ólafur arnalds — near light

ólafur arnalds — this place was a shelter

ólafur arnalds — this place is a shelter

ólafur arnalds — gleypa okkur

∞

29-е октября, 20NN

— В общем, отчислили этого дебила, — Нико поджимает губы.

Йоэль ухмыляется, даже не сдерживая внутреннего ликования. Будет у него время подумать, какая судьба теперь ждёт Ээмиля — в принципе, ничего страшного, но обиды обычно принимают безобразный вид, в сочетании с годами практики настоящих, опасных боевых заклинаний. Сейчас он упивается мыслью, что он выпустится, а для Ээмиля такой возможности больше не будет. Сам он ничего, кроме выговора, не получил — декан, наверное, питает к нему слабость. Потому ли это, что он искренне нравится ему (с его-то характером?), или ему просто нравится действовать ему на нервы, это другой вопрос.

Даже Нико, пытаясь строить из себя обеспокоенность и недовольство, весьма дерьмово скрывает собственное веселье.

— Не без влияния кое-чьего папочки. За драку обычно… ну, впрочем, тот и так на волоске висел от отчисления по другим проблемам, чего я. Не знаю, не мой класс, не моя проблема, видимо, достаточно натворил, чтобы его в конце концов вытурили. Но всё-таки, Йоэль, я не понимаю, зачем ты туда полез.

Йоэль протяжно вздыхает и потирает нос — уже зажил, силами Олли, только синяки ещё остались. Несколько мгновений он просто молчит, подбирая слова.

— А почему нет? — он хмыкает. — Ээмиль же. Охренел он, вот и всё объяснение. Думаешь, есть разница, к кому он лез, к Алекси, ко мне или кому-нибудь ещё из младшего курса? Или вообще кто лез? Да вообще плевать. Я пропущу пару обзывательств в свой адрес, не разорвёт на части, но когда у его выходок появляются весьма явные жертвы, хера с два я постою в сторонке.

— Ну, в этом я не сомневаюсь.

Нет, возможно, всё было куда сложнее, но вот это Йоэль не понимает сам, тут Нико не одинок. В мозг ему не пробраться — хотя бы Моиланен не телепат, это был бы конец света, — а сам Йоэль не совсем улавливает, что именно в этом хаосе мыслей и сомнительных решений, которые он называет своей психикой, заставило его влезть и лично отпинать эту скотину с таким рвением. Алекси вызывает у него бурю противоречивых эмоций, начиная от «какого хрена» и заканчивая тем самым искренним интересом, где-то там затесалось предостережение, и ко всему прочему — смутное ощущение сходства, которое никак не покидало его.

Короткое объяснение Нико не удовлетворило — Йоэль яростно не понимает, какая может быть проблема; за кого ему нужно беспокоиться, за Ээмиля или за Алекси? Или за себя? Может, Нико чувствует что-то, что для него закрыто наглухо Астралом, или Олли знает что-то, или это прописано где-то в Таро или звёздах; оно явственно оседает пассажиром в хаотичном поезде его мыслей, и Йоэль предчувствует, как эта мысль будет терзать его ближайшие несколько недель, если не случится что-нибудь такое, что перечеркнёт вообще всё.

А может.

Он сейчас другим озадачен, впрочем; и Нико напоминает ему, чем именно.

— Я его найти не могу, — признаётся он, и Нико снова вскидывается, испепеляя взглядом.

— Кого?

— Алекси.

— А нахрена ты его ищешь?

Хороший вопрос; он ставит Йоэля в тупик. Не то чтобы он целенаправленно носился по корпусам или выискивал расписание Алекси — все они в курсе, как Каунисвеси появляется (или, точнее, не появляется) на парах — но иногда он поддавался импульсу отловить его в коридоре. Просто спросить, как он, досталось ему неплохо, а в медпункте — со слов Олли и Томми — он даже не появлялся.

— Ну… так, — он ведёт плечом.

Нико громко фырчит. Йоэль поднимает тяжёлый взгляд.

— Что? Я просто беспокоюсь.

— За меня не беспокойся, — хмурится Йоэль. — За себя можешь побеспокоиться, например.

— Э, с чего это вдруг? Йори, слушай моё последнее китайское предупреждение. Ты же понимаешь, что если что случится, его батя и тебя за шкирку отсюда выкинет, и никакой декан, и тем более я, твою задницу не спасут.

— Я про Йоонаса.

Это слегка жестоко, наверное; но Нико быстро сдувается. Он только закатывает глаза и открывает было рот, чтобы возмутиться, но Хокка продолжает:

— И нет, не выкинет.

∞

Октябрь приносит с собой не только промозглость и пронзительный ветер, сдирающий с деревьев золотые листья, но и тот хрестоматийный туман, который каждую осень, как по часам, собирается вокруг кампуса. Ещё одна странность в копилку того, что Нико перестал считать из ряда вон выходящим, хоть и не может объяснить — оно происходит просто потому, что это Академия.

