— Какая? — спрашивает сводница, закинув за спину длинную косу.

— Такая, чтоб знала свое дело и не лезла в чужие. Мальчику пора окропить меч, — Деймон выглядит в темных сумерках борделя, как один из своих. Складывает спокойно руки на груди, улыбается, лавируя меж узкими проходами, двигается уверенно в нужную комнату. Эймонд старается не терять дядю из виду. Ему кажется, если он моргнет и исчезнет с его глаз высокая, почему-то вселяющая спокойствие фигура, он останется тут навсегда, погребенный под телами голодных до денег шлюх.

В комнате с огромной кроватью и зеркалами стоят вереницей оголенные женщины. Нагота их будит внутри не оформившееся пока желание, юноша впивается взглядом в пухлые бедра и пышную грудь. Оценивает увиденное, пытаясь придать своему лицу как можно более обыденное выражение. Будто не в борделе девиц выбирает, а свинину на базаре лет пять продает. Деймона такое лицемерие смешит. Несмотря на старания, мальчишка сияет как на празднике: лихорадочный блеск единственного глаза выдает волнение с головой. Дай Эймонду волю, он залезет на ближайшую шлюху и будет сношать ее, как любимый мопс леди Ройс — ноги своей хозяйки.

— Выбирайте, — сводница протягивает руку раскрытой ладонью вверх. — Деньги вперед, правила господа знают, — Деймон бросает ей пару монет и кивает с улыбкой. Уж кто-кто, а Порочный принц всю процедуру покупки девиц помнит наизусть. Как только дверь закрывается, тащит он племянника на середину шеренги, встает за спиной.

— Гляди, — стягивает с головы капюшон, — какая нравится? — Эймонд смотрит неуверенно, обводит взглядом каждую из девушек. Мнется. Ему нравятся все. У Эймонда спермотоксикоз и юношеская страсть льются из ушей. Ему семнадцать, любой уголок в его покоях имеет на себе, да и в себе, бывало, частичку хозяина. Иногда ему стыдно, когда матушка, навещая его, садится на кушетку. Еще того хуже — на ложе. Черт знает, что выжимают в стоки на улице из этих простыней верные служанки.

Быть может, однажды, сквозь ночь и бурю, придет к нему белое бесформенное нечто, все состоящее из его семени, и скажет: «Папа». И Эймонда похоронят как есть, а в хрониках великих домов напишут: «Душил дракона и умер».

Деймон на удивление понимает метания своего племянника с подозрительной точностью. Тычет в ту, что выглядит расторопнее и приглядывается ему самому, остальных отсылает прочь. Эймонд лишний раз ищет сходства с уже пережитым, но

пока все идет хорошо, и он даже позволяет себе расслабиться. Девушка светлолика и округла, мягкая и гладкая, подкрадывается к нему, тихо звеня тонкими браслетами. От нее пахнет не как от той шлюхи, что участвовала в его позоре четыре года назад, а чем-то терпким и свежим, возбуждающим. Или это пахнет от дяди?

Сзади тянут с плеч стеганый плащ, девица, глядя в глаза, дергает заклепки камзола. Эймонда раздевают в четыре руки, оглаживают и мнут твердые мышцы. Меж пальцев своих пропускает дядя длинные белые локоны племянника, прочесывая всей пятерней, заплетает шелк волос в тугую косу.

— Так будет удобнее, — шепот на ухо посылает стайку мурашек, низкий голос стелется бархатом по коже, юношу откровенно ведет. Ловким движением распутывает девушка завязки на штанах, опускается на мгновение на колени, помогает снять обувь, целует коротко впалый живот. Эймонд охает, непроизвольно откидывается назад, ложась лопатками на затянутую в парчу дядину грудь. Поцелуи отдают в пах тяжелым и горячим, он не чувствует никакого смущения, все кажется ему правильным: и девушка, стоящая перед ним на коленях, и твердость мужского тела за спиной. Деймон не отказывает себе в удовольствии огладить плотно прижатыми ладонями открывающиеся из-под одежды легко очерченные мышцы кора. Племянник под его руками чувственно красив, подтянут и молод, соблазнителен. Взгляд сам по себе прикипает к родинке на шее — коснуться б поцелуем, но пока рано.

Проститутка, легко вспорхнув с колен, тянет за пояс штанов юношу на ложе. Порочный принц, выпуская из объятий своих тонкое тело, начинает раздеваться сам. Стягивает камзол, снимает за пятки сапоги, чувствует кожей жгучий взгляд. Эймонд все никак не может перевести фокус внимания на старающуюся перед ним девицу. Он пытается, честно, но тело дяди притягивает его интерес сильнее. Деймон выглядит как живое воплощение Воина. Розовая паутина ожогов стелется по шее и мощной груди, дорожка белых волос от пупка до кромки штанов вызывает в принце яркое желание потянуться руками и коснуться. Дядя ловит его заинтересованность. Потому, наверное, тянет завязки так медленно, приспускает элемент одежды ниже, оголяет тазобедренные кости: еще немного — и можно будет увидеть в разрезе ширинки корень полувставшего члена.

