∞

…где-то тремя годами ранее

Чёрт знает, что объединяет их странную, пёструю компанию — разве что то, что даже в Академии, казалось бы, среди истинно-своих, ни одного из них никто особо не любил. Йоэль проводит первый свой курс практически в полном одиночестве, начиная от пустующего соседнего места за партой и заканчивая одиночной комнатой в общаге, тут же словив славу нелюдимого парня — из одних коридоров, где он — вечный аутсайдер, зажатый в угол и оскалившийся, как волк-одиночка, в другие, холодные, освещённые свечами в резких подсвечниках. Не меняется почти что ничего, только теперь вместо неприятно-белого потолка обычной школы в Оулу — высокие своды древнего, кажется, как мир замка в лесах. Даже в душных кабинетах всё так же нечем дышать, из-за дубовых столов, пахнущих лаком, и шкафов высотой в стену, заставленных книгами обо всём, что есть и чего не должно быть.

Зато его не пихают спиной в шкафчики, побаиваясь — но теперь в его сторону летят шутливо-слабые заклинания первого уровня. Недостаточно, чтобы принести ему какой-то вред, но достаточно, чтобы он раздражённо дёргался, сбивая плечом угол. Сплёвывал ядовитое ругательство — и, немного подумав, поднимал руку для ответного. Может, он и пропустил какие-нибудь там подготовительные курсы, да и Астрал, видимо, не всех подбирает, как бродячих кошек с улицы, но в руках откуда-то берётся сила.

…не меняется почти ничего, только косая сажень в плечах и рост под метр девяносто теперь отпугивают больше, чем привлекают — и народ держится от него подальше. Ещё больше, когда он — а следом и его однокурсники — понимает, что он грубый «физик».

От и до.

Тонкие материи как будто тоже его боятся, Астрал закрывает от него своё метафизическое, вселенное и непознаваемо всесущее. Поначалу это казалось вопросом времени — кому-то что-то даётся проще, кто-то не с первого раза сдаёт теоретические основы теории пяти стихий и путается между У-син и Годай, в упор не понимает, как работает телекинез, или скучает на криптозоологии (ну, это да), так и Йоэль — страдает, пытаясь вырваться из границ собственного мозга.

Не работает — что бы он ни делал, оно не работает, и целый год он пытается разобраться в себе, с каждой неудачей становясь всё злее и злее — больше на себя, направляя ярость по привычке вовнутрь. У него получается сдать те невыносимо скучные первые теоретические экзамены и даже списать на чёртовой эзотерике; жёстко выплёвывать вербальные заклятья? Да, пожалуйста. Кипятить себе чай на огненном шаре? Почему бы и нет! Разворачивать мощные защитные чары? Да без вопросов. Только то, что касалось астрала и разглядывания туманного будущего — никак и никогда.

И кто знает, то ли причина в мире, то ли в нём самом.

Йоэль так и не понял, за что его так невзлюбили во вселенных масштабах — ни в мире «обычных» людей, ни в узком обществе магов. Как и не понял своего места в них обоих, прыгая с пары на пару, так и оставаясь «неопределённой специальности» даже после двух, нет, даже трёх попыток декана ориентировать его хоть куда-нибудь, хоть на те же защитные чары.

Просто ему словно места нет, нигде.

А потом он сталкивается с Йоонасом в библиотеке, и его жизнь начинает играть новыми красками.

∞

Йоонас, кстати говоря, его одногруппник. Комедия начинается с этого забавного факта, но Йоэль в своём стремлении оторваться самому от всего магического общества, прежде чем перед ним снова закроют дверь сами, так преуспел, что даже не сразу обратил внимания на это чудо. Он маячит где-то в углу зрения, но так же не вписывается, как и он — громкий, как будто компенсируя этим недостаток внимания; а Йоэль слишком занят, следя за теми, кто может и будет представлять для него опасность — типа того Ээмиля. Скалится, скотина; он, кажется, ненавидит почти всех, включая Йоонаса, но по какой-то причине это не сближает их — в смысле, его и Порко, он скорее ногу отгрызёт себе, чем «сблизится» с этим придурком в принципе по какой-угодно причине.

У Йоонаса наглая рожа, розовая чёлка, растянутые плагами уши и огромные голубые глаза, на запястьях зашкаливающе много браслетов — и он настолько же непохож на всех остальных, насколько идеально вписывается в этот мир. И первое, что он говорит Йоэлю:

— Аура у тебя говёная, чувак.

И Йоэлю почему-то — какая же загадка — очень хочется ему врезать.

Впрочем, это оказывается взаимно. Йоонас становится живым олицетворением синдрома Баадер-Майнхофа — как только Йоэль возымел неосторожность уронить на него пару книг — иронично, по вводному курсу предсказаний на Таро — этот доморощенный гадалка начинает попадаться ему с завидным постоянством, раздражая дико, и каждый раз, завидев его, Йоонас корчит ему недовольную физиономию.

— За что я должен видеть каждый день твою рожу, Хокка?

— Знаешь, дураков на свете немного, но расставлены они так, что попадаются на каждом шагу. Да, я про тебя, Порко.

