Мрак поглотил солнечный свет…

Дай свою руку, — здесь так темно…

Когда стаей они входят в подлесок, то кажется, будто деревья расступаются в разные стороны, уступая волкам дорогу. Кажется, что они идут не на Большую Охоту, а скорее на Малую — просто все и целенаправленно. Но так только кажется.

Потому что, чем глубже в лес входит стая, тем гуще и темнее там становится: деревья начинают частить, а кустарники обрастают шипами и колючками, желая поскорее уцепиться за шерсть, мешая проходить нужной дорогой.

Только дорогу они все равно находят — слишком опытные, слишком знающие свои леса: их ничего не страшит. Не должно, во всяком случае. Потому что каждый из волков знает, как что идет. Знает о том, что их ждет дома — семья, дети. Кого-то новое начало и хорошее будущее.

Поэтому стая все равно идет вперед: во главе бежит Ву, принюхиваясь, по правую руку-лапу за ним следует Кай, а по левую — Сехун. Настоящий следопыт стаи, способный почувствовать весь негатив на многие мили. Только пока никто из них ничего не чувствует. И это «ничего» действительно значит полное отсутствие "всего".

Новый поворот тропы, за ним еще один. Через несколько миль будет пустая деревня, в которой можно будет встать на ночлег. Из тех, что они когда-то давно отбили, но там никто так и не стал жить. Будто это для них осталось — идеальное укрытие. Видимость жизни, которой там совсем нет. Ву вскидывает голову, стараясь уловить мельчайшие изменения в дуновении ветра, стараясь понять, не горят ли где-то в той стороне костры. Только он снова чувствует ничего.

А потом поворачивает голову к Сехуну, чтобы удостоверится. «Ничего» — кивает ему волк. Путь они продолжают торопливо, стараясь до ночи добраться к пустой деревни. Чтобы собрать необходимый материал для ночлега. Чтобы подготовиться к любой опасности, которая может подстерегать их за любым поворотом тропы.

Потому что «Большая Охота» для каждого в стае не просто пустые слова.

***

Тревога Минсока никуда не девается, хоть и притупляется немножко. Днем он хлопочет по дому, улыбается волчатам — Чондэ уже начинает почти осмысленно превращаться в человека: Минсок только и успевает, что надевать на голую попу штаны перед тем, как шалопай выбежит на улицу — а ночью… Ночью он укладывает Чондэ и Джено на их с Каем кровать, потому что до безумия боится остаться один. Потому что знает, что будет кататься по кровати от боли, выть, плакать и просить небеса, чтобы альфа скорее вернулся. А перед детьми стыдно, им пример нужно показывать — поэтому держится. Почти образцово. Только на левую руку старается не смотреть, где уже навсегда будет только четыре ногтя, и не думать ни о чем. Только спит на подушке Кая, утыкаясь в неё носом и мягко обнимая льнущего к нему во сне Джено. И пьёт настойки, принесённые обеспокоенным Исином, который считает, что беременному так волноваться не положено. По семь раз в день пьёт.

— Я тоже волнуюсь, но верю в Криса. И ты верь в Кая, — хмурится знахарь, проверяя пульс Минсока, а потом поглаживая круглый живот. — Он сильный и умный волк, и никогда тебя не бросит. А ты скинешь, если будешь так волноваться. И что он скажет, когда вернется и увидит это? Думаешь, будет он рад твоим переживаниям? Всё, что ты мог, ты уже сделал. А не жалеешь себя — ребенка пожалей.

Омега жалеет ребенка и совсем не хочет расстраивать Кая, поэтому старательно дышит глубже при приступах, надеется на лучшее и пьёт успокаивающие настойки. А ещё хорошо питается, старается содержать дом в чистоте и становится совсем немножко нелюдимым — по крайней мере, после того, как он неделю не приходит к колодцу, Тэён врывается к нему и обвиняет в том, что совсем он забросил лучшего друга. Минсок извиняется, но вины своей не чувствует. Минсок кормит Тэёна ужином — всё равно каждый раз он готовил еду на четверых.

