В воздухе остро пахло мандаринами; запах чувствительно щекотал нёбо и оседал на языке пощипывающей горечью, смешиваясь с едва заметным, почти что призрачным ароматом сосновой смолы. Ярко горели лампы, освещая каждый уголок просторной гостиной, украшенной к Новому году. С люстры свисали пёстрые ниточки «дождика», на большой картине в половину стены величиной виднелись разноцветные бусы, развешанные в несколько слоёв, но всё внимание перетягивала на себя пышная сосна, богато украшенная золотой мишурой и хрустальными фигурками и шарами. Среди пушистых тёмно-зелёных веток были заметны лампочки гирлянд, однако их время пока не пришло: до полуночи в доме ещё горел обычный свет. А вот после тостов наступал момент для таинственного полумрака, расцвеченного крохотными перемигивающимися огоньками и свечами, установленными в центре большого круглого стола.

Стол этот ломился от различных блюд, как будто этим всем предстояло накормить с десяток голодных работяг, а не семью из пятерых человек. Чего тут только не было: фрукты, салаты, вазочки со сладостями, пышущий жаром отварной картофель, огромное пятно свободного пространства, куда вот-вот будет помещён томящийся в духовке зажаренный гусь. И, конечно же, мандарины. Много-много мандаринов.

Из коридора послышались чьи-то лёгкие шаги, и в комнату буквально впорхнула Аня, чьи красные волосы, выбритые на висках, казались едва ли не более яркими, чем разноцветные бусы, висящие на картине.

— Да-да, можешь прихватить ещё кукурузы, а то знаю я тебя, — она широко улыбалась, беспечно разговаривая с кем-то через гарнитуру. Проходя мимо стола, девушка стянула с тарелки бутерброд и, подмигнув Лису, скрылась в соседней комнате. Только её громкий голос и остался слышен: — Соня, Лиске уже не три года, зачем ей детское шампанское? Бери нормальное! И, прошу тебя…

В воздухе разлился умопомрачительно аппетитный запах зажаренного гуся, и затем в гостиную неторопливо зашла мама, с трудом удерживая в своих руках громадное блюдо. Лису, недолго думая, подорвался со своего места и помог ей, донеся главное украшение новогоднего стола до полагающегося ему места.

— Спасибо, милая, — мама улыбнулась ему, и на её щеках появились трогательные ямочки. — Поможешь мне с компотом?

— Конечно, — собственный голос, слишком высокий и звонкий, неприятно оцарапал непослушное горло.

Лису перевёл взгляд на свои руки, бледные и тонкие, с едва заметными пятнышками веснушек почти у самых локтей, оглядел пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и чуть шевельнул запястьем, вызвав лёгкий щелчок. Посмотрел на свои ступни в ярко-красных тёплых носках с потрёпанными помпонами, пошевелил пальцами ног и качнулся с пяток на носки и обратно. Это тело — низкое, лёгкое, такое… нежное — отзывалось неохотно и мешало каждому движению, словно на него натянули детский костюм для утренника и заставили плясать под весёлую музыку.

Но отчасти оно так и было.

Лису помогал разливать компот — вишнёвый, который всей душой любила вся его семья. Вместе со старшей сестрой заканчивал украшать стол, слушая звучащие на фоне шумы и песни новогодней телепередачи. Встречал пришедших из магазина отца и Соню — девушку Ани, которая тут же отгородилась одним из громадных пакетов от приветственных объятий его старшей сестры. Разбирал очередные покупки, негромко обсуждая с отцом свою стажировку в больнице. И ощущал себя так, будто пытался неумело отыграть чью-то роль, не зная при этом ни единой реплики. Словно его выбросили на сцену на замену настоящему актёру, и он стоял, изо всех сил пытаясь подстроиться под чужую игру.

Его семья никогда не собиралась за новогодним столом в полном составе. Их дом никогда не был настолько пышно украшен к Новому году: сначала не позволяли средства, потом запрещал отец, а затем и украшать стало незачем и не для кого. Да и сам отец никогда так трогательно не ухаживал за матерью, передавая ей столовые приборы и подкладывая кусочки её любимых блюд. И уж тем более не смотрел с тёплой усмешкой на то, как Аня пытается подбросить Соне кусочки киви, а та с непередаваемым выражением лица перекладывает их на её тарелку.

И они все улыбались Лису, говорили с ним, расспрашивали его о делах, о которых он не имел ни малейшего представления, и о людях, знакомства с которыми в его жизни не случалось. О молодом человеке из кофейни, с которым они иногда пересекались во время вечерних прогулок по здешнему парку. О мужчине из окружения отца, который иногда подвозил её домой после смены. О пациенте, который с удивительной регулярностью попадал в травматологическое отделение и ставил все палаты на уши своими живыми историями и заразительным смехом. Никого из них Лису не знал — но отчего-то ему всё равно находилось что ответить.

Он смотрел на них всех, таких счастливых, умиротворённых, родных — и отчего-то не ощущал ни щемящей тоски, ни нежности, ни страха. Лишь улыбался кажущимися резиновыми губами, глядя на эти некогда знакомые до каждой морщинки лица членов своей семьи. И не чувствовал ничего. Только в носу почему-то щипало, а горло стягивало невидимыми тисками.

Находиться в этой неправдоподобно счастливой вселенной для него было подобно одной из самых изощрённых среди всех существующих пыток.

— Алиса, что-то случилось? Ты как-то побледнела, — обеспокоенно нахмурилась мама, потянувшись к нему.

— Принести аптечку? — поинтересовалась Аня.

Отец молча оглядел его цепким взглядом и чуть свёл брови, но пока не спешил ничего предпринимать, не найдя внешних поводов для беспокойства. И Лису был благодарен его отстранённости: заботы со стороны этого родителя он бы точно не вынес.

— Всё в порядке, — отозвался он, с трудом покачав головой. Голос, который давно уже перестал принадлежать ему, вырывался из горла хриплыми толчками. — Только… мне пора уже идти, наверное.

— Идти? — непонимающе моргнула Аня. — До полуночи осталось всего ничего, куда ты хочешь пойти? Или, — на её лице появилась хитрая ухмылочка, — у тебя были особые планы на этот вечер?

— Аня, — с укором уронила Соня, но старшая сестра в ответ лишь рассмеялась.

Мама с улыбкой покачала головой, отложив свои столовые приборы в сторону. Огромная картина, находящаяся за её спиной, на мгновение будто бы потеряла очертания, и Лису перестал понимать, что на ней изображено. Но от взгляда на мешанину оттенков отчего-то начинало жутко ломить виски.

Ему нужно было уходить отсюда, из этого светлого болота несуществующего счастья. Вот только что-то удерживало его на месте, заставляло смотреть в эти чужие-знакомые лица, в которых не виднелось ни капли фальши.

— Ты действительно хочешь уйти сейчас? — спросила мама своим спокойным, мягким голосом, но в глубине её глаз расцвела тихая печаль, от которой Лису невольно вздрогнул, как от удара. — Может, останешься? У нас всех так редко выпадает возможность собраться вот так…

У них никогда не выдавалось такой возможности.

— Да, — неожиданно поддержал её отец. — Останься с нами. Если у тебя есть какие-то проблемы, то я с ними разберусь, только скажи.

Он никогда не предлагал свою помощь.

— Действительно, тебе же нравилось, — закивала Аня, а затем ободряюще подмигнула Лису. — А своим ухажёрам сможешь посвятить целый отпуск, мы даже этому милому мальчику отправили приглашение на кур… Ай!

