Как ты потерял мой медальон?..

Ведь в нем была тайна, дающая жизнь…

И это было бы смешно, если бы не было так отвратительно, практически тошнотворно: запах крови разносился издалека, лез в нос, не давая дышать. Не давая напасть на след хоть кого-нибудь, кто мог бы быть прямо сейчас поблизости. Того, кто мог бы напасть, перегрызть горло. Кай мотнул головой, пытаясь сбросить с себя полностью дурную дремоту. Ему было слишком уж неспокойно — если противник не полный идиот, то где-то здесь он и обязательно подготовил им сюрприз. Вряд ли Юкхей точно знал, где они, но перестраховаться должен был — волчью яму поставить, на худой конец. Ориентироваться на нюх было бесполезно — только на слух и предчувствие, зыбкое и неясное. Любой нормальный волк предпочел бы руководствоваться чем-то более весомым, но не Кай — слишком уж часто предчувствие спасало ему шкуру.

Как и сейчас, например.

Черный волк резко отпрыгнул в сторону, сбивая с ног молодого омегу, который вился вокруг него, будто пытался что-то вынюхать. И именно в этот момент тварь, больше походившая на шакала, нежели на волка, кинулась в сторону Сехуна, который пытался выследить верный путь — альфа был чуть впереди и все остальные волки видели, как огромная псина пыталась перегрызть волку горло.

Ву кинулся на помощь первым. Кай было дернулся следом, но омега, оставшийся в стороне резво запрыгнул на него сверху, вцепившись зубами в его загривок — и черный волк сразу же понял, что чувство тревоги, окружавшее его все это время, было неспроста. Амулет, который был с Каем все это время, будто бы прижигал сильнее обычного, будто бы предупреждал его об опасности, которая ждала их впереди.

Юта то ли зарычал, то ли заскулил, сильнее вцепляясь зубами в его загривок, сильнее прикусывая плоть. Кай взвыл и покатился по земле, пытаясь если не стряхнуть волка, то хотя бы примять: иначе клацать зубами бесполезно, разве что хвост чужой прикусить. Резкий подскок в надежде сбросить противника — картина перед его глазами плыла, и он не сразу понял, что у него получилось скинуть пронырливого омегу с себя, а тот, отлетев в сторону, просто оскалился окровавленной пастью, будто не его по земле трепали, как щенка нерадивого. Каю стало не по себе — в тысячу раз сильнее.

Впрочем, пока Юта на земле, опасности он представлял чуть меньше. Куда меньше, чем крупный бурый волк, рыжий вдоль хребта, с гортанным рыком кинувшийся на Кая сбоку и обязательно поваливший бы на землю кого угодно, кроме него — Кай же просто перекатился по земле и пнул не ожидавшего такой подлости бурого задней лапой по брюху. Жаль, когти на ней не такие острые, как на передней — иначе из наглеца бы уже требуха посыпалась, а так — нет, только взвыл и ринулся мстить за попорченную шкуру. Глупо и неосмотрительно — черный волк без труда отступил в сторону — и навалился на бурого сверху всей тушей, придавливая к земле передними лапами и вгрызаясь в чужой загривок.

Завыл и завизжал при этом бурый, признаться, и вполовину не так брутально, как выглядел. А довольно скоро и вовсе прекратил издавать те звуки, больше походившие на жалкий скулеж.

Кай слышал знакомый властный рык и кинулся на помощь Ву, которого теснили сразу трое. Крис мудрый — не торопился кидаться первым сразу на троих: не трусил, но понимал, что толпой и шавки могут волка задавить. Он пятился, предупреждающе рычал и явно готов был разодрать глотку первому, кто на него кинется — и троица серых прекрасно это понимала и не торопилась. А вот того, что к вожаку мог прийти на помощь чёрный волк они, видимо, не ждали — и Кай воспользовался этим, почти играючи прыгая всеми четырьмя лапами на самого мелкого из них — и с удовольствием слыша хруст чужого хребта и очень быстро оборвавшееся вяканье из чужой глотки.

Двое оставшихся одурели от такой наглости и переключили свое внимание на Кая. Крис с готовностью кинулся на одного из них, вцепляясь зубами в плечо и совсем чуть промахиваясь мимо горла. Сам Кай уже был готов примять к земле второго, но его дёрнуло за шею — резко, сильно и больно — и он с совсем несолидным коротким тявканьем почти упал на землю. Вернее, на Юту, который и дёргал его за тонкий шнурок амулета.

Кай без всякого сожаления наступил передней лапой на чужую морду и выпустил когти. За сдавленным визгом омеги почти не слышно, как лопнул крапивный шнурочек. Черный волк на это и внимания особого не обратил, от души ударяя лапой по чужой морде. Омега взвизгнул, как резаный, переворачиваясь на брюхо и пряча морду в лапах и практически не двигаясь — Кай полоснул его, кажется, до крови, раскромсав нос и щёку — но ни в коем случае об этом не сожалел.

