Несмотря на довольно поздний час, из-под двери комнаты Вэнь Нина отчётливо проглядывалась полоска света. Лису, привычно выскользнувший из своей спальни на ночную прогулку по спящему поместью, замер, чуть покачнувшись на носочках, и осторожно подобрался к виднеющейся щёлочке, заглядывая внутрь. В этих шпионских играх не было никакого смысла, и всё же сердце громко стучало, выдавая радостное волнение от маленькой шалости, а любопытство и азарт вытеснили прочь весьма разумную мысль о том, что можно просто постучаться и навестить А-Нина нормально, без лишнего ребячества. Но зачем вести себя по-взрослому, когда можно хотя бы немного побыть ребёнком, пока никто не видит?

«Общение с А-Юанем, определённо, не идёт мне на пользу», — мысленно сыронизировал над собой Лису, пытаясь разглядеть сквозь небольшую щёлку между дверью и стеной хоть что-нибудь.

Он увидел часть резной ширмы, за которой, насколько ему помнилось, скрывалась постель; как раз там и находился Цюнлинь, отчего-то чересчур медленно то ли расчёсывающий, то ли заплетающий волосы перед сном. Впрочем, Лису догадывался, чем именно он был так увлечён: тени рисовали его силуэт несколько сгорбленным, склонённым вперёд, словно юноша разглядывал что-то, лежащее у него на коленях. Наверняка вновь изучал какой-то целительский трактат, используя любую свободную минуту для того, чтобы научиться чему-нибудь, что могло бы пригодиться в работе с пациентами. Такая страсть к обучению — вернее, стремление как можно скорее наверстать упущенное и общаться с Лису и Вэнь Цин на одном языке — была похвальна, но внушала серьёзное беспокойство. И хоть А-Нин ничем не показывал своей усталости, Лису по собственному опыту знал, что такой режим невозможно поддерживать слишком долго.

Как часто Вэнь Нин советовал отдохнуть и готовил успокаивающие отвары, а сам собственным заветам даже не думал следовать. Совсем как сам Лису, который тоже говорил множество умных вещей, но не применял их к себе. Воистину, они друг друга стоили.

Лису тихо выдохнул, прислоняясь лбом к прохладной двери. А затем, не давая себе возможности передумать, негромко постучал по деревянной поверхности. Вэнь Нин, услышав этот звук, вздрогнул от неожиданности и, судя по неловкому движению и раздавшемуся глухому стуку, уронил с колен увлёкшую его книгу. Лису, едва удержавшись от тихого смешка, поспешил отойти на пару шагов, чтобы ничем не выдать того, что занимался подглядыванием считанные секунды назад. Отстранился он крайне вовремя: дверь открылась слишком стремительно и, останься Вэнь Лису на месте, то без травм вряд ли удалось бы обойтись.

Цюнлинь, очаровательно растрёпанный перед сном, заметно покраснел, увидев перед собой Лису, и дёрнулся было хотя бы поправить чуть сбившиеся нижние одежды, но с явным усилием заставил себя опустить руку.

— М-молодой глава Вэнь? Вы не спите? — его вид из смущённого мгновенно стал обеспокоенным.

— Точно так же, как и ты, — пожал плечами Лису, постаравшись улыбнуться как можно беззаботнее.

Неизвестно, что за выражение лица у него получилось в итоге, но Вэнь Нин покраснел ещё сильнее и потупил взгляд, слегка опустив голову; тонкая прядка волос соскользнула вперёд, заставив его забавно вздрогнуть. Лису, смешливо фыркнув, убрал её в сторону мягким и ловким движением, из-за чего Цюнлинь покраснел ещё жарче и панически огляделся.

— Здесь никого, кроме нас, нет, — весело заметил Вэнь Лису, прислонившись плечом к стене. — Настолько боишься, что нас застанут за чем-то двусмысленным?

А-Нин тихо вздохнул и посторонился, жестом приглашая зайти в комнату. Повторять дважды не пришлось: Лису тут же проскользнул вперёд, обогнул ширму и опустился на подушечку для сидения, находящуюся рядом с низким столиком. Как бы ни хотелось завалиться на невероятно удобную даже с виду постель, его совесть пока не позволяла вести себя настолько нагло, а больше подходящих мест поблизости не находилось. Конечно, можно было бы занять диванчик, стоящий рядом с книжными полками, но большая его часть оказалась заставлена коробочками и свёртками, причём даже со стороны становилось понятно, что они были расставлены по какому-то особому принципу, и лучше там ничего не трогать.