Иногда объяснение, впрочем, хочется иметь.

Вроде солнечного затмения. Томми небрежно вбрасывает эту информацию посреди зачитывания личных гороскопов на следующий месяц (не самое простое занятие когда у тебя двое Весов и два Скорпиона с годами рождения с разницей в год) - легко, как прогноз погоды. Нико на секунду теряется, пытаясь в голове уместить и предостережения, продиктованные звёздами, и тот факт, что грядёт чёртово солнечное затмение – в декабре, если Томми не ошибается, а Томми никогда не ошибается. Хорошо, что не в ноябре. Ноябрь сам по себе тот ещё месяц, уже не то чтобы осень, но ещё и не зима, и если посреди него ещё и затмение произойдёт… магия и так по осени приходит в некоторое беспокойное состояние бытия.

Он думает, дело ли в одном только затмении – или в чём-то ещё.

Он стоит на крыльце корпуса факультета философских наук и пялится в белёсую массу, которая начинается буквально через пару шагов. Дорога до общежития — долгие пятнадцать минут через разветвлённые парковые дорожки, и это самое его нелюбимое время суток — когда сумерки, уже темно и ничерта не видно и без тумана, но фонари ещё не зажглись, чтобы по ним можно было ориентироваться.

Ещё где-то в глубине каркают вороны.

Их слишком много.

На его плечо ложится ладонь, и он вздрагивает, резко оборачиваясь — всего лишь Йоонас, но внутри у него натянуто всё до предела, и из него вырывается пара крепких словечек. Его сердце не сразу успокаивается, даже когда ладонь мягко потирает его за плечо.

— Пойдём? — говорит он.

— А… ага…

— Боишься? — хмыкает.

Нико жмёт плечами и подрывается с места, шагая в ногу с Порко — не признаваться же, что действительно, чёрт возьми, страшно. Если бы не было, то он бы, может, и залип на переливы тумана. Они красивые, чуть сизые — магия вплетается в естественные природные процессы, и из-за неё туман клубится почти дымной, непроницаемой массой. От этого и не по себе — хотя Нико и понимает логикой, что кроме чёртовых ворон там никого нет, но иррациональный страх всё-таки догоняет его и заставляет семенить почти что бегом.

Он оглядывается вокруг. Остаётся только надеяться, что Порко наизусть знает нужные повороты… ориентиров почти нет — только контуры других зданий вдалеке, тени почти что неразличимой формы. Деревья торчат чёрными ветками и мрачными силуэтами, неожиданно — до дрожи внезапно — появляясь из полумрака.

Он, кажется, заглядывается; когда он оборачивается обратно, то… не видит никого.

По спине бежит холодок.

Где-то рядом каркает ворона, заставляя отпрыгнуть от края дорожки.

— Йоонас?

— А? — слышит он издалека, где-то впереди, и выдыхает, чувствуя, как по телу разливается волна уходящей паники. — Блин, Нико, ты куда потерялся-то?

— Здесь, — говорит он.

Он шагает осторожно, по направлению плитки — ничего не видно. Силуэт Йоонаса — тёмный, тонкий, он выглядит скорее миражом, прежде чем Нико не врезается в него, упираясь носом в чужое плечо.

— Чего ты?

Он хватает его за руку.

— Так пойдём.

Губы Йоонаса искривляются в улыбке.

— Так значит так.

Тёплые пальцы обхватывают его, слегка царапая кромками металлических колец. Его запястье щекочет завязка от фенечки — и ещё невообразимое количество браслетов, кожаных и из бусин, забивающих его запястье плотной полосой. Он даже болтает их сцепленными руками, как будто его это совсем не беспокоит — почему-то Нико ожидал, что он перехватит её, или отпустит, но нет, он держит крепко, удерживая его рядом с собой.

Как он так уверенно идёт?

— Ты не против? — неожиданно говорит он, заставляя Нико оторвать взгляд от плитки перед собой.

Он держит в руках пачку сигарет.

— А… нет.

— Окей.

Порко цепляет зубами фильтр и вытягивает одну, прежде чем закрыть пачку лёгким движением пальца и убрать её в карман. Он не умеет как Йоэль, поэтому достаёт из своей кожанки зиппо и щёлкает пару раз, разгоняя отсыревший механизм. Нико давится мыслями, когда снова оборачивается на него.

Йоонас, благослови его чёртову душу, даже курит настолько красиво, обхватывая пухлыми губами фильтр, что хочется выть.

И что с ним не так?

Нет, что не так с Йоонасом?

И что не так…

— Постоишь, пока я эту докурю?

Он смотрит на дверь их общежития.