Соня, незаметно ущипнувшая её за бок, с самым невозмутимым видом потянулась к блюду с картофелем, но подрагивающие уголки губ выдавали её веселье. Аня только пропыхтела нечто наигранно недовольное, потёрла пострадавшее место и бросила на родителей умоляющий взгляд. Мама, вздохнув, мягко ей улыбнулась.

— Думаю, Алиса уже давно догадалась, что семь билетов вместо пяти были приобретены совсем не случайно, — произнесла она, и её скулы едва заметно подёрнулись румянцем. — Хоть это и был сюрприз на день рождения…

День рождения? Как будто кто-то хоть раз дарил Алисе подобные подарки. Лису хотелось рассмеяться от абсурдности происходящего — и от чего-то острого, колкого, едкого, выворачивающего грудную клетку наизнанку.

Когда-то давно он мечтал, что его семья будет такой. Любящей, принимающей всех своих членов такими, какими они являлись, защищающей от невзгод и помогающей разрешить проблемы, поровну делящей на всех счастье и печаль. Но вот ведь шутка: стоило лишь увидеть, какой могла бы быть его прошлая жизнь в таком окружении, как ему захотелось закричать, швырнуть тарелку в стену, сорвать со стола идеально-белоснежную ткань с вышитыми на ней серебристыми звёздами — сделать всё, чтобы разрушить эту гадкую, удушающую иллюзию.

Иллюзию семьи, которой просто не могло существовать.

— Я… — Лису с трудом поднялся на ноги, ощущая, как скрипит, тяжело передвигается это слишком тесное для него тело. — Я должен идти. К своей семье.

Он ожидал, что от этих слов мир вокруг исказится, обнажая всю свою фальшивую суть, однако не изменилось ничего. Только взгляд мамы стал ещё печальнее, а Аня прекратила дурачиться и усмехнулась с тихой грустью, слегка опустив голову. Лица отца и Сони слегка смазались, словно на них навесили полупрозрачную вуаль, а фигуры застыли без единого движения. Яркие краски чуть померкли, но не исчезли совсем, только удушающее чувство отчего-то стало практически невыносимым.

И среди всего этого нарисованного мира только трое оказались настоящими.

— Ты не хочешь вернуться? — спросила мама, посмотрев на Лису так, словно знала каждое слово, которое он произнесёт в ответ. И своим вопросом она явно подразумевала не здешнее представление, а ту реальность, в которой их семья никогда не была настолько счастлива.

Ту реальность, в которой тело Алисы уже наверняка успело сгнить.

— Нет. Там моя семья и моя жизнь, — негромко отозвался Лису, чувствуя, как с каждым новым произнесённым им словом дышать становится легче. — Здесь же… Я просто не смогу вернуться. Этот мир уже не для меня, здесь мне нет и не будет уже места. Вы ведь понимаете это, верно?

Мама прикрыла глаза и улыбнулась, принимая его ответ; её руки, держащие столовые приборы, едва заметно задрожали, и послышался лёгкий звон металла, бьющегося о стекло.

— Мёртвые не возвращаются, — неожиданно сказала Аня, часто заморгав. А затем прерывисто вздохнула, заставляя себя выпустить крепко сжатую в пальцах скатерть. — Может, и к лучшему. Но если ты действительно сейчас слышишь меня, я… Надеюсь, что ты счастлива там. Где бы ни находился твой новый дом.

Лису мягко коснулся её напрягшегося плеча словно бы одеревеневшей рукой.

— Я счастлив, — тихо ответил он, чуть сжав непослушные пальцы.

И услышал вдруг сдвоенный звук лопнувшей струны, с которым весь праздничный иллюзорный мир разом померк, будто кто-то выключил яркие лампы. Ему стало легко-легко, будто с его плеч упал огромный груз, которого он совсем не замечал раньше, и негромкие — последние — слова его кровной семьи осели в его памяти пеплом сожалений и несбывшихся надежд.

А мгновением спустя он открыл глаза уже в своей реальности и увидел ступени Храма Предков, слегка подёрнутых призрачной дымкой предрассветного тумана. Его тело — живое, настоящее — свело от холода и не слишком удобной позы, а колени и вовсе перестали ощущаться, и Лису глубоко вздохнул, заставляя внутреннюю энергию потечь быстрее, насыщая мышцы столь необходимым теплом. Волосы, потяжелевшие от предрассветной влаги, прилипли к обнажённой спине, и он поморщился, наклонив голову так, чтобы они отстали от покрывшейся мурашками кожи.

Небо уже начало приобретать светлые оттенки, а это значило, что его ночная медитация у Храма Предков близилась к завершению. Погружаясь в транс, Лису и не думал, что кто-то из семьи Вэнь Чао явится к нему и даст своё благословение, как это должно было случиться, однако увидеть то, что ему пригрезилось, он совсем не ожидал. И непонимание смысла произошедшего вселяло в него смутную тревогу. Почему ему приснилась именно такая, ненастоящая кровная семья? И по какой причине вне иллюзии остались только двое из её членов? Да и совета они никакого не дали, только… Только попрощались с ним.

Лису рассеянно моргнул, делая глубокий вдох. Дышалось непривычно легко, словно резко исчезло лёгкое напряжение в груди, которого он не замечал до этого. Будто неслучившееся прощание с матерью и старшей сестрой не отпускало его, прочно привязывая к миру, о котором он давно перестал вспоминать. И сейчас этой невидимой связи больше не существовало. Ему действительно позволили идти дальше, хоть и могли попытаться удержать чуть более настойчиво.

Его семья — кровная, прежняя семья, в которой он вырос — дала ему своё благословение. Не на управление кланом, но на дальнейшую жизнь в этом мире, в этом теле, на само существование не Алисы, но Вэнь Лису. И это было куда больше, чем всё, на что он мог надеяться.

Тёплый луч рассветного солнца коснулся его чуть повлажневших щёк, и Лису поспешно вытер непрошеные слёзы рукавом, а затем и поднялся на ноги, получив наконец возможность нормально двигаться. По мышцам тут же побежало противнейшее ощущение восстанавливающегося кровотока, и он поморщился, дожидаясь, пока это чувство утихнет и позволит ему сделать нормальный шаг вперёд.

Бумажные фонарики, не горевшие этой ночью, мягко качнулись на промозглом осеннем ветру; Лису поёжился и передёрнул плечами, направляясь к ступеням Храма Предков. С первыми лучами солнца закончилось его ночное бдение — теперь настала пора самой церемонии принятия титула главы Цишань Вэнь.

Внутри храма, который вполне мог бы сравниться своими размерами и украшениями с императорским, ощущался практически никогда не покидавший его стены аромат благовоний. В сероватых красках рассвета просторный зал с десятками, если не сотнями поминальных табличек казался угрожающе мрачным, и Лису сделал глубокий вдох, унимая всколыхнувшуюся в груди тревогу. Место у самых свежих табличек, установленных здесь считанные недели назад, казалось непривычно пустым без склонённой перед ними фигуры Чжулю: одно время он проводил здесь целые часы, и его всегда можно было найти именно в этой части Знойного дворца. И пусть сейчас Чжулю всё чаще встречал утро нового дня у покоев молодого главы Цишань Вэнь, Лису знал, что в Храме Предков он бывал едва ли не с той же частотой, что и на тренировочных площадках.