Перед сном омега снова и снова видит альф, которые уходят на Большую Охоту. Никто из них не оборачивается — плохая примета. Говорят, что когда волки отходят от деревни, за ними неслышно ступает сама Смерть, и она очень не любит, когда на неё смотрят. И омеги знают, что альфы не обернутся, но всё равно кричат им вслед напутствия или просто плачут. И Минсок знает, что Кай не обернется, но шепчет ему вслед «вернись, пожалуйста, только вернись ко мне», шевелит губами отчаянно — и Кай оборачивается. Минсок застывает в ужасе, а Кай смотрит прямо на него, и омега будто слышит успокаивающий тихий голос, обещающий вернуться. И он смотрит на своего альфу и хочет верить ему. Так отчаянно хочет, что почти верит — но всё равно боится.

— Твой-то Кай точно вернется, — пытается подбодрить его Бэкхён. — Даже если они все полягут, вылезет и домой прибежит. Он сам по себе вон какой, сколько пережил, а тут ещё и ты ему амулет подарил. Ещё и ребенок третий на подходе. Точно вернется!

Минсок улыбается несмело и кивает болванчиком — конечно, как же иначе — а сам думает, что от злого рока не убережёт ни количество детей, ни цвет шерсти. Но отчаянно старается верить, что убережет древняя магия и этот амулет. И его любовь. Только бы Кай был осторожен…

***

Только через три пустые деревни они понимают, что опасность становится слишком близкой. Понимают, что нужно действовать быстро, если что. Всегда нужно быть наготове и знать, куда бросаться, чтобы перегрызть глотку тем, кто нападет на них первым. И главное — без необходимости не нападать самим. Только так они смогут сохранить стаю. Только так смогут вернуться домой практически все.

Первые пара стычек проходят легко и будто бы ни о чем. Они отделываются лишь царапинами и неопасными ранами на лапах, от которых прихрамывали только двое альф, но не сильно — даже бежать могли практически спокойно. Кай же оставался почти невредимым — пара царапин и выдранный клок шерсти на холке не в счёт, если вспоминать количество поверженных им противников и то, что он всегда мчится впереди всех, оправдывая витающие вокруг него слухи.

Ударить когтями по глазам, перегрызть сухожилия на лапах или сразу глотку. Кай всегда кидался только на лучших, которых видел издалека. Будто у него был наметан глаз только на них. Он ведь не просто так все это делал — защита Вожака стаи один из его приоритетов, а значит он должен сражать тех, кто сильнее. С мелкими шавками разберется стая. Да тот же Енхо, перебегая между чужими волками, мог напасть на троих одновременно, почти не получая ран.

Ву поэтому нисколько не сомневается в силе своей стаи. Не сомневается в том, что они смогут продвинуться так далеко, насколько это только возможно. Смогут преодолеть максимум врагов и понести минимум потерь. Только он все равно каждый раз воет, как в последний, чтобы боевой клич его стаи был слышен на многие мили вперед. Чтобы слух о них мог дойти как можно дальше. Чтобы… все боялись их и того, что они действительно идут, чуя каждого из своих врагов.

***

В очередной раз они устраивают стоянку только у самой реки, вдалеке от новой деревни, которая вышла на Большую охоту. Стае Ву нужен небольшой перерыв, чтобы зализать свои раны, восполнить запас еды и хоть немного восстановить силы. Кай думает, что это, в целом, не принципиально, но если вожак стаи так считает — так и правда нужно. Поэтому он вместе со всеми располагается на берегу, погружаясь в мысли и отдых.

Он думает о Минсоке, точно так же как и большинство альф думает о своих омегах, которых они оставили дома. Омеги не могут идти сражаться, даже если они достаточно подготовлены и в них есть как сила, так и храбрость на то, чтобы выйти против чужой стаи. Кай думает о том, что Минсок бы был идеальным воином рядом с ним. Но у них семья, их маленькие волчата, поэтому Минсок идеален и дома.

Хотя в их лесах ходят слухи и о том, что некоторые деревни используют омег, как оружие — ни Кай, ни Ву никогда еще не видели подобного. Пока еще ни разу на их пути не встречалось такой опасности, поэтому они могут сейчас спокойно выдыхать, наслаждаясь немного солоноватым воздухом, который идет от воды. Могут сделать перерыв в этой войне.

Кай откидывается на землю, сжимая в руках амулет, который специально для него сделал Минсок — его мысли каждый раз возвращаются к этому. Возвращаются к тому, что он пообещал своему любимому омеге вернуться — он смотрел в эти глаза, полные отчаяния, и ему правда очень хочется сдержать это обещание. Со шрамами, с кучей боевых меток, но он должен вернуться — любой ценой.