Где-то совсем неподалеку был слышен короткий вой Джонни — и чёрный волк, напоследок прицельно пнув Юту в бок, двумя прыжками оказался рядом с другом, буквально стряхивая с него противника — бурого крупного волка, больше похожего на медведя.

Схватка закончилась относительно быстро — те волки, что ещё могли стоять, удирали от стаи Ву, поджав хвосты. Искать их по меньшей мере было глупо — в таком-то пропахшем кровью и собачатиной лесу — и опасно, ведь пришлось бы разделиться. Оставлять врага за спиной немногим лучше, но шансов отбиться в таком случае было явно больше, чем если беглецы накинулись на одного охотника. Впрочем, большая половина чужаков осталась лежать — и их добили без какого-либо угрызения совести или жалости. Всех.

Ну, почти всех.

Нет, мы не спим, — нас больше нет.

И нам с тобой

не видеть снов

Омега шипел и упирался лапами, когда другие волки тащили его за шкирку, волоча по земле и ни капли не жалея. Только он все равно должен был предстать перед вожаком, ответить за все. Даже за это странное нападение. Юту кинули к ногам Криса и только после того, как другие волки собрались вокруг них, образуя замкнутое пространство, а Кай встал за спиной Ву, выпрямляясь во весь рост, омега снова обернулся человеком, продолжая скалиться кровавым ртом. Он выглядел уже не таким красивым с развороченным лицом и порванной щекой, но, кажется, ничуть по этому поводу не переживал — только пытался стряхнуть капли крови, когда они скапливались на подбородке и мешались.

— Понравилось наше небольшое представление? — слова Накамото были полны сарказма, а каждый волк вокруг них горел искушением его ударить. Кай даже человеком издал далеко не самый приветливый рык, смотря на этого щенка.

Ву же просто смотрел внимательно, прежде чем задать вопросы, которые его интересовали. Ради чего этот омега так поступил? Давно ли это планировали? В чем задумка? Вожак, возможно, не собирался оставлять этого волка в живых после допроса, но намерен был вытащить из него все ответы, которые могли быть хоть немного полезны. И если ему пришлось бы наступить ему на горло, перекрыв доступ к кислороду, или разорвать тонкую плоть, обтягивающую его череп, он незамедлительно это сделал бы, лично. Хотя он не исключал возможности того, что любой волк из его стаи ему с радостью оказал бы ему эту честь.

— Ради чего ты стараешься?

— Ради своей жизни, — рассмеялся Юта. Уверенный, непоколебимый. Уверенный даже в том, что он красивый — даже такой. Он привлекал взгляд, завораживал. Не удивительно, что такой омега, как он, мог заговорить любого, стоило только вступить с ним в диалог.

— Только ли своей? — рыкнул Кай вперед вожака, и Крис, удивительно, не остановил его.

— Какой догадливый верный пес. У всех есть своя стая, у меня тоже. И она готовится к большим переменам.

— Твой вожак — Юкхей? — Ву никак не показывал волнения, он на самом деле не волновался. Будто давно раскусил Накамото, будто давно понял, что тут что-то не так. Возможно, с первых минут, как увидел его. Юта лишь улыбнулся, вместо ответа, сплевывая кровь на землю и меняя свое положение, подбирая ноги под себя. Даже снизу вверх он смотрел так, будто сам был вожаком и говорил с какой-то челядью, а не с тем, кто, махнув рукой, мог бы убить его.

— Глупый вопрос, не правда ли? Но, как я понимаю: какая стая, такие и вопросы. Глупый вожак не может спросить ничего дельного. Только зря время теряешь, Ву, агх, — Юта отхаркнул собственными словами в то время, как один из волков, стоящих в кругу, кинулся на него, ударив передними лапами в спину.

Омега согнулся пополам, кряхтя и пытаясь восстановить дыхание. Голова у него начинала немного кружиться, только он все равно быстро взял под контроль себя, свое дыхание. Снова натянул на лицо усмешку — природную маску, точно такую же, как носил и Юкхей. И Ву, и Кай видели его всего пару раз, издалека, но именно эту его черту запомнили на долгие годы вперед.

— Ты его омега, — выплюнул вожак, а затем чуть отошел в сторону, презрительно фыркая и не желая иметь ничего общего с чужой подстилкой. — Один из его омег, если быть точным.

— Лучший из лучших, — слизывая кровь, Юта растянул губы в рваной усмешке.

