Постепенно догорала осень, непривычно тёплая для Цишаня. С горы Муси уже почти облетели огненные листья бесчисленных клёнов, и сейчас её склоны казались потухшими, будто бы потерявшими всё своё захватывающее дух великолепие. Над тренировочным лагерем было тихо, только с едва слышным похлопыванием развевались порядком поистрепавшиеся неухоженные флаги на деревянных колоннах. В месте, где когда-то велось обучение нескольких тысяч адептов чужих орденов, царили тишина и запустение: с тех пор, как случилась охота на Черепаху-Губительницу, сюда никто так и не вернулся, и в оттенках подступающей зимы оно казалось печальным призраком, спрятавшимся среди наполовину обнажённых деревьев.

Впрочем, этим днём сюда вновь пришла жизнь: заклинатели в бело-красных клановых одеяниях заполнили некогда покинутые строения и принялись что-то бурно обсуждать между собой, то и дело сверяясь с огромной схемой, нарисованной от руки. Двое юношей, чьи одежды выглядели куда богаче, чем у их соклановцев, раздавали указания, ловко управляя всем этим маленьким хаосом, а рядом с ними молчаливой тенью застыл Вэнь Чжулю, зорко следящий за тем, что именно сотворяли из тренировочного лагеря главы Сяо и Юэ. Его взгляд, тем не менее, иногда обращался куда-то в сторону предгорий, и тогда на спокойном, невыразительном лице мелькала тень беспокойства; впрочем, длилось это недолго, и мужчина быстро возвращался к своим обязанностям, не забывая иногда отвечать на многочисленные вопросы «близнецов». Глава клана Вэнь поручил им организовать здесь школу, и они стремились как можно скорее оправдать возложенные на них ожидания.

Сам же глава Вэнь обретался немного поодаль от рабочего хаоса, за которым оставил присматривать Вэнь Чжулю. Убедившись в том, что в его присутствии не было необходимости, он прихватил с собой Вэнь Цюнлиня и скрылся под шумок, забравшись в совершенно случайно найденный им уголок цишаньских предгорий. Здесь, в том месте, где он впервые очнулся в чужом теле, ему хотелось сделать кое-что ещё, и это дело, в отличие от строительства школы, нельзя было поручить кому-либо другому.

Ветер, слишком тёплый для окончания осени, мягко перебирал кончики волос и пряди, выпавшие из причёски и щекочущие лицо. Вэнь Лису то и дело сдувал их, чтобы они не мешались, однако ветер упрямо возвращал волосы на место, будто специально поддразнивая его и поторапливая завершить уже, наконец, своё нелёгкое и не приличествующее не то что главе ордена, а вообще любому заклинателю занятие. Откуда-то издалека слышался приглушённый шум строительных работ, за ходом которых он отправил наблюдать Чжулю — тому явно не стоило видеть, как самый беспокойный из его возлюбленных воплощал в жизнь свою очередную непонятную затею.

Место, куда они пришли, буквально дышало спокойствием и умиротворением, расположенное почти у самого обрыва, под которым раскинулась прозрачная гладь горного озера, того самого, где Вэнь Чжулю когда-то давно обезглавил демоническую рыбу. Сейчас оно, наконец-то очищенное от зловонных эманаций, было скрыто под густой жёлто-красной листвой деревьев, и в этой прохладной тени было так приятно просто молчать. Даже Вэнь Нин, порывавшийся поначалу помочь ему, уже перестал тяжело и неодобрительно вздыхать, залюбовавшись переливами осеннего солнца на водной поверхности. Его глаза подёрнулись дымкой задумчивости, а на губах играла лёгкая, словно крыло бабочки, улыбка, которую так и хотелось сцеловать — но чуть позже, когда Лису закончит с тем, ради чего сюда и прибыл, отбившись от очередных попыток некоторых из своих советников сосватать ему очередную молодую госпожу очередного союзного ордена.

Отголоски скандала, разразившегося после того, как вскрылись его отношения с Чжулю и А-Нином, до сих пор раздавались под сводами Знойного дворца. Надо сказать, всех возмутил даже не сам факт подобных отношений, а то, что Вэнь Лису и не думал их скрывать, а уж тем более стыдиться. Госпожа Фань, когда отошла от шока, даже объединилась с Вэнь Шэнли, чтобы убедить своего «запутавшегося» племянника жениться на какой-нибудь достойной девушке и позабыть о своей «блажи». И страсти эти кипели уже не первую неделю, совсем не думая утихать, так что Лису, не выдержав, всё-таки сбежал из Знойного дворца, заодно решив закончить одно из важнейших дел, никак не дающее ему покоя.

Земля на пороге зимы ещё не успела промёрзнуть, так что копалась она легко, формируя небольшой ровный холмик. Рядом уже лежал облюбованный Вэнь Лису плоский камушек, найденный на берегу озера и полностью готовый к тому, чтобы занять полагающееся ему место.

Вэнь Нин тихо вздохнул, выныривая из своего транса, и произнёс негромко:

— Глава Вэнь…

Лису коротко кашлянул и демонстративно зарылся глубже в податливую землю; А-Нин издал ещё один вздох, куда более тяжёлый, чем предыдущий.

