Лису медленно брёл по практически безлюдным коридорам дома Вэнь Нина, ощущая себя так, словно за прошедшую пару дней он успел прожить ещё одно перерождение и вернуться обратно. Полумрак, едва разгоняемый жёлтым огоньком зажжённых светильников, скрадывал залёгшие под глазами тени и некоторую неуверенность походки — если бы кто-то увидел его сейчас, то не нашёл в его облике ничего необычного. Но те, кто знал, на что обращать внимание, непременно углядели бы и остекленевший взгляд, и напряжённый лоб, и появившуюся привычку нервно покусывать нижнюю губу. И как хорошо, что все эти люди сейчас находились не рядом: А-Нина полностью завалили учёбой, Чжулю Лису лично отправил отдыхать, чтобы хоть на одного живого человека в их компании стало больше, а дети уже спали, утомлённые занятиями со своими учителями.

Сам неудачливый глава Вэнь не был уверен в том, что у него получится хотя бы глаз сомкнуть этой ночью, поэтому он и отправился бродить по заснувшему поместью. Его мучили образы и размышления, от которых никак не выходило избавиться, потому что и рассказать обо всём ему было просто некому. Точнее, пара кандидатов находилась, но А-Нина не хотелось беспокоить, потому что ему и без того нагрузки доставалось, а Вэнь Цин… Скажем так, Лису бы скорее решился рассказать правду о себе Чжулю, чем обратиться к ней. Потому его бесцельные шатания продолжались, а гнетущие мысли прокручивались в голове раз за разом, вызывая головную боль.

После посещения покоев Вэнь Жоханя он долго приходил в себя, всю ночь проведя в медитации в попытках хоть немного очистить разум. Однако на следующий день ему предстояло заглянуть в комнаты Вэнь Сюя и Вэнь Чао, потому что и они, как оказалось, были заперты под отдельными барьерами. Ради такого дела были отложены даже клановые собрания на ближайшие дня три, и сейчас Лису радовался этому как никогда. Потому что иначе он бы точно не выдержал.

Поначалу казалось, что это будет легко: от него требовалось всего лишь коснуться дверей и перенастроить защиту, как уже было сделано с покоями главы клана. Вот только Лису, конечно же, только этим ограничиться не мог: ему было слишком интересно узнать, насколько сильно отличаются комнаты наследника от тех, которые принадлежали Вэнь Чао. И, как и в случае с Бессмертным Владыкой, он быстро пожалел о том, что вообще туда сунулся.

Покои наследника занимали едва ли не целое крыло и имели собственный внутренний сад с небольшим озерцом — нормальным, а не лавовым, как в большей части резиденции. В него можно было попасть сразу с открытой галереи, соединяющей комнаты Вэнь Сюя с остальной частью Знойного Дворца, поэтому Лису сначала направился именно туда. Тамошние растения совсем не пострадали от извержения, только водоём заметно обмелел, а контур его берегов размылся: небольшое землетрясение даром для него явно не прошло. Сад выглядел ухоженным, а в расположенной здесь чайной беседке наверняка часто бывали: на низком столике находился чистый сервиз, а в чайничке даже оставались следы заварки, порядком заросшие плесенью за прошедшие недели. Здесь же на низком диванчике оказалась тонкая книжка, закладкой для которой служил засушенный цветок шиповника.

Сложно было представить, что Вэнь Сюй увлекается романтическими историями и уходом за растениями, так что сад наверняка являлся вотчиной Жулинь. Хотя, конечно же, было бы забавно, окажись это иначе.

Сами комнаты наследника Цишань Вэнь выглядели скромнее, чем те, в которых жил глава клана. Здесь тоже было довольно много помещений, включая небольшой зал для приёма гостей, впечатляющую своими размерами библиотеку, и даже детскую комнату, буквально заваленную игрушками. Лису удивился тому, что А-Юань, похоже, жил вместе с родителями: ему всегда казалось, что во дворцах для детей отводилось отдельное пространство, но то ли Вэни снова выделились даже здесь, то ли сам Вэнь Сюй захотел, чтобы его жена и сын всегда находились рядом с ним. И отчего-то больше верилось именно во второй вариант, хотя никаких доказательств, разумеется, у него не было.

В спальню Лису даже не заглянул, вполне удовлетворившись своеобразной экскурсией по библиотеке. А посмотреть здесь действительно было на что: если то же помещение в покоях Вэнь Жоханя больше напоминало рабочий кабинет, то здесь оно являлось именно хранилищем книг и свитков. Их было великое множество — и глаза буквально разбегались от взгляда на кажущиеся бесконечными книжные полки. Здесь царил порядок, но несколько хаотичный: свитки соседствовали с книгами в одной секции, иногда наползали друг на друга и не падали на пол буквально чудом, но соседняя полка вполне могла пустовать. Письменный стол, тем не менее, оказался практически чист, если не считать явно брошенного впопыхах листка бумаги: он даже лежал так, будто его торопливо швырнули, едва закончив читать.