Однако сейчас Храм Предков был пуст, и не горели даже палочки благовоний. Потушены оказались и бумажные фонарики, обычно разгоняющие мрачные тени, прячущиеся по углам, так что к небольшой ритуальной чаше — уменьшенной копии той, что находилась на площади Безночного Города, — Лису подбирался практически на ощупь, едва ли различая её силуэт в стылом полумраке.

Скользнув кончиками пальцев по шероховатым стенкам, на которых бугрились извилистые рисунки заклинаний, Лису прикрыл глаза и тихо выдохнул. Пламя в этой чаше перестало гореть с момента осады Безночного Города, но камень всё равно хранил в себе обжигающее тепло, словно духовный огонь в ней погас лишь с началом ночного бдения. Будто бы призрачные следы энергии предыдущего главы клана окончательно исчезли, выгорев до самой последней искры. И теперь ритуальная чаша была готова принять в себя силу нового владельца.

Золотистый свет в сером полумраке вспыхнул ярко, ослепив даже сквозь плотно сомкнутые веки, и Лису зажмурился сильнее, резко отвернувшись от постамента. Тени в Храме Предков сгустились, заострились, начав свою безумную пляску, будто этот огонь напитал и их тоже, вдохнув в них некое подобие жизни. Желтоватые отблески заискрились на поминальных табличках — словно десятки, сотни глаз предков Вэнь Чао обратили внимание на чужака, дерзнувшего покуситься на их святыню. И в этом внимании не ощущалось ни капли дружелюбия.

«Увы, уважаемые господа и госпожи, я здесь такая же жертва ситуации, как и вы», — криво усмехнулся Лису, отгоняя прочь странное оцепенение. И поспешно вернул своему лицу спокойное выражение, когда в просторный зал потянулась небольшая цепочка безмолвных слуг, несущих в своих руках ритуальные предметы.

Сначала он взял в руки длинную палочку для розжига и, подхватив из каменной чаши частицу собственного огня, медленно обошёл Храм Предков, зажигая бумажные фонарики. Затем настало время благовоний. Лису подходил к каждой поминальной табличке, начиная с самых новых, и кланялся, не произнося ни звука. Он ни о чём не просил всех мертвецов, невидимыми призраками застывшими над собственными выбитыми в камне именами, — он попросту не имел на это никакого права. С его губ не срывалось ни звука, а в мыслях царила звенящая тишина, такая же мрачная, как и та, что наполнила просторный зал. И не было в этом траурном ритуале ничего торжественного, только тревога стискивала грудь всё сильнее с каждым последующим именем незнакомого предка.

Казалось, будто он целую вечность бродил среди остатков чужого пепла — и всё же рассвет ещё даже не успел разгореться в полную силу, когда последняя палочка благовоний опустилась на подставку перед поминальной табличкой Вэнь Мао, которая выглядела так, словно её совсем не касалось время. Солнце едва успело заползти своими прохладными лучами внутрь Храма Предков, а Вэнь Лису уже встал на колени посреди зала, кланяясь всем чужим предкам сразу. Золотистое пламя в каменной чаше чуть колыхнулось, будто собираясь погаснуть, но тут же начало гореть ярче, словно бросая вызов лёгкому порыву ветра, ворвавшемуся через огромные резные окна.

Его спутавшихся, чуть завившихся за время ночного бдения волос мягко коснулись гребнем, и Лису прикрыл глаза, позволяя заплести себе мудрёную причёску. Голова тут же потяжелела от тонких золотых цепочек, вплетаемых так, что они свободно ниспадали на его плечи вместе с выпущенными прядями, и он поморщился, мысленно обещая себе избавиться от всей этой красоты при первой же возможности. Впрочем, главное статусное украшение — заколку главы клана — ему ещё предстояло принять в конце церемонии, так что выпутываться из этого всего великолепия явно придётся долго и мучительно.

На его плечи накинули нижний халат — кроваво-красный, с тонкой вязью золотистых узоров по краям рукавов. И лишь когда слуги закончили повязывать пояс, Лису поднялся на ноги, всё так же не произнеся ни звука.

В Храме Предков молодой глава Цишань Вэнь принимал на себя обязанности по продолжению и поддержанию чести рода — пламенные одеяния символизировали его принадлежность к правящей семье. И раз зажжённый Лису огонь всё-таки не погас, предки Вэнь Чао смирились с его существованием и позволили ему идти дальше; за это он мысленно поблагодарил их и едва не вздрогнул, когда его слуха будто бы коснулся мелодичный смешок. Или же это музыка ветра так причудливо качнулась на ветру, а его воображение снова играло с ним злую шутку.

Дальше путь его лежал к библиотеке — и по этой дороге Лису пошёл уже куда увереннее, зная, что и кого именно встретит в конце. И пусть шаг его был лёгок и стремителен, хитросплетения коридоров и галерей он преодолел лишь тогда, когда лучи утреннего солнца уже полностью просочились сквозь открытые окна, заливая просторные залы прохладным, но удивительно приятным светом.

К торжеству библиотеку украшали не так чтобы усердно, и сейчас её знакомый практически до самых мелочей образ внушал спокойствие и умиротворение. Лишь одно изменение бросалось в глаза: вместо бумажной округлой ширмы с изображением цишаньских предгорий перед входом поставили резную, чей узор складывался в дракона, схватившего солнце всеми четырьмя своими лапами, словно бы греясь его теплом. Прямо перед ней находился Вэнь Мин, одетый в непривычно богатые одеяния, вышитые золотой нитью. Лису не удержался и чуть нервно улыбнулся ему, на что отец А-Нина послал ему мягкую улыбку и почтительно склонил голову, приветствуя главу своего клана. Слуги, которых взгляд заприметил только сейчас, согнулись ещё ниже, выказывая своё уважение.

Отчего-то именно в этот момент сердце пропустило удар в волнении, однако шаг Вэнь Лису остался по-прежнему твёрдым. И он приблизился к своему третьему советнику, незаметно пытаясь перевести дыхание; впрочем, судя по заботливому и подбадривающему взгляду Вэнь Мина, свою нервозность он скрывал не слишком умело.

— Молодой глава Вэнь, — звучно, так, что его низкий голос эхом прошёлся по мирной тишине библиотеки, произнёс мужчина, — сегодня вам предстоит войти в число старших членов вашего рода и взять себе новое имя, что останется на страницах истории нашего великого клана. Мне, Вэнь Цинфану, третьему советнику клана Цишань Вэнь, выпала честь приветствовать вас в начале этого пути и принять вашу первую клятву, данную миру смертных. Готовы ли вы ступить на этот путь без сожалений?

Сожаления? Какие у него могли бы быть сожаления? Сейчас Лису ощущал себя совершенно свободным, чего не бывало с ним никогда раньше, и совсем не задумывался над тем, о чём ему стоило бы жалеть, принимая свой титул теперь уже окончательно, без шанса отказаться от него до самой своей смерти. А потому его ответ прозвучал громко и искренне:

— Да. Я ступаю на этот путь без сожалений.

Вэнь Мин, ожидавший от него именно этих слов, едва заметно кивнул, и ближайший из слуг подошёл ближе и поклонился, удерживая на вытянутых вперёд руках золотой поднос с одним-единственным свитком, тонким и простым настолько, что показалось даже, будто на эту церемонию его взяли по ошибке. Среди всей привычной роскоши Цишань Вэнь видеть обычные, пусть и старые на вид вещи было странно, а потому Лису пригляделся к этому свитку внимательнее, но всё равно не нашёл в нём ничего особенного. Разве что пара иероглифов на внешней стороне была написана тем же почерком, что и древние книги, в которых излагались секретные техники главной семьи Вэнь, но это могло быть простым совпадением, ведь свиток, в отличие от тех книжиц, выглядел так, словно ему и десятка лет не исполнилось.

