Горели, конечно, не волосы, а десятки золотых цепочек, спускавшихся на его плечи драгоценным пологом. С первого взгляда казалось, будто они были вплетены в прядки почти у самых корней, но нет, их удерживал узорчатый обруч, в центре которого мерцала перламутровыми переливами жемчужная капля. И капля эта располагалась практически на том же месте, где когда-то находился другой — тёмный, с гранатовым оттенком, прямо в цвет глаз, — камень, разве что, возможно, цепочка предыдущего украшения спускалась немного ближе к переносице. Но самым шокирующим элементом нового образа Владыки было вовсе не это.

Его волосы. Они были обстрижены в ровное, аккуратное каре — и поэтому золотые цепочки казались продолжением причёски. Должно быть, тот, кто взял на себя ответственную роль парикмахера, резал по самым коротким прядям, чтобы всё выглядело достаточно аккуратно. Как ни удивительно, такая причёска Вэнь Жоханю даже шла — однако так, похоже, считал только Лису.

Все остальные были в ужасе.

Это читалось по побледневшим лицам, по потрясённым выдохам, по округлившимся глазам — и видимой дрожи, которая сковывала каждого в тот же миг, как они оборачивались к дверям. Создавалось впечатление, будто перед ними находился не Вэнь Жохань, а его изуродованный призрак; так на него не реагировали даже тогда, когда он впервые вышел в свет. Спокойствие сохраняла разве что тётушка Фань, но даже она, насколько видел Лису боковым зрением, скорбно поджимала губы и в целом выглядела так, словно в неё вонзили кинжал и принялись медленно его проворачивать в кровоточащей ране. Хоть какими-то положительными эмоциями тут даже не пахло.

Владыку, впрочем, такой приём мало затронул. Он даже бровью не повёл, встретив гробовую тишину вместо полагающегося ликования, и пошёл дальше, не обращая внимания на десятки шокированных гостей. Он смотрел прямо на Лису — и Лису не смел отвести взгляд.

Краем глаза он заметил, как встала и поклонилась тётушка Фань, и только тогда отмерли все остальные. Встревоженной волной поднялись гости, и зале приёмов послышались чуть дрожащие выкрики:

— Приветствуем Владыку Вэнь!

— Приветствуем!

— Владыка Вэнь, приветствуем вас!

Впрочем, даже на это виновник торжества почти не обратил внимания. Металлический шелест цепочек — при приближении оказалось, что они были выполнены в форме листьев гинкго, — слегка смягчал отрывистый стук строгого шага. Вэнь Жохань будто выходил на военный парад, а не приближался к своему месту за праздничным столом, и сурово сдвинутые брови только прибавляли желания вытянуться по струнке и внимать последующим приказам. Лису, однако, чудом удержал свою улыбку и лишь приподнял чашу вина чуть выше, когда Владыка остановился прямо перед ним, но всё ещё внизу, почему-то не спеша подниматься на платформу. В его глазах промелькнула какая-то неясная эмоция, прежде чем он коротко вздохнул и поднялся наверх. И лишь когда он неспешно сел, оправив рукава, и взял в руки свою чашу, оцепенение, охватившее Лису, немного выпустило его из своих когтей.

Приветствия повисли в воздухе, неловкие и нервные, как и сами приглашённые гости. Они не могли оторвать глаз от Вэнь Жоханя и его волос, и создавалось впечатление, что некоторые готовы были вовсе рухнуть на колени, чтобы замаливать какие-то грехи. Не самые лучшие условия для поздравительной речи, но выбирать не приходилось. Лису, с трудом подавив тяжёлый вздох, продолжил играть роль любящего сына, пускай от напряжения, сгустившегося в зале, хотелось закрыться рукавами и попросить у системы выдать временную невидимость.

— Сегодня мне выпала честь поднять первую чашу вина, — произнёс он, повернувшись к Владыке. Под его пристальным взглядом сделалось ещё более неуютно, но голос Лису не дрогнул. — Позвольте мне не просто поприветствовать вас в этом зале и поздравить с днём рождения, но и выразить своё восхищение. Путь, который вы преодолели, был крайне непростым, и всё же вы справились со всеми испытаниями и невзгодами, в очередной раз доказав всему миру, что ваш дух невозможно сломить. Я восхищён вашей силой, Владыка, и надеюсь, что однажды смогу приблизиться к тому, чтобы стать таким же несгибаемым человеком, который уверенно ведёт своих людей вперёд и сам является тем примером, к которому стоит стремиться.

Вэнь Жохань внимал каждому его слову, и Лису никак не мог избавиться от ощущения, будто он сдавал важный государственный экзамен, а не пытался по памяти воспроизвести речь, которую набросал где-то в перерывах между беготнёй по безумно важным делам. Под пронзительным взглядом хотелось не говорить, а сжаться в комок и уползти куда подальше, и он не понимал, откуда это желание взялось. Всё же было в порядке в их последнюю встречу, почему же сейчас от вида Владыки снова всё сжималось внутри?

Быть может, вся его речь настолько пропиталась фальшью, что Владыке было невыносимо это слушать? Но ведь Лису говорил о том, что действительно чувствовал: сила воли этого человека и восхищала, и пугала, но всё же восхищения вызывала больше. Так почему на него смотрели так, будто из его рта вырывалось совсем не то, что должно?

Его улыбка задрожала, став совсем жалкой, когда он поднял руку, мёртвой хваткой державшую вино:

— Я поднимаю эту чашу за вас. Пускай солнце освещает ваш путь.

Владыка всё так же молча смотрел на него, когда со всех сторон раздалось десятками голосов, сливаясь в раскатистый рокот:

— Пускай солнце освещает ваш путь, Владыка Вэнь!

Медленно Вэнь Жохань приподнял свою чашу и коснулся её губами. Лишь тогда Лису с облегчением пригубил и своё вино, стараясь пить не слишком быстро, чтобы это не выглядело как попытка бегства со сцены. Вышло так, что они с Владыкой закончили одновременно — и Вэнь Жохань, заметив это, слегка прищурился, прежде чем совсем немного наклонить голову в жесте благодарности.