Удивился ли Лису, узнав в находке собственную предупреждающую записку? Почти что нет. Однако по его спине всё равно поползли мурашки, когда он коснулся уже заметно выцветшего красноватого уголка талисмана для экстренной связи.

Сейчас вся паника, которую он испытывал в ночь перед нападением на Знойный дворец, казалась ему такой глупой и беспочвенной, что о ней было стыдно вспоминать. Едва не провалил всю свою маскировку, чуть не нагрубил Чжулю — и ради чего? Чтобы поспешить и всё равно опоздать. Чтобы растеряться в самый нужный момент и не сделать ничего.

Лису рассеянно погладил кончиками пальцев чуть шероховатую поверхность талисмана, пытаясь представить, как отреагировал Вэнь Сюй, когда увидел его предупреждение. Вряд ли он прочёл эту записку сразу, как только на бумаге проступили написанные слова. В то время он наверняка или уже ложился спать, или готовился ко сну — до бумажек, хранящихся не на самом видном месте, ему явно не было дела. Значит, эта новость дошла до него только утром.

Пришедшая следом мысль заставила Лису застыть. Не могло ли статься так, что именно его предупреждение и послужило столь поспешному началу осады Безночного Города? Ведь до какого-то момента обратный отсчёт вёлся нормально, и только в утренние часы, как раз тогда, когда Вэнь Сюй мог зайти в свой рабочий кабинет, система словно бы начала сходить с ума.

И если это действительно случилось так, если записка Лису породила панику, из-за которой и нападавшие тоже поспешили поскорее воплотить свой план в жизнь… То ему не могло быть прощения. Он не просто бездействовал — он практически собственными руками уничтожил всю главную семью Вэнь.

Лису отшатнулся от письменного стола, швырнув на него смятый талисман, и попросту сбежал. Из комнат Вэнь Сюя — и от собственных предположений, вполне реальных, а оттого ещё более жутких и пугающих.

Он сам не заметил, как оказался у покоев Вэнь Чао, придя в себя лишь тогда, когда дверь не поддалась толчку, а по ладони прошлась волна колючей энергии. И как хорошо, что сопровождавший его Чжулю не стал задавать никаких вопросов, просто привычно материализовавшись у него за плечом. В комнаты Вэнь Сюя Лису заходил один, и его внезапный побег оттуда не мог не насторожить, однако Чжулю не стал его расспрашивать; по правде, он и вовсе выглядел так, словно его ничего не удивляло. Возможно, привык к тому, что вокруг молодого главы Вэнь вечно происходило что-то непонятное, ну, или решил просто отложить расспрос на потом. Причём, судя по сосредоточенному взгляду, ближе к истине было второе.

Понадеявшись, что хоть в относительно знакомой обстановке у него получится перевести дух, Лису скрылся в «своих» комнатах, нервно приказав Чжулю подождать его снаружи. И каково же было его удивление, когда внутри всё оказалось не совсем так, как ему помнилось.

Нет, в комнатах не изменилось ничего глобально: его встретила всё та же неуместная роскошь, приправленная редкими и уникальными видами оружия, развешанного на стенах забытыми музейными экспонатами. Но чего он не ожидал, так это того, сколько бумаги окажется разбросано по полу. Чистые страницы и исписанные, скомканные, даже порванные — всё валялось вперемешку, покрывая не только пол, но и стол, задевая даже часть спальной зоны. Создавалось ощущение, будто здесь прошёл ураган — или кто-то перевернул всё вверх дном, упорно пытаясь что-то найти. И, судя по тому, что к ценным вещам даже не притронулись, орудовал здесь явно не обычный вор. Да и не существовало дураков красть что-то из-под носа Бессмертного Владыки, в этом уж сомнений не возникало.

Вывод напрашивался только один. Сам Вэнь Жохань приложил руку к творящемуся здесь беспорядку, наверняка пытаясь найти доказательства того, что в теле его сына находится кто-то другой. И произошло это наверняка довольно давно. Так почему комнаты до сих пор оставались в таком состоянии? Неужели слугам было лень прибраться в покоях Вэнь Чао, пока его здесь не было? Звучало нелепо. Значит, имелась другая причина, вот только какая именно, уже никто не смог бы сказать.

Лису поднял с пола один из листов, мельком прочитывая довольно аккуратные столбики размашистых иероглифов. Судя по всему, это были строки из какого-то учебника, ну, или запись лекции, написанная хоть и аккуратно, но очень уж лениво. В уголке страницы даже имелась крошечная цифра, вокруг которой угольком наштриховали какие-то пространные геометрические фигуры: видимо, Вэнь Чао было настолько скучно на занятиях, что он даже не пытался сосредоточиться на учёбе и думал о чём-то другом.