Увлёкшись загадкой слишком необычного для здешней обстановки предмета, Лису невольно вздрогнул, когда голос Вэнь Мина раздался вновь.

— Мы находимся в хранилище знаний клана Цишань Вэнь, в месте, где собрана многовековая мудрость поколений наших предков, в месте, где живёт история нашего клана, — третий советник говорил не заученными фразами, но словами, идущими из самых глубин его сердца, и это ощущалось в его интонациях, горело в его глазах гордостью и трепетным уважением не только к Вэнь Лису, но и самой библиотеке, всему тому, что их окружало. Он действительно любил свой клан и гордился тем, что является его частью. — Вы касались страниц множества книг, познавали мудрость многих учителей настоящего и прошлого, но сейчас, когда пришло ваше время возглавлять клан Цишань Вэнь, вам предстоит увидеть послание, оставленное великим предком, первым прошедшим по этому пути. И это станет вашим испытанием, проверкой на то, готовы ли вы хранить и приумножать знания, накопленные всеми поколениями клана Цишань Вэнь. Желаете ли вы познать эту мудрость, молодой глава Вэнь?

Лису гулко сглотнул, осознав вдруг, что его испытания вовсе не закончились в Храме Предков — проверки на прочность только начались, и сейчас ему вновь предстояло получить чужое одобрение. Но как он должен справиться с этим «познанием мудрости»? В описании церемонии не говорилось ни слова на этот счёт. И всё же задавать вопросы сейчас было слишком поздно: и Вэнь Мин, и окружавшие их слуги ожидали от него ответа.

— Да, я желаю, — с трудом выдавил он, понимая, что иных слов сказать и не сможет.

Слуга, держащий поднос со свитком, шагнул ближе, и Лису с сомнением покосился на, как оказалось, древний ритуальный предмет, которому лет было столько же, сколько тем книгам с секретными техниками, если не больше. И выглядел он так, словно тушь, оставившая изящную, почти небрежную подпись на внешней стороне, высохла совсем недавно, а автор её покинул своё рабочее место считанные минуты назад. Но всё же этой вещи было много сотен лет, и кто знает, что именно позволило сохранить её первозданный облик на протяжении нескольких веков. И как бы это нечто не распознало в нём чужака, отказавшись раскрывать ему тайны основателя Цишань Вэнь.

Однако слишком долго сомневаться Лису не мог — а потому он всё же подхватил свиток непослушными от волнения пальцами и неловко мазнул ладонью по изящной подписи; влажный след, оставшийся от его кожи, заставил иероглифы слегка потемнеть. Неудачливый глава Вэнь замер в оцепенении, испугавшись, что умудрился что-то испортить, но свиток не спешил загораться или рассыпаться в его руках, так что, вероятно, всё обошлось, правда, показалось, будто грубоватая бумага слегка нагрелась. Ощущение это, впрочем, пропало так же быстро, как и появилось, так что Лису, на всякий случай выждав ещё немного, осторожно подцепил ногтями простую сургучную печать и с замирающим сердцем раскрыл не слишком-то длинное послание.

Внутри оказалась написана одна-единственная фраза. Вот только Лису почему-то не мог её понять: система не желала переводить эти иероглифы, ровно как и подпись на внешней стороне свитка, а его собственные знания китайского оказались слишком скудны даже для того, чтобы расшифровать хотя бы пару символов. И потому он застыл в нерешительности, не зная, что же ему стоило делать дальше.

Вэнь Мина, впрочем, совсем не смутила его растерянность на грани паники, он, напротив, выглядел так, будто не происходило ничего необычного, и каждый новый глава Цишань Вэнь встречал слова своего великого предка именно такой реакцией. Но, быть может, в отсутствии смысла смысл и заключался? Как с секретным ингредиентом из полузабытого мультика, который являлся верой в собственные силы, так и здесь загвоздка была в том, что любая мудрость может оказаться бессмыслицей, и вся её ценность равняется куску не слишком-то качественной бумаги.

Ну, или третий советник просто решил сделать вид, что всё идёт по плану, лишь бы не сорвать важную церемонию.

— Мудрость великих предков всегда снисходит до понимания потомков в положенное время, — произнёс Вэнь Мин, слегка наклонив голову, но Лису готов был поклясться, что он едва заметно улыбался. — Задача потомков — вернуться к ней и осознать её в нужный момент, а также сохранить её для следующих поколений.

Что ж, оставалось лишь сделать уверенный вид и кивнуть, соглашаясь с его словами: Лису по-прежнему не понимал ни единого иероглифа в написанном изречении, однако вряд ли ему следовало это показывать. Поэтому он скатал свиток обратно, стараясь сделать это так, чтобы не выдать чуть подрагивающих от волнения рук, и, ощутив, как под его пальцами вновь нагрелась бумага, едва не бросил его обратно на золотой поднос. Свиток, непонятным образом запечатавшийся сам, такое обращение с собой пережил стойко и даже не слишком громыхнул, упав на поднос с небольшой высоты. Слуга, держащий ритуальные предметы, неодобрительно поджал губы, однако всё равно поклонился глубже и отошёл в сторону, не поднимая глаз.

Лису незаметно перевёл дыхание: ему не нравился этот свиток, особенно то, что даже система не могла перевести написанное в нём. Однако каждый иероглиф, каждая чёрточка послания Вэнь Мао отпечатались в его сознании настолько прочно, что он мог бы написать его по памяти что прямо сейчас, что спустя с десяток лет, и ни единая линия не оказалась бы передана искажённо. И это пугало.

— Вы познали мудрость основателя нашего клана, молодой глава Вэнь, — голос Вэнь Мина заставил вырваться из липкого оцепенения и вновь вернуться в реальность. — Готовы ли вы беречь её тайну и пронести эту мудрость через всю свою жизнь, передав её своим потомкам?

Горло на мгновение стянуло, будто обхватило крепкими пальцами, но ощущение это пропало так же быстро, как и появилось. Лису глубоко вдохнул, заставляя себя успокоиться, и уверенно ответил:

— Да, я готов.

— Клянётесь ли вы перед небесами и землёй хранить и приумножать знания, накопленные поколениями ваших предшественников?

— Клянусь.

— Клянётесь ли вы оберегать тайны клана Цишань Вэнь, защищать их от чужаков и недостойных? — взгляд Вэнь Мина на мгновение обжёг, заставляя вдруг вспомнить обо всех слухах, где Лису обвиняли в сговоре с вражескими орденами. И пусть этот вопрос являлся обязательной частью церемонии, само то, как при нём напряглись люди, находящиеся в библиотеке, уже говорило о многом.

Как бы Лису ни старался работать на благо своего клана, он всё ещё не был избавлен от подозрений. В нём продолжали сомневаться. Однако он не собирался кому-то что-то доказывать: самые важные и близкие люди находились на его стороне, а всё остальное было не так уж и важно.

— Клянусь, — ответил он, уверенно выдержав направленные на него взгляды.

Третий советник почтительно склонил голову, принимая эту клятву. А затем взял в руки протянутые слугами одеяния и подошёл к Вэнь Лису; в его мягком выражении лица ничего не напоминало о том обжигающем взгляде — не прямом обвинении, но толике недоверия, с которым он будет относиться ко многим кажущимся безумными решениям своего нового главы.