За его спиной — целый парк, утопающий в тумане. Перед ним — просто Йоонас. Он откидывает металлическую крышку зиппо и щёлкает механизмом.

∞

31-е октября, 20NN

— Кем ты будешь на Хэллоуин?

Рядом с Йоэлем Нико раскладывает выглаженную кружевную рубашку крайне готического вида; напротив — Йоонас пытается засунуть в кудри ободок с пушистыми кошачьими ушами. Кампус уже весь шумит, заходясь музыкой на разный вкус — Хокка навостряет уши, откуда он слышит тяжёлый металл — кажется, из корпуса оккультной магии. Не самое приятное место, но он предчувствует — там будет та ещё жара.

— Ему только алкашом быть, — отзывается за Йоэля Йоонас.

— Пошёл нахрен.

— Не надо алкашом, — с другой стороны говорит Олли. — Я запрещаю, мы тут за здоровый образ жизни.

Между его колен красноречиво зажата целая бутылка.

— Можно шальной императрицей! — восклицает Йоонас. — Я только за.

— Королева бала…

— Вот не надо, между прочим. Йоэль, тебе нужно раскрепоститься, я давно не видел, чтобы ты уходил в отрыв…

О, он уйдёт. Хотя бы раз в год — хорошо бы. Может, он и не согласен с предложением Йоонаса по поводу его костюма, но с тем, что ему явно нужен отдых, он спорить не будет.

∞

Ночь по-октябрьски — а скоро по-ноябрьски — леденющая, и Йоэль, кажется, зря выскочил в одной куртке поверх футболки. Всё ещё туманно и стрёмно, но хотя бы фонари горят теперь, понятно, куда возвращаться. За спиной — безумный водоворот, нечленораздельные крики и грохот басов; он выливается из него так же легко, как влился, повисая на Йоонасе и Нико.

Он потерял счёт времени — да и пофиг, первый сейчас час ночи или второй, или вообще скоро утро, он не смотрит на огромный циферблат над главным корпусом. Он вываливается погулять и подышать воздухом, слегка пошатываясь, шлёпает прочь от корпуса, который сегодня принимает самых фриков от Академии — вроде них, конечно же.

Звёзды над головой не горят; небо затянуто тучами, только бледное пятно луны размыто светит на кампус. Хоть бы снег не пошёл, или ладно снег — пора бы уже первому выпадать, Йоэль категорически не хочет попасть под дождь. Хватило ему болящего Йоонаса. Самому свалиться не хочется — гадко на душе каждый раз, когда осенняя болячка на него нападает, да и не уверен он, что с ним кто-то будет носиться, как он и Нико носились с Порко — просто оставят его страдать.

В мыслях, путающихся и скачущих бешеным галопом во все стороны под воздействием алкоголя, он идёт вдоль парка — туманно и чуть менее людно, чем в помещении, немногие выдержали долго сидеть внутри душных, накуренных помещений и высыпали на улицу.

Он идёт — и останавливается, когда вокруг не остаётся ни души, впереди — подёрнутая дымкой речка, а на периферии ясным силуэтом является смутно знакомое черноволосое пятнышко.

Алекси танцует в одиночестве — босиком, кеды отброшены в кусты, а на плечах только кожаная куртка поверх, судя по всему, тонкой майки. Улыбается дико, когда видит Йоэля — впрочем, все они немного дикие сегодня — но на его лице это выглядит если не странно, то свежо, необычно.

Как и кожаная куртка. Непривычный для прилежного студентика вид. Одно дело Хокка — девиант чёртов, никогда при форме не появлялся и не будет, сколько ни проси, но вот от Каунисвеси такой вид он не ожидал.

Его взгляд меняется — но он его не прогоняет, вместо этого опускается на подмороженную траву.

— Привет, — в голосе вопросительная интонация; за словом прячется что-то более сложное, вроде «что ты здесь делаешь» и «почему ты здесь, а не со своими друзьями», но — Алекси остаётся сидеть, когда Йоэль ведёт плечом вместо ответа.

— Привет.

∞

— Здесь однажды утопилась девушка, из первокурсниц, — говорит Алекси. — Неразделённая любовь, приворот с побочным действием и от ворот поворот, всякое такое. Печальная история, не стоил тот парень того, чтобы… совсем уж. Говорят, что, если в «ведьминский час» посмотреть в речку, можно увидеть её лицо вместо своего.

Их ноги болтаются над чёрной гладью воды. Йоэль откидывается назад, упираясь руками на влажные доски пристани, и шипит от неприятного ощущения мха под ладонью; Алекси рядом с ним подбирает одну ногу и опускает на колено свой подбородок.

Йоэль даже не удивляется уже, когда приходит липкое ощущение присутствия в разуме. Алекси не подаёт виду — видимо, бесконтрольно вслушивается, говорит ли он вслух или думает.