— Ты выпендрёжник!

— Тебя в цирке не забыли, клоун?

— Вампирское отродье!

— Это комплимент, не прокатило.

— Кстати о цирке, волки обычно в цирке не выступают; до чего ж ты опустился, Серый?

— Что, даже карты в шоке от твоего будущего?

— Пошёл ты. Ты там в тумане не растворился?

— Сам туда иди, тебя там ждут. Тебе твоё ЧСВ не слепит?

— Ха, хочешь, поделюсь? Мама учила меня делиться с нуждающимися.

В какой-то момент — к концу третьего семестра Йоэль ловит себя на мысли — это превращается из раздражающего в некоторое развлечение; в ход идут подножки и вечное желание поднасрать друг другу если не глобально, то просто неприятно; в личных шкафчиках оказываются бомбочки-вонючки с лабораторных по алхимии или заколдованные жабы (правда, жабы почему-то Йоонасу приходятся по душе, да и не жабы это оказались, а лягушки, потому что Йоэлю слегка плевать на семантическую разницу, и колдует он с большого раздражения). Взаимным образом Йоонас подсовывает — и откуда только знает, скотина! — ему чайку, целую, мать его, чайку, которая в ответ на истошный вопль Йоэля с хлопком обращается обратно в смятый лист бумаги.

То есть, это было оригами, но если это оригами, то Йоэль — телепат.

После зимней сессии их перепалка становится, похоже, любимым сериалом доброй половины Академии — потому что Йоонас обожает внимание, а Йоэль непроизвольно оказывается в его центре. И, похоже, что с этим даже отношение к нему как-то меняется, но Хокке куда проще ведь решить, что ему просто чудится, и спрятаться обратно за сотню дверей, чем разбираться с новой расстановкой сил в Академии. Им сулят величайшее соперничество и Настоящую Магическую Дуэль в витражных залах северного корпуса, и судьбоносное противостояние длиной в жизнь.

Только не это, думает Йоэль, только не видеть физиономию Порко до конца своих дней.

(Как известно, с предсказаниями будущего у Йоэля всегда были проблемы)

И, кажется, Йоэль начинает ходить на пары чаще, чем танцевать с туманом в глубинах кампуса — лишь бы кинуть — так по-детски, но так захватывающе приятно — через весь класс записку, попадая чётко в ухо Порко. Разумеется, в записке будет написано язвительное и нелицеприятное.

Разумеется, Йоонас развернётся и обратно пошлёт воздушный поцелуй.

Только в конечном счёте они оба оказываются в кабинете декана за нарушение учебного процесса и практически срыв урока, злобно поглядывая друг на друга и украдкой показывая из-под стола средние пальцы. Тогда декан впервые произносит это слово, называя их — не идиотами, не заклятыми врагами или соперниками, связанными судьбой, или что-то ещё в этом духе, но «друзьями», и Йоэль признаёт, что оно выбило из него дыхание — и заставило громко и упорно доказывать, что это не правда.

∞

До Йоэля доходит не сразу смысл этих слов, но он понимает неожиданно явственно, стоя в прохладном коридоре, потирая ноющие костяшки и чувствуя, как искры схлопнувшихся защитных чар мягко покалывают кончики пальцев.

Олли, тогда ещё первокурсник, — Йоэль знает его как тихого парня, прописавшегося в Оранжерее, который одним из лучших сдал первую сессию, чуть ли не рекорд поставил — потерянно озирается и потирает живот, в который успело всё-таки прилететь пару кулаков. Остальные не случились — Йоэль оттолкнул резким движением руки, отправил скользить к соседней стене от мощной волны. Шагнул наперерез быстрее, чем сообразил, что к чему, больше рефлекторно — чувствуя эхом призрачной боли каждый неприятно-глухой удар.

— Спасибо?

Йоэль только качает головой. Хулиганьё — уже давно висит в списках на отчисление, но деканату лень разбираться — сбегает по коридору, оставляя их наедине. Казалось бы, между их странной Академией посередине нигде и обыденностью разница — в целые параллельные миры, сложенные в нежную вуаль, отрезающую это место от остальной Вселенной, но он снова чувствует себя как дома, и совершенно не в позитивном смысле этого слова.

Они уже далеко, когда он понимает, что он погорячился, считая, что они оставили их «наедине». Он слышит шаги за спиной, и хотя тонкие материи ему всё ещё не для него, он чувствует присутствие Йоонаса ещё до того, как он появляется перед ним. Странное стечение обстоятельств — думает Йоэль, разглядывая ясные голубые глаза Порко. Тот не дотягивает ростом, но это не мешает ему сжать в кулак чужую футболку — готов сорваться и зарядить кулаком в него тоже, потому что — по не менее странному другому стечению обстоятельств, — Олли — друг Йоонаса. Йоонас сыпет ругательствами и щурится на него, подтягивая Йоэля к себе; это выглядит слегка пугающе, даже для Йоэля — и напоминает, почему их обмен ругательств, похоже, был не более чем шуткой. Потому что злой Порко — это колюще-ледяные глаза, разве что кровь не начинает струиться от его взгляда, и напряжённое, как струна, тело, готовое леопардом сбить его с ног и никогда больше не позволить подняться.