— Спасибо, Лису-эр, — произнёс он негромко, но в тишине зала его голос дошёл, казалось, и до самых дальних рядов.

Лису улыбнулся уже чуть менее натянуто, ощутив, что Владыка будто бы немного оттаял, и вернулся на своё место. После вина, пускай и не очень крепкого, ему безумно захотелось съесть что-нибудь сладкое или хотя бы острое, чтобы перебить горечь. Он слишком давно не пил, поэтому отвык от вкуса алкоголя, который обычно подавали во дворце на различных мероприятиях. Судя по тому, как хмурился Вэнь Жохань, ему тоже напиток пришёлся не по вкусу, пускай в его случае наливали не вино, а чай: внешне он мог сколько угодно выглядеть абсолютно здоровым, но Лису помнил, что творилось с его организмом на самом деле. Диета оставалась диетой даже на празднике, ведь никому не хотелось, чтобы Владыке резко поплохело.

Наконец в зале началось хоть какое-то оживление. На смену тишине пришли шепотки и короткие разговоры между гостями, и гнетущая атмосфера начала понемногу рассеиваться. Однако взгляды никуда не делись. Все смотрели на Вэнь Жоханя, как будто на десятую попытку взглянуть на него его облик изменится, и иллюзия спадёт. Но золото на его голове продолжало мерцать под светом фонариков, волосы не спешили отрастать до самых пят под навязчивым вниманием публики, и постепенно с этим начинали смиряться.

Лису коротко взглянул на Вэнь Жоханя. Он по-прежнему вёл себя так, словно не замечал ничего и никого вокруг, а главной проблемой для него оставался чай вместо ожидаемого вина в его чаше. Создавалось впечатление, что ему самому этот праздник был не очень-то и нужен, но, вероятно, так только казалось из-за его отстранённого вида. В любом случае, тётушка Фань не выглядела так, будто что-то шло не по плану, значит, не стоило зацикливаться на реакции Владыки и сосредоточиться на том, чтобы получить хоть какое-то удовольствие от происходящего.

Справедливости ради, сильно притворяться пока не приходилось. Повара превзошли сами себя, и еда оказалась настолько вкусной, что идея провести за уплетанием ужина весь вечер не казалась настолько уж сумасшедшей. К тому же, смакование нежнейшей утки в медовой корочке отвлекало от толпы, которая так и продолжала пускай и не безотрывно, но всё же наблюдать за Вэнь Жоханем, отчего Лису, сидящий совсем близко, тоже ловил на себе нежелательное внимание. В определённый момент показалось, будто кто-то приглядывался попеременно то к нему, то к Владыке, словно надеясь на какую-то скандальную сцену, но Лису заставил себя не отвлекаться от еды. Сам он знал, что если скандала не произошло при появлении Вэнь Жоханя, то его не случится и до самого конца. В конце концов, он был из тех людей, которые все претензии высказывают прямо и сразу, а не выжидают подходящий момент для драматического выступления.

Наверное.

Второй слово взяла госпожа Фань, и в тот момент, когда она величаво поднялась на ноги, в зале снова воцарилась практически совершенная тишина. Разве что шелестели одежды служанок, которые, обновив всем гостям напитки, снова заняли своё место у стен. Однако к тому времени, как Фань Сяомин начала говорить, стихли все звуки, позволяя её глубокому голосу заполнить образовавшуюся пустоту.

— Сияние тысячи звёзд не способно затмить свет полуденного солнца, — слова, которые надо бы произносить с торжеством и гордостью, почему-то звучали слегка приглушённо, пропитавшись неким отголоском печали. — Долгие годы мы жили, следуя этой истине. Наше солнце светило ярче и яростнее, чем любое другое, ему не были страшны невзгоды — под его лучами сгорало всё, что желало к нему прикоснуться и оставить на нём свой след. Однако, нежась в тепле, которое для прочих оборачивалось нестерпимым жаром, мы стали забывать о другой истине — или, если говорить точнее, предпочитали её игнорировать и считать, что уж нас это точно не коснётся. Каким бы ни был жарким полдень, всегда настанет время дождя. И этот дождь пролился, когда к нему не был готов никто.

Фань Сяомин перевела взгляд на приглашённых гостей — и все невольно подобрались, как будто в любой момент мог грянуть гром. Но прошло пару мгновений, и она снова повернулась к Владыке, который не сводил с неё пристального взора, слушая её так же внимательно, как и Лису. Почему-то именно сейчас бросилось в глаза то, как Владыка и тётушка Фань были похожи в своей внешней отстранённости, словно они находились в этот момент где угодно, но только не в зале торжеств, и вели какой-то свой диалог, скрытый от чужих глаз и ушей.

Лису невольно опустил взгляд на собственную чашу. Ему отчего-то вспомнился вид госпожи Фань у Знойного дворца, покрытого толстым слоем едва остывшего вулканического пепла. Сейчас она сияла великолепием богато расшитых одеяний и драгоценных камней, но казалась той же женщиной в белом траурном ханьфу, в чьих глазах отражались обугленные остовы и сожжённые лавой горные склоны.

— И всё же тучи не способны скрывать солнце вечно, — Фань Сяомин слегка повысила голос, и Лису снова поднял глаза на неё. Вот теперь в её словах начинало слышаться торжество. — И чем дольше солнце подавляется тьмой, тем ярче его сияние, когда оно вновь появляется на небосклоне. Мы стали свидетелями этого цикла — от рассвета до полудня, от испепеляющего света до тьмы, от иллюзорной ночи до второго рассвета, разорвавшего тучи в мелкие клочья. И цикл ещё не подошёл к своему завершению, ведь солнце горит даже ярче, чем прежде, пускай уже не сжигает. Брат мой.

