Пока корабль шел полным ходом к Альтаиру 6, Спок был занят несением вахты, решением текущих технических задач и слишком погружен в себя, чтобы заметить изменения, которые произошли в его капитане. Тот стал спокойнее и сдержаннее внешне, его улыбки, которыми он обычно щедро одаривал окружающих, стали редки. Если раньше он был похож на солнце, сияющее и согревающее весь экипаж Энтерпрайз, то теперь больше напоминал фазерную установку в режиме боевой готовности.

Первым человеком на борту корабля, кто заметил произошедшие изменения, был Маккой. Весь последний год Боунса раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он не мог принять этой странной привязанности Джима к Споку, в том числе потому что не верил, что Спок когда-нибудь сможет адекватно оценить то сокровище, которое досталось ему в лице Джима, не говоря уже о том, чтобы ответить ему тем же. С другой стороны, Боунс не мог не заметить, как оживляется Джим в присутствии Спока, как раскрывается полностью сила его личности, воля, храбрость, гениальная интуиция.

Однако была еще и третья сторона, которую Маккой скрывал от самого себя, но которая то и дело давала о себе знать - он ревновал. Нет, ни в коем случае не в романтическом смысле, но от этого ревность не становилась слабее. Маккой оправдывал себя тем, что он беспокоится о друге и пытается оградить его от душевной травмы. Однако, правда была в том, что Джим - удивительный человек с невероятной харизмой, и любой, кто хоть раз видел его ту самую, особую улыбку, подпадал под ее очарование. Боунс, конечно же, нисколько не ревновал к многочисленным блондинкам, брюнеткам, рыженьким, гуманоидам, не гуманоидам и прочим, кто сменял друг друга в ярком калейдоскопе под названием "личная жизнь Джеймса Кирка". Но Спок был другим. Едва ли не сразу, как Джим принял командование Энтерпрайз, Спок стал постоянной величиной, сохранявшей свое значение изо дня в день, из месяца в месяц.

Со временем Боунс привык к тому, что Джим всегда старается оказаться где-нибудь рядом со Споком, перестал замечать якобы случайные прикосновения, взгляды, наполненные таким напряжением, что на кого-то послабее они подействовали бы как удар электричеством. Боунс почти убедил себя, что для Джима это просто игра во флирт с интересным противником, но после событий на Вулкане все резко изменилось. За прошедшее время Боунс изучил своего друга достаточно хорошо, чтобы понять, что все теперь не так просто, как раньше. Когда за три дня Джим ни разу не улыбнулся, Маккой решил поговорить с ним.

На корабле уже наступила условная ночь, когда Боунс закончил работу в лаборатории и вспомнил, что собирался поговорить с Джимом. Несколько мгновений он колебался, решая, стоит ли идти к капитану в такое время, рискуя его разбудить, а потом решил, что попытка не пытка, а откладывать разговор нельзя. Огни в коридорах палубы пять были приглушены. Когда он подошел к каюте капитана, дверь открылась автоматически, свидетельствуя, что Кирк то ли еще не ложился, то ли забыл перевести дверь в приватный режим. Весь свет в каюте был выключен за исключением монитора компьютера. Призрачного голубоватого мерцания хватало только на то, чтобы выхватить из темноты плечи и макушку капитана. Джим то ли спал, то ли глубоко задумался, положив руки на стол и уткнувшись в них лбом.

Боунс внутренне ругнулся, как врач оценив недопустимость такого вида "отдыха" после тяжелого рабочего дня и решительно потряс Джима за плечо. Тот моментально вскинулся, словно его ударило током, и перехватил руку Маккоя.

- Эй, Джим, полегче! - стиснув зубы от неожиданной боли, просипел доктор. Хватка тут же исчезла.

- Боунс, простите, конечно, но какого черты вы тут делаете? - в голосе капитана промелькнуло раздражение.

Глянув на монитор, Джим сверился со временем.

- Ваша вахта закончилась два часа назааааа-ых, - конец фразы оказался несколько смазан из-за того, что капитан от души зевнул, потягиваясь в кресле и разминая затекшую спину.

- Идите спать, - продолжил он уже более добродушно, - нечего шляться по чужим каютам.

- Джим, - собрался с духом Маккой, - я пришел не просто так, нам надо поговорить.

Капитан мгновенно подобрался, от сонной вальяжности не осталось и следа.

- В чем дело, Боунс? Какие-то проблемы?

