую шею и заставить замолчать, ведь парень несёт откровенный бред, но заставляет себя успокоиться — Натаниэль не умеет держать острый язык при себе и любит доводить людей до приступов ярости, не стоит доставлять тому удовольствие видеть Ичиро таким.

— Только потому, что это ты, — чистая правда, и обоим это известно. Одного взгляда Лорда Морияма хватит, чтобы заткнуть подчинённых, но с Натаниэлем Ичиро перестаёт быть чьим-то боссом. Ичиро никогда не приказывает, и Веснински этим пользуется, желая узнать, где та грань дозволенного.

— Нет, — улыбается тот и тычет пальцем в треугольный ожог. — Только из-за этой штуки. — Взгляд против воли с глаз переходит на шею, впиваясь в ненавистную метку. Его имя дополняет профиль Ичиро, в то время как Натаниэль продолжает жить с подарком отца, решившим избавиться от ошибки.

— Это метка соулмейта, а не «штука», — хмурится мужчина.

— Это клеймо, — парирует Натаниэль. — И я могу называть эту хрень как захочу.

Ичиро закрывает глаза, сдерживая раздражение. Их связь длится уже четыре года, но за это время Натаниэль отдалялся с каждым разом больше и больше. Не менялась лишь ненависть в голубых глазах, часто скрытых за цветными линзами, стоило ему задеть взглядом имя на шее Ичиро.

— Если тебе это так ненавистно, почему же приходишь ко мне?

— Хочешь знать, почему я трахаюсь с тобой? — Ичиро желает стереть эту дрянную ухмылку с чужого лица и промыть рот Натаниэля с мылом — тому не идёт ругаться и быть грубым. Это чувствуется как что-то абсолютно неправильное. — Всё очень просто, Ичиро, — переходит на шёпот, приподнявшись на локтях. — Мне доставляет удовольствие наблюдать, как ты желаешь обладать мной, но не можешь. Мне нравится смотреть на твои страдания. — Широко улыбается, блестя глазами, и откидывается назад. — Можешь поблагодарить за это ту хрень, которая решила разместить наши имена на телах друг друга, и умение распознавать своего соулмейта — если бы не оно, мы бы никогда не были связаны, и ты бы ни за что меня не поймал. И, вероятно, сейчас бы я трахался с кем-нибудь другим.

Ичиро закрывает глаза, открывает, глубоко вдыхает и тихо выдыхает. Ведёт кончиками пальцев по чужим плечам, до локтя и к ладоням. Заводит его руки над головой, удерживая одной своей, второй ведёт по груди, щекочет живот, заставляя дёрнуться, и сжимает бедро.

Прикосновения осторожные, движения плавные, и Морияма выглядит спокойным. Но Натаниэль не слепой дурак — жизнь научила видеть намного больше, чем люди хотят показать, — и для него всё в Ичиро просто кричит об опасности. Хватка кажется слабой, но Натаниэль едва ли может пошевелить руками, чтобы высвободиться, касания вызывают мурашками, но это лишь обманный ход, чтобы расслабить бдительность. Ичиро становится опасным, и Натаниэль понимает, что сказал что-то лишнее. Или всё, что он сказал, оказалось лишним. (То есть, до этого он всегда проверял границы дозволенного, но сейчас он действительно не следил за языком.)

Натаниэль никогда не был рад факту, что у него есть родственная душа. Не в этой жизни, где само его существование заставляет собственного отца оставлять на теле ребёнка всё новые и новые шрамы, а после — ожог. Он всё ещё помнит тот взгляд осознания, а после — чистую ярость. И вот всего за секунду утюг, которым его мать гладила рубашку, оказался прижат к его груди, избавляясь от проклятого имени. Натаниэль не умел читать по-японски, а Мэри просто не успела узнать о метке.

Он ненавидел в этом мире всё, кроме собственного желания продолжать жить и избегать любой опасности. Но он возненавидел даже его, когда Ичиро поймал в свой капкан, красуясь меткой. (Клеймом, мысленно исправляет себя Натаниэль.)