Изучив эту находку, Лису принялся за уборку, сам не зная зачем. Он собирал разбросанную бумагу, прочитывал, пытался рассортировать все записи, а мусор и черновики складывал в отдельную стопку, планируя сжечь её позже. Это занятие успокаивало, настраивало на медитативный лад, и Лису не заметил, как начал вчитываться в чужие записки внимательнее, мысленно фыркая на совсем элементарные ошибки и выискивая в уголках или на обороте забавные рисунки. Что удивительно, попадались даже карикатуры на людей, но такие уродливые, что узнать в них кого-либо оказалось непосильной задачей.

В этих записях не содержалось ничего личного, но почему-то Лису всё равно чувствовал себя так, будто подглядывал за жизнью настоящего Вэнь Чао. За тем, как он ставит кляксу на бумаге, с руганью мажет кистью по всему листу, портя его окончательно, и яростно сминает его до состояния невнятного кома. За тем, как он с невероятным и необъяснимым тщанием вырисовывает каждую чёрточку нового иероглифа и даже не рисует ничего на листах с каллиграфией, потому что это занятие действительно его увлекает. За тем, как ему указывают на ошибку, и он в ярости рвёт всю работу и швыряет её то ли просто в воздух, то ли в лицо своему учителю.

Будь Лису его преподавателем, то этот невыносимый ребёнок точно оставил бы ему клок-другой седых волос. Правда, не факт, что из этой схватки победителем вышел бы именно младший сыночек Вэнь Жоханя: уж Лису умел быть упрямым, когда ему это нужно.

Отчего-то мысли о предыдущем владельце тела теперь не вызывали такого же гнетущего чувства, как раньше. Словно сейчас настоящий Вэнь Чао находился рядом и ворчал, что нечего рассиживать на месте, и вообще, не пойти ли гостям, собственно, погулять куда-нибудь подальше отсюда и не дышать его воздухом. Будто стоит только повернуть голову — и увидишь недовольно морщащегося юношу, весь вид которого просил хорошего пинка, желательно ещё и не одного.

Вот только он был давно уже мёртв. И этот избалованный ребёнок, изображающий своего учителя истории каким-то колобком с петушиной головой, и его старший брат, который настолько страстно любил книги, что даже в его спальне хранилось несколько томиков с заложенными в них закладками, и его отец, коллекционирующий памятные мелочи, оставленные ему сыновьями, и его невестка, любящая романтические истории. Всех их уже не существовало.

Но сейчас Лису понял, что всё равно хотел бы узнать о них. О том, какими они были людьми, какие связи у них остались в этом мире, чем они дышали, что любили — не из простого любопытства, но ради памяти. Чтобы он кланялся не пустым табличкам с именами, которые не вызывали в нём ничего, кроме сожалений, но для того, чтобы видеть перед собой их лица и молиться за их счастливое перерождение со всей искренностью, что только была ему доступна. Чтобы он обращался к людям, а не безличным строчкам прочитанного когда-то текста.

Он не смог их спасти и стать частью этой семьи, но, по крайней мере, в его силах было сохранить память о них. И не из давящего на него чувства долга, а собственного желания. И Лису собирался во что бы то ни стало претворить свои планы в жизнь.

Собственно, именно эти размышления и не давали ему спокойно заснуть вот уже которую ночь подряд.

Ему было необходимо поговорить хоть с кем-нибудь, кто хорошо знал главную семью Вэнь, но его расспросы будут выглядеть слишком подозрительно. Зачем Вэнь Чао спрашивать о том, чем увлекался его брат? Или об эпизодах из собственного прошлого, которое лучше всех должен знать именно он сам? А-Нин, конечно, мог рассказать о многом, но всё же он не общался с этими людьми достаточно тесно, чтобы знать о них какие-то детали вроде вкусов и любимых занятий, а больше Лису не к кому было обратиться. Вот и выходило, что желать-то он желал узнать о своей несостоявшейся семье чуть больше, но реализация этой цели оказывалась довольно затруднительной, если вообще возможной.

Поэтому Лису бродил по дому Вэнь Нина неприкаянной тенью, надеясь, что в какой-то момент его сморит, и сон придёт сам. Самое обидное, что кошмары давно уже не приходили к нему, и у него получалось немного отдохнуть до этих роковых полётов в Знойный дворец, а теперь его состояние вновь приблизилось к отметке «даже зомби чувствуют себя лучше». И беспокоить кого-либо из близких ему не слишком хотелось: у них и без очередной его бессонницы хватало забот.

Проходя мимо широкой открытой галереи, он неожиданно увидел, что в окнах лазарета ещё горел свет, причём довольно ярко, словно там до сих пор кипела работа. Лису остановился в нерешительности. Наверное, он мог бы заглянуть туда и попросить немного снотворного, да покрепче, потому что вчерашний отвар на него совсем никак не подействовал. С другой стороны, не нужно быть экстрасенсом, чтобы догадаться, кто именно находился в лекарском домике в столь поздний час. И нет, версия с учениками не выдерживала и малейшей критики: Лису сам не раз становился свидетелем тому, как отпущенные на волю юноши и девушки едва ли не со слезами на глазах разбегались по домам так быстро, как только могли, чтобы их не нагрузили дополнительными заданиями. Видеть же Вэнь Цин он желанием вовсе не горел.

