К сожалению, отыскать Инка стало для Дрима задачей по сложности куда выше среднего. Его друг пропал, исчез со всех радаров, оставляя лишь тонкий шлейф мимолётного присутствия, что терялся отрывочным пунктиром его остаточных эмоций. Словно тот затеял какую-то игру, а быть может был занят настолько, что позабыл обо всем прочем, ушел с головой в работу и только и успевал, что быстро перемещаться в бесконечном лабиринте параллельных вселенных. Сперва это удручало — Дрим беспокоился о состоянии своего невольного гостя, но чем больше проходило времени, тем меньше было поводов для таких мыслей. Парень словно бы уже не рвался так домой, и на то была простая причина, что раскрылась в одну из ночей, когда дни пребывания перетекли в недели и месяцы, а неловкость в разговорах сошла на нет.

Оливьеру первое время было сложно привыкнуть к ночлегу в постели, поскольку в родном доме он спал на огромном, мягком ковре в ворохе подушек, и в конце концов Дрим сделал и ему нечто подобное, но в своей же спальне за неимением лишнего места. Так он оправдывал этот поступок, хотя и понимал не без доли лукавства, что просто хотел присматривать за драконом, даже когда тот спал. И этот раз исключением не был: монстры долго говорили перед сном в темной комнате, обретшей сизые оттенки ночи, прежде чем уснуть. Оливьер рассказывал о странных пищевых пристрастиях, что для дракона в целом странным не было, но считалось эксцентричным среди монстров. О том, что вкус угля напоминал ему сладкую халву, а мел он почитал за конфеты. Дрим смеялся и обещал угостить его клеверным медом, что делали в одном из миров, чем парня порадовал до его довольного и счастливого урчания, с которым тот и уснул в конечном итоге. Казалось бы: спать ему до утра, видя приятные сны о чем-нибудь сладком, но сознание и пережитые муки его личной утраты в далёком прошлом не оставили его и в этом мире. Кошмары сдавили душу болью, возвращая в моменты ушедшего за грань — его семьи, к которой парень был привязан необычайно сильно. К маме, которую тот любил безмерно, оберегал и держал ее от угасания после гибели отца, как своей единственной пары... И ее потеря повторялась в его сновидении вновь и вновь, окуная его в бездну пустоты и ненавистного, пугающего одиночества, ломавшего его изнутри на тысячи осколков неспособного отражать краски жизни зеркала. И чем глубже он падал в этот сон, тем сильнее тонул, а тьма сгущалась давящей виньеткой, теснила вдох до боли и едкого привкуса огненной крови на прикушенном языке. Оливьер искал за что зацепиться, но руки хватали пустоту. Хотел закричать, но голос хрипел шепотом отчаяния. Хотел отвернуться или закрыть глаза, но не мог — заледенел от холода и боли. Боли в душе, которая была оторвана от того, что было столь дорого, и что вернуть не была способна ни одна сила ни одного мира. Страх заставлял дрожать, превращаясь затем в судороги какой-то беспомощной агонии и паники, где вдох глотаешь силой и кашляешь, давясь им, душа самого себя. Раздирая пальцами шею, нервно хлеща хвостом в месте, откуда нет выхода.

— Оливьер! — далёкий голос потянул с глубины, но потомок драконов не был уверен, что его сейчас не раздавит окончательно. Слышал его отголоском эха и не верил в реальность, что стала сюрреалистичным преломлением собственных чувств.

— Вьер! Проснись, слышишь? — зов раздался совсем близко, и Оливьер схватился за его источник, будто единственный возможный глоток воздуха мог заполучить лишь рядом с ним. И не сразу он понял, что пальцами до треска ткани вцепился в чужую одежду, а надрывное дыхание принадлежало ему самому. Зрение пятнами вернулось к реальности, в которой душной и липкой тьмы не осталось, а золото глаз путеводными звёздами горело прямо над ним взволнованным вихрем. Оливьер замер на миг, всего на мгновение, но чаша его эмоций переполнилась последней каплей.

Он заплакал.

Тихо, жалобно выдохнув с протяжным и едва слышным драконьим скулением явной душевной муки, не в силах сдержать горячий перламутр оранжевых слезинок, оставивших люминесцентные тропки на висках и рассеченном цветами надвое черепе. Хвост метался хаотично, задевая чужое тело и не имея возможности найти себе место, сейчас попросту неподконтрольный.