Вэнь Жохань с кривой усмешкой поднял свою чашу повыше, как будто только и ждал, что этого обращения. Не титула, не чего-то официального — а именно родственного, семейного, почти личного. Быть может, и от самого Лису он ожидал того же?..

— Позволь нашему свету поддерживать твоё пламя и дальше, — госпожа Фань медленно склонила свою голову. — Ярчайший полдень мог остаться позади, однако сияние дня не померкнет долгие и долгие годы, до тех пор, пока мы вместе отгоняем тьму.

— Кажется, ты кое-что путаешь, Сяомин, — в лёгкой насмешке Владыки послышалась хрипотца. — Сейчас я одна из тысячи звёзд, а вовсе не солнце.

«Но солнце — тоже звезда», — хотелось ответить Лису, но это был не его разговор.

— И всё же ты — ярчайшая из них, — тётушка Фань улыбнулась неожиданно мягко.

Вэнь Жохань долго смотрел на свою сестру, как будто не мог подобрать слов. А затем, явно смирившись с чем-то, чего Лису не был способен понять, поднял свою чашу ещё выше и залпом опустошил её. Всё это время с его губ не сходила кривая ухмылка.

На этот раз никто не стал выкрикивать поздравления, а все просто с поклоном выпили своё вино. Лису не стал допивать всю порцию до конца, опасаясь, что если всё продолжится в том же духе, то к концу ужина даже совершенствование не спасёт его от опьянения, а представать в подобном виде перед таким количеством посторонних было попросту опасно. Если не для жизни, то для репутации так точно. Оставалось надеяться, что его хитрость не заметят, и никто не оскорбится.

После речи тётушки Фань в центре зала наконец началось оживление. На пустое пространство в центре начали выходить танцовщицы — семь стройных девушек в пёстрых платьях, которые благодаря вуалям и одинаковым причёскам выглядели настолько похоже, что отличить одну от другой было практически невозможно. В центре этого круга красавиц расположилась женщина постарше, одетая куда сдержаннее, но вместе с тем более изысканно, и одна из служанок с поклоном передала ей пипу. Среди гостей послышались волнительные шепотки: о госпоже Цинфэн и её приёмных дочерях слышали если не все, то очень многие, и об их выступлениях всегда говорили с мечтательным вздохом.

По крайней мере, такие отзывы о них слышал Лису, когда занимался отбором артистов вместе с тётушкой Фань. К слову, договориться с госпожой Цинфэн оказалось куда проще, чем с подавляющей частью певиц и танцовщиц, да и человеком она оказалась очень приятным. Даже жаль, что она не была заклинательницей, несмотря на то, что её музыка как будто бы творила настоящую магию; в том же Гусу Лань её талант явно расцвёл бы буйным цветом.

Для этого выступления госпожа Цинфэн выбрала лёгкую, медленно набираю темп мелодию. И пока остальные гости медленно попадали в плен плавных движений девушек и волшебства пипы, Лису украдкой пододвинулся к А-Юаню.

— Как ты? — прошептал он. — Хочешь чего-нибудь?

Ребёнок, которому наблюдения за переливами пёстрых одежд танцовщиц хватило буквально на пару минут, пожал плечами и украдкой покосился на Владыку. Тот почти не смотрел на танец, но едва заметно покачивал запястьем в такт мелодии: видимо, приятная музыка увлекла его гораздо больше движений.

— Хочу в сад, — так же шёпотом ответил А-Юань. — Ещё долго нельзя уходить?

Лису вспомнил план официальной части и сочувственно вздохнул. Как минимум пару часов им точно нужно будет провести здесь.

— Придётся потерпеть, — он осторожно погладил племянника по плечу, стараясь, чтобы это было не слишком заметно со стороны. — Хочешь что-нибудь сказать Владыке?

А-Юань покосился на ряды гостей и дёрнул плечом.

— Я видел, как они все смотрели. И я не умею так красиво говорить, как бабушка Фань. Лучше потом поздравлю и подарю подарок, — он наморщил нос, как будто бы хотел чихнуть, но в последний момент передумал.

Наследник клана, который держится подальше от публичных выступлений? Что ж, и этот ребёнок перенимал у Лису не самые лучшие качества, как будто ему было мало А-Яна с его упрямством и склонностью взваливать на себя слишком многое. Тётушка Фань наверняка будет недовольна, пускай она и не настаивала на выступлении А-Юаня. Ну да ничего, какие его годы, ещё успеет наговорить различных официальных речей на скучных мероприятиях, а пока пусть наслаждается своим правом просто сидеть на своём месте и кушать, особо не привлекая к себе внимания.

Лису напоследок погладил его по спине и снова сел нормально, выискивая в толпе знакомые лица. А-Нина он нашёл сразу, и они обменялись мимолётными улыбками: оказалось, он вовсе не смотрел на танец, а наблюдал за ними с А-Юанем. Вэнь Цин скучающе цедила вино, погрузившись в раздумья настолько, что даже не заметила направленное на неё внимание. Их родители, как и положено, с вежливым интересом наблюдали за танцем. Лю-эр находился у дверей: на ужине он был скорее не гостем, а охранником, и Лису всё ещё считал это разделение ужасно несправедливым. На его взгляд Чжулю ответил коротким кивком, а толком разглядеть выражение лица на таком расстоянии оказалось невозможно. Вот и надо было ему брать дежурство сегодня? Его должность вполне позволяла отдыхать здесь на законных правах, а не следить за порядком, но раз Лю-эр пожелал поступить именно так, это было его право.

А-Ян… разумеется, уже потерялся. Возможно, его просто не было видно из-за танцовщиц, но Лису предполагал, что под шумок тот вполне мог и сбежать. Вот уж кого не волновали никакие пересуды. Он даже официально сменить фамилию и войти в состав семьи пожелал в шестнадцать, при получении взрослого имени, заявив, что раз в пыточные ему до этого момента нельзя, то и менять своё положение ему не хочется. Против его воли Лису идти не собирался, а в ответ на неудобные вопросы решил списывать всё на подбор благоприятной даты для столь важного события. Всё же иногда всякие суеверия могли быть действительно полезны.