Натаниэль помнил все попытки переспать с кем-либо, кроме Ичиро. И каждая попытка заканчивалась у туалета, вычищая желудок. (Натаниэль боялся признаться даже самому себе, что ни с кем, помимо мужчины, так и не смог переспать, сбегая почти в самом начале. Он ненавидел, что только Ичиро мог обладать им, только с ним он переставал отрицать происходящее и чего-то бояться. И если Натаниэль сам не может отказаться от него, то заставит сделать это Ичиро.)

— Я считал, что, давая тебе свободу, ты привыкнешь ко мне и перестанешь убегать, — задумчиво сказал Ичиро, прерывая звенящую тишину. — Не думал, что так сильно в этом просчитаюсь, получив обратный результат. Моя ошибка, что недооценил тебя.

Натаниэль приоткрывает рот, но вместо слов вылетает вскрик. Он дёргается, желая отодвинуться, но Ичиро намного сильнее. Он вдавливает Натаниэля в кровать, входя резкими и сильными толчками, заставляя того кричать и шипеть. От привычного Ичиро — осторожного, нежного, медленного — не остаётся и следа. Даже взгляд меняется — темнеет от злости в желании подчинить.

Парень кусает губы, жмурится, пытаясь отвлечься. Больно. Ичиро больше не заботят чувства и ощущения Натаниэля, он двигается в том темпе, чтобы показать превосходство, а не ради удовольствия. Он наказывает Веснински, и тому приходится лишь принимать — все попытки сбежать или хотя бы передохну́ть пресекаются.

— А! — вскрикивает Натаниэль, когда Ичиро кусает его в шею. — Мне больно! — Он сильнее ёрзает под мужчиной. Половина его тела затекла и сверху, и снизу, и силы сопротивляться стремительно утекают.

— Ты мой, Натаниэль, — рычит Ичиро, грубо входя до конца и замирая. Парень под ним выгибается, жадно глотая воздух. — Я не ограничивал твою свободу, не приказывал и не заставлял спать со мной. Я позволял тебе прятаться столько лет, позволил остаться Нилом Джостеном и взял под защиту от собственной семьи.

Натаниэль всхлипывает, жмурясь. Он заставляет себя внимательно слушать Ичиро.

— Ты понятия не имеешь, чего мне стоило не запереть тебя в своём доме, перед этим сломав шею Кевину Дэю, что тот отпустил тебя в Эвермор, и не сорваться с важных переговоров, чтобы пустить пулю Рико в голову после тех же пыток, которым он подверг тебя.

Веснински вздрагивает, вспомнив пережитое. Четвёрка давно сведена с его щеки, не оставив даже шрама, но в памяти эти эпизоды сохранились навсегда. Ичиро не был исключением — он лично присутствовал при своде татуировки, пристально наблюдая за всем процессом. Человек, сводивший цифру, ушёл на дрожащих ногах.

— Я видел твою ненависть, пусть и не знал всех причин, но я старался показать, что я тебе не враг. И слышать от тебя, что метки — это лишь ошибка, что тебе бы любой подошёл — выше моих сил, Натаниэль.

Медленно выходит, заставляя парня судорожно выдохнуть, и глубоко толкается обратно, выбивая воздух из лёгких и задушенный крик. Горло уже саднит, что больно глотать.

— Теперь ты можешь пытаться сбежать сколько хочешь, я никогда — слышишь, Натаниэль? — никогда и никуда тебя впредь не отпущу.

— Да почему ты так помешался на мне? — хрипит младший. — Почему тебе так важно, чтобы я выбирал тебя? Почему ты ждал от меня ответного согласия? Разве эти чёртовы метки обязывают к чему-то?

Натаниэль уже плачет, шмыгая носом, и слегка дрожит. Он помнил всё, через что пришлось пройти его матери, которая осталась со своим соулмейтом — его отцом. Не только их брак был несчастным — её дальнейшая жизнь была полна боли и страха. Если бы не Натаниэль, Мэри бы никогда не сбежала. Она спасала не себя, а сына, и за это Натаниэль проклинал себя больше всего — Натан не трогал свою жену, если та не вмешивалась в его методы воспитания.

Мэри всегда жалела о чужом имени на своём запястье и часто прожигала его самым горящим ненавистью взглядом. Перед тем, как навсегда закрыть глаза, она порезала имя крест-накрест ножом, оставляя своё последнее слово.