— О, звёзды, держись, — Дрим понимающе выдохнул, поднимая парня на руки под его растерянный всхлип, — тшшш, все хорошо, Вьер. Все хорошо, — тихо и мягко повторял Хранитель, что уложил его в свою постель, забираясь рядом и обнимая. Дух запустил к нему свою магию напрямик, касаясь дрожащих вибрацией страха изгибов изящного хребта позвонков под рубашкой. Умиротворял бунт вспугнутой магии, грел собой во всех смыслах и проникновенно смотрел в его гетерохромные глаза, провожая вниманием каждую новую слезинку, горевшую пожаром неискоренненной агонии. Вьер обвил хвост вокруг бедра Дрима, а сам уткнулся носом в ворот его домашней кофты, глубже вдыхая сладкий запах клевера и все ещё чуть дрожа, даже грива на хвосте топорщилась и вставала дыбом.

— Д-дрим, — с запинкой названное имя, но сколько же в нем было невыразимой тоски и просьбы. Почти умоляющей, в которой явственно читалось: "Не покидай меня".

— Я здесь, дорогой. Ты не один, — мягкий шепот возле уха и рога волной спокойствия словно бы пробежал дальше, до самой души, унимая ее метания так же, как то делала магия и рука, неспешно гладившая спину. Раз за разом, доходя почти до основания хвоста, которым тот цеплялся за Хранителя, боясь отпускать, но тот и сам держал его в объятиях, для верности ещё и своим одеялом сверху прикрыв, явно намереваясь оставить его спать прямо в своих руках и на своей кровати. Оливьер отчасти понимал, что вроде как неправильно всё это было, что должен не мешать монстру, что и без того много ресурсов тратил на него абсолютно безвозмездно, но ничего не мог поделать с этой слабостью и страхом. Вжимался в чужое тепло, грелся в нем, и сам не заметил, как уснул снова, а, быть может, в этом ему помог Дрим, точечно магией надавив на нужные зоны, чтобы дракон смог отдохнуть. Дух много размышлял о первопричинах таких кошмаров, что по силе не уступали той эйфории, пойманной им на радары эмоций в поле драконьего хмеля, но в конечном итоге тоже уснул, так и держа в объятиях Оливьера.

Их сон был спокойнее моря в штиль.

Первым просыпаться начал именно Хранитель, сонно разлепил глаза, тут же фокусируя расплывчатый взгляд на спящем клубке, что тесно сплелся с ним самим. Одеяло съехало куда-то в сторону, хвост Оливьера был за спиной Дрима, где чьи ноги — вообще не разобрать спросонья, а чужое дыхание мерно щекотало шейные позвонки. Но с первыми ушедшими нотами недоумения голову и душу заполонили мгновения щемящей нежности к существу, что так доверчиво жалось ближе и спало так сладко, что-то сонно проурчав, когда Дрим пошевелился.

— Мило, — прошептал Солнечный принц, погладив двухцветный череп между рожек, решив потихоньку разбудить Оливьера, дабы тот не проснулся совсем один, — Вьер? Доброе утро, малыш. Просыпайся~, — певуче позвал монстр, рукой убегая по позвонкам до основания хвоста и снова вверх, пересчитывая волны остистых отростков. Невольно он отметил, что и самому не хотелось уходить. Было стойкое, почти зудящее желание бросить хоть на день все дела, перестать искать Инка и просто насладиться сполна обществом потомка драконов, что сейчас ворчал недовольно, начав шевелить хвостом и потягиваться, красиво выгибая спинку.

— Ррр? Мфф, что? Утро? — парень с чуть сиплым после сна голосом лениво открыл глаза, тут же ловя расплывшийся золотыми звёздами взгляд совсем близко, почти нос к носу. Его это, впрочем, совсем не испугало, а даже наоборот. Вьер улыбнулся и довольно муркнул, елозя мягким хвостом по боку и ноге Хранителя, что открыто любовался своим гостем.

— Привет, Оливьер. Мне надо снова идти и искать Инка, а ещё накопилось работы по устранению дисбаланса. Хорошо бы встретиться с братом... Я постараюсь вернуться поскорее, хорошо? — Дрим выглядел виновато, чувствовал, что у самого душа будто дымкой холода подергивалась от мыслей, что придется оставить в одиночестве того, кто этого боялся едва ли не больше всего остального.