После танцовщиц настала очередь для выступления той самой госпожи Баоши, которая выпила из Лису порядочно крови. И денег. Госпожа Цинфэн осталась на сцене, хотя её дочери уже вышли из зала, и вскоре стало понятно почему: она стала аккомпанировать певице. Две женщины — утончённое изящество с одной стороны и сияющая роскошь с другой — вместе составляли удивительный контраст, от которого сложно было оторвать взгляд. А уж когда госпожа Баоши запела… Что ж, можно было понять, за что именно она просила такую сумму. Но не то чтобы это хоть как-то оправдало её в глазах Лису.

Владыка встречал певицу без явного восторга, хотя было заметно, что музыка пришлась ему по вкусу. Он продолжал медленно цедить содержимое своей чаши и практически не притрагивался к еде, слегка наклонив голову набок, когда тётушка Фань что-то ему сказала. Коротко ответив ей, он снова отпил из чаши и чуть прищурился. Служанка, уже поспешившая обновить его напиток, держала чайник прямо в руках, хотя он, по идее, должен быть горячим. Неужели настолько торопилась? Ведь среди слуг не было достаточно сильных совершенствующихся, чтобы спокойно переносить высокие температуры. Хотя… Бабушка Алисы, например, вовсе была обычным человеком, а могла спокойно мыть руки в кипятке, так что Лису явно выискивал странности там, где их не было.

Песня длилась достаточно долго, так что Лису успел доесть основное блюдо, прежде чем госпожа Цинфэн и госпожа Баоши покинули зал под одобрительные возгласы. Танцы и музыка повлияли на гостей весьма благотворно: они перестали коситься на Владыку с таким лицом, будто устраивали его поминки, а не праздновали день рождения, да и шума стало заметно больше. Или всех расслабил алкоголь, кто знал. В любом случае, дышать стало значительно легче, и ужин стал походить на настоящее торжество.

Следующим решил выступить с речью Вэнь Мин, хотя Лису готов был поклясться, что первым человеком после семейного круга окажется Вэнь Шэнли. Хотя господин третий советник был в первую очередь не слишком дальним родственником Владыки, а уже потом собственно должностным лицом, так что удивляться тут было нечему. Вот что действительно удивило, так это его поздравительные слова, начавшиеся буквально с чуть насмешливого:

— Не могу сказать, что я не шокирован вашим новым обликом, Владыка, однако непредсказуемость всегда была частью вашей личности, поэтому позвольте мне лишь сделать комплимент вашему украшению и перейти к той части поздравления, которую я хотя бы подготовил заранее.

Вэнь Ланьхуа, воплощение терпения и милосердия, лишь на пару мгновений прикрыла глаза и едва заметно покачала головой, зато у Вэнь Шэнли сделалось такое восхитительно кислое выражение лица, что Лису готов был рассмеяться. Таких высказываний от Вэнь Цинфана не ожидал никто… Кроме, пожалуй, Владыки, тётушки Фань и собственно семьи Вэнь Цинфана. Обычно третий советник был куда более сдержан, но не на этот раз, и даже стало интересно, что именно настолько развязало ему язык. Лису сильно сомневался, что дело было в алкоголе: две чаши вина не могли бы заставить опьянеть и ребёнка, не говоря уже о человеке, который получил полноценное образование целителя вместе с умением сводить влияние любых токсинов к минимуму.

Неужели попытка разрядить атмосферу? Но вроде бы музыки танцев и без того было достаточно. Мысленно пожав плечами, Лису решил не лезть в дебри пустых предположений и принялся слушать продолжение речи.

— Сильным человеком быть нелегко, — произнёс Вэнь Мин на этот раз без малейшей улыбки. — Сложно выгрызать себе путь на вершину, когда тот, кто должен был стать самой большой поддержкой, стремился лишь подрезать крылья. Ещё тяжелее — быть лидером для всех, и практически невозможно при этом сохранять баланс между внешним и внутренним, между личным и общим. Что-то всегда будет тянуть в определённую сторону, сбивая с первоначального пути, и выдержать это, не изменив себе, — задача, которая под силу далеко не каждому. Но настоящее испытание начинается после вершины, после лидерства, после жизни в сиянии славы.

Лису невольно затаил дыхание. Эти слова совсем не звучали как поздравление и проходили по опасной грани — как напоминание о том, в каком шатком положении находился Вэнь Жохань. Почему Вэнь Цинфан начал говорить именно на эту тему?

— И это испытание — роль учителя, наставника, наблюдателя, советника, того, кто передаёт своё место следующему поколению и позволяет уже ему прокладывать собственный путь. А также это роль родителя, который отпускает своего ребёнка в самостоятельный полёт и не выстраивает вокруг него защитные барьеры, чтобы смягчить боль от возможного падения, — Вэнь Мин слегка дёрнул уголком губ, будто вспомнил нечто забавное. — Как мне кажется, как раз это время и является самым главным в жизни любого человека — время, когда появляется возможность приостановить свой бег и оглянуться вокруг, увидеть людей рядом с собой и по-настоящему принять себя частью чего-то большего, чем просто холодный стул на вершине горы. Разумеется, мне хотелось бы, чтобы вы, Владыка, пришли к этому моменту при других обстоятельствах и без тяжёлых потерь, но жизнь такова, какой она является, и нам остаётся лишь учиться мудрости, которую посылают небеса через людей и события.

Вэнь Жохань чуть крепче сжал свою чашу — а потом, будто опомнившись, вновь ослабил хватку. Перчатки и длинные рукава скрывали безобразные шрамы, изуродовавшие его руки, но Лису помнил, какими они были. И насколько тяжело с ними должны были даваться все мелкие движения, которые Владыка делал с такой уверенностью, словно он был совершенно здоров.