С другой стороны, а к кому ему обратиться ещё? Не к А-Нину же ползти, чтобы вызвать у него ещё больше беспокойства, да и Чжулю мешать не хотелось. А снотворное и впрямь могло помочь хотя бы немного отдохнуть.

Так что, недолго потоптавшись на одном месте, Лису всё же двинулся в сторону лазарета. Пришлось пересечь довольно внушительный сад лекарственных растений, большая часть которого сейчас пустовала: время для посевов ещё не пришло. Но границы грядок выделялись отчётливо, огороженные деревянными бортиками и каменистыми тропинками между ними.

Не решившись заходить без предупреждения, Лису осторожно постучал в закрытую дверь и едва не вздрогнул, услышав резкое:

— Кого там гуи принесли на ночь глядя? Заходите уже!

Что ж, кто бы сомневался, что Вэнь Цин будет пребывать не в самом прекрасном расположении духа. Мысленно щёлкнув себя по лбу за желание дойти до лазарета, Лису вздохнул и прошёл внутрь, чуть щурясь от яркого света.

Старшая сестра А-Нина обнаружилась за рабочим столом, стоящим неподалёку от входа. На нём были разложены десятки баночек с различными засушенными растениями, а в руках целительницы находилась ступка, в которой она что-то сосредоточенно перетирала увесистым даже на вид пестиком. Увидев, кто именно решил заглянуть к ней на огонёк, целительница удивлённо приподняла брови, но за свой резкий тон даже не подумала извиниться.

— Молодой глава Вэнь? Не ожидала встретить вас в столь поздний час. Что-то случилось? — прохладно поинтересовалась она, оглядев незваного гостя цепким взором.

Лису вымученно улыбнулся, так и застыв на пороге, не уверенный в том, что ему следовало заходить дальше и занимать место на свободной кушетке. В конце концов, это было царство Вэнь Цин, и кто знает, как она может отреагировать на непрошенные перемещения по её территории.

— Я хотел бы попросить какое-нибудь снотворное, — произнёс он, решив, что раз целительница не стала заморачиваться с приветствиями, то и ему стоит говорить сразу по делу. — Ваш ученик вчера давал мне чай с боярышником, но он не слишком помог.

Вэнь Цин чуть нахмурилась, а затем кивнула на кушетку, продолжая свою работу.

— Присаживайтесь, нечего стоять на пороге, — бросила она, принявшись перетирать травы так, будто собиралась превратить их в пыль. — Как принимали чай?

Лису прошмыгнул на указанное ему место, отчего-то совершенно заробев. В присутствии Фань Сяомин он не ощущал такого давления, как при общении с Вэнь Цин, но если учесть, что именно старшей сестре А-Нина была известна правда о нём, то это и неудивительно.

— Вечером, дважды с интервалом в час, — ответил он, немного подумав. Насчёт длительности перерыва уверенности не было: как раз тогда ему пришлось разбираться в закорючках отчётов, присланных главами «филиалов», так что времени могло пройти куда больше, чем казалось.

Целительница вновь кивнула своим мыслям, с особенно отчётливым хрустом раздавив брошенный в ступку лист. Лису лишь вздохнул от громкого звука и покосился на рабочий стол с интересом, но в нынешней медицине, особенно траволечении, он не разбирался совсем, так что не мог даже приблизительно сказать, какое снадобье готовилось. Но раз за него взялась сама Вэнь Цин, а не кто-то из её помощников, то это наверняка было что-то сложное.

— Я могу приготовить для вас сильный отвар на сегодняшнюю ночь, но придётся немного подождать, — произнесла она, промешивая пестиком получающуюся смесь и придирчиво разглядывая содержимое ступки. — Затем будете каждый день выпивать чай на основе тимьяна, он должен помочь справиться с повышенными умственными нагрузками. Думаю, А-Нин проследит за тем, чтобы вы принимали его правильно.

Лису нахмурился, опустив взгляд на свои ладони.

— Я не хочу беспокоить его ещё больше, — пробормотал он почти неразборчиво.

Но, разумеется, Вэнь Цин прекрасно поняла, что он сказал. И громко фыркнула, выразительно закатив глаза — так, будто услышала несусветную глупость.

— Этот ребёнок будет куда больше нервничать, если вы к нему не обратитесь, — с ехидцей сказала она. — Не знаю, в какой момент он начал носиться с вами, как курица с яйцом, но не стоит рубить его благие намерения на корню. А-Нин с таким рвением учился в последний раз ещё в детстве, когда пытался выходить подстреленную ворону, и было бы обидно, забрось он всё на половине пути в очередной раз.