Натаниэль не просто ненавидел Ичиро — он боялся его. Боялся доверить свою жизнь чужим обещаниям и заботе. (Натан тоже был заботливым и не ограничивал Мэри, но после свадьбы стал жестоким и бесчеловечным.) Если бы Натаниэль доверился Ичиро, где гарантии, что тот не захлопнет оковы на его шее, связав по рукам и ногам? Мог ли Натаниэль, с детства видевший отношения своих родителей, поверить сладким действиям Ичиро?

При всём желании — не смог. Страх был сильнее. У Натаниэля не было ничего важнее жизни и свободы. Он не мог их потерять, поведясь на соблазн.

— Я перепробовал столько всего, но так и не смог добиться твоего доверия, — выдохнул Ичиро. — Как мне доказать, что я не подведу тебя? Что сделать, чтобы не потерять тебя?

Он уткнулся лбом в плечо Натаниэля.

— У тебя есть свобода, Натаниэль, — заговорил он. — Свобода, которую не отнять. Ты живёшь этой свободой, вырывая её из чужих рук и избегая смерти. Ты не скован обязанностями и не продан клану — ты не вложение, которое должно окупиться. Ты можешь выбирать.

Он выдохнул и на секунду прижался губами к его шее.

— Меня тянет к тебе, потому что ты обладаешь тем, чего никогда не будет у меня, сколько бы власти у меня не было. И поэтому я хотел, чтобы ты выбрал меня. — Прошептал: — Всё ещё хочу.

Натаниэль хрипло смеётся:

— Говоришь такие откровения, когда твой член так глубоко во мне.

Ичиро хмыкает и отпускает хватку, упираясь руками в кровать по обе стороны головы младшего. Натаниэль растирает затёкшие запястья, прикидывая, сколько будут сходить синяки, и чем их скрыть, чувствуя взгляд мужчины на них.

— Прости. Позже я позабочусь об этом. — Осторожно целует запястья. — И об этом тоже. — Едва касается укуса.

— А ещё о лопнувших капилярах в глазах и заднице с поясницей, — добавляет Натаниэль в своей привычной манере.

— Думаю, понадобится лёд, — кивнул Ичиро, заставляя парня удивлённо поднять бровь.

— Что? Зачем?

— Положу на опухшие глаза.

Натаниэль ещё больше теряет нить связи.

— Но мои глаза не опухли? — Момент осознания. — Чёрт, Ичиро, ты извращене— А!

Стон подавляет дальнейшие возмущения — боль уступает место наслаждению. Ичиро движется быстро, рвано, но всё ещё осторожно, контролируя силу. Он слизывает слёзы с его щёк и ловит стоны в поцелуй. Натаниэль под ним плавится, срывает голос и просит ещё (и кто Ичиро такой, чтобы отказать ему).

Они кончают одновременно; Натаниэль выгибается в спине, царапая чужие плечи. Тяжело дыша, прикрывает глаза от усталости. Ичиро целует его шею, оставляя поверх старых новые засосы, неспешно выходит, выкидывает презерватив и валится рядом, укладывая голову младшего себе на грудь.

Натаниэль проваливается в сон, а Ичиро пропускает спутавшиеся рыжие волосы через пальцы. Он знает, что разговор не окончен, а ответ не дан, но никуда не спешит — он действительно больше не отпустит Натаниэля. Тому необязательно слепо доверять — можно наблюдать и делать выводы, а Ичиро приложит ещё больше усилий, чтобы доказать искренность. (Когда Морияма узнает о детстве Натаниэля и отношениях между Веснински, он наконец поймёт, от чего парень так стремительно сбегал и чего боялся больше смерти.)

И пока младший сладко спит, доверчиво прижавшись к нему, Ичиро будет наслаждаться этим временем, под конец осознав важность момента — Натаниэль, что после секса всегда (каким бы уставшим не был) уходил, сегодня остался с ним. (Ичиро посчитает это первой победой.)

***

Надетые собственными страхами оковы были разбиты уверенными руками Ичиро. И если Натаниэль вновь начнёт падать, он будет рядом, чтобы поймать.