— Эту чашу я хочу поднять не лично за вас, Владыка, а за ваше наследие, — голос Вэнь Цинфана почему-то немного смягчился. — За ваших учеников, за ваших детей и внука, за ваши победы над нечистью и за то, каким громким стало ваше имя, которое вошло в историю не только клана, но и всего мира заклинателей. Путь до вершины уже был вами пройден — но горная гряда не заканчивается на одном пике. И ведь гораздо удобнее продолжать своё путешествие, когда есть кому заниматься всякими скучными делами, не правда ли?

Владыка усмехнулся и поднял свою чашу выше.

— Так много пустых слов, хотя ты мог бы просто сказать, что старость — это не настолько ужасно, как нам когда-то казалось, — съязвил он, не торопясь отпивать свой чай.

Вэнь Мин вернул ему усмешку.

— Событию такого масштаба следует соответствовать, — он поднёс свою чашу к губам.

И, обменявшись многозначительными взглядами, они выпили одновременно. Лису, спохватившись, тоже последовал их примеру, хотя и на этот раз позволил себе только крошечный глоток. Если каждый тост будет подобен этому, то тринадцатого главу Вэнь из зала будут выносить если не из-за опьянения, то из-за затёкших конечностей точно. Двигаться в таком тяжёлом костюме было сложновато, но долго сидеть на одном месте ещё хуже: казалось, ещё пара минут, и его тело уже не будет способно пошевелиться.

Он украдкой взглянул на Владыку. Как ни странно, слова Вэнь Цинфана будто бы вернули ему бодрость духа: он, по крайней мере, приступил к еде, и на его лице появилась лёгкая улыбка. Правда, скорее ироничная и немного злая, но это лучше, чем пугающая отстранённость.

Пока в центре зала занимала своё место госпожа Линь со своим цинем, который выглядел как жемчужина коллекции инструментов Гусу Лань, Лису вновь обвёл взглядом зал. Вэнь Ланьхуа, прикрывшись рукавом, что-то негромко говорила Вэнь Цинфану, на что тот периодически кивал и старательно сдерживал улыбку, пока Вэнь Цин, не обращая внимания на родителей, хмуро смотрела прямо перед собой и иногда морщилась, словно у неё разом заболели все зубы. Причину резкой перемены настроения оказалось очень даже легко найти: её внимание изо всех сил пытался привлечь какой-то мужчина, которого Лису даже сходу не смог вспомнить, но он явно занимал какую-то должность в клановом совете, раз уж смог попасть сюда. И эту важную шишку совсем не смущало то, что его игнорировали, а его пламенные взгляды вызывали дискомфорт даже у случайного наблюдателя, не говоря уже о самой Цин-цзе, которой они предназначались.

Что ж, либо в лазарете сегодня будет на одного пациента с отравлением больше, либо Вэнь Цин растворится во мраке подступающей ночи в тот же миг, как окончится официальная часть. Или, быть может, она согласится составить компанию Лису? В его присутствии всякими страстными взглядами не побросаешься, чтобы не попасть в крайне неудобную ситуацию.

А-Нин, тоже, очевидно, заметивший потуги потенциального посетителя дежурного целителя, нахмурился и сжал свои палочки чуть крепче. Суровость ему, конечно, шла, но Лису сразу же захотел разгладить появившуюся складку между его бровей и коротко поцеловать в лоб, чтобы лишние беспокойства перестали беспокоить его возлюбленного. Как жаль, что нельзя просто пойти, навести порядок, подхватить под руки таких красивых Лю-эра и Нин-эра и…

Размышляя над тем, что было бы лучше: потанцевать с ними по очереди в этом шикарном зале, пообниматься в саду или полюбоваться ночными видами города, Лису не заметил, что за ним наблюдал Владыка. Переведя взгляд с его на Вэнь Нина, а затем на Вэнь Чжулю, он слегка поморщился и отвернулся, с мрачным видом схватившись за свою чашу. Служанка, которая едва успела обновить ему напиток, была вынуждена вернуться, чтобы налить новую порцию.

Низкие ноты циня задели, казалось, самое нутро, и тихие шепотки, гулявшие по залу, постепенно стихли. Госпожа Линь полностью ушла в свою мелодию — неспешную, переливчатую, будто бы без слов рассказывающую некую историю. И хотя музыка была, безусловно, прекрасна, Лису довольно быстро заскучал. Ему, как обычно, не хватало зрелищности в здешнем искусстве, хотя чего стоило ожидать от человека, который буквально вырос в эпоху расцвета индустрии развлечений? За прошедшие годы он мог привыкнуть ко многому, но не к тому, насколько тоскливыми казались многие праздники в высоких кругах. Ему куда ближе был хаос, творившийся на городских улицах, но кто бы его туда отпустил. Так что приходилось изо всех сил бороться с подступающей сонливостью, которая только усугублялась, что его живот был набит вкусной едой, и старательно изображать хоть какое-то подобие одухотворённости и заинтересованности.

Из всех присутствующих гостей ближе всего ему были дети. Какой-то полноватый мальчик, чьё имя уже вылетело у Лису из головы, и вовсе положил голову на кулак, но тут же испуганно сел прямо, когда старший родственник шикнул на него. А-Юань держался, как и положено наследнику, с достоинством, а ещё практически незаметно шевелил губами, не отрывая взгляда от пальцев госпожи Линь. Ах, понятно, он пытался определить знакомые ноты или, возможно, знал эту мелодию хотя бы на слух, если она входила в сборник классических произведений, которые должен суметь сыграть любой образованный молодой человек. Стоило бы пожалеть о том, что у Лису не было никакой возможности пройти обучение заново: чит системы, конечно, всё ещё оставался с ним, как и многие базовые знания, но что-то ему подсказывало, что дарованный некогда набор умений молодого наследника едва ли превышал уровень подготовки оригинального Вэнь Чао. А он, как известно, гением от природы не был и особой прилежностью не отличался, так что пробелов хватало, пускай и не в жизненно важных сферах.