— А мне нельзя пойти с тобой? Я бы хотел посмотреть... другие миры, — робко и все ещё сонно задал вопрос дракон и, будто боясь отказа, прижался ближе, руками скользнув за спину Дрима. Тот даже опешил от таких действий, ощущая, что скулы позолотило лёгкой поталью смущения, но ответ всё же дал, прежде чуть задумчиво всмотревшись в разномастные глаза Оливьера.

— Ну... Давай... Только не отходи от меня далеко, ладно?

— Спасибо, — выдохнул хвостатый, благодарно улыбаясь. Что-то в потомке драконов сладко ёкнуло от этого позволения, на миг замерло и толкнуло душу — уже не первый ее намек, что Оливьер понял почти сразу, немного растерянно моргая. Но додумать и заволноваться ему не дали — чужая магия тяжёлым бархатом теснила любые волны ещё не начавшегося шторма, и переживать он попросту не смог, умиротворенно притихнув в чужих руках с мягким рычанием на выдохе. Дрим и сам вздохнул долго и протяжно, с пониманием, что все сегодняшние дела откладываются — монстр не хотел нагружать парня ещё и новыми знакомствами. Так он сам себя убеждал, испытав непривычное облегчение и настоящую радость от того, что решил просто провести этот день с Оливером и показать ему многие красоты таких разных и непохожих друг на друга миров.

Подарить ему возможность узнать нечто большее, чем тот мог только представить.

И, сразу после завтрака, Дрим утянул его через золотой обруч портала, откуда на Вьера явственно дохнуло прогретым солнцем морем. Дракон с любопытством принюхался, прежде чем сделать шаг через этот проем в пространстве, но ободряющее касание руки Дрима к плечу придало уверенности, подтолкнуло к движению к новым впечатлениям. Слепяще ярко. Так бы он описал первые впечатления, жмурясь и мотая хвостом, отмечая, что тот задевает пушистой кисточкой ребристые изгибы дикого пляжа. Волны шептались перекатами совсем рядом, приятно и ритмично накатывали на берег, который песчаной косой врезался в искрящийся простор воды. Бриз наполнял вдох солёными оттенками, навевал воспоминания о далеком детстве, отчего лишь сильнее зазвенело в душе, стоило увидеть над горизонтом нависшие гряды давно уснувших вулканов, которые кольцом позади и сбоку обступали береговые очертания. Терялись в далёкой дымке, зеленели боками и леденели вершинами, равнодушные к вздохам волн.

— О, звёзды... Как... Это бесподобно, Дрим! — Оливьер с восторгом метнулся к воде, босыми ногами касаясь игривых волн. Парень свою обувь потерял ещё в поле драконьего хмеля, но это не доставляло ему никакого дискомфорта, отнюдь. И особенно в этот момент, когда он хвостом выписал дугу, шлёпнул по воде, зайдя по колено и весело посмеялся, плавно кружась в безбрежной гавани спокойного мира. А за ним следило пристальное внимание подернутых бликами солнца золотых глаз, в которых искрами метались смешинки. Оно того стоило. Сотню, тысячу раз. Чужое счастье щекотало его душу чувством, за все сотни лет прежде не испытанным, и его не хотелось терять, не проронить ни капли, тонуть в нем без остатка. Хранитель тоже смотрел, но только не на окружение, а на Оливьера, что плавно кружился в воде, пускал бриллианты брызг хвостом, смеялся, игриво прыгал и сверкал блестящим взглядом, ловя им таковой от Дрима. Он не удержался, снял сапоги, перчатки да вошёл следом, одной лишь улыбкой способный растопить любой лёд неловкости.

Они резвились в море вместе.

Сами не заметили, как вошли по пояс, а потом и ещё глубже — по самую шею, начав плавать. Вьер проворно кружился вокруг Дрима, рассматривал его, брызгался водой и то и дело хвостом потирался то о бока, то о руки, словно специально подставляясь до прикосновений, барьером в которых ткань перчаток уже не могла стать. Без них дух ощущал все ещё острее, каждую эмоцию при касании мог бы визуально описать в красках, попробовать на вкус или услышать ноту ее звучания. И он мог поклясться, что прекраснее ещё ничего за всю свою сложную, чертовски долгую жизнь не встречал ни разу. Настолько чарующие были эмоции, что душа каждый раз, стоило дотронуться, пропускала удар, сбивала ритм дрожания, теряла очертания и резкость, будто бы расплывшись в гранях. И замерев в очередном эпизоде весёлых водных игрищ, Оливьер прислонился к Дриму спиной, переводил дух и заглядывал в его глаза, пока волны мягко качали, толкая одного к другому ближе.