— А-Лису, — в его голосе послышалась доля обречённой смиренности. — Позволь мне помочь тебе, твои руки…

— Всё с моими руками в порядке, не настолько же я неженка, — легкомысленно отмахнулся Лису, вновь сдув с лица лезущие прямо в рот пряди. — Лучше скажи, я правильно всё делаю?

— Правильно, — отозвался Цюнлинь после небольшой паузы. — Но…

— Вот и отлично. Камень нужно установить вот так? — он положил его сверху, слегка придавив плоской поверхностью округлый холмик.

Вэнь Нин вздохнул ещё раз, окончательно смирившись с тем, что переупрямить своего бедового возлюбленного у него не получится, и сказал негромко:

— Нет, лучше спустить чуть ниже, так будет устойчивее.

Лису последовал его совету и сдвинул камень ниже, плотно вдавливая его в мягкую землю. Руки, особенно кончики пальцев, и впрямь побаливали от проделанной работы, но это была боль, к которой он отчасти и стремился, придя сюда.

Ветер поднялся вновь, толкнув его в спину, будто бы кто-то невидимый желал выместить на нём свою злость. Лису криво усмехнулся в ответ и отряхнул руки, потянувшись затем к мешочку Цянькунь, висящему у него на поясе. Распечатав небольшую связку палочек благовоний, он вытащил две, а остальные убрал обратно, решив оставить их для следующих своих визитов. В конце концов, он наверняка ещё не раз будет возвращаться в это место.

Между пальцев легко вспыхнул золотистый огонёк духовной силы, и Лису поджёг благовония, глубоко вдыхая ароматный дым и собираясь с мыслями.

Как-то так вышло, что все заготовленные им слова пропали вдруг именно сейчас, в самый ответственный момент. А потому пришлось обойтись потоком несвязных мыслей, которые мало походили на то послание, которое он хотел донести до души, которой, возможно, уже давно не существовало на этом свете.

Лису благодарил — и бесконечное множество раз просил прощения. Он не давал громких обещаний, а просто благодарил — и делился своим желанием прожить дарованную ему жизнь достойно.

И клялся только в одном: не забывать. Всегда помнить о том, в чью именно историю ворвался — и изменил её, исказил до неузнаваемости, каким-то чудом уведя предначертанную ему судьбу в совершенно иное русло. Благодаря чьей смерти он получил шанс на эту счастливую, пусть и полную трудностей жизнь. И чьё имя никогда не будет высечено на камне его собственной могилы.

Лису благодарил Вэнь Чао — и просил у него прощения. Раз за разом, до тех пор, пока палочки благовоний не истаяли, оставив крохотные ожоги на его пальцах. А затем он поклонился низко-низко и коснулся лбом холодного могильного камня.

На мгновение показалось, будто кожа его прикоснулась к коже — чуть тепловатой, ровной и такой же живой, а затем его слуха коснулся призрачный выдох.

И последняя нить, не дававшая ему покоя, окончательно лопнула, отпуская его. И позволяя душе Вэнь Чао наконец вернуться в священный огонь перерождений.

Пепел благовоний опустился на землю у самого камня, оставив на ней сероватые следы. Лису, глубоко вздохнув и поклонившись ещё раз, отряхнул ладони и колени, а затем поднялся на ноги, неуклюже покачнувшись: слишком много времени он провёл в неудобной позе, и сейчас это давало о себе знать. Бросив на безымянную могилу последний взгляд, он решительно развернулся и шагнул навстречу Вэнь Нину, безмолвно застывшему чуть поодаль. Лицо его возлюбленного выражало тихую, немного горькую нежность — пусть он никогда не испытывал к Вэнь Чао сколько-нибудь положительных чувств, но, зная, как много значило для Лису то, что он сделал, он не мог оставаться безучастным. Вэнь Лису кивнул ему и улыбнулся, стремясь развеять беспокойство в его глазах — а потом, подойдя, неловко коснулся кончиками пальцев его руки. Вэнь Нин вернул ему улыбку — тёплую и всё ещё немного неловкую — и они вместе отправились обратно, в сторону тренировочного лагеря, украдкой взявшись за руки, словно подростки, впервые познавшие трепетное счастье любви.

Порыв ветра сорвал с дерева огненно-рыжий лист, и он плавно опустился на светлый могильный камень. В тенистом уголке, спрятанном от всего внешнего мира, вновь воцарилась умиротворяющая тишина. Только едва заметно дрогнула тень, отброшенная раскидистым дубом, и воздух над могилой будто бы сгустился, ожил, обретая смутные очертания человеческой фигуры — и шелест листьев показался шорохом взметнувшихся длинных волос и тяжёлых клановых одежд. Ярко-жёлтый листочек, принесённый плавным потоком ветра, едва мазнул острыми краями по макушке незримой фигуры, и та чуть шевельнулась, а затем медленно истаяла в воздухе вместе с призрачным выдохом.

И больше ничего не нарушало мирный покой этого места.