Йоэлю не хочется объясняться. Кажется, тот делает совершенно неправильный вывод — очевидный, впрочем, здесь Хокка поспорить не может, но всё равно вскидывает подбородок, разглядывая Йоонаса сверху вниз — и он смеет ещё думать, что он — Йоэль! — способен опуститься до того, чтобы бить кого-то явно более слабого, чем он. Это ранит.

— Йоонас, — голос Олли слегка отдаёт хрипотцой, низкий и удивительно спокойный, и хватка становится легче, когда Йоонас мгновенно оборачивается к нему. — Йоон, всё в порядке. Его ты можешь отпустить.

— Да? — Йоонас выглядит чуть мягче, но отталкивает Йоэля с той же лёгкой небрежностью. Щурится, но уже не напряжённо, а скорее удивлённо. — Я не ожидал от тебя.

— Тогда ты меня плохо знаешь.

Йоонас ухмыляется.

— Я тебя вообще не знаю, на самом деле.

Йоэль думает уже развернуться — что ему здесь стоять, мешать чужой компании; своё «спасибо» он уже получил. Больше ему ничего не нужно, совсем; отвечать на вопрос «почему» тоже не хочется. Исчезнуть снова в переходах между корпусами и потеряться в тумане кампуса, и вернуться снова к следующей паре, чтобы Йоонас снова пытался довести его до белого каления — это да. Сейчас у Йоонаса одна забота — Олли. Он не вслушивается в их тихий разговор, прерываемый шорохом одежды и усталым стоном Мателы, когда он встаёт на ноги — и медленно направляется прочь.

Слышал ли Олли о нём? В общем-то, большая часть Академии так-то в курсе его существования, спасибо Порко, и вопрос даже не в этом — скорее, в том, насколько Олли плевать на него, чтобы запомнить его имя. Впрочем, Йоонас кажется ему тем ещё сплетником, так что всё может быть…

— Йоэль, — Олли окрикивает его.

Этого достаточно, чтобы заставить Йоэля остановиться.

— Давай исправим это? — спрашивает Йоонас.

— М?

— Так ты ещё и туг на уши. Говорю, — уже громче, раздражающе звеня своим голосом, продолжает Йоонас, — давай познакомимся нормально, потому что у меня в раскладе вечно появляется один Шут…

Йоэлю почему-то очень хочется ему врезать.

∞

Всё с того и начинается — со смущённого Олли, с неловко переминающегося с ноги на ногу Йоэля, и с кружки пива — настоящего, стащенного из самого «обычного» мира. Йоэль смутно догадывается, что в невысоком холодильнике в комнате общежития хранится запас нелегальной выпивки на пару месяцев вперёд. Йоонас не забирает свои слова, что аура у Йоэля говёная — и первый расклад на судьбу Хокки получается такой себе, и он почти что опять обижается и готов хлопнуть дверью, если бы не внезапно появившийся в проёме здоровенный, мать его, парень.

Парня зовут Томми, и все эмоции, которые он позволяет себе выразить по отношению к присутствию Йоэля — это изогнутая вверх бровь и слегка дёрнувшиеся в загадочной улыбке губы.

Всё начинается — и не заканчивается, ни когда Хокка только своим присутствием отпугивает второй набег местного хулиганья на Олли, ни когда Томми перестаёт игнорировать неловкое присутствие Йоэля и молча, почти что торжественно передаёт ему последнюю банку пива…

Ни когда Йоонас цепляется к нему, как чертополох к заднице, и следует за ним по пятам, превращая привычные одинокие прогулки Йоэля по туманному кампусу во что-то иное.

Ни когда дряхлый замок показывает свой истинный возраст во всей красе и заливает комнату Йоэля с первой майской грозой. Он этим категорически недоволен — конечно, какое счастье было, но эту комнату явно давно хотели сдать под хозяйственное помещение, и присутствие Йоэля мешало им это сделать на протяжении двух лет, но звёзды и карты продолжают ложиться категорически странно — и декан безапелляционно ставит его перед фактом, что вещи нужно тащить в комнату с номером 337.

И чёрт бы побрал Йоэля, если бы он в этот момент не удержал тяжёлый, протяжный стон.

Он молча забрасывает наспех собранные сумки на кровать Йоонаса и плюхается напротив. Не то чтобы ему непривычно здесь находиться — просто сердце не на месте чуть-чуть, потому что до этого он здесь был скорее как «гость» — а теперь мог позволить себе… ну, если не всё, пределы совести у Хокки были, то хотя бы многое.

Йоонас пялится на вещи, возлежащие на его одеяле, с долгие десятки секунд, и только потом переступает через вытянутые ноги Йоэля, направляясь к холодильнику.

Щёлкает крышка светлого нефильтрованного.

— Ну что, за переезд?

И первое, что делает Йоэль, улыбаясь непривычно естественно для себя — вскидывает вверх средний палец.

∞