Кай первым слышит что-то странное. То, чего не должно здесь быть. Зверь, пробирающийся через ветки, почти не пахнет; до ближайшего поселения идти и идти; но слух его никогда раньше не подводил.

— Тоже слышишь? — тихо спрашивает Сехун, почти бесшумно появляясь рядом. Черный волк первое время шарахался от такой внезапности и пытался вцепиться О в глотку, но со временем привык и к тому, что его слух и нюх не совершенны. — Оно там крадется уже с полчаса. Но я ничего не чую.

— Почему не сходил посмотреть? — хмурится Кай, вставая — и младший волк кладет руку ему на плечо.

— Рано. Хочу посмотреть, что он будет делать.

— Ага, например, даст дёру и…

— И что? Расскажет всем, что мы идём? Брось, Кай, это слышит вся округа — вождь старается, не зря дерет глотку. Ничего важного он сейчас всё равно не увидит. Да и на помощь не позовет — он явно один.

— Прекрасно, — хмурится Кай, — и что нам с этим делать? Может, Крису хотя бы сказать?

Сехун только философски пожимает плечами, мол, делай, что хочешь, мое дело предупредить. А Кай мучается любопытством и неизвестностью — и всё же тихонько уходит под благовидным предлогом в кустики, чтобы там быстро перекинуться и почти бесшумной темной молнией метнуться туда, где он в последний раз что-то слышал.

Несколькими секундами позднее он валит на землю незнакомого волка, который даже не пытается сопротивляться или удрать — просто скулит слабо и закрывает морду лапами.

***

— То есть ты утверждаешь, что сбежал из племени Юкхея и оказался здесь случайно? — Крис отлично держался и почти не выдавал своего недоверия к происходящему. Если бы Кай не знал его без малого пятнадцать лет, он бы решил, что вождь максимально спокоен и расслаблен. Сам же черный волк лежит неподалеку, не сводя глаз с плен… то есть их «дорогого гостя», а сам омега, перекинувшись в человека, кутается в потрепанную рубашку и смотрит в землю под ногами Ву.

— Не сказать, чтобы я там был сильно нужен, — криво усмехается Накамото Юта. — Я почти не пахну. Альфы у меня нет. Вот и жил так при всём племени — подай да принеси. Одинокого омегу ведь легко обидеть — только вот я понял, что побоев таких не выдержу, и сбежал. Вас сначала испугался, но убегать побоялся, ждал, пока уйдёте, чтобы пойти куда-нибудь — но…

— Например, за нами? — подсказывает Крис Ву с таким же спокойно-скучающим видом. На что Накамото слишком уж, по мнению Кая, испуганно мотает головой.

— Скорее, туда, откуда вы пришли, — честно (или, по крайней мере, убедительно) говорит омега, — там уж точно до меня вряд ли дотянутся. К чужакам относятся настороженно, особенно сейчас, но, может, всё же не так плохо?

Омега поднимает глаза на вожака и мнет в ладонях грубую рубашку.

— Я просто хочу найти своего альфу. Который бы защитил меня, несмотря на то, какой я есть. Который бы принял меня. В моей стае таких нет — там хотят воевать, а не защищать.

Крис зачем-то кивает, то ли сам себе, то ли этому Юте, который смотрит на каждого волка рядом с какой-то опаской и недоверием. Кай лишь пытается принюхиваться, чтобы проверить — действительно ли от этого омеги не исходит запаха или он все-таки врет? Только выходит, что нет — не врет, да и запаха лжи он не чувствует — от Накамото совсем немного тянет паникой, может, страхом. Но не запахом пота, смешанным со враньем.

 Да и то, что этот омега говорит про племя Юкхея совершенно точно не ложь, потому что все на многие мили вокруг знают о том, каких устоев придерживаются там. Вон Юкхей — молодой волк, которых захватил несколько племен силой, став вожаком. И правление его в этих племенах далеко не выглядит так, как у других.

Если у многих других все довольны жизнью и с радостью помогают своим соплеменникам, с радостью откликаются на зов их вожака, то у них дела обстоят совсем иначе. Юкхей молодой и сильный волк — тот, кто заставляет бояться. Тот, кто может использовать ради собственной выгоды даже омег, унижая и издеваясь над ними. И судя по тому, что говорит этот Накамото Юта — его тоже использовали. Возможно, совсем не так, как тому этого хотелось — его никто не любил, только игрался с его существованием.