От искушающего зрелища отвлекают юношу тонкие пальчики на набухшей плоти. Пока смотрел он на выточенную будто из камня фигуру, юркая девица уже стянула с него штаны до колен и усердно пыталась сделать свою работу. И если шлюхе заплатили за то, чтобы исполняла она предписанное добросовестно и на все деньги, то мотивация опустившегося рядом Деймона так старательно ласкать дрожащее тело племянника неясна.

Они стоят все трое на коленях, утопая в подушках и мягкой перине, Эймонд теряется в ощущениях и руках, в жарком дыхании на его коже. Дядя выбирает положение сзади, предоставляя юноше полный доступ к женскому телу, кивает девице, чтобы та улеглась на спину и раздвинула стройные ноги.

— Смотри, — Эймонда плавит под вибрацией в голосе, он не понимает, что возбуждает его сильнее: раскрытая влажность женской промежности или прижимающаяся сзади твердость. Ему почему-то, на мгновение всего, становится важно, чтобы твердость эта была вызвана его обнаженностью, а не лежащей пред ними девицей. Такие мысли в полумраке опущенных штор и интимности момента не вызывают отторжения или испуга, только подстегивают и так распаленную похоть. — Женское лоно должно быть налитым и влажным, тогда будет более приятно, чем если входить насухую. Попробуй опустить в нее пальцы, почувствуй, как там нежно и гладко.

Юношу трясет. Он ощущает яркой вспышкой истомы на плече сухое прикосновение тяжелого подбородка. Деймон трется щекой о нежную кожу, заправляя за пылающее ухо выпавшую из косы прядь, упирается челюстью в косточку ключицы. Так удобнее направлять замешкавшегося племянника. Порочный принц не торопит, не давит, понимая всю важность первых ощущений. Берет его руку в свою, на короткие мгновения оглаживает эктоморфное запястье. Складывая в нужный жест юношеские пальцы, тянет он ладонь к раскрытому лону, не сдержавшись, приникает ртом к манящей родинке на шее. Эймонд стонет, коротко и несдержанно, это и не стон даже, а так — всхлип. Фаланги двух пальцев проникают меж раскрытых складок, внутри влажно и распалено.

— Чувствуешь? — задает дядя мерный ритм. Но племянник чувствует только губы кожей, рельеф груди и пресса спиной и притирающиеся узкие бедра. Жар женского тела мажет где-то мимо сознания, Деймон занимает собой все вокруг, вытесняя желание касаться пышной груди и мягких бедер готовой к соитию шлюхи. Эймонду нужны твердость мышц и ощущения колкости пробивающейся щетины на своем плече. Нужны отчаянно.

Будто чувствуя ускользающее от нее внимание, девица стонет, тихо и проникновенно, перехватывает трахающую ее кисть, сжимается внутри, приподнимается на одном локте и тянется губами к приоткрытому рту. Деймон подхватывает инициативу, жмет на затылок племянника пальцами, заставляя поддаться вперед всем телом. Это не первый поцелуй Эймонда, но все испытанные им до этого были неловкой детской возней и внимания не стоили. Полные губы девушки сминаются под жестким напором, прикосновение грубое, напряженное, со стороны даже дяде видно, что юноша скорее дерется, чем ласкает.

— Так не пойдет, — подхватывая узкий подбородок, поворачивает он на себя красивое лицо, держится чуть сбоку. — В поцелуе страсть — это хорошо, но ты должен быть мягким, — заглядывает в глаз, — чувственным, — приближается теснее, — ты должен распробовать, — оглаживает линию челюсти. — Расслабь губы и язык, отдайся потоку до конца.

Эймонд практически ничего не видит из-за пелены похоти. Сердце колотится уже где-то в горле, он дышит чужим теплым дыханием, по инерции наклоняет голову так, чтобы легче было его целовать, подставляется. Деймон лижет широким мазком по тонкой пленке прозрачной кожи, племянник стонет в ответ, впускает юркий язык в открытый рот. Поцелуй выходит смазанным, поза, в которой они стоят, довольно неудобна для такого вида ласк. Пальцы выскальзывают из девичьей мягкости, юноша пытается развернуться корпусом, закинуть руки на сильную шею, но его останавливают. — Позже, — обещает дядя, — позже.

— Лоно не единственное место, от которого может быть хорошо, грудь тоже чувствительна, — в доказательство своих слов Деймон обводит смоченными в слюне пальцами мягкий пока ореол племянника, тянет за сосок. — Теперь повтори.