Лису, услышав о птице, не сдержал тихого смешка. Очень легко представлялось, как совсем маленький Вэнь Нин со слезами на глазах держит в руках раненую ворону и умоляет свою сестру помочь несчастной жертве чужих развлечений. И впрямь, если уж что могло заставить Цюнлиня начать учиться не слишком любимому им лекарскому делу, так это чужие страдания.

— Так я сейчас для него что-то вроде подстреленной вороны? — невольно улыбнулся Лису. А затем опасливо покосился на Вэнь Цин, испугавшись, что его неуместное веселье могло вызвать очередную вспышку раздражения.

Но целительница лишь беззлобно усмехнулась и бросила на него насмешливый взгляд.

— Вы уставшая ворона, — ответила она с явным удовольствием. — Но если не прекратите говорить мне под руку, то не могу ручаться, что не станете подстреленной. Или отравленной.

Лису намёк понял и послушно замолчал, непроизвольно вытянувшись по струнке и положив ладони на колени. И хоть такая шутливая угроза всё-таки позволила ему немного расслабиться, он ни на минуту не забывал, что подтрунивания вовсе не означают симпатию, и не стоило надеяться на то, что Вэнь Цин внезапно стала к нему хорошо относиться.

В установившейся тишине слегка скрежещущий звук, с которым растирались травы, казался невероятно громким, но отчего-то совсем не раздражал. Лису осторожно наблюдал за целительницей, пользуясь тем, что на него не обращали никакого внимания, и подмечал лёгкую синеву под глазами, слишком резкие движения, чересчур крепко сжатые губы. Вэнь Цин тоже приходилось нелегко: наверняка из-за недавнего аврала с пациентами ей пришлось отложить свою собственную работу, и теперь она вынуждена была срочно нагонять всё упущенное. Ещё и управление импровизированным госпиталем тоже свалилось на её плечи, потому что главный целитель Знойного дворца погиб во время нападения, а больше доверить такой высокий пост было некому. Глава клана Ли, конечно, прислала своих лучших кандидатов, но им предстояло ещё свыкнуться с новым местом работы, а грамотный управляющий нужен был буквально сейчас, так что выбор пал на Вэнь Цин — и как наиболее ответственную, и как самую умелую из выживших лекарей Безночного Города.

Должно быть, внезапное появление нового пациента отсрочило её отдых ещё на некоторое время, и Лису виновато опустил взгляд: он сам знал, насколько сильно раздражают люди, явившиеся в самом конце смены, да ещё и без приглашения. Но ничего поделать он уже, в любом случае, не мог, однако мысленную пометку отблагодарить Вэнь Цин себе сделал. Только выяснить бы ещё, чем её можно порадовать, но об этом наверняка расскажет А-Нин. Должен же он знать, чем увлекается его сестра помимо медицины, верно?

Увлёкшись своими размышлениями, Лису не заметил, как Вэнь Цин закончила создавать своё снадобье и отложила ступку в сторону. Отмер он только тогда, когда целительница щёлкнула пальцами перед его носом — и то едва не вскрикнул, явно развеселив её.

— Вы уверены, что вам нужно сильное снотворное, молодой глава Вэнь? — в голосе старшей сестры А-Нина слышалась ничем не скрываемая насмешка. — Похоже, вы и без него способны чудесно справиться со своим сном.

Лису с силой потёр ладонями лицо, сбрасывая с себя остатки оцепенения.

— Это из-за того, что я уже вторую или третью ночь не могу уснуть, — признался он неожиданно даже для самого себя. — Послезавтра снова клановое собрание, и мне нельзя там появляться в подобном состоянии.

Складка в уголках губ Вэнь Цин ужесточилась, и заклинательница кивнула, отходя от него на несколько шагов. Послышался едва заметный шипящий звук: то на горелку был поставлен небольшой железный чайничек, в котором воды должно было хватить как раз на две-три порции отвара.

— Мне совершенно недосуг вытягивать из вас душу, — произнесла заклинательница после небольшой паузы, потянувшись к шкафчику со множеством мелких секций и ящичков, где хранились готовые порошки и травяные смеси. — Но я вижу, что вы хотите спросить что-то именно у меня, так почему бы вам не воспользоваться возможностью поговорить? У нас есть не меньше получаса до того, как будет готов отвар, так что я в вашем распоряжении, молодой глава Вэнь.

Лису ошарашенно уставился на неё, не ожидав, что Вэнь Цин сама предложит поговорить, пусть и в своей привычной грубоватой манере. Сообразив по её быстрому раздражённому взгляду, что если не начать говорить немедленно, то больше такого шанса ему не предоставят, он выпалил поспешно:

— Вы можете рассказать, каким был Вэнь Чао?

Целительница едва не уронила коробочку, которую держала в руках, но вовремя перехватила её. И повернулась к Лису, глядя на него так, словно он прямо сейчас вырастил вторую голову или признался в том, что любит пить кровь младенцев на завтрак. Под этим взором даже стало как-то неуютно, но Вэнь Цин быстро справилась с шоком, вернув себе невозмутимый вид и вновь отвернувшись к рабочему столу.