— Эти одежды воплощают вес произнесённых вами слов. Не забывайте об этом, — негромко произнёс Вэнь Мин, набрасывая на плечи Лису чёрную, жёсткую от плотной невидимой вышивки ткань.

— Я и не думал относиться к ним легкомысленно, — криво улыбнулся Лису, разводя руки в стороны и позволяя надеть на себя следующий слой одеяний.

— Не стоит воспринимать мои слова как упрёк, молодой глава Вэнь, — улыбнулся отец А-Нина, задержав руки на его плечах. — Я не сомневаюсь в вашей преданности. Однако вы склонны увлекаться и забывать о том, чьи именно интересы должны защищать, а потому я посчитал не лишним обратить ваше внимание на то, в чём именно вы поклялись. Абсолютной справедливости добиться не получится никогда, кто-то да будет в числе угнетаемых. И ваша главная задача как главы клана заключается в том, чтобы защищать свой народ от угнетения, ведь он может полагаться только на вас.

— Я не допущу падения нашего клана, — отрезал Лису, твёрдо посмотрев прямо в глаза Вэнь Мину. — Однако я намерен изменить его. А никакое качественное изменение не способно обойтись без жертв, как вам известно. Примете ли вы от меня такой ответ, третий советник?

— Разумеется, — был дан ему спокойный ответ. — И я надеюсь, что наше видение светлого будущего для Цишань Вэнь однажды совпадут, и вы докажете, что принесённые вами жертвы того стоили.

Что ж, он и сам надеялся на то, что из него выйдет не самый худший правитель в истории этого клана. В конце концов, Вэнь Лису совсем не был создан для этой роли, и тишина библиотеки, аромат лекарственных трав, атмосфера путешествий по неизведанным местам манили его куда сильнее. Однако у него имелись свои обязанности и долг перед собой и близкими людьми, а потому он продолжил свой путь, освещённый разгорающимся осенним солнцем.

Дорогой к оружейной ему приходилось пользоваться всего лишь однажды, сразу после распечатывания Знойного дворца, когда необходимо было оценить весь нанесённый вторжением и вулканическим извержением ущерб. И это место относилось к числу тех, которые были разрушены не природной катастрофой, но усилиями заклинателей; впрочем, пострадало оно не то чтобы сильно, лишь обеднело на пару-тройку редких артефактов.

Лису свернул к переходу, ведущему к недавно отстроенному заново Залу Почестей, и на пару мгновений замер перед лестницей, ведущей вниз. По рукам и спине прошлась колкая волна — как раз по тем местам, куда едва ли не целую жизнь назад вонзались сотни, тысячи игл, и пришлось прикрыть глаза, чтобы избавиться от короткого наваждения. Это были не те подвалы, в которых он провёл несколько мучительных недель, и всё же он смог заставить себя шагнуть вперёд только после того, как вспомнил: те самые помещения оказались почти полностью залиты лавой, а потому их держали запечатанными до сих пор. И у него бы не вышло попасть туда снова даже случайно. Вот только дыхание перехватило всё равно, стоило лишь ступить на каменный пол подземного широкого коридора, ведущего к громадным металлическим дверям оружейной.

В этом месте Лису слышал гулкие шаги слуг, которые следовали за ним, держа в руках фонари, из которых пока было зажжено всего два. До этого момента он не замечал своего сопровождения, пусть и знал о его существовании, и само ощущение того, что за его спиной находятся люди, в преданности которых нельзя было быть уверенным, обдирало лопатки ледяными колючками тревоги.

Пламя факелов, освещающих подземелье, дрогнуло, будто отвечая на его нервозность, и Лису слегка ускорил шаг, не давая охватившему его необъяснимому страху расцвести окончательно.

Громадные двери оружейной оказались закрыты, и оба выплавленных на металлических створках дракона угрожающе сверкнули рубиновыми глазами, стоило преодолеть лишь ещё пару шагов. Застывшая перед ними фигура Мин Юйлуна принадлежала словно не живому человеку, а каменному гиганту, охраняющему это место от чужаков, — и Лису едва не вздрогнул, когда он пошевелился и впился в него своим пронзительным взглядом. Рука мужчины, лежащая на рукояти меча, слишком простого и грубого на фоне богато вышитых праздничных одеяний, едва заметно напряглась, но затем глава Мин всё же отпустил своё оружие и почтительно склонил голову в полагающемся приветствии.

— Молодой глава Вэнь, — низкий голос заклинателя угрожающим рокотом отразился от каменных стен подземелья. — Я, Мин Юйлун, второй советник клана Цишань Вэнь, приветствую вас в сердце Знойного дворца и одном из главных источников силы нашего клана.

Лису отрывисто кивнул, отчего-то не найдя в себе сил ответить словами, и бросил нервный взгляд на слугу у левого плеча главы Мин, который держал в руках ещё один меч — точную копию того, что находился у второго советника. Конечно же, он и не думал, что эта часть церемонии пройдёт легко, но всё же надеялся, что обойдётся без дуэли, и его клятву примут без лишних демонстраций силы. Однако у Мин Юйлуна на этот счёт имелись свои представления, и так просто давать своё одобрение он не собирался.

Что ж, это стоило запомнить и обязательно вернуть должок в будущем.

— Мне не доводилось сражаться с вами на одном поле боя, — сказал глава Мин, заметив, куда было направлено его внимание, — поэтому прежде чем принять вашу клятву, я хочу оценить вашу силу. Примете мой вызов, молодой глава Вэнь?

— А есть альтернатива? — негромко хмыкнул Лису, жестом подзывая к себе слугу. Тот, отчего-то вдруг побледнев, протянул ему меч с таким низким поклоном, будто готов был вот-вот рухнуть на колени.

Мин Юйлун насмешливо прищурился, обнажив свой меч и чуть ли не игриво перебросив его из руки в руку. Слуги, коротко переглянувшись, поспешили отойти подальше от места будущей дуэли и вжались спинами в стены подземного коридора так, словно желали слиться с ними воедино. Не то чтобы их нельзя было понять: суровый нрав и любовь к разрушениям главы Мин были известны повсеместно.

— Если хотите получить мою верность — нет, — усмехнулся мужчина, небрежным движением сбрасывая с плеч грузную мантию и отпинывая её подальше к стене. — Но вы всегда можете приказать мне принять клятву и без этих условностей.

Лису отразил его усмешку, вытащив из ножен доставшийся ему клинок и оценив вес оружия. Немного тяжеловато для него, но, в принципе, одно сражение пережить можно; по крайней мере, он сможет проиграть красиво.

— Формальности мне ни к чему, — ответил он, принимая более-менее устойчивую позицию и спешно вспоминая все уроки и наставления Чжулю. — Я принимаю лишь искренние клятвы, глава Мин, и сам даю только такие.

— Ваши слова звучат прекрасно. Посмотрим же, что скажет ваш клинок!

Мин Юйлун атаковал, не дав ни секунды на подготовку, — да так, что Лису чудом уклонился от его удара. И останавливаться на этом он даже не думал.

Атаки сыпались со всех сторон — быстро, резко, на грани восприятия. Едва успеешь пригнуться, как тут же бьют по ногам. Только приземлился — удар по корпусу. Смог ускользнуть — и снова отскакиваешь от чужого клинка.