Лису нравилось находиться в комнате Вэнь Нина, несмотря на то, что ему удалось сюда заглянуть всего раз в третий за прошедшую неделю. Здесь царила атмосфера лёгкого упорядоченного хаоса, и каждая мелкая деталь, бросающаяся в глаза, добавляла тёплого уюта. Оставленные на письменном столе листы бумаги с какими-то обрывочными записями, виднеющиеся рядом заготовки для стрел, совсем простенький подсвечник, имеющий то ли совиную, то ли кошачью форму. На книжных полках располагался рай перфекциониста: все имеющиеся там свитки и книги были рассортированы по размеру и цвету, и не стоило сомневаться, что нужную ему вещь Вэнь Нин сможет найти с закрытыми глазами. Постель была заправлена простым бельём, однако на ней имелся целый ворох подушек и мягких валиков под голову с богатой и весьма занятной вышивкой. И почти всё — в чуть приглушённых коричневых и зелёных оттенках.

В этой комнате даже дышалось легче, и Лису не упустил возможности вдохнуть полной грудью воздух, пропитавшийся едва уловимым ароматом трав и свежего дерева. Вэнь Нин, смущённо помявшись на пороге собственной спальни, всё же опустился на край постели, приняв такую напряжённую позу, словно его сейчас будут пытать или допрашивать.

— Что-то случилось? — поинтересовался Лису, буквально развалившись на подушке.

— Н-нет, ничего! — выпалил Цюнлинь, поспешно помотав головой. И добавил чуть тише: — П-просто не ожидал, что вы решите зайти сегодня.

Он бросил почти отчаянный взгляд на заваленный диванчик, и причина его скованности сразу же стала ясна: очевидно, А-Нин стеснялся небольшого беспорядка. Было бы чего смущаться, в самом деле. Когда Лису брал дополнительные рабочие смены или варился в адском котле сессии, в его квартире образовывались пыльные перекати-поле, а в холодильнике начинался расцвет новой цивилизации. И хорошо ещё, если он успевал следить за графиком принятия душа, а то иногда приходилось прибегать к экстренным мерам и совершать все необходимые процедуры за считанные минуты. Легчайший хаос, присутствующий в комнате Вэнь Нина, не шёл с той бытовой катастрофой ни в какое сравнение.

— Это была спонтанная идея, — дёрнул плечом Лису, неловко улыбнувшись. — Извини, что не предупредил.

— В-вам не нужно!.. — воскликнул Цюнлинь, всплеснув руками, и торопливо исправился под красноречивым взглядом. — То есть, тебе. Тебе не нужно было п-предупреждать.

Лису кивнул, переводя взгляд на довольно объёмную книгу с потрёпанными жёлтыми страницами, которая лежала на самом краю кровати. Должно быть, именно её А-Нин и читал, но названия её никак не выходило различить.

— Тебе правда настолько интересно? — спросил Лису, указав подбородком на, судя по всему, очень ценный целительский трактат. — Что ты даже жертвуешь временем законного отдыха, чтобы успеть всё прочитать. Мне казалось, что медицина тебе не слишком нравилась.

Вэнь Нин неловко переплёл пальцы и отрывисто кивнул.

— Раньше… — негромко начал он, старательно изучая взглядом собственные колени. — Сестра пыталась научить меня лекарскому делу, но я не чувствовал, что хочу заниматься этим всю жизнь. Стрельба из лука увлекала меня куда сильнее, п-правда… Я не мог сосредоточиться, когда за мной наблюдали. Сестра сказала, чтобы я больше внимания уделял тому, что мне нравится, а целителей в нашей семье и без того достаточно, и я стал очень много тренироваться, но у меня всё равно ничего не выходило тогда, когда нужно.

Лису сразу понял, что речь шла о происшествии на Совете Кланов, когда А-Нин впервые встретился с Вэй Усянем, но не стал перебивать. Они довольно часто вели разговоры на отвлечённые и философские темы, и такие вот моменты откровения случались реже, чем хотелось бы. Уничтожать неожиданно возникшую между ними доверительную атмосферу он точно не желал, поэтому предпочёл промолчать.