— Мне казалось, вы знали его достаточно неплохо для того, чтобы отыгрывать свою роль. Не слишком убедительно для внимательного взгляда, конечно, но весьма и весьма достойно, — с неохотой признала она. — Что конкретно вы желаете услышать от меня?

— Откуда вы так хорошо его знаете? Настолько, что у вас остались сомнения даже после того, как… — Лису замялся, отчего-то не находя в себе сил произнести ни имя, ни титул Вэнь Жоханя вслух.

Однако его поняли и без лишних пояснений.

— Бессмертный Владыка — человек, которым правят эмоции, — холодно отрубила Вэнь Цин. — Вы всего лишь удачно надавили на его слабости и заставили его отказаться от доводов разума, и это единственное объяснение тому, что он вам поверил. По крайней мере, я так предполагаю. Здесь, кстати, кроется одно из главных различий между вами и Вэнь Чао: он бы не смог вытерпеть пытки, как и любого притеснения вообще. Он бы признался в чём угодно, повесил на себя любую вину, лишь бы закончить мучения. Вы стояли на своём до конца. Забавно, что если бы вы сдались в самом начале, то ваша игра могла стать более убедительной, однако всё вышло немного иначе.

Лису опустил голову, переплетя свои пальцы между собой и крепко сжав их. Ему не хотелось возвращаться к тем воспоминаниям, пусть и обрывочным, туманным, но всё ещё вызывающим в нём почти что животный ужас. И всё же эти слова задели его, вновь всколыхнув сомнения: быть может, ему и впрямь было бы лучше сдаться? Однако так его точно ждала бы гибель, не в тот момент, так когда-нибудь позже, и не факт, что насильное выселение из тела Чао могло стать менее мучительным, чем всё, что выпало на его долю в итоге.

Нет, он выбрал самый правильный вариант из всех возможных. Ведь, в конце концов, Вэнь Жохань поверил ему, и это было лучшим доказательством его успеха.

Но если бы…

— Отвечая на ваш вопрос, — продолжила говорить целительница, будто бы не замечая состояния своего собеседника, — мы с Вэнь Чао обучались у одних наставников. По меньшей мере, у нас были общие учителя каллиграфии, истории и географии, да и в то время, когда Бессмертный Владыка заметил мои таланты, я большую часть времени проводила в Знойном дворце. У меня было множество возможностей узнать его если не ближе всех, то около того. Так что же вы хотите услышать?

Лису задумчиво прикусил губу. В нём уже почти не осталось уверенности в том, что обратиться с вопросами к Вэнь Цин было хорошей идеей, но возможности для отступления ему не давали. И он, решившись, всё же выдохнул:

— Каким он вообще был человеком? Почему ему нравилось рисовать и писать иероглифы? Почему он никогда не изображал людей? И почему… На стене его комнаты висит старый семейный портрет?

Старшая сестра Вэнь Нина негромко хмыкнула себе под нос, плавными, уверенными движениями отмеривая количество трав для заваривания чая. Но, кажется, именно таких вопросов она всё же не ожидала услышать: на её губах застыла странная улыбка с явным оттенком неподдельного удивления. И странной она казалась именно из-за того, что такое выражение лица Вэнь Цин свойственно не было.

— Каким бы он ни был человеком, сейчас все уже видят только вас, — медленно произнесла заклинательница, на пару секунд оперевшись обеими ладонями о столешницу. — К чему вам это знать, молодой глава Вэнь? Вы ведь уже не стараетесь притворяться.

Лису опустил голову совсем низко, сжав пальцы так сильно, что суставы свело неприятной болью.

— Потому что я хочу помнить, — тихо отозвался он, не отрывая невидящего взгляда от пола. — Помнить того, благодаря кому мне выпал шанс прожить эту жизнь.

В лекарском домике повисла тишина, прерываемая лишь тихим шипением стремительно нагревающейся воды. Лису не слышал ничего, оглушённый стуком собственного сердца, который, казалось, раздавался эхом в его голове, посылая колючие импульсы по всему телу. Наверное, его слова могут звучать насмешкой или грубостью — как от существа, захватившего чужое тело. Но ведь Лису и впрямь желал именно этого. И донёс свои мысли до Вэнь Цин так разборчиво, как только мог.

С негромким стуком на плетёную подставку был опущен чайник с горячей водой. Раздалось негромкое журчание наполняемого заварника; в воздухе мягко и чуть удушающее запахло травами. В букете ароматов, кажется, удалось распознать нотку мелиссы: Лису узнал её, потому что так пахли успокаивающие отвары, которые готовил для него Вэнь Нин.

Голос целительницы раздался внезапно — и прогрёб по хребту далёкими раскатами грома.