Крису на самом деле не было никакого дела до такого, насколько хорош Накамото, что мог и чем был известен, как омега Юкхея. Он скорее просто пытался выведать всю информацию, играя на эмоциях Юты. Отчетливо понимая, что тот не мог не хвастаться. Не мог не показать себя, как самое ценное приобретение, которое только есть у его самого страшного врага. И именно это играло на руку самому Ву.

А ещё — быстрый вскрик, вой и противный хруст, с которым крупному волку свернули шею. Одному из недобитых. Юта поежился, а остальные волки испытали от этого только удовлетворение.

— Так что ты там говорил, про потерянное время? — снисходительно улыбнулся вожак, зная, что разговор на самом деле почти подошел к концу. Во всяком случае именно для омеги. — Мы ведь чего-то не знаем? Зря идем туда, куда идем? Или же зря обходим некоторые деревни?

— Зря ушли из дома, — омега закусил губу, пытаясь привстать, и Ву даже позволил ему это сделать.

— Говори.

— Прямо сейчас, скорее всего, всем вашим омегам конец. Детям — конец. И только самые хорошенькие и качественные смогут выжить, если задобрят наших волков, — Накамото издал из себя хриплый смешок, краем глаза замечая, как кулаки Кая сжались. Он прекрасно видел поведение черного волка за спиной его вожака.

— А ты, верная псина, правильно думаешь, что твоего омегу убьют в первую очередь. И, кажется, он как раз что-то говорил о той сучке, от которого не отказался даже знаменитый чёрный палач? — Юта залился мерзким смехом ровно в тот момент, когда удар пришелся по его челюсти, с треском ломая хрупкие косточки, одна за одной. Омега с горем пополам сплевывает кровь — кажется, вместе с парой зубов.

— Это еще не конец, — проговорил Ву, и только после этих слов заметил, как Кай, практически на ходу обрастая густой черной шерстью, скрылся за деревьями.

— Глупец, — из последних сил выдохнул омега. Перед тем, как Сехун с каменным лицом схватил его под челюстью и резко провернул голову. До щелчка.

— В чём-то этот мальчик оказался прав, — раздраженно бросил Крис. Кай, как малолетний щенок, поддался на провокацию и сделал именно то, чего от него хотели — помчался к своей семье, очертя голову. Ву не винил его — потому что помнил про Исина с Луханом на руках и чувствовал, как хочется последовать примеру младшего и пуститься во весь опор туда, где его семье может грозить опасность, но… Он вожак. Он не имел на это права. Он должен был в первую очередь думать о стае.

— Двадцать минут на приведение себя в порядок. Добейте всех, залижите раны. Кто не может бежать — скажите об этом, разберемся. Через двадцать минут выступаем.

— Куда? — послышался одиночный вопрос.

— Туда, откуда вообще не должны были уходить.

А где-то за полянкой, где расположилась эта стая, валялся наполовину втоптанный в кровь и грязь амулет, сделанный Минсоком для своего волка.

***

Почти, но еще не поздно.

Минсок красивый. Кай заметил это сразу же, ещё тогда, когда увидел его там, за печкой, в его доме. Мурзатого, испуганного и готового умереть прямо там — кукольно-послушного, даже не думающего сопротивляться. И альфа, вообще-то, не планировал оставлять в живых кого-то в том доме, но… Не смог.

Минсок красивый, пахнет так по-родному, что хочется носом уткнуться и скулить, как щенку. Только вот взгляд затравленный, на запястьях синяки, руки в царапинах… Он боялся. Но боялся не только Кая. Боялся привычно, будто с этим и вырос — и запах страха отравлял всё остальное.

Тогда Кай разозлился — и непременно убил бы обидчиков своего омеги, если бы они уже не были мертвы. Злился на то, что Минсок такой покорный; злился на себя, потому что не мог успокоить и как-то это исправить. Только украдкой втягивал запах и боролся с тем, чтобы поджать хвост и тыкаться носом в ладонь.

— Напугаешь же до смерти, — хмыкал Крис, когда они бежали домой. — Знаю, бесполезно просить тебя быть помягче, но хоть не кидайся, а? Вряд ли он привычен к такому вниманию.

Кай только скалился и спорить не мог — ласковым он действительно быть не умел, и все его крохи заботы так или иначе отдавали агрессией и собственничеством. Но с Минсоком он правда старался изо всех сил.

Почти, но еще есть шансы.

Кай смотрел на то, как вились стайками омеги у колодца и Минсок тоже там, только подойти боялся. Дрожал, точно одинокий осиновый листок на ветке. Так хотелось подтолкнуть, сказать мол, вот, это твои новые друзья.

И не страшно, что у них в стае все альфы немного грозные, слишком серьезные.

И не страшно, что омеги подстать своим альфам. Просто повелось так, и менять никто ничего не собирается.