— Дрим? Спасибо... Даже один этот мир стоил того, чтобы попасть в то пугающее поле, — монстр благодарно улыбнулся, ненароком спустившись пальцами до чужого запястья. И взгляд его опустился следом, сравнивая жемчужные пястные косточки с собственным градиентом угля и кремового солнца.

— Я покажу тебе и другие, это лишь один из многих сотен... Что ты делаешь? — Дрим заинтересованно склонил к плечу голову, глядя на то, как парень переплел их пальцы.

— Ты такой красивый... Напоминаешь мне чем-то Золотого дракона из одной старой сказки нашего народа, — мечтательно отметил хвостатый, не сразу вернув взгляд к глазам Дрима, что от его слов в очертаниях развернулись звёздами. А из-за мягкого румянца, вызванного таким простым, казалось бы, наблюдением, стала видна блестящая россыпь одуванчиковых веснушек, приковавших к себе внимание Оливьера.

— Вьер, это... Я? Красивый? Хах, скажешь тоже, малыш. Уж кто тут красивый, так это ты, чудо, — мягкий ответ и не менее нежная аура словно обволокли все мысли и ощущения потомка драконов, на что тот и сам смутился, муркнув что-то неопределенное, да отстранился, чтобы выйти на берег и обсохнуть прежде, чем они отправятся дальше. Чтобы отвлечься от непривычных эмоций, Оливьер устроился на теплом, почти горячем песке, всматриваясь в дымчатые черты далёких хребтов. И увидев плоскую гряду особенно необычного вулкана чуть помрачнел — даже улыбка словно бы померкла, перестав источать привычную и ровную нить эмоции. Дрим это отметил, даже не глядя на парня вовсе — он почувствовал своей душой, будто тучу, заслонившую солнечный свет. Перешагнув через пенные барашки на линии берега, Дрим подошел к Вьеру вплотную, сел с ним бок о бок и стал терпеливо ждать, когда тот будет готов либо рассказать ему что-то, что замутило хорошие мысли тонкой вуалью печали и тоски, либо захочет просто помолчать рядом с ним, деля эти эмоции пополам с ним. Оба варианта были одинаково неплохи, и не было смысла задавать ненужных вопросов. Дриму было слишком много лет по меркам монстров, и он прекрасно ловил оттенки чувств, особенно сидя так близко и имея возможность их коррекции, сглаживания острых углов, способных поранить чувствительную натуру дракона.

Они просто молчали и взглядами расчерчивали горизонт.

— Не Кальдера конечно, но похожи на края, откуда я родом. Моя мама всю жизнь там прожила, и там же была развеяна по обычаю драконьего племени, — Вьер вздохнул, мягко хлопнув влажным хвостом по пляжу.

— Кальдера? Это вулкан? — Дрим неотрывно следил за линиями гор, слушал пенный шепот волн, чувствовал перемены в чувствах парня, словно возмущения магнитосферы, растревоженной ветром эфира памяти.

— И одноименный город в краю, где живут подобные мне и не только... Вон та гора чуть похожа очертаниями на те, что окружали огненные пустоши там.

Дрим помолчал немного, подбирая правильные слова, все так же сидел рядом и не двигался, но... В какой-то момент медленно и тихо вздохнул да рукой обхватил Вьера за плечи, притянув ближе, дал ощущать всего себя и накрыл пологом собственной ауры, оградив от возможной боли.