Этот поединок походил на догонялки: Лису всё сбегал от чужих ударов, а глава Мин изо всех сил пытался его достать, и ни у того, ни у другого не получалось довести дело до конца. Мин Юйлун был умел, ловок и силён, но Лису был куда легче и подвижнее, а потому умудрялся уходить от него раз за разом. Но неудачи нисколько заклинателя не расстраивали, а только распаляли в нём азарт — он вскоре и смеяться начал, в очередной раз промахиваясь по своей вёрткой цели.

— Какая у вас интересная стратегия, глава Вэнь! Когда же начнёте сражаться? — и ведь даже не запыхался, зараза! В отличие от Лису, который уже тремя потами покрылся и мысленно проклял свою затею с согласием на этот глупый бой.

Сохранить дыхание было важнее, чем ответить что-то не менее едкое, а потому ехидство Мин Юйлуна оказалось встречено молчанием. Но того данное обстоятельство нисколько не смутило: грозный взгляд раскрасневшегося от перебежек Вэнь Лису искренне его позабавил.

Клинок главы Мин со свистом рассёк воздух — и с глухим звоном отскочил от стены, отколов от неё внушительный кусок. Лису выдохнул — и прыгнул вперёд, целясь противнику в бок. Тот со смешком уклонился и потянулся к его волосам, но Лису уже отскочил прочь.

Из серьёзного сражения этот поединок окончательно превратился в игру, и Мин Юйлун уже открыто улыбался, пытаясь поймать уже наконец главу своего клана. Лису скалился в ответ и уклонялся вновь и вновь, пытаясь иногда пойти в атаку, но сбегая при первой же угрозе быть схваченным. Так они и носились друг за другом, пока их мечи с оглушительным звоном не столкнулись — и клинок вырвался из онемевших рук Лису, грохнувшись у самых ног какого-то слуги.

Глава Мин длинно выдохнул, восстанавливая сбившееся-таки дыхание, и повёл клинком в сторону. А затем, не прерывая плавного движения, опустился вдруг на колени перед Лису и протянул ему свой меч, наклонив голову почтительно, но без лишнего преклонения.

— Я ведь… полностью проиграл, — выдавил Лису, тяжело дыша и чуть заметно пошатываясь на месте.

— А я и не озвучивал условия победы в этом поединке, — усмехнулся Мин Юйлун, бросив на него насмешливый взгляд из-под ресниц. — Вы приняли мой вызов и не остановили бой, этого вполне достаточно. А ещё вы здраво оцениваете свои силы и возможности, а умение и сила ещё придут с опытом. Поэтому я считаю вас достойным главой клана — не лучшим из всех возможных вариантов, но у вас есть потенциал и упрямство, чтобы этот потенциал раскрыть, и этого более чем достаточно.

Лису хмыкнул, осторожно принимая протянутое ему оружие.

— Вы ведь понимаете, что я вправе наказать вас за дерзость, господин второй советник? — прищурился он, взвешивая на ладони чужой клинок. Он оказался абсолютно таким же по весу и балансу, что и тот, что достался ему, так что их поединок — если его можно так назвать — вёлся на равных условиях.

— Вы из тех людей, кто предпочитает искренность и прямолинейность, а не маски вежливости и учтивости, — нисколько не испугался возможных неприятностей глава Мин. — В этом мы похожи, и за это я вас уважаю. Поэтому я, Мин Юйлун, клянусь вам в верности, глава Вэнь.

— Я принимаю вашу верность, — кивнул Лису и небрежно отбросил за спину запутавшиеся в волосах золотые цепочки. — Выслушаете и мою клятву?

Как ни странно, это короткое сражение заставило его полностью забыть о своих сомнениях и страхах, а потому нужные слова вспоминались легко и произносились уверенно. Он клялся защищать свой клан и приумножать его мощь, и глава Мин даже не стал сдерживать ироничную усмешку, надевая на него следующий слой одеяний, таких же чёрных, как и предыдущие, но разбавленных золотыми вставками.

— Мощь заключается не только в физической силе, господин второй советник, — улыбнулся Лису в ответ на чужой скепсис. — И я докажу вам это.

— Буду с нетерпением этого ждать, глава Вэнь, — широко ухмыльнулся Мин Юйлун, но было видно, что в выполнимость данного обещания он верит мало.

Это следовало запомнить тоже, чтобы в будущем иметь возможность произнести столь полезное для самолюбия «а я же говорил», которое окупит все перенесённые страдания и потраченные силы.

Следующей ему нужно было посетить сокровищницу, которая тоже располагалась под землёй, но уже в другой части Знойного дворца. Утро уже практически полностью вступило в свои права, и Лису прибавил шагу, помня о том, что церемонию надлежало закончить к полудню. Затянувшийся поединок потратил немало времени и сил, так что ему следовало поспешить, чтобы прийти к последнему месту назначения вовремя.

В отличие от оружейной, двери в сокровищницу были украшены куда более богато, да и здешняя обстановка совсем не пострадала при вторжении: защитные барьеры просто не впустили чужаков внутрь, и у них не хватило времени на то, чтобы их разрушить. Да и само подземелье располагалось чуть глубже, потому каменные стены ощущались до отвращения знакомо тёплыми и шероховатыми, и Лису старался держаться от них подальше.

У громадных дверей с золотыми вставками его ожидал Вэнь Шэнли, которого многослойные торжественные одеяния изменили мало: он держался одинаково что при полном параде, что в простых домашних одеждах, и сложно было представить ситуацию, в которой он мог бы вести себя иначе, не глядя на всех свысока и насмешливо-презрительно поджимая губы. Едва заметив приближение Лису, он совсем чуть-чуть наклонил голову больше в формальном, чем искренне уважительном приветствии, а затем и вовсе перевёл взгляд на двери сокровищницы, будто резко потерял интерес ко всему, что его окружало.

— За этими дверьми находятся несметные богатства, за половину которых весь заклинательский мир, особенно нынешний глава Цзинь, перегрыз бы всем глотки, — произнёс он неторопливо, задумчиво поглаживая седую бородку. — Золота, которое здесь хранится, может хватить всему нашему клану на полсотни лет безбедного существования, и останется на ещё сотню лет жизни чуть более скромной. Вы, выросший в этой роскоши, должны знать это куда лучше моего. Так почему же в вас живёт страх бедности, как будто вы пережили нищету, а вовсе не купались в золоте с самого своего рождения, молодой глава Вэнь?

Лису вздрогнул, не ожидав подобного вопроса. Но ещё больше его удивляло и задевало то, что Вэнь Шэнли, ведя с ним беседу, так и не повернул к нему головы, продолжая задумчиво созерцать пламенные узоры на металлических дверях, будто в этом мире его не интересовало ничего более. Он мог бы оборвать первого советника, напомнить ему о церемонии, о банальных приличиях и уважении к главе своего клана, однако Лису не стал делать ничего из этого, а просто приблизился к застывшему в задумчивости мужчине и тоже перевёл взгляд на золотые языки огня.

— Вас удивляет то, что я знаю цену деньгам? — поинтересовался он с долей иронии.

— Да, — пожал плечами Вэнь Шэнли, по-прежнему словно бы не обращая на него внимания. — Бессмертный Владыка откровенно баловал вас, потому это действительно удивляет. Быть может, это влияние Вэнь Чжулю или Вэнь Цюнлиня, однако не думаю, что они смогли бы изменить ваше мировоззрение за столь короткий срок. И сейчас я говорю даже не о деньгах. Золото — вещь второстепенная.