Оставалось надеяться, что у него с музыкой было всё так же плохо, как у самого Лису во всех этапах его жизни. Если Владыка когда-нибудь попросит его сыграть на инструменте, то плохо станет всем, и инструменту в первую очередь, так что лучше было не рисковать. И рассчитывать на то, что у Вэнь Чао была аллергия на музицирование, так что такая просьба никогда не прозвучит.

После циня, звучание которого могло бы подарить Лису глубокий сон минимум на сутки кряду, время пошло немного быстрее. Гости, осмелившиеся сказать Вэнь Жоханю пару поздравительных слов, именно парой и ограничивались, не выходя за рамки классического пожелания долгих лет, расцвета сил и всевозможных благ. Даже Вэнь Шэнли, от которого стоило ожидать речи не менее прочувствованной, чем он Вэнь Цинфана, высказался довольно сухо, несмотря на то, что вино явно привело его в доброе расположение духа. Хотя, быть может, Лису немного переоценивал их с Владыкой уровень близости, поэтому он и не мог себе позволить ничего лишнего, кто знал.

Сам Вэнь Жохань выслушивал поздравления без особой радости. Хорошее настроение, которое ему подарила речь Вэнь Мина, довольно быстро сошло на нет, и в какой-то момент он стал выглядеть скучающим и даже раздражённым. Под его хмурым взором некоторые, кто, как помнил Лису, хотели взять слово, так и не осмелились встать на ноги, а те, кто всё-таки нашёл в себе достаточно сил, говорили сбивчиво и немного испуганно. И нервозность их вполне можно было понять: когда человек, которому ты искренне или не очень желаешь самого лучшего, смотрит на тебя так, словно раздумывает о способе твоей казни, это не располагает к спокойствию и уверенности.

Кроме того, Лису замечал и другие признаки нарастающей усталости. Движения Владыки постепенно теряли чёткость, и он стал слегка заваливаться вперёд, из-за чего начал опираться на локти и слушать говоривших с видом утомлённого императора, вынужденного внимать давно набившим оскомину жалобам подданных. Его явно одолевала головная боль, судя по тому, как он иногда морщился и поднимал руку по направлению к виску, но обрывал движение и снова опускал её на стол. Он так практически ничего и не съел, зато опустошил не один чайник, и с каждой выпитой чашей его настроение портилось только сильнее.

Праздник, начавшийся не с самой лучшей ноты, приближался к тому, чтобы завершиться катастрофой. Тётушка Фань тоже замечала перемены, но продолжала сидеть на своём месте с идеально выпрямленной спиной и смотрела строго перед собой, но всё равно едва заметно морщилась, когда Владыка залпом выпивал свой чай. И, глядя на его движения и постепенно теряющуюся координацию… Чай ли там был на самом деле?

Лису жестом подозвал к себе служанку, которая уже и не отходила далеко от стола Вэнь Жоханя: обновлять ему напиток приходилось всё чаще и чаще. Подходила она с таким выражением лица, словно точно знала, что её вот-вот лишат головы.

— Чем эта недостойная может помочь главе Цишань Вэнь? — спросила она, глубоко поклонившись.

— Можешь налить мне тот же напиток, что Владыке? — с улыбкой попросил её Лису. — Мне не помешает немного чая в конце вечера.

То, как резко несчастная служанка побледнела, подтвердило его догадку даже быстрее, чем прямое признание. Итак, Вэнь Жохань пил не чай. Интересно, с какого момента? И кто отдал такое распоряжение?

— Как пожелает глава Цишань Вэнь, — естественно, ей не оставалось ничего другого, кроме как выполнить приказ.

И, конечно, полупрозрачная жидкость, оказавшаяся в его чаше, совсем не походила на чай. Разбавленное сладковатое вино, от которого при нормальных условиях даже практически нельзя было опьянеть, но в больших количествах, да на ослабленный организм…

Впервые в жизни Лису испытал резкое желание стукнуть Вэнь Жоханя по голове, желательно собственным медицинским справочником.

— Владыка, — он бы и сам не узнал в этом шипении свой голос.

Тот слегка качнулся в сторону, прежде чем повернуться к нему. Какой-то советник, едва вставший на ноги с намерением что-то сказать, растерянно моргнул и замер, когда от него так легко отмахнулись.

— Да, Лису-эр? — Вэнь Жохань практически улыбнулся, как будто был безумно рад даже такому обращению.

— Вы… — в последний момент Лису сумел сдержаться и не перейти на обвинительный тон. — Как давно вы пьёте вино?

Благодушный настрой исчез тут же, будто кто-то смахнул кисточкой комочки застывшей туши. Владыка перевёл взгляд на бедную служанку, которая буквально затряслась, когда в его глазах вспыхнула явная жажда крови.

— Не так давно. Лишь последние две чаши, — легко солгал он так, словно не пил из одного чайника последние порции четыре.

Лису сделал вид, что поверил ему: разворачивать некрасивую сцену прямо под жаждущими взорами всех гостей ему не улыбалось, ровно как и добавлять несчастной девушке седых волос. Лечение Владыки не входило в зону его ответственности, но серьёзно? Пить вино в таком состоянии, пускай и разбавленное? А он наивно полагал, что Вэнь Жохань действительно соблюдал рекомендации целителя, раз он восстанавливался с такой восхитительной скоростью. Теперь следовало, видимо, приглядеться получше и понять, где проходила грань между истинным самочувствием и показухой.

Тётушка Фань, от которой их разговор не ускользнул, иронично приподняла бровь, мол, ты мне не верил? А я говорила, что всё не так замечательно, как кажется. Лису в ответ на этот жест насупился и снова переключил внимание на Владыку.

— Пожалуйста, больше не пейте вино. Вам может стать хуже, — выдавил он и торопливо отвернулся.