— Ты скучаешь, я знаю, малыш. Но каждая боль потери несёт за собой семя перерождения тебя самого. Ты продолжение своей семьи, Оливьер. И пока жив ты, они тоже живы, понимаешь? Все они, вся твоя семья, не только мама и папа, но и каждое поколение, десятки и сотни частичек, благодаря которым ты соткан и рождён. Не умирает тот, кто живёт в твоей памяти и душе. Никогда, — последнее слово Дрим прошептал. И в целом он говорил так медленно, тихо, успокаивающе, но при том достаточно твердо и уверенно, чтобы к его словам прислушались. Разноглазый монстр действительно прислушался. Не только лишь к словам, но и к ощущениям, что они вызвали в нем самом. И эти эмоции и мысли были правильными как никогда, он ни на миг не усомнился в том, что Дрим точно знал, о чем именно говорил, дав понимание, что потери не чужды никому. И в то же время дракон чувствовал смутно, что есть в них некая разница. В Хранителе было нечто такое, отчего Вьеру хотелось ему подчиняться, прислушиваться к словам, подолгу ловить его взгляды и движения, пытаться прочесть мысли, куда более глубокие, чем он только мог вообразить. И это породило в нем закономерный вопрос:

— Сколько тебе лет, Дрим? Старше меня, но намного ли? — наивность дракона рассмешила духа. Он коротко и добродушно посмеялся, переведя затем лучистый взгляд на озадаченную моську паренька.

— А это так важно? Почти четыре сотни, малыш, — удивление и смущение на лице Оливьера дух оценил выше всяких похвал. А спессартиновая дымка его неловкости манила и взывала к касаниям, отчего тот не удержался, пальцами проводя по щекам и кружочкам меток, оказавшихся на ощупь подобным нежной замше.

— Ох, — только и смог выдохнуть Оливьер, но взгляда от золотистых звёздочек в глазах Хранителя отвести был не в силах. Дрим снова улыбнулся шире в ответ на такую реакцию, выдохнув прямо в лицо младшего монстра клеверным запахом теплой сладости, пока море свидетелем робко тянулось к их ногам.

В другие миры они отправились, как только солнце испарило с одежды солёную влагу.

Вселенные, что Дрим показывал, менялись очертаниями причудливых времён года, перетасовкой черт окружения, времени суток, запахов и звуков. Оливьер в каждом мире надолго замирал в восхищении, находя прекрасное в самых обыкновенных предметах: цветах, бликах на воде, шелесте листвы и хвои, пряных запахах трав и цветов, движениях невиданных животных и пении неслышанных прежде птиц. Он то и дело ускользал из поля зрения духа, но тот не волновался совсем, опираясь не на зрение, а на чувство его жизни неподалеку. Дриму казалось порой, что он только ее и слышал в целом мире, не отвлекаясь ни на что другое, идя на этот зов, как на магнитный полюс ведёт стрелка компаса. Две фигуры шли по мирам, деля одно на двоих восхищение. Красотой. Жизнью.

Друг другом...

Кажется, что именно в этот день все изменилось, стартовало, отыскав точку отсчёта в координатах, где каждый, живя врозь, барахтался без цели и четких направляющих, но... Именно с этого "но" и пришло осознание, что эта их прогулка, взгляды, прикосновения держались дольше секундомера дружбы. Что-то менялось, плавно и естественно, как восходит над горизонтом солнце, каждый новый день коронуя рассвет. И вернувшись после такого насыщенного на чувства и впечатления дня оба ощутили лёгкую неловкость, случайно шагнув в домашний портал одновременно, столкнувшись так тесно, подхватив друг друга руками и замерев на устланном мягким ковром полу обиталища Хранителя. Замерло два вдоха, а души вздрогнули, толкаясь под ребра совершенно точно навстречу, в то время как тела отступили на шаг в смятении. И если для Оливьера и это тоже было очень естественно, то для Дрима собственное смущение стало полнейшей неожиданностью, которую дух охарактеризовал как нечто странное, но весьма приятное. Взаимное... А потому и не стал томить дракона недомолвками, мягко улыбнулся ему и снова сократил расстояние, дав понять, что все по прежнему в порядке. И этот контактный монстр живо подхватил волну старшего, хвостом потеревшись о бок и ноги хозяина дома, не то благодаря, не то намекая на то, что и он тоже чувствует нечто созвучное. Именно в тот день две души сделали свой выбор окончательно. И теперь им предстояло донести его до своих обладателей... Да только смутные, первые очертания одной на двоих мечты были почти стёрты внезапным появлением рядом с ними чернильного портала, из которого на свет, бивший из окна огнем заката, буднично вышел Инк, которого Дрим уже не очень-то хотел искать...