Кто бы мог подумать, что именно этот человек заметит разницу между настоящим Вэнь Чао и Лису, хотя, в принципе, от него подобного и стоило ожидать. В конце концов, как первый из доверенных лиц Вэнь Жоханя, он должен очень неплохо знать его сыновей. Так почему же он ничего не сказал раньше? Наблюдал? Или же сейчас Лису просто видит скрытый смысл там, где его не подразумевалось?

— Вы не были готовы к принятию обязанностей главы клана, — продолжил говорить Вэнь Шэнли, чуть сузив глаза. — Вас никогда не учили многим вещам из тех, которыми должен владеть любой лидер. Характером и убеждениями вы тоже были слабы, и смысл жизни для вас заключался лишь в получении удовольствия. Ни стремлений, ни амбиций. Потому я даже не думал ожидать от вас грамотности суждений и решений, ведь вы были из тех людей, которые, дорвавшись до власти, стремились воспользоваться всеми благами и преимуществами, совсем не думая о долге. Потому я хотел заставить вас сдаться сразу и отдать управление совету, а самим наслаждаться богатством и ощущением собственной исключительности — и мне казалось, подобный расклад устроит всех нас. Но вы стали упрямиться, как ребёнок, который не желает отдавать конфету взрослому, даже если этот взрослый даст взамен куда больше конфет.

— Пытаетесь объяснить мне свои мотивы? — хмыкнул Лису, поддерживая игру и тоже не глядя на своего собеседника. Да и не было в этом особого смысла: первый советник великолепно владел своим лицом, и прочесть его истинные эмоции не удастся всё равно.

— Хочу, чтобы вы поняли, почему я не желаю доверить вам судьбу клана Цишань Вэнь, — жёстко ответил советник. — Вы избалованный ребёнок. Неожиданно взявший откуда-то знания и умения, которых просто не могло быть, но всё ещё зелёный юнец, совсем не понимающий, когда следует остановиться. Я застал правление вашего деда, принимал клятву Бессмертного Владыки, а потому могу сказать, что вы и близко не готовы к главенству, хоть и подходите к нему практически в том же возрасте, что и ваш отец. Вам не хватает слишком многого, и некоторым вещам, увы, научиться невозможно. Вы мыслите совершенно иными масштабами и категориями, и это допустимо для человека учёного, первооткрывателя, но вовсе не главы клана. Доверять вам полностью я не могу, а вы не желаете прислушиваться к тому, что идёт вразрез с вашими безумными суждениями, и окружаете вы себя такими же вольнодумцами, да ещё и из других кланов. Вы всё ещё мальчишка, молодой глава Вэнь, а вовсе не лидер.

Лису наклонил голову вперёд, как никогда остро ощущая собственную неуместность, растрёпанные волосы и неряшливо сбившиеся слои одежд. Слова Вэнь Шэнли оказались неожиданными для него — хотя бы потому, что советник не пытался его задеть или оскорбить, а просто высказывал факты, указывал на его слабые места без какого-либо злого умысла. И если раньше Лису считал его всего лишь вредным стариком, то сейчас наконец смог понять его хотя бы отчасти.

Этот человек действительно любил свой клан и боролся за его благополучие так, как только мог. И осуждать его за это Лису просто не имел права.

— Почему вы решили пойти на откровенность сейчас? — спросил он, порадовавшись, что голос всё-таки не дрогнул.

Первый советник пожал плечами, а затем всё-таки повернулся к нему лицом.

— Наверное, потому что распрощался с надеждой на чудо, — кривая усмешка исказила морщинистое лицо, в отсветах факелов показавшееся уродливой деревянной маской. — Позволите мне принять вашу клятву, молодой глава Вэнь?

Лису кивнул, с трудом сглотнув колючий ком, вставший поперёк горла; этот разговор оставил мерзкий привкус на языке, от которого невозможно было избавиться просто так.

— Клянётесь ли вы хранить и приумножать богатства клана Цишань Вэнь?

— Клянусь.

— Клянётесь ли вы использовать наследие ваших предков ради благополучия людей, находящихся под вашей защитой?

— Клянусь.

— Клянётесь ли вы действовать во благо людей, носящих цвета клана Цишань Вэнь?

— Клянусь.

Вес одеяний, богато расшитых золотой нитью и драгоценностями, едва не заставил его колени подкоситься, но Лису стойко выдержал его — ровно как и пристальный взгляд Вэнь Шэнли, с которым он провожал его из подземелья навстречу последней клятве и последнему испытанию.

Теперь он шёл к главной площади, и каждый следующий шаг давался тяжело: одежды давили на него, пригибали к земле, да и усталость от поединка с Мин Юйлуном давала о себе знать. Лису следовало выйти через боковые ворота и пройти через главные, поднявшись по лестнице через бесконечные ряды своих заклинателей, и сейчас он не был уверен в том, что выдержит это. И пусть солнце уже находилось довольно высоко, он всё равно был вынужден устроить себе небольшой отдых перед тем, как начать бесконечный подъём. Выдавшейся возможностью воспользовалась Пао Мэй, в какой-то момент сменившая слугу из шествия, и принялась приводить в порядок его чересчур спутавшиеся волосы.

— Осталось совсем немного, — прошептала она так, чтобы её слова мог услышать только Лису.

Он устало улыбнулся в ответ и благодарно кивнул, когда А-Мэй закончила приводить его внешность в благопристойный вид. А затем продолжил свой путь, отсчитывая каждый шаг, оставшийся до главной площади Знойного дворца.

Бесконечные ряды заклинателей в бело-красных одеждах протянулись от самого основания лестницы к её вершине, и перед ними нельзя было показывать свою слабость. Потому Лису шёл неторопливо, плавно, стараясь ничем не выдать того, что он готов был в любой момент просто опуститься на ступени и сдаться. В воздухе ещё царила мёрзлая влажность, и нижние одежды неприятно липли к коже, делая каждое движение ещё более мучительным и неприятным. Лёгкие горели, а перед глазами уже начинало плыть, но Лису продвигался вперёд, упрямо глядя прямо перед собой.

Он не позволит такой мелочи, как собственная физическая слабость, испортить церемонию и свести на нет всё то, что ему уже пришлось пережить.

Среди бело-красных цветов вспыхнули краски золотых и фиолетовых одеяний, и Лису невольно улыбнулся, краем глаза заметив скорчившего забавную рожицу Вэй Ина и Цзян Чэна, стоящего рядом с ним с таким видом, будто вовсе не знал этого великовозрастного шалопая. Цзинь Цзысюань, стоящий на противоположной стороне от заклинателей из Юньмэна, то и дело переводил взгляд на находящуюся за братьями Цзян Яньли — и тут же поспешно переводил своё внимание куда угодно, когда его замечали.

На последних ступенях Лису увидел свою семью и смог выдохнуть, выпрямиться и собраться с новыми силами. Потому что на него смотрели Чжулю и А-Нин, А-Ян и А-Юань — и в глазах их читались гордость и восхищение, от которых внутри становилось так тепло и легко, что даже тяжесть торжественных одеяний совсем переставала ощущаться. Они любовались им, они гордились им — и Лису не хотелось обмануть их ожидания.

Он завершит эту бесконечно долгую церемонию, чего бы ему это ни стоило.