Последовала недолгая пауза. Лису особо и не рассчитывал, что к его просьбе прислушаются сразу, но, по крайней мере, он сделал, что мог. Однако Вэнь Жохань всё же смог его немного удивить.

— М, — с его стороны послышался звук крайне неохотного согласия. — Ты. Принеси сюда тот дрянной отвар.

Лису дёрнулся — «дрянной отвар» был заварен по рецепту А-Нина, а его сборы уж точно нельзя было обозвать такими словами! — и прикусил язык, чтобы не сказать ничего лишнего. Ладно. Ладно. Ему просто не понравилось, что все, похоже, были в курсе внезапной смены меню пациента, но при этом держали его за дурачка, и это вообще мало кому придётся по нраву. Не было ни малейшего повода разводить драму, тем более, опять-таки, здоровье Владыки — не его ответственность, а главного целителя.

Чьи рекомендации наглым образом игнорировались, судя по всему, едва ли не полностью. И этот человек ещё что-то говорил насчёт того, что это Лису себя не бережёт! В собственном глазу бревна, конечно, не увидишь.

Так они и сидели до самого конца последнего выступления: Вэнь Жохань с убийственным видом потягивал чай, который пил и Лису, чьё выражение лица тоже вызывало желание на всякий случай затаиться и не привлекать внимание. Казалось, даже шрам выделился ярче, хотя косметика, конечно, не могла так просто исчезнуть от чьего-то недовольства.

Завершить официальную часть тоже должен был он, но первой внезапно поднялась со своего места Фань Сяомин. Она, пожалуй, была единственной на этой платформе, кто сохранял хладнокровие, несмотря на то, что у неё под боком вот-вот должны были пробежать молнии, настолько напряжённой стала атмосфера. Госпожа Фань, столь же идеальная, как и в начале вечера, с холодной улыбкой обратилась к гостям:

— Благодарю вас всех за то, что вы приняли приглашение и прибыли сюда, дабы разделить радость от этого воистину великого праздника. Пускай ваши добрые пожелания дойдут до небес и спустятся на землю благословением богов. И пусть солнце освещает ваш путь.

— Пусть солнце освещает ваш путь! — раздался нестройный хор голосов, и все снова подняли чаши вверх.

Владыка поморщился и не присоединился к общему жесту. Лису же залпом выпил чуть поостывший отвар — и никакой не дрянной, очень даже вкусный, получше многих других чаёв, — и поднялся на ноги, как только все завершили последний официальный тост. Дальше начиналась часть, на которой необязательно было высиживать долгие часы на одном месте, и он собирался подышать свежим воздухом.

Вэнь Жохань встал практически одновременно с ним. Только, в отличие от Лису, который задержался рядом с А-Юанем, он стремительно покинул зал торжеств первым — и лёгкую неуверенность его походки заметил бы только тот, который наверняка знал, что именно он пил большую часть ужина. Большая часть гостей вздохнула с явным облегчением, хотя всеобщую неловкость можно было буквально потрогать руками: мало того, что виновник торжества всех шокировал своим новым обликом, так он ещё и собственный праздник покинул сразу же, как только выдалась возможность.

Так нужен ли был этот праздник в принципе?

— А-Юань, — Лису осторожно поправил ребёнку выбившуюся из причёски прядку. — Я сейчас ненадолго уйду, можешь меня не ждать и не искать, спокойно играй, с кем захочешь. Только с гостями будь в зале или саду, не приглашай их в свои покои. И не играйте в прятки с охраной, сегодня с этим точно лучше не шутить.

— Я понимаю, дядя Лису, — улыбнулся А-Юань. И тут же слегка поник. — Наверное, мне тоже надо было что-то сказать… Дедушка так быстро ушёл.

Лису не сдержал тихого вздоха и успокаивающе погладил племянника по плечу. Вот уж кто точно не заслуживал испорченного вечера, так этот милый драгоценный ребёнок.

— Дедушка устал, и ему нужно немного отдохнуть. Ты сможешь поздравить его завтра, в этом нет ничего страшного.

Правда, для этого ещё придётся пробиться в Павильон Вечного Солнца. Не то чтобы Лису всерьёз верил в то, что Вэнь Жохань прогонит А-Юаня или проигнорирует его, но сама мысль о том, что ребёнок останется с ним наедине, вызывала какие-то неоднозначные чувства. Ему было бы спокойнее поприсутствовать на этой встрече… Или, быть может, это только создало бы больше неловкости, особенно если Лису снова случайно потопчется по больной — буквально — мозоли и станет спрашивать о здоровье.

Кажется, он начинал понимать, почему у главного целителя последнее время был такой измученный вид.

— Тогда я так и сделаю, — снова засиял улыбкой А-Юань. — Спасибо, дядя Лису!

— Да не за что, — невольно улыбнулся Лису уже в спину убегающему мальчику. Да уж, только моргнёшь, и он уже затерялся в толпе. Личной охране молодого наследника точно не позавидуешь.

С ловкостью избежав всех попыток затянуть его в разговор, Лису вырвался на прохладу ранней ночи. Во дворце, конечно, было светло настолько, что казалось, будто день и не заканчивался вовсе, но эта иллюзия стиралась, стоило только посмотреть на нависшее над горами тёмное небо. В сад вышло совсем немного людей, так что можно было найти укромный уголок и немного передохнуть. Или лучше было вернуться в зал, прихватить с собой А-Нина с Цин-цзе и последовать примеру Владыки? Ещё бы, конечно, Лю-эра пригласить, но у него работа, так что он вряд ли согласится.

К слову, о Лю-эре. Лису ведь не показалось, и на окончании вечера его уже не было видно? В это время он ещё не должен был патрулировать закрытую часть дворца, но ушёл он… Получается, приблизительно за два выступления до того, как Лису догадался о подмене чая. Неужели что-то произошло?