— Я умел неплохо стрелять, но это было почти бесполезно, — продолжил Вэнь Нин, чуть нахмурившись. — У меня получалось поражать цели, когда рядом никого не находилось, а какой в этом толк? Я хотел быть полезным и сильным, но никак не мог справиться с этим… Холодом от чужих взглядов, — он сжал и разжал пальцы, будто вспоминая то ощущение, которое сковывало их. — После встречи с молодым господином Вэем я подумал, что у меня ещё будет возможность проявить себя. Но затем случилась та ночная охота. И вы… Ты… был потрясающим.

Лису всем своим существом ощутил, как запылало его лицо — в контраст с тёплой и откровенно влюблённой улыбкой Цюнлиня, которой тот даже не думал стесняться. Или всего лишь слишком глубоко ушёл в воспоминания? Как бы то ни было, он снова это делает! Говорит смущающие вещи с таким спокойствием и уверенностью, будто так и надо! И куда только в подобные моменты девается тот забитый юноша, который иногда даже взгляд поднять боится?

А Вэнь Нин, будто бы и впрямь не замечая, что Лису вот-вот загорится прямо на месте, и не думал останавливаться.

— Сильный, уверенный в себе и своих знаниях, спасающий жизни благодаря собственным умениям, при этом не убивая и не раня других… Тогда я подумал, что увидел в вас того, кем сам хотел быть. И когда у меня получилось помочь молодому господину Сяо, это было как… Озарение, — с его губ сорвался прерывистый шёпот, а в глазах вспыхнуло столько эмоций, что у Лису мягко потянуло в груди. А-Нин выглядел таким счастливым и вдохновлённым, что даже сердце при взгляде на него застучало быстрее. — Я увидел себя целителем. У вас было так же?

Лису неловко улыбнулся. Разве он мог сказать, что выбрал профессию совсем не по велению сердца? И несколько раз едва не бросал всё, потому что учёба казалась совершенно невыносимой. Любовь к своему делу пришла спустя годы издевательств над собой, и сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что уже даже не представляет себя не врачом. Но Вэнь Нин смотрел на него столь проникновенно, что он просто не мог заставить себя хоть немного исказить факты и выставить себя в лучшем свете. Да и был ли в этом смысл? Ведь прошлая жизнь осталась далеко позади, а его нынешнее будущее вряд ли будет связано с медициной, как бы ему ни хотелось обратного.

— Не совсем, — Лису покачал головой, устраиваясь на подушке поудобнее. — Я пошёл учиться по велению семьи, если можно так сказать. Первые годы учёбы были совершенно убийственны. Я не понимал, зачем всё это учу, что я вообще забыл в этом месте, и не лучше ли было податься куда-нибудь ещё. Но упрямства и желания доказать отцу, что я хоть на что-то способен, во мне всегда было даже слишком много. Поэтому я продолжал учиться, и в какой-то момент вдруг понял, что мне нравится. Нравится помогать людям, знать, как облегчить их боль и страдания, уметь их лечить, видеть, как благодаря моим усилиям им становится лучше. Это чувство почти как наркотик, и… Наверное, звучит не слишком воодушевляющее? — он смущённо потёр пальцем переносицу.

— Неправда! — вдруг выпалил Вэнь Нин. — Т-то есть… Ты ведь, в конце концов, смог получать настоящее удовольствие от того, что делаешь, верно? И ты не бросил учёбу даже в самые трудные времена. Я… не знаю, смог бы так или нет. П-поэтому думаю, что вы восхитительны, — под конец своей короткой, но пламенной речи он совсем раскраснелся, смутившись едва ли не до слёз в глазах, но не отвёл своего взгляда.

И Лису вдруг понял, что просто не может подобрать слов. В нём вспыхнуло разом столько эмоций, что он совершенно потерялся в них — и не нашёл ничего лучше, кроме как податься вперёд и заключить А-Нина в крепкие объятия. Цюнлинь, коротко выдохнув, мягко обнял его в ответ, зарывшись пальцами в волосы на затылке; нежная улыбка, с которой он коснулся макушки Лису, отдавалась тысячами искорок в каждой клеточке тела.

— Горазд же ты говорить смущающие вещи в самый неожиданный момент, — пробурчал Лису, пряча предательскую улыбку где-то в изгибе шеи Вэнь Нина.

— П-простите, — немедленно повинился тот.

Как будто его тут всерьёз собрались ругать, в самом деле. Лису слабо боднул Цюнлиня в плечо и улыбнулся, ощутив вибрацию тихого смеха. Ему было так хорошо в этих неловких и немного неудобных объятиях, что прерывать их не хотелось совсем, но ещё меньше он желал, чтобы Вэнь Нин весь следующий день ходил уставшим и толком не отдохнувшим. Так что пришлось пусть и с огромной неохотой, но отстраниться, напоследок прижавшись щекой к щеке.