— Не скажу, что Вэнь Чао был хорошим человеком, да и вы наверняка об этом знаете. Он был избалованным, немного даже глуповатым и абсолютно не желал ничему учиться, зная, что Бессмертный Владыка всё равно обеспечит его всем, что бы он ни попросил, — Вэнь Цин говорила чуть приглушённо, не поворачивая головы к своему единственному слушателю. — А ещё он уже в свои сопливые шесть лет знал, что его положение позволяет ему творить буквально что угодно, и откровенно этим пользовался. Я впервые встретила его тогда, когда он бросил в тогдашнего учителя каллиграфии набор для письма, потому что тот указал ему на ошибку в написании иероглифа. Больше того учителя я не видела, но определённое мнение о Вэнь Чао у меня сложилось. И не то чтобы меня приводила в восторг мысль о том, что именно с этим мерзким мальчишкой мне предстоит учиться базовым наукам, однако выбора не было всё равно. Да и я хваталась за любой шанс узнать что-то новое так крепко, как только могла, потому что понимала: это моя единственная возможность научиться тому, что обычным и даже просто богатым людям не было доступно.

Вэнь Цин мрачно усмехнулась уголком губ, чуть заметно дёрнув плечом. Лису слушал её, не решаясь даже вздохнуть слишком громко, и впитывал каждое произнесённое ею слово. И понимал даже с какой-то толикой восторга, что оказался не так уж неправ в своих предположениях о характере настоящего Чао.

— На все ваши вопросы я могу ответить одной историей. Вернее, одним человеком, который произвёл на Вэнь Чао неизгладимое впечатление и сделал его чуть лучше, чем он был изначально. Новый учитель каллиграфии, обычный человек, нанятый Бессмертным Владыкой для обучения первого молодого господина, но ставший наставником для нас троих. Господин Фа, императорский художник и самый молодой мастер каллиграфии за последнюю сотню лет.

Лису озадаченно моргнул, поняв вдруг, что эта фамилия ему знакома. Не об этом ли человеке упоминала Фань Сяомин накануне? Но точно он вспомнить не мог: в тот момент ему было далеко не до запоминания незнакомых имён, единожды прозвучавших в чужой речи.

Вэнь Цин же продолжила готовить отвар, и её движения гипнотизировали своим изяществом — и Лису неотрывно следил за ними, чувствуя, как его веки начали постепенно наливаться тяжестью.

— Учитель Фа попал в Знойный Дворец практически случайно, на самом деле. Ещё задолго до того, как Вэнь Чао вообще понадобился учитель каллиграфии, Бессмертный Владыка решил начать поиски наставника для первого молодого господина: он послал весть по всему миру, что тот, кто нарисует лучший портрет его семьи, заручится его поддержкой как главы Цишань Вэнь и верховного заклинателя. И из всех работ он выделил одну, ту самую, что написал учитель Фа. Именно она, как я подозреваю, и находится в покоях Вэнь Чао, потому что уж изображения своей матери он бы точно не стал хранить, — заклинательница непонятно хмыкнула, скривив губы с лёгким презрением. — Но вернёмся к учителю. Он на первом занятии сказал, что если Вэнь Чао не желает учиться каллиграфии, то следующим его наставником станет сам Бессмертный Владыка — и это, как ни странно, сработало. Второй молодой господин покапризничал, но быстро присмирел и даже начал пытаться внимать наставлениям. Однако у него ничего не выходило, и это его бесило, настолько, что он рвал бумагу и швырялся ею во все стороны. Учитель Фа… Не ругался и не пугался, как предыдущий. Он повторял всё снова и снова, выравнивая позу Вэнь Чао, ведя его за руку, объясняя значение иероглифа, чувства, которые люди вкладывали в него. Наверное, именно это и подкупило младшего молодого господина.

Лису вновь вспомнились ровные столбики одинаковых иероглифов, где каждая чёрточка была выведена с невероятным тщанием, едва ли не любовью — и думал, что понимал настоящего Чао. Найдись в его прошлой жизни такой человек, который не стал ругать его за ошибки, а помогал исправить их, понять суть того, чему его пытались научить, то он наверняка прикипел бы к нему всей душой. Потому что он нуждался в этом внимании, принятии, искренней заботе — пусть даже всё это было обусловлено не ответной симпатией, но всего лишь долгом. Ему было бы всё равно. Как, похоже, и Вэнь Чао.

Эта мысль отозвалась удушающей горечью во рту, порождая всё больше вопросов — тревожных, вызывающих мурашки по всему телу. Они с Вэнь Чао оказывались слишком похожими, и это не могло не пугать. Чересчур многое в их судьбах перекликалось, и всего-то разницы было, что Вэнь Жохань откровенно баловал своего ребёнка, позволяя ему творить всё, что вздумается, а родитель Алисы плевать хотел на своих детей.

Являлось ли простым совпадением то, что Лису попал именно в его тело?

Вэнь Цин же продолжала рассказывать свою историю, не обращая внимания на внезапно застывший взгляд нежданного пациента.

