— Где он там? — спрашивает Минхо, укутываясь в осеннее пальто и поглубже носом зарываясь в шарф, в который его замотал Чан. У него мило краснеют щёки от мороза, свои ладони-лапки он прячет в карманах, чтобы согреться.

      — Не отвечает, — Чан хмурится, немного нервничает, потому что из них троих именно Хёнджин тот, кто всегда берёт трубку, даже на работе или пока душ принимает. Предположений, почему он не отвечает, нет. Потеряться или забыть об их встрече он не может. — Пойдём домой?

      И жмётся, как мальчишка на первом свидании с самой красивой девочкой школы. Но он уже давно не мальчишка, а Минхо никак не похож на девочку. На самого красивого — да. Они уже как-то гуляли вместе, но сейчас они вдвоём впервые. До того, как у них поселился Хёнджин, они практически не разговаривали. Сейчас Чану страшно, и он нервно взлохмачивает волосы, боясь хоть слово произнести. Мало ли, глупость скажет, а Минхо такой весь правильный, что не потерпит. И смотрит так серьёзно, заглядывая в глаза. Так и кажется, что от любого неверного движения нахмурится и развернётся, отправляясь в студию.

      — Нет, Чани-хён, — произносит он, и его трудно услышать за тканью шарфа. На улице только-только октябрь начался, показатель термометра нуля не достиг, а он уже мёрзнет и спит под двумя одеялами. — Сходишь со мной в книжный?

      Чан улыбается, кивает и глазами выискивает магазин в ближайших зданиях, даже несмотря, что они посреди парка и вокруг домов раз и обчёлся. А ещё у него зрение плохое и среди листвы ничего не видно.

      — Ты опять линзы забыл купить? — спрашивает Минхо и давится смешком. Жаль, что видно только его глаза, потому что то, как он улыбается, должно быть эталоном красоты для всех. — Тогда почему очки не взял?

      — Забыл, — пожимает плечами Чан. — Пошли?

      Минхо кивает и разворачивается. Совсем недалеко отсюда его танцевальная студия, так что он точно знает район, и Чан чувствует себя маленьким птенцом, следующим за матерью. И смущается — Минхо уже давно взял за ними, потерянными, опеку. Он спешит за ним, поправляя воротник куртки.

      Покорно следует он и в книжном, держа все книги, что хочет приобрести Минхо, в руках. И сам предлагает купить Хёнджину одну из той серии, на которую он подсел пару месяцев назад. Минхо выглядит чудесно, когда сосредоточенно разглядывает то, что попадается на глаза — он терпеть не может мятые книги, жёваные корешки и поцарапанные обложки. Самолично он проводит иногда ревизию в их книжных запасах, подклеивая небольшие томики и выправляя мятые странички.

      На кассе покупки оплачивает Чан, и Минхо клятвенно обещает, что оплатит их последующий перекус. Они усаживаются в дальний уголок фудкорта после того, как взяли пиццу на двоих. Хёнджин узнает — обзавидуется, и завтра у них на ужин опять будет пицца, потому что нельзя есть пиццу без него. Минхо расслабляется, убирает шарф с лица (но не снимает — всё равно холодно) и посмеивается над чановыми глупыми шутками так, что сердце замирает. У него рука лежит на столе, и Чан ненароком её задевает, но оставляет руку на ней, потому что пальцы у него такие холодные, будто он сделан изо льда.

      — Твои руки такие холодные, — говорит Чан и объясняет этими словами то, что он переплетает их пальцы, согревая.

      — А твои горячие, — улыбается Минхо и позволяет их пальцам сплестись, поглаживая тыльную сторону ладони.

      Чан смущается, но всем своим видом пытается показать обратное. Они обнимаются дома, но это другое. Здесь, в людном месте, ещё труднее проявлять тактильность по отношению к Минхо. А если он против? А если Чан заденет его, сказав что-то не то? Чан согласен провести с ним здесь всю ночь, всю жизнь и всю вечность. Только бы, если честно, было бы хорошо, если бы Хёнджин с ними разделил эту вечность. Чтобы они втроём впитывали запах еды, гомон посетителей. Чтобы Чан впитывал смех Минхо, звучащий как перезвон колокольчиков, Хёнджина, который ничего не стесняется и смеётся в голос, трепет длинных ресниц, алый отблеск щёк.

      Вибрирует телефон в чановом кармане, разрывая сказочность и интимность момента. На экране имя Хёнджина и эмоджи в виде радуги — он сам его поставил, — значит, он…

      — …Готов принести извинения и понести наказание? — спрашивает Минхо, забирая телефон у Чана из рук.

      Голоса Хёнджина Чан почти не слышит, но уверен, что он очень огорчён тем, что не с ними сейчас. Минхо улыбается коварно, заканчивая разговор, и не отвечает на прямые вопросы. На них отвечает Хёнджин, появляющийся через пятнадцать, весь запыхавшийся, но со сладкой ватой в руках.

      Чан не может не улыбнуться. Их вечность, кончающаяся через полчаса, когда торговый центр будут закрывать, началась.