— Я рад, что ты увлёкся медициной по-настоящему, но сейчас тебе всё же следует отдохнуть, — вздохнул Лису, чуть неуклюже поднимаясь на ноги. — Книжки от тебя не убегут, а вот здоровый сон — вполне себе да.

А-Нин чуть нахмурился, но всё же кивнул; не стоило и сомневаться, что он последует этому совету беспрекословно. И всё же что-то ему не понравилось, вот только что именно?

— Вы не собираетесь спать? — спросил Цюнлинь с явными нотками беспокойства. — Завтра седьмой день…

— И мне предстоит встречать его в главном зале, я знаю, — легкомысленно повёл плечом Лису, громко хрустнув чуть подломившимся коленом. — Не уверен, что смогу подняться до рассвета, поэтому пойду туда сейчас. Может быть, даже встречусь с Чжулю, а то он всю неделю как ушёл в свою медитацию, так я его и не видел. С ним точно всё нормально?

Лицо Вэнь Нина приняло несколько напряжённое выражение, меж сведённых бровей появилась глубокая складка. Такая реакция не то чтобы напугала Лису, но заставила насторожиться; радовало только то, что от него не собирались ничего скрывать каким-нибудь универсальным «всё в порядке».

— Его духовная сила практически восстановилась, телесные повреждения тоже излечены, но вот… — юноша вздохнул, опустив взгляд на свои ладони. — Я-я не знаю, как это объяснить, но у меня не выходило ощутить его. Как будто бы разговаривал с ним, но при этом никакой беседы не было.

Лису задумчиво кивнул, показывая, что понял, о чём говорил А-Нин. Что ж, было бы странно, не отразись на Чжулю такая сокрушительная потеря, и всё же слышать об этом было больно и неуютно. Он привык видеть Чжулю сильным и неприступным, не допуская даже мысли о том, что это может измениться. Но сейчас… Как вести себя рядом с ним сейчас?

Грудную клетку вдруг стянуло болезненным спазмом, и Лису заставил себя глубоко вздохнуть, сбрасывая наваждение. Нет, он не станет пугаться заранее. Пока они с Чжулю даже не виделись, так что, возможно, всё не настолько ужасно, как ему представилось. Но даже если так — уж у него-то должно хватить сил вытащить Чжулю из того состояния, в которое он впал, будь то депрессия, апатия или что угодно другое.

Лису улыбнулся в ответ на полный беспокойства и смутного напряжения взгляд Вэнь Нина, выбросив из головы все ненужные страхи и опасения.

— В общем, увидимся утром? Хорошенько отдохни, и чтобы никаких кругов под глазами от недосыпа я больше не видел, — он, не удержавшись, потрепал мгновенно залившегося краской Цюнлиня по макушке.

— С-спокойной ночи, — только и смог выдавить смутившийся до крайности А-Нин.

Внутренне умилившись от этой абсолютно очаровательной картины, Лису всё же вышел в коридор, невольно вздрогнув от царившей в нём прохлады. В воздухе ощущался тяжёлый аромат благовоний, которыми буквально пропитался весь дом; он позволял скрыть далеко не самый приятный запах мёртвых тел, который становился всё сильнее с каждым шагом, приближающим Вэнь Лису к открытым дверям главного зала. И хоть он знал, что не увидит перед собой ничего нового, от самой перспективы провести целую ночь наедине с трупами начинали дрожать руки, а горло стягивало невидимой проволокой.

Вэнь Сюй, Вэнь Жулинь, Вэнь Жохань вот уже неделю были мертвы — а их тела всё ещё не были преданы огню или земле. И не будут преданы ещё долго, до сорок девятого дня, когда состоится церемония сожжения запечатанных гробов. Эти традиции, подобное растягивание сроков внушало Лису отвращение и ужас. А ещё он не мог избавиться от мысли, что в какой-то момент мёртвые тела восстанут из своих гробов, невзирая на все проводимые над ними обряды упокоения, и не смогут успокоиться до тех пор, пока не разорвут его на части. И никто не сможет его спасти — или же не пожелает.