— На следующий же день Вэнь Чао потребовал, чтобы господин Фа преподавал только ему, — она усмехнулась своим воспоминаниям с долей ностальгической нежности. — Бессмертный Владыка, конечно же, позволил ему это, однако тут сам учитель высказался против. И второй молодой господин уступил. Уже одно это казалось настолько удивительным, что Бессмертный Владыка действительно заинтересовался в этом человеке и приблизил к себе. А сам Вэнь Чао настолько привязался к учителю Фа, что иногда это походило на одержимость. Он учился рисованию, хотя никогда прежде не брал в руки кисть без брезгливости. В какой-то момент, когда ему едва исполнилось семь или около того, он резко замкнулся в себе и оживал лишь в присутствии учителя Фа. Других наставников он по-прежнему презирал, но учитель Фа оставался для него особенным. Да что там, Вэнь Чао даже как-то передо мной извинился за то, что испортил мою работу, потому что учитель его за это укорил. И он менялся в лучшую сторону, медленно, но неотвратимо… До тех пор, пока учитель Фа не умер, и Вэнь Чао не ударился во все тяжкие. Развлечения, девицы, вино — вот и всё, чем он буквально забил свою жизнь после той зимы. Год спустя вместо него появились вы. На этом, пожалуй, всё.

Перед Лису поставили чашечку, полную свежезаваренного отвара, и он потянулся к ней скорее инстинктивно, чем осознанно. Вэнь Цин настолько резко обрубила своё повествование, что можно было бы заподозрить её в нежелании рассказывать ему о чём-то, но причина наверняка заключалась в другом. Она ведь говорила, что общалась с Вэнь Чао только в тот период, когда они учились вместе. Похоже, после смерти учителя Фа они не пересекались вовсе, поэтому и рассказывать тоже было нечего.

— От чего… Он умер? — прохрипел он внезапно севшим голосом.

Целительница, прислонившаяся бедром к рабочему столу, пожала плечами.

— Я же говорила, что он был обычным человеком, не заклинателем. Подошёл его срок, вот и всё, — ответила она равнодушно, пригубив свою порцию снотворного.

Ах, да, точно, Лису и забыл об этой детали. Он настолько привык к своему окружению, где практически не попадалось простых людей, что успел забыть о том, что далеко не все шли по пути духовного самосовершенствования и стремились к бессмертию. И если из его памяти это вылетело, то насколько неожиданной и трагической оказалась смерть учителя Фа для самого Вэнь Чао…

По спине Лису поползли мурашки. Нет, совсем не такую историю он ожидал услышать, но всё же часть его словно предчувствовала это. И напоминала обо всех находках, несостыковках, странностях — всём том, что так выбивалось из образа того Вэнь Чао, который существовал на страницах новеллы.

Он был слишком оглушён, ошарашен услышанным, чтобы как-то реагировать. Да и бессонные ночи давали о себе знать, путая мысли и мешая толком анализировать всё, о чём рассказала ему Вэнь Цин. Однако одно можно было сказать наверняка.

Теперь он знал Вэнь Чао лучше — и видел перед собой человека, а не всего лишь расплывчатый образ, сшитый из кусочков разрозненной информации. И это знание приносило невероятное облегчение, разорвавшее цепь напряжения, сковывающую его все эти долгие дни.

Теперь Лису мог сделать ещё один шаг вперёд.

Когда он поклонился Вэнь Цин, она, казалось, удивилась вновь — настолько, что едва не поперхнулась своим отваром.

— Спасибо вам, — прошептал Лису с дрожью, не в силах подобрать хоть каких-то слов, способных выразить всю лавину его эмоций.

Целительница, однако, и на этот раз смогла его понять; по крайней мере, покачала головой она с тенью улыбки и потянула его за плечо, заставляя выпрямиться, без лишней резкости, а практически мягко.

— Идите спать, молодой глава Вэнь, — она кивнула в сторону самой дальней кушетки, закрытой бумажной ширмой. — В таком состоянии вы до своей постели вряд ли доберётесь, так что лучше вам будет потерпеть стеснённые условия и переночевать здесь.

Порыв заключить её в крепкие объятия удалось подавить буквально чудом — ну, и пониманием того, что Вэнь Цин вряд ли оценит подобный жест. Поэтому Лису вновь рассыпался в неловких благодарностях и всё же потянулся в указанную сторону: голова и впрямь начинала стремительно тяжелеть, и наведённый сон надвигался на него с неотвратимостью грядущего рассвета.

Его сил едва хватило на то, чтобы переодеться в ночное и рухнуть на постель, не утрудившись даже расчёсыванием волос. Ему наконец-то стало чуть легче — будто с плеч убрали одну из каменных плит, тянущих его к земле.

Где-то снаружи постепенно становилось темнее: Вэнь Цин гасила свечи и фонарики, освещавшие лекарский домик. Лису провалился в сон, не дождавшись полной темноты.

Всю ночь ему снился мальчик, старательно вырисовывающий на чистом листе одинаковые иероглифы — и счастливо улыбающийся от негромкой похвалы своего учителя.