Кай смотрел на то, как Бэкхён засмеялся, потянул за руку Минсока и тот пошел. Правда пошел, будто малыш какой-то, еще птенчик несамостоятельный. Ему нравилось, что его омега способен даже в такой ситуации вести себя спокойно, хотя он смотрел и видел, как руки мужа слегка подрагивали.

А потом Минсок смеялся.

Кай смотрел и думал, что это самое прекрасное, что он когда-либо видел.

Куда красивее, чем кровь его врагов, размазанная по жухлым листьям.

Быть может, еще успеешь.

Больше всего Кай любил, когда Минсок улыбался или смеялся. Живые искорки в глазах, мягкие прикосновения. Омега, кажется, умел оживлять всё, к чему он прикасается — его дом, его стаю… Его самого. Он подарил альфе радость, желание жить дальше, саму жизнь — и его крохотных волчат, две маленькие копии Кая, которые уже начинали терроризировать его стаю — с полного одобрения оной.

— Чондэ, Джено, пойдёте кушать? — громко спрашивает Минсок, прекрасно зная, что ответа не дождётся — но два волчонка с задорным тявканьем кубарем спускаются с печки — и, целые и невредимые, прыгают на лавку, пытаясь забраться на колени к отцу. Кай смеётся и чешет Чондэ меж ушей, Джено лезет под руку, а омега улыбается, глядя на них.

Тепло-тепло, и только летний ветер колышет тонкие светлые занавески на приоткрытом окне. На столе, конечно же, мясо — тушеное — для взрослых, сырое — для детей — и неполная миска сочной земляники, частично давленной, но оттого не менее вкусной. Кай притащил с охоты целую горсть, за что был удостоен крепких объятия и очередной улыбки; а ладонь от сладкого сока они облизывали по очереди, смеясь, как те ещё щенки — и потом катаясь по шкурам на полу, смеясь и тычась носами в чужую шею.

 Счастливые, беззаботные, молодые — и, казалось, это будет вечно…

Спасти…

Маленькие волчата кружились рядом с кроватью Минсока, когда Кай вошел в дом. Они тут же почувствовали запах отца и кинулись наперебой, скуля, будто прося помощи. Это был первый раз, когда ему действительно стало страшно.

Страшно за своих волчат, страшно за Минсока. Такого бесстрашного в отличие от него самого.

У омеги был жар, не такой, который был при беременности и не такой, который был, когда у него начались схватки. Омега горел, почти сгорал, а волчата вились у ног альфы и скулили. Им было страшно, точно так же, как было страшно Каю.

Тогда пришел Исин и дал омеге целебной настойки. Посоветовал побыть рядом пару дней и никуда не уходить, даже на охоту. Кай послушался. Потому что сердце его омеги тосковало по нему. Невероятно сильно.

Тогда Кай понял, что и сам тосковал. Потому что лежать в одной кровати со своим омегой было самым чудесным отдыхом. Лежать рядом, когда на груди у тебя спит один волчонок, а другой уместился между своими родителями, закрывая лапой нос.

Семья. То, что Кай так боялся никогда не обрести. И то, что теперь так боялся потерять.

Святыня, которую он никогда бы не позволил разрушить.

Нужна-то всего лишь малость,

Но время неумолимо.

Спеши, пока есть надежда,

Спасти…

Кай сбивался с шага — раз, другой. Был бы конём — изошёл бы на пену, но так просто ёжился, чувствуя, как слипается шерсть на загривке — и тут же сбивался ещё раз, запинаясь о корень и, совсем несолидно взвизгнув, кубарем покатился в овраг. Почти сразу вскочил — но сразу почувствовал, что лапы предательски дрожали. Он бежал уже почти сутки, без еды или отдыха — такое с ним впервые, но он должен был, должен был успеть.

Потому что иначе не простит бы себя, если опоздает на несчастные полчаса, которые он может потратить на привал. Даже если опоздает на десять минут. Даже на пять. Даже на одну.

Он знал Юкхея. За эти полчаса он мог отдать на растерзание своим волкам его Минсока. За эту минуту он мог собственноручно убить его волчат.

Волк рыкнул, подбадривая себя, и в несколько прыжков выбрался из оврага — снова кинулся вперёд, стараясь не думать о том, будет ли он полезен, когда прибежит на место. Главное — успеть. Если не спасти — отвлечь. Себя не жалко. Нужно спасти…

Коснись, стряхни наваждение,

Сквозь ночь протяни ладони,

Что б спрятать свечу от ветра,

Спасти…

Прыжок через корни, кувырок — он снова на своих четырех. Его почти повело, но он не сдался, не мог позволить себе подобного — и только когда остановился на несколько мучительных секунд, чтобы обмахнуть языком розовую пасть и перевести дыхание, заметил в ближайших кустах светящиеся точки чужих желтых глаз.

А он так устал…