Эймонд не то что повторить — он не может дышать. От места прикосновений прямиком в член спускается сладкой судорогой короткая вспышка боли. Девица, понимая правила игры, садится на колени и под одобрительный взгляд тянет зубами вставшее от ласк навершие. Юношу выгибает в спине, в таком положении трется он ягодицами о твердость в дядиных штанах. Порочный принц цедит выдох сквозь зубы. Члену почти больно от возбуждения, такое нужное сейчас давление приносит с собой легкое облегчение и возможность и дальше продолжать урок.

Если бы племянник знал, как он выглядит в Деймоновых руках, как изгибается, невозможно пошло облизывает губы, цепляется за дядины бедра откинутыми назад руками. Как эта хватка подталкивает взять его за косу, намотать ее на кулак и драть ночь напролет нежное тело, выбивая толчками высокие стоны. Но Эймонд не знает, поэтому продолжает искушать истончающееся с каждым выдохом терпение Порочного принца своей отзывчивостью. Урок надо довести до конца.

Эймонд утопает в контрасте ощущений, стонет уже не сдерживаясь, высоко и звонко. Деймона от каждого такого звука тянет вспышкой по позвоночнику. Он указывает девице взглядом: стоит поторопиться, иначе все кончится быстрее, чем надо, — и та понятливо поворачивается к юноше спиной. Все еще стоя на коленях, ложится грудью на простыни, прогибаясь в пояснице, открывая для обоих принцев потрясающий вид.

— Огладь ее, женщинам нравятся прикосновения. Повторяй, — направляя, проводит дядя ладонью по узким плечам, очерчивает крылья лопаток, спускается на талию. Вторит племянник всем движениям, мнет женскую спину, зеркалит Деймона со всей старательностью, на которую способен сейчас его помутненный разум. Прикосновения на коже обжигают, под них хочется стелиться, ощущать их как можно дольше. Когда укладываются руки на тазобедренные кости, Эймонд не может сдержать легкую дрожь.

Ему отчаянно хочется, чтобы скользнули они ниже, сжали ноющий без внимания член. Сделали хоть что-нибудь, он сейчас на все готов, только бы касался его дядя вот так бесконечность. «Пожалуйста, пожалуйста», — шепчет юноша в себе, просит об облегчении от мук то ли Богов, то ли себя, то ли дядю. Будто слыша громкие мысли, толкает Деймон дрожащие бедра ближе к ягодицам раскрытой шлюхи.

— Направь его, — звучит шепот, читается скорее кожей. Эймонд берется за налитый кровью член, сверху на его кисть ложится чужая ладонь. — Вот сюда, вводи медленно, не торопись. Некоторым женщинам может быть дискомфортно еще некоторое время после первого раза, будь нежным — и будешь вознагражден.

Эймонда окутывает мягким и жарким. Внутри скользко и невероятно приятно, шлюха под ним протяжно стонет, юноша непроизвольно делает один толчок, другой. Дядя притирается сзади к его ягодицам, двигает бедрами в такт порывистым движениям. Засматривается через плечо, как плавно погружается в распаленное лоно твердость плоти.

Пока плавится племянник в сладостном плене спереди, мажет он по мышцам поцелуями сзади. Оставляют тонкие губы на молочной коже багровые засосы, племянник резонирует в ответ на каждую ласку. Когда смыкается укусом под кромкой волос, вскрикивает он совсем высоко, срывается на скулеж. Место на загривке оказывается слишком чувствительным. Если продолжить вот так, то все кончится быстро, и без того юноша на грани совсем. Девица сжимается узко, как надо, охватывает его, всасывает практически внутрь своего тела. Это так хорошо, что плохо.

— Деймон, Деймон! — вырывается у Эймонда сквозь вязкий туман предстоящей разрядки. Еще пара секунд — и он разлетится на осколки от остроты ощущений, узел внутри живота скручивает в обжигающем спазме. Дядя сплетает его пальцы со своими в немой поддержке, коротко лижет тонкое ухо и впивается взглядом в отражение зеркала на подернутое пеленой наслаждения лицо.

В момент оргазма племянник по-блядски красив. Искусанные приоткрытые губы и нежный румянец выделяются на бледной коже кровавыми пятнами, длинные лучи светлых ресниц потемнели и слиплись от слез, сведенные брови придают лику измученный вид — и Деймон не может сдержать почти благоговейный стон, преклоняясь пред цветением юности в его руках. Эймонда швыряет в самое Седьмое пекло. Он изливается внутрь, глубоко, содрогаясь всем телом, удерживаемый от падения на девицу только широкой дядиной ладонью на животе. Порочный принц чувствует ею остаточные сокращения мышц, легкие покачивания бедер.

— Вот так, хорошо. Все хорошо, — целует успокаивающе влажный загривок, где, он теперь знает, слаще всего, и расцепляет руки, оставляя племянника в умелых объятьях служительницы любви.