Донасьен Альфонс Франсуа — для своих «Маркиз» и «де Сад» — доверчиво подставив спину, покачивался, он едва дотягивался до книжной полки, вставал на мыски и неловко вскидывал руки.

      Табуретка не помогала, а «Жюстина» отказывалась уменьшать свои своды.

      Мстила.

      Изнывала от голода, но открыто не протестовала.

      Как возмущённая дама отдёргивает платье при виде непристойности, только она ими кормилась, а вот от сидящего в кресле гостя воротила нос.

      — Хватит уходить от ответа, — гость нетерпелив, ему и самому неуютно здесь.

      (Салтыков-Щедрин выглядел так всегда, но в этот момент мрачности в нём было на семерых)

      — Моя способность бесполезна. Она принесёт всем только проблемы, — не оставил попыток де Сад, — Сожалею, mon ami, я отказываюсь, — корешок книги выскользнул из его пальцев.

      Не по воле.

      Мощный, цветной до кислотной рези в глазах, язык хлыстом обхватил запястье.

      — Михаил! — обернувшись через плечо, крикнул Маркиз.

      Его упрямство потеряло в смелости.

      — Второго шанса не будет, — пресёк Салтыков-Щедрин.

      — Вы не имеете права нарушать договор! — де Сад застыл, краем зрения следя за смазанным кругом. Он не решался «тянуть кота за язык».

      — Разве условия не подошли тебе? Мы нашли священника, — Михаил кивком подозвал свою способность ближе: белёсая сфера покорно опустилась к его плечу.

      — Свет мне не поможет, — сердце оглушительно бьётся в груди, кажется, с каждым ударом — с каждым движением кончика языка, сильнее подбирается к горлу.

      Маркиз был в шатком положении.

      Как безоружный под дулом пистолета.

      — Стоило отказаться раньше, — удлинившись, язык выгнулся, набросив новое влажное кольцо — на шею, — Ваши условия соблюдены, — взгляд гнилой.

      — Хватит! — де Сад, вцепился ногтями в язык, — Жюстина!

      Но ничто в окружении не сдвинулось.

      Отвернулась.

      — Минута, — позволил Салтыков-Щедрин.

      — Почему ты согласна с ним? — рывок оборвал обвинение к способности, ударил, — Помоги мне! — Маркиз запутался.

      Как мотылёк в хватке ядовитой, ярморочных оттенков, лягушки.

      Как лань в объятиях змеи.

      Как…

      Чужая способность тянула к себе, тащила по полу — прямо в раскрытую пасть.

      Медленно звено за звеном исчезали в бесконечной глотке.

      Мазнувший по лицу изгиб побудил идею и стёр пудру.

      Освободив руку де Сад одним движением стянул со своей головы парик — следом сам приложился к липкости.

      Перевернувшись в путах, Маркиз перевалился на бок, обратив взгляд на Михаила.

      Способность «Философия в будуаре» была проклятием, но порой становилась спасением для своего владельца.

      — Ты, — запнулся Салтыков-Щедрин.

      — Останови это, — едва уловимо из-за сдавленного кадыка, но ощутимо для подсознания, — Ради меня, — простая, произнесённая одними губами фраза до боли острым холодом возилась в мысли.

      Стиснула позвоночник.

      — Сопротивление, — странный паралич перешёл на способность, — Как му…му…му, — язык заплетается, а протянутая рука дрожит.

      Михаил беспомощно оскалился; жар подступил к хлипким бакенбардам, вонзился в щеки.

      Контраст оглушает и душит.

      — Поглоти себя! — становится легче, — Прости и сделай это — ради меня, — де Сад закрыл глаза.

      Так ещё проще.

      — Тварь! — глухо, под мокрый треск. Сфера присоединилась к вою.

      Признать последствия оказалось также тяжело, как и смотреть.

      Поэтому, Маркиз положился на слух.