— Смысла идти назад все равно нет, — говорит вожак, и Кай слышит, как фыркает рядом Сехун — то ли недоверчиво, то ли просто потому, что Крис в очередной раз прав.

— Ч-что? Почему? — омега действительно пугается такому. Потому что идти обратно к той деревни, из которой он сбежал для него — самоубийство. Но Ву смотрит так, будто другого выхода у него совершенно точно нет. Будто, если он попробует предпринять попытку побега сейчас, прямо из-под их надзора, остальные альфы будут только рады разорвать его на месте.

— Ты все равно умрешь, не дойдя до первой деревни, — Крис не врет. И Кай точно знает, что там откуда они пришли, есть чудовища похуже и их, и тех, кто обитает в племени Юкхея.

И это чудовища — те, кто выжил. Те, кому прямо сейчас нечем питаться и их оставили умирать. Поэтому они готовы разорвать сейчас любого, кто пройдет мимо них в радиусе хотя бы десяти миль. У них обостренный слух, нюх и желание убивать — тот, кто пойдет туда один, уже никогда не вернется.

— Но если ты нам не веришь, можешь идти. Тебя никто не будет задерживать, и мы не будет ручаться за то, что с тобой произойдет, — Накамото отчаянно кивает, снова натягивая на свои плечи рубашку. Прямо сейчас он выглядит слабым и маленьким — настоящий омега.

— Я лучше останусь рядом с вами.

Каю эта мысль — почему-то — очень и очень не нравится. Но Крису он все равно ничего не говорит.

***

Вечер приносит с собой прохладу и необходимость сняться со стоянки. Крис уверен, что оставаться на одном месте слишком долго — опасно и сулит только верную смерть. А это именно то, чего они так стараются избежать. Не только сейчас, но всегда. Ради своих семей, ради будущего, потому что это именно то, ради чего они пошла на Большую Охоту — спасение.

И Кай согласен с каждым словом, согласен с тем, что у них есть только то, что есть. И умирать совсем не входит в их планы. Только вот потом вожак смотрит на волков, что готовятся к отходу, смотрят на то, что оставляют с собой. И Кай видит — Ву сомневается в том, какое решение он хочет принять прямо сейчас.

— Мы уходим, — говорит Ву даже слишком спокойно. Он говорит это не своим волкам, но омеге, который с ними прямо сейчас. Юта, по-прежнему, кутается в слишком большую для него рубашку, смотрит с недоверием, но на слова вожака стаи кивает. — И у тебя есть два варианта: ты либо идешь с нами, либо умираешь. И я вижу, умирать тебе не очень-то хочется.

Юта не торопится с ответом, будто осмысливает каждое слово, которое только что произнес Крис. В каждом из них заложено нечто большее, чем можно представить. И Кай не знает, слышал ли омега это по его голосу или нет, только вот сам черный волк слышал — Кай знает Криса даже лучше, чем себя знает вожак.

— Я пойду, — через какое-то время говорит Юта, поднимаясь с земли и смотря на волков чужой ему стаи с упорством.

И этого достаточно для того, чтобы и Кай, и Крис продолжили собственные сборы. Достаточно для того, чтобы они спокойно могли выйти с рассветом на ту дорогу, которая поведет их дальше — до следующей деревни. И пока они идут, принюхиваясь и прислушиваясь к каждому шороху, ничего вроде бы не сулит беды. И почему-то в этот момент Кай вспоминает слова отца, который когда-то давно позабыл.

«Неприятности не пахнут — от них разит. Точно так же, как разит от тебя: из твоей пасти несет смертью, Чонин», — и тогда эти слова казались бредом. Только сейчас рассвет, и Каю хочется выть и бежать туда, куда несут его лапы.

Неприятности для них начались на третий день, когда не ждал никто. Прохлада тут же перестала быть приятной, а солнце, которое должно было взойти, так и не выглянуло из-за облаков. Грозовой ветер принес запах разложения и крови — и никто не был уверен в том, что запах их крови не сплетается с общим.

Никто из них. Даже Кай.

Как ты потерял мой медальон?..

Ведь в нем была тайна, дающая жизнь…