На самой вершине его уже ждали. Шестеро ближайших советников предыдущего главы клана, которые остались и с Вэнь Лису и которым он учился доверять, почтительно склонились перед ним — и многие тысячи заклинателей за его спиной повторили этот жест. У золотого трона, окружённого яркими языками пламени, находилась Фань Сяомин — и она смотрела на Лису с той же гордостью, что и его семья. Главы Хэ и Ли стояли по обе стороны от неё, подчёркнуто игнорируя друг друга; в руках Хэ Линьси находился объёмный, созданный из богато украшенной бумаги свиток, а Ли Цзиньхуа держала нефритовый набор для каллиграфии. Руки госпожи Фань же были свободны, но чуть поодаль виднелись слуги, приготовившие последние ритуальные предметы для предстоящей церемонии: золотую заколку, верхний и самый тяжёлый слой одеяний, а также совсем простую на вид деревянную шкатулку с весьма затейливой резьбой.

Вторая тётушка едва заметно кивнула Лису, подзывая его ближе, а затем заговорила — так, что её зычный голос дошёл даже до нижних ступеней главной лестницы Знойного дворца.

— Для меня великая честь приветствовать вас под ликом бессмертного солнца, молодой глава Цишань Вэнь. Пройдя этот путь, вы дали клятвы небесам и миру смертных, предстали перед великими предками и людьми, принявшими цвета нашего клана и ставшими нашими союзниками. Вам осталось совершить последний шаг — готовы ли вы к нему?

Лису глубоко вздохнул, успокаивая вновь зашедшееся сердцебиение. Остался последний рывок — так чего же он внезапно разволновался вновь? Самое сложное уже позади. Теперь ему нужно всего лишь взять то, что уже по праву принадлежит ему — именно ему, а не Вэнь Чао.

И он был способен совершить этот шаг.

— Я готов, — его ответ эхом отразился от стен Знойного дворца, взвившись к самым небесам.

Фань Сяомин кивнула, и главы Хэ и Ли приблизились к нему, открывая свои ритуальные предметы. В наборе для каллиграфии находилась всего одна кисть — едва ли не самая крупная и богато украшенная из всех, которые только приходилось видеть. А внутри свитка в двенадцать столбцов оказались написаны имена. Имена всех предыдущих глав Цишань Вэнь.

— Потомки, носящие в себе огненную кровь солнцеликой богини, имеют лишь имя, данное им при рождении — до тех пор, пока не настаёт их черёд занять своё место среди великих предков, — в глазах Фань Сяомин на мгновение вспыхнуло чувство, от которого у Лису перехватило дыхание. — Выбрали ли вы имя, с которым войдёте в историю Цишань Вэнь и предстанете перед великими предками в пламени священного огня?

— Да. Я выбрал, — произнёс он с невольно вырвавшейся нежностью. Ведь это имя он действительно выбрал, а не придумал сам, а потому оно казалось ему куда более ценным, чем какое угодно другое.

Лису подхватил пальцами тяжёлую кисть и окунул светлый, кажущийся совсем новым ворс в тушь; его пальцы даже почти не дрожали. Он думал о том, как впервые попросил Вэнь Нина придумать ему имя — и принял его вариант без раздумий, чувствуя, что именно оно подойдёт ему лучше всего. Оно содержало в себе частичку его прошлого себя, а потому и Алиса тоже никогда не будет забыта, даже когда из его памяти сотрутся последние детали его прошлой жизни вместе с лицами и голосами его некогда родных людей. И всё же с этим именем было связано куда больше будущего, чем прошлого, к которому уже давно не хотелось возвращаться.

За этими простыми, такими заурядными по смыслу иероглифами скрывалась вся его история, весь путь, который он прошёл, — и все его надежды, планы, мечты о будущем, в которое он шагнёт сейчас. И, да, под этим именем он готов был войти в историю, и с ним же предстать перед предками Вэнь Чао, если когда-то ему всё же доведётся с ними повстречаться.

Алиса осталась в прошлой жизни. Вэнь Лису — готов был идти по этой неизвестной, полной опасности и развилок дороге нового начала.

Они окончательно отделялись друг от друга сейчас.

Кисточка оставляла на бумаге ровный след — и очертания иероглифов выходили плавными, изящными, совсем не похожими на давящие скрытой в них мощью отпечатки соседнего имени. И молодой глава Цишань Вэнь выводил их с улыбкой, грустная нежность которой была понятна лишь единицам из всех тысяч людей, находящихся на главной площади Знойного дворца.

Завершив последнюю линию, он тихо выдохнул и отошёл в сторону, позволяя Хэ Линьси передать свиток Фань Сяомин; она удивлённо приподняла брови, увидев написанное, но мгновенно справилась с эмоциями и кивнула, возвращая ему ритуальный предмет. А затем жестом подозвала к себе слуг и вместе с ними приблизилась к Лису, гордо вскинув голову. И остановилась в паре шагов от него, вскидывая внимательный, изучающий взгляд, в котором, тем не менее, не ощущалось ни капли враждебности, только недоуменное любопытство.

— Вы прошли долгий путь, — произнесла госпожа Фань с неожиданной мягкостью. — Так пусть же вес этих одежд — вес ваших клятв и возложенных на вас ожиданий — покажется лёгким и не утяжелит вашего шага навстречу будущему, к которому вы приведёте наш клан.

Лису кивнул и всё же едва не пошатнулся, когда на его плечи навалились золотые одеяния, украшенные и вышитые настолько обильно, что ткань казалась едва ли не такой же прочной, как доспехи. И веяло от этих одежд такой силой, что даже по телу прошла волна коротких импульсов: его духовная энергия воспротивилась внезапному вторжению, но улеглась, стоило успокоить её усилием воли. Ноги, и прежде подрагивавшие от напряжения, сейчас едва удавалось держать прямыми, и Лису с трудом сохранял равновесие, пока слуги завязывали жёсткий, тяжёлый пояс, который украшала золотая пряжка в форме горящего солнца.

Даже используя духовную энергию, он ценой невероятных усилий выдерживал вес этих одежд, и всё же принимал их с благодарностью, ничем не выдавая своего напряжения. Глава клана должен быть сильным — вот ведь смеху будет, если он рухнет наземь под весом собственных традиционных одеяний, верно? Было бы обидно завершить церемонию именно так.

И всё же с принятием нового имени его инаугурация не закончилась. Фань Сяомин взяла в руки золотую заколку, и Лису опустился перед ней на одно колено, позволяя коснуться своих волос, собирая чуть растрепавшийся пучок.

— Помни о том, что мы гордимся тобой, — произнесла она негромко, изящным движением закрепляя украшение.

И объявила торжественно, устремив взгляд куда-то в бесконечные ряды заклинателей:

— Приветствуем тринадцатого главу Цишань Вэнь, Вэнь Лису!

— Приветствуем тринадцатого главу Цишань Вэнь! — отозвался хор бесчисленных голосов, и море бело-красных одежд колыхнулось: все люди, носящие цвета этого клана, опустились на колени, почтительно кланяясь своему правителю.

— Приветствуем тринадцатого главу Цишань Вэнь! — прогрохотали ряды в золотых и фиолетовых оттенках, и его гости глубоко поклонились, выставив перед собой руки в уважительном жесте.

Лису медленно выпрямился, глядя на ряды и ряды склонившихся перед ним людей, на белоснежные ступени Знойного дворца, уходящие далеко вниз, на очертания раскинувшегося перед ним города, склоны гор Цишаня… И глубоко вдохнул, вдруг ощутив себя на своём — нужном и правильном — месте.

Рассветные туманы, затянувшие Безночный Город, наконец рассеялись, уступив место полуденному солнцу.