- Я полагаю, что проблемы, капитан.

- Свет!

В глаза ударил яркий свет дневных ламп, заставив Боунса прищуриться.

- Садитесь и рассказывайте!

Маккой придвинул к себе кресло и сел напротив Кирка. Не решаясь начать разговор, он исподлобья глянул на Джима и поразился тому, сколько тревоги было в его взгляде.

- Ну же, Боунс, что там стряслось?

Маккой сделал глубокий вдох и сказал:

- Джим, как ваш друг и как врач я считаю своим долгом... - тут он замялся, не зная как сформулировать свои мысли.

- Ближе к делу, Боунс.

Командный тон капитана помог Маккою собраться с духом.

- Я пришел поговорить о вас и о мистере Споке, - доктор не решался поднять взгляд и не видел, как окаменело лицо Джима при этих словах.

После нескольких мгновений тишины, Боунс продолжил, выдавливая из себя слова:

- Я считаю, что... очевидно, что... капитан, как врач, я полагаю, что ваши... чувства к мистеру Споку, ввиду их...эммм.... оказывают угнетающее влияние на вашу... эммм... нервную систему.

Маккой не верил сам себе, что смог такое сказать своему капитану, но теперь он почувствовал огромное облегчение. Он даже рискнул взглянуть на Джима и тут же пожалел об этом. Капитан напряженно смотрел в одну точку в пространстве, словно целился в нее: губы поджаты, лицо одеревенело и только ноздри раздувались как у лошади, почуявшей хищника. Когда он заговорил, голос звучал надтреснуто, как будто у Джима пересохло в горле.

- Доктор, я благодарен вам за заботу, а теперь идите спать!

Что-то в тоне Кирка подсказало Маккою, что сейчас ему действительно лучше убраться и через мгновение дверь за ним скользнула на место с тихим шелестом. Несколько секунд Джим сидел неподвижно, потом обхватил себя руками, скорчившись в кресле и до боли закусив губу, чтобы не взорваться. Минуты через две он смог взять себя в руки настолько, чтобы дойти до кровати, упасть на нее, не раздеваясь, и провалиться в беспокойный сон.

Проснувшись наутро, Джим вспомнил вчерашний разговор и испытал острое чувство вины перед Боунсом. Умываясь, он прокручивал в голове слова доктора и не нашел в них ничего, кроме беспокойства о друге и желания помочь. Обычно прямолинейный, как все врачи, Боунс в этот раз был чрезвычайно деликатен, и Джим почувствовал себя последней сволочью, за то, что так грубо прогнал его. Сверившись с расписанием вахт и обнаружив, что доктор должен быть сейчас свободен, капитан решил зайти к нему по пути на мостик и извиниться, но его опередили. Дверь открылась и за ней оказался страшно недовольный Маккой.

- Чертова дверь! Я даже позвонить не успел! Джим, это просто неприлично с вашей стороны не закрывать дверь на ночь! Тогда бы у меня был шанс передумать и трусливо избежать извинений за вчерашнее!

Маккой, ругающийся на дверь, выглядел так комично, что Джим не смог удержаться от смеха.

- А как же политика открытых дверей, а, Боунс? Пункт Устава номер 14 подпункт 3 гласит, что любой член экипажа в любой момент имеет право обратиться к капитану лично, - с подчеркнуто торжественным видом провозгласил Джим, потом усмехнулся и добавил, - да и нечего мне прятать за дверью, вы же сами знаете.

Боунс осекся, глядя на Джима, и вдруг разом и осознал, и принял тот факт, что его друг, замечательный человек и прекрасный командир Джеймс Т. Кирк, любит вулканца Спока, каким бы невероятным это ни казалось. Любит и не испытывает никаких иллюзий на этот счет.

- Джим...

Маккою хотелось сказать, что это конечно ни разу не его дело, но он понимает и сочувствует, и хотел бы, чтобы все сложилось по-другому. Однако нужды в словах не было, они уже поняли друг друга.

Капитан положил доктору руку на плечо и ободряюще улыбнулся.

- Ну что, доктор, если Скотти выжмет максимум из двигателей, то сегодня мы прибудем на Альтаир 6 и отправимся прямиком с корабля на инаугурацию, так что слушай мой приказ медотсеку: приготовить все антипохмельные препараты к бою!

Боунс сдвинул брови и, изображая сурового вояку, вытянулся во фрунт.

- Слушаюсь, капитан!