Лису остановился у самых дверей, давая себе немного времени на то, чтобы успокоиться и собраться с силами. Разумеется, он понимал, что все его страхи практически беспочвенны, и будь у главной семьи Вэнь возможность вернуться на землю озлобленными мертвецами, они бы уже давно это сделали. И всё же у него никак не выходило избавиться от этих страхов окончательно. Ему продолжали сниться кошмары, пусть уже и не настолько настойчиво, как в самом начале, но в каждом он ощущал всё усиливающийся запах разлагающейся плоти. Он уже не просто шёл в темноте, а убегал от кого-то или чего-то, преследующего его буквально по пятам, — и просыпался как раз в тот момент, как нечто склизкое и ледяное хватало его. Это могло быть простым совпадением или отражением его навязчивых страхов. Но с тем же успехом могло являться и своеобразным предупреждением. В этом мире было возможно всё, и это пугало до тошноты.

К тому же, ещё неизвестно, что же стало с телом Вэнь Жоханя. Вряд ли у него получилось пережить извержение вулкана, но и штрафа за его смерть система ещё не выписывала, будто бы забыв об этом. Очередной глюк? Или же Бессмертный Владыка всё ещё не смог упокоиться или вовсе выжил каким-то чудесным и невероятным образом? Никто не знал наверняка. И эта неопределённость пугала тоже.

Лису тихо выдохнул, с силой проведя ладонью по лицу. От этих навязчивых мыслей следовало избавиться, ведь они не приносили ничего, кроме изматывающего беспокойства. И пусть он понимал, что окончательно эти страхи угаснут лишь тогда, когда тела погибших будут обращены в пепел, противная внутренняя дрожь начинала раздражать. Он ведь не был трусом, верно? И с зомби уже сталкивался. Даже если кто-то из Вэней восстанет из мёртвых, вся разница будет лишь в том, что их лица будут ему знакомы. Вот и всё. Нечему было ужасаться.

Встряхнув головой, Лису решительно зашёл в главный зал. И замер от неожиданности, увидев вдруг у самого постамента склонённую в низком поклоне фигуру. От этого человека сквозило такой скорбью, что Вэнь Лису, вначале вспыхнувший радостью узнавания, едва не задохнулся от чужой боли, пронзившей всё его существо.

Траурные белоснежные одеяния, каштановые волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам и спине, — если бы не сломленная, обессиленная поза, можно было бы даже залюбоваться таким Вэнь Чжулю. Но Лису стоял на месте, не в силах даже вдохнуть от выворачивающей нутро боли, и отчего-то не мог избавиться от ощущения, словно пол под его ногами начал медленно рассыпаться. Одна трещина, вторая, третья… На десятой получилось сделать вдох. На тринадцатой — шагнуть вперёд, сбросив с себя ледяное оцепенение. Дальше Лису перестал считать.

Он плавно опустился рядом с Чжулю, стараясь не совершать резких движений. Но его приближение, должно быть, заметили уже давно: в ответ Лису не получил никакой реакции. Лишь спустя несколько бесконечно долгих мгновений Вэнь Чжулю выпрямился и поклонился в приветствии; Лису изобразил нечто похожее, отчего-то не сумев вытянуть из себя ни звука.

Когда он думал об их встрече раньше, ему казалось, что всё выйдет куда легче. Что он как-то растормошит Чжулю, обнимет его, поделится своим теплом и вытянет из всепоглощающего горя. Однако сейчас почему-то не выходило даже придвинуться ближе или сказать хоть что-нибудь. Хотя бы одно слово. Горло словно стиснули склизкие холодные пальцы, мешающие не то что говорить, даже дышать свободно.

Как так вышло, что он снова растерялся в самый важный момент?

Лису прикрыл глаза, выдыхая с негромким присвистом. Нет, сейчас совсем не время думать о всяких глупостях. Это ведь Чжулю, живой, тёплый, близкий — совсем рядом, в считанных сантиметрах. Он никогда не проявлял эмоций слишком ярко, и его привычка запирать чувства в себе не должна вызывать в нём подобного отклика. Тогда что это за внезапная неуместная робость?

Пусть сейчас он не может ничего сказать, в его силах оказать иную поддержку. Показать, что Чжулю не одинок в своём горе, что у него есть рядом тот, кому он может доверять — даже самое уязвимое и почти рассыпавшееся прахом. И пускай накидываться с объятиями было ещё слишком рано, можно поделиться своим теплом и через другие прикосновения.

Лису, нервно облизнув губы, медленно придвинулся чуть ближе. Ободрённый — и немного напуганный — отсутствием реакции, он решился сдвинуться ещё немного. И ещё чуть-чуть — до тех пор, пока его бедро не соприкоснулось с чужим бедром.