— А в башне лучше не сидеть на пятой ступеньке на пролёте между первым и вторым этажами, — продолжает он. Он просто говорит — о каких-то полуправдивых байках, о которых Йоэль, может, слышал, а может, и нет. — Или вообще на той лестнице не сидеть… в общем, плохая примета перед экзаменом.

— Вроде ещё нельзя стучать четырежды, когда заходишь на экзамен.

— Да-да, есть такое. А ты знал, что на кафедре ритуальной магии нельзя смеяться?

— Это той, где ещё демонологи тусят?

— Да-да-да. Так вот, почти сто процентов тебя отчислят…

∞

— Однажды Йоонас, — Йоэль жуёт замерзающую губу, вспоминая свои ранние годы в Академии, — на втором, что ли, курсе, изрисовал целую страницу в моей тетради пенисами, пока я пытался там что-то наколдовать перед преподом…

Становится совсем темно — Йоэль всё так же игнорирует время, как концепцию, но может уже догадаться, что дело идёт к раннему утру. За спиной гаснут фонари один за другим, и по-хорошему бы надо подняться, а то задница отмёрзнет рядом с водой сидеть, и идти обратно, пока он не потерялся в утреннем тумане вместе с Алекси.

Всплывают неприятным напоминанием слова Нико о том, чтобы он держался от Алекси подальше; и сквозь хоть и просветлевшую от прохлады, но всё ещё далеко не трезвую голову проносится дурная мысль — а вдруг в этом весь его план? Он почти заходится смехом, представляя, как этот парень заталкивает его в холодную воду после того, как всё это время притворялся пьяным. Как сирена. Завёл его в угол парка, где никого нет, и утопит сейчас.

Дурацкая была бы смерть.

С другой стороны, Алекси смотрит на него уже без того напряжения между ними, без долгих, сканирующих взглядов. Он прыскает, утыкаясь носом в коленку, и улыбается глазами — искренне, хоть и немного пьяно.

Не, не притворяется. Йоэль в этом смыслит.

— А что был за инцидент с арбузом? — спрашивает.

— Ох, это… Алекс, — Алекси слегка вздрагивает, услышав прозвище, но Йоэль его не замечает, продолжая рассказ сквозь смех, — прости, не помню деталей, но, короче, там было очень много арбузов, и Нико ругался, потому что они продолжали появляться из того котла, там жижа по всему кабинету растеклась, и из неё, как пузыри, надувались полосатые арбузы…

— Никто не пострадал?

— Ну разве что со смеху кто-нибудь обоссался. Например, Йоонас.

∞

— Йоэль?

— М?

— Почему «Алекс»?

— Вырвалось. Если хочешь, я могу…

— Нет, всё в порядке. Это… мне нравится так.

∞

— С в’звращением, блудный интроверт, — орёт Йоонас, затаскивая дрожащего Йоэля. — Ты чего такой холодный, и где тебя носило?!

— Гулял, — бурчит тот и стаскивает с плеч куртку. — Да, что-то начало подмораживать…

Вечеринка к почти что рассвету поутихла, превратившись в томные посиделки по углам для тех, кто ещё был в состоянии говорить больше двух слов в минуту, и спальный зал для тех, кто уже нет. Йоэль перешагивал через тела сопящих и бормочущих студентов, пробираясь к укромной зоне, куда сместились его друзья. Не хватало только Олли и Томми.

— Мы тебя потеряли, — Нико роняет его на диван. — Хотели идти искать, а потом решили, что ну тебя нафиг.

— Ну спасибо, очень по-дружески.

— Тебя Ас-аст-атсрал не утащит, — слегка заикаясь, вещает Йоонас. — Ты же этот. Абонент не абонент для всей этой чехарды из космического.

— Чего?

— Гов-ворю, на тебя не действует.

— А на вас, смотрю, прям очень подействовал, космонавты хреновы, — Йоэль закидывает в рот один из оставшихся нетронутых бутербродов.

— Так где ты был-то? — Нико всяко потрезвее Йоонаса выглядит, но, впрочем, тоже шатается, даже сидя на диване. Порко же растекается по плечу Йоэля.

— С Алексом гулял, — смело отвечает Хокка.

— К-каким ещё Алексом?.. Ты на кого нас променял?

— В смысле, с Каунисвеси.

Оба его друга резко подрываются, садясь ровно, и пялятся на него так, словно он сознался как минимум в массовой оргии. Казалось бы, в чём проблема…

— Ничего себе, — вырывается у Йоонаса.

Только Нико хмыкает под нос, качая головой.

Может, и зря.

Йоэль не жалеет.

Если придётся — ну и пусть; как будто мало он в своей жизни о чём-то жалел, подчас за каждое своё действие. Если бы он пил за все сомнительные, вредные и вообще ошибочные решения, он бы давно ушёл в алкогольную кому. Одним больше, одним меньше…

∞