Не в силах спокойно стоять на месте, он прошёлся по всему саду, осторожно высматривая силуэты охранников на всех положенных местах. Вроде бы все находились там, где нужно, и встревоженным никто не выглядел, но Чжулю всё равно был где-то в другом месте. Могло ли что-то случиться в Безночном Городе? За ту территорию отвечали Вэнь Хуэй и Вэнь Мэншуй, но вдруг что-то пошло не по плану, и им потребовалась поддержка?

Поняв, что если он не взглянет на город хотя бы краем глаза, чтобы убедиться, что всё спокойно, то точно не сможет справиться с нервами, Лису направился обратно в зал торжеств, чтобы заручиться поддержкой Вэнь Нина. Но не успел он дойти до дверей, как вдруг рядом послышался шелест чужих шагов — и знакомую ци Лису ощутил за мгновение до того, как едва не отпрянул прочь от неожиданности.

— Лю-эр, зачем так подкрадываться! — воскликнул он, развернувшись на каблуках. Вес короны внезапно повёл его в сторону, и он едва удержался на месте.

Чжулю, который на свету выделялся чернильным пятном — пятном весьма впечатляющим, следовало сказать, — аккуратно подхватил его под локоть, помогая восстановить равновесие. На его лице застыло какое-то странное микровыражение — что-то между усталым раздражением и весельем. Честно говоря, Лису не так часто приходилось видеть его в подобном настроении, и каждый раз это было связано либо с шалостями А-Яна, либо с появлением Вэй Усяня. И раз второе можно было исключить, оставалось гадать, что этот мальчишка умудрился начудить на этот раз.

— Извини, — сказал Лю-эр и, убедившись в том, что Лису стоял устойчиво, отпустил его. На расстояние пары шагов он, впрочем, отходить не спешил. — А-Лису, могу ли я тебя ненадолго отвлечь? Меня крайне настойчиво попросили передать тебе одно послание, и будет лучше, если ты дашь свой ответ как можно скорее.

Лису недоумённо приподнял брови. Это кто, интересно, использовал Чжулю как почтового ястреба? Насколько важной шишкой должен был быть неведомый отправитель, чтобы настолько нагло себя вести?

— Ты можешь отвлечь меня на сколько угодно, — он пожал плечами. — Официальная часть закончена, Владыка всё равно уже ушёл, так что оставшимся временем можно распоряжаться как угодно… Что за послание? И от кого оно вообще?

Некоторые подозрения у него уже появились, но то, с каким видом смиренной обречённости Чжулю потянулся за спрятанной в складках одежды бумажкой, навело на определённые мысли. Вэй Усянь. В этом деле точно был как-то замешан Вэй Усянь, от любого другого человека Лю-эр не стал бы терпеть подобное обращение.

— Ты всё поймёшь сам.

Чуть помятая бумажка, сложенная в пару раз, явно была откуда-то вырвана. Но в своих подозрениях Лису убедился окончательно, когда его взору открылся восхитительный в своей небрежности почерк, который с трудом можно было разобрать на трезвую голову, и пара нарисованных карикатурных человечков, которые держались за руки и стояли в окружении каких-то предметов, смахивающих на огромные сосуды с вином.

«Уважаемый глава Вэнь!» — было размазано по верхней части записки. — «Этот ничтожный Вэй Усянь просит срочной тайной аудиенции и надеется на Ваше доброе отношение к нему, чтобы вы не отказали ему в его сердечной просьбе! Не очень дорогому другу этого недостойного срочно требуется ваша помощь. В качестве компенсации этот жалкий Вэй Усянь может предложить разве что свою приятную компанию и столько сосудов горячительных напитков, сколько может позволить его крошечное жалование и бездонная казна его не очень дорогого друга. Нижайше прошу Вас передать ответ, как только Вы получите данное послание!»

Лису утомлённо потёр лоб. Вэй Ин что, уже успел где-то напиться, прежде чем написал свой опус? Даже в худшие времена он не опускался до подобных словоизлияний, а тут расщедрился настолько, что от его письма аж голова заболела. И что ещё за не очень дорогой друг, ради которого он устроил весь этот цирк?

— Это Вэй Усянь? Как он тут вообще оказался? — он вгляделся в человечков, которые выглядели смешно и до странности узнаваемо.

Слева стоял явно нарисованный Вэй Ин собственной персоной, который шкодливо улыбался и во второй руке держал флейту. Справа… Напыщенно надутый человечек очень уж сильно напоминал Цзинь Цзысюаня. Но вот если в появление где-то поблизости Вэй Усяня ещё можно было поверить, то новоиспечённый глава Цзинь точно должен был спокойно готовиться ко сну в своём доме.

Или… Тревога полоснула его по животу. Что-то случилось с Яньли-цзе или ребёнком?

— Он забрался на стену Безночного Города, привлёк внимание охранников, предъявил свой именной жетон и попросил позвать меня, — лицо у Лю-эра сделалось совсем похоронным.

— Кто был вместе с ним?

Чжулю моргнул и на мгновение крепко сжал губы. Его лицо перестало выражать какие-либо эмоции.

— Этот человек не представился, однако он был весьма и весьма похож на молодого главу Цзинь, одетого в форму заклинателя Юньмэн Цзян. И у него даже был колокольчик.

Лису показалось, что он ослышался, или же выпитое на празднике вино всё же дало в голову сильнее, чем ему казалось изначально.

Цзинь Цзысюань в форме Юньмэн Цзян?! Такое зрелище он уж точно не имел права проигнорировать. Вэй Ин действительно знал, как правильно склонять некоторых вечно занятых глав Вэнь к авантюрам наподобие побега из Знойного дворца в разгар праздника. И, что ж, он ведь всё равно искал повод выпить в компании друзей? Вот этот самый повод и явился к его порогу, грех упускать такой шанс.

Чжулю, не сводивший с него взгляда, только смиренно вздохнул. Очевидно, он с самого начала понимал, чем всё закончится, — и раз приглашение до Лису дошло, это можно было считать за одобрение. О котором он, вероятно, совсем скоро пожалеет.