И Чжулю отреагировал. Правда, совсем не так, как ожидал Лису. Мужчина буквально закаменел всем телом — но совершенно не расслаблялся. Он не смел пошевелиться — однако его желание отстраниться, уйти от нежелательного контакта буквально выбивало воздух из груди.

Лису касался его, но совершенно не чувствовал.

Лису ощущал тепло его тела, но между ними чернела не трещина даже — настоящая пропасть.

Но, быть может, всё это ему лишь казалось? Вся эта отчуждённость являлась всего лишь плодом чересчур разыгравшегося воображения? Лису отчаянно надеялся на это. И всё же он не стал рисковать, боясь окончательно разрушить всё то невероятно хрупкое, что ещё должно было оставаться между ними.

Лису отстранился. И едва не закричал, увидев, как едва заметно расслабились напряжённые плечи Чжулю.

Он закрыл глаза, заставив себя отгородиться от всего, что окружало его и кипело внутри. Это помогло не сорваться прямо сейчас, и обида, боль, горечь застряли в горле мерзким комком. Лису понимал: что бы он ни попытался сделать здесь и сейчас, всё может стать только хуже. Стоило подождать. Стоило выбрать другое место и время. А своё эгоистичное желание немедленно добиться от Чжулю каких-то ответов нужно было просто задавить. Ничего сложного, верно?

Лису дышал глубоко и размеренно, невольно подражая медитативному ритму. Ужасная вонь разлагающейся плоти — которой не могло быть в реальности — забивала нос, рот и все мысли, бурлящие в голове. И так было даже лучше.

В какой-то момент Лису ощутил, что остался наедине с мертвецами. Трещины, испещрившие всю землю, оскалились чёрными провалами бездны; на оставшихся островках твёрдого пола удавалось балансировать, хоть и ценой невероятных усилий. Лису не имел права вновь поддаваться отчаянию — особенно сейчас, когда знал, что его любимому человеку нужна помощь. Ему нужно всего лишь немного подождать.

На седьмой день запечатают гробы — и можно будет выйти из дома. Самые тяжёлые времена траура пройдут, и все скорбящие начнут постепенно возвращаться к обычной жизни, чтобы на сорок девятом закате попрощаться с погибшими окончательно. А пока следовало проявить терпение.

Всё вокруг погрузилось во тьму — но не безмолвие. Пел свою заунывную песню ветер, тихо шелестели под его порывами лепестки бумажных цветов, которыми был усыпан практически весь главный зал. Глубокие тени полнились шепотками призрачных голосов — и все они вились вокруг Вэнь Лису, что-то говорили ему, почти кричали, угрожали, умоляли, просили. Иллюзорные ладони и пальцы касались лица и шеи, обдавали холодком, путались в корнях волос и растворялись в слабых движениях воздуха.

Страх, горечь, осколки чужой и собственной боли ворочались внутри, поднимались к горлу волнами тошноты, но тут же гасли, оставляя на языке гадкий привкус. Запах мёртвых тел то забивал дыхательные пути, то вдруг сменялся спасительными глотками свежего воздуха с лёгким привкусом пепла и снега. Иллюзии жалящих, ранящих ударов сменялись ласковыми касаниями и наоборот — будто нарисованные воображением мертвецы не могли определиться, хотят они его разорвать на части или согреть в объятиях.

Лису вспоминал пугающе мёртвый, пустой взгляд Чжулю, заострившиеся черты лица — и что-то мрачное, ядовитое, постепенно набирающее силу в глубине его глаз. К такому Чжулю — практически незнакомому, чужому — страшно было даже подойти, а то единственное прикосновение всё ещё отзывалось противной, липкой дрожью где-то в животе. Что же в действительности успело в нём измениться за ту неделю, которую он провёл в медитации? И как теперь подобраться к нему, не ранив ни его, ни себя? Ответа на эти вопросы никто не мог дать. А раз готовых вариантов решения не существовало — что ж, придётся идти напролом и действовать наугад.

Мягкий призрачный шёпот коснулся макушки, лёг на плечи несуществующим весом изящных женских ладоней.

«Идите вперёд, молодой глава Вэнь», — говорила ему иллюзорная тьма ласковым голосом Вэнь Жулинь. — «Покажите нам путь, уводящий от бездны»

Рассвет седьмого дня Лису встретил со спокойствием и смирением. Теперь он, наконец, готов был принять свою новую роль.