— говорят, что вино — медленный яд. это правда? — у дазая заплетается язык, да и вообще он всё ещё сидит на высоком стуле только потому, что верхняя часть тела лежит на барной стойке. накахара смотрит на него раздражённо и мысленно решает: убить его сейчас или сначала вывести на улицу. а также думает о том, чтó он вообще тут забыл. они давно не напарники; друзьями их назвать нельзя — ни в прошлом, ни тем более в настоящем, но. вот он — накахара чуя, которому завтра рано вставать, — в каком-то захудалом баре обречённо смотрит на пьяное тело, именуемое дазаем осаму. отвечать на неожиданный телефонный звонок было ошибкой.

— правда, — цедит чуя сквозь зубы в ответ на прозвучавший вопрос и приподнимает пьяную тушку бывшего мафиози.

— хорошо, но я хочу умереть быстро, — тут же отзывается дазай и, качнувшись, чудом удерживается в сидячем положении. накахара закидывает одну его руку себе на плечи и жалеет, что не может использовать «смутную печаль» на этом пьянице.

— ладно, идём, придурок, — бурчит чуя и стаскивает пьяное тело дазая со стула. тот шатается, но всё же удерживается на ногах. то, что накахара ниже него ростом, оказывается очень на руку.

— говорят, если много пить — можно сойти с ума. это правда? — вновь задаёт вопрос дазай, в то время как пытается подниматься по ступенькам, но ноги его не слушаются.

— правда, — пыхтит накахара и мысленно спускает осаму с лестницы, а также обещает себе, что удалит свой номер из его телефона. пусть в следующий раз звонит хоть своему новому ученику, хоть нынешнему напарнику — чуе плевать, лишь бы больше не видеть эту мумию.

— отлично. а кто тогда полетит на луну? — дазай начинает смеяться, из-за чего его и так хрупкое равновесие окончательно теряется, так что он тут же плюхается на колени перед входом в бар. накахара матерится сквозь зубы и поднимает осаму на ноги. желание убить этого пьяницу возрастает в геометрической прогрессии.

— а ещё говорят, что любовь… любовь пьянит больше… больше, чем вино. это правда? — у дазая в голосе отчего-то слышна грусть, словно то, что его давно гложило, вдруг вырвалось наружу. чуя неожиданно для себя останавливается и внимательно смотрит в глаза осаму — неудобно, конечно, но какая разница. тот смотрит на него в ответ и ждёт пока накахара что-нибудь скажет.

— правда, — произнести даже такой короткий ответ оказывается трудно, голос чуи звенит словно разбитое стекло. вопросы дазая ему не нравятся — особенно последний.

— если бы чуя полюбил меня так, как люблю его я — я бы бросил пить, — вдруг говорит дазай и, убрав руку с плеча накахары, плетётся к его машине. чуя же замирает на месте, словно вкопанный, потому что слова, слетевшие с губ дазая — как гром среди ясного неба. и как реагировать на это — он не знает. в голове вдруг образовалась пустота, которая никак не может дать ответ.

и вот, когда он уже хотел было просто двинуться к машине, оставив раздумья над неожиданным признанием дазая на потом — а лучше притвориться, что никогда этого не слышал и обязательно удалить свой номер из контактов осаму — его обхватывают чужие тёплые руки. накахара оказывается прижатым к груди дазая — от него пахнет алкоголем и чем-то сладким. сердце громко бухает в грудной клетке, словно загнанный в угол — без возможности вырваться — зверь.

— я правда брошу, да. только ты никому об этом не говори — я сказал только тебе, — слышится тихий голос дазая, а потом он касается рыжей макушки губами. кажется, осаму напился настолько, что даже не понял кто забирает его из бара, иначе бы ни за что не сказал слов о любви (чуя убеждает себя, что ни капли не верит в них).