Слова врача о душевном нездоровье Эрена, Леви не насторожили. О том, что у парня не все в порядке с мозгами, он знал с самого начала. Эрен, с подросткового возраста таскавший в себе титанов, один из которых являлся прародителем, если и был когда-то нормальным, то разве что в глубоком детстве. И то, зная Йегера и его семью, вряд ли там и в детстве обошлось без эксцессов.

Себя Леви нормальным тоже не считал. Как и любого, кто вырос в подземном городе, а затем пережил Гул и войну.

Каждую неделю он возил Эрена к врачу. Скрывать от соседей и работников факт возникновения в доме еще одного жильца было трудно, и необходимость прятать парня и дальше больше не имела смысла. Своей помощнице Софи и ее мужу, которого Леви также нанял для работы в лавке, он коротко представил Эрена:

 - Моя семья.

В послевоенные годы, люди, потерявшие близких и любимых, сходились, образовывали пары и семьи не столько из-за родства или любви, сколько из-за страха в одиночку переживать последствия прошедших многочисленных бед. С кем-то живым, перенесшим то же, что и ты сам, было куда проще, чем когда ты оставался один на один с собой, и все, начиная от душевных мук и заканчивая жизненными проблемами висело, исключительно на тебе. Для выжившего малочисленного населения планеты любая любовь стала непозволительной роскошью, и поэтому ценилась в куда большей степени, нежели порицалась.

О том, кем именно Эрен приходился господину Аккерману, супружеская пара уточнять не стала, понаблюдав, а затем расценив все по-своему. Немолодые, за свои годы они повидали самые разные людские союзы и считали любовь и семью куда лучшими вещами, нежели ненависть и война. Еще одного жильца восприняли как родного сына. Паренек, казалось, был немного не в себе, но после случившейся на земле катастрофы уже ничему не приходилось удивляться. Их собственный ребенок, которому сейчас было бы столько же лет, сколько Эрену, погиб при Гуле.

Почти все время Йегер находился в доме, выходя на прогулку в сад только под присмотром Леви. Изредка помогал Софи в лавке, если дело касалось каких-то несложных вещей, с которыми мог справиться. Суицидальных попыток больше не наблюдалось, но Леви продолжал следить за каждым перемещением Йегера, словно до сих пор являлся тем самым оружием, способным утихомирить неожиданно взбунтовавшегося титана. Самому Эрену, видимо, это было привычно.

Дела шли хорошо. Поток посетителей не иссякал, и вскоре Леви стал одним из самых зажиточных людей в городе. Его знали, даже любили, несмотря на хмурость, резкость в суждениях и малоразговорчивость. Считалось, что господин Аккерман человек порядочный, что он бывший военный и многое повидал в своей жизни, что он мудрый и с ним есть о чем поговорить, даже если переброситься всего парой слов, пока стоишь перед прилавком. Люди, соскучившиеся по нормальной жизни, с удовольствием и упоением стремились вернуться в привычное им русло. Они ходили по магазинам, покупали чай, устраивали посиделки в заново разбитых парках, несмотря на малый послевоенный бюджет планировали городские праздники и ярмарки, старались вести как можно более мирную жизнь, без конфликтов и конфронтаций, делая вид, что все лучше, чем есть на самом деле. Чайная лавка Леви, полностью отреставрированная, с весны по осень утопающая в зелени, была райским островом, в котором можно было на время забыться и не вспоминать о пережитом.

Иногда приходили письма от Габи с Фалько, реже - с Парадиза: писали Армин и Жан. Леви не знал, стоит ли рассказывать о том, что у него здесь происходило. Надо ли? И Аккерман обходился общими сведениями: о лавке, соседях, здоровье, погоде и прочем. Это было сухо и кратко, но люди, которым он это рассказывал, знали его лучше, чем кто-либо другой, и вряд ли удивлялись. В гости Леви никогда не звал, хотя Армин в каждом письме предлагал встретиться.