Гарри лежал на спине на мощёной булыжником дорожке на заднем дворе своего дома. Он был весь в поту, но солнце приятно грело лицо, а дыхание наконец начало замедляться.
Стон удовлетворения сорвался с его губ, когда булыжники размяли особенно тугой узел мышц на левом плече, который не давал ему нормально жить последние несколько дней. Пару месяцев назад Гарри придумал, как зачаровать дорожку так, чтобы камни медленно двигались по кругу, работая как массажёр, но пользовался своим изобретением он не так часто, как следовало бы. Отчего-то тратить время на такие дела казалось чем-то слишком неправильным, словно если он приляжет хотя бы на пять минуточек, то случится какая-нибудь катастрофа.
Это, наверное, ещё одна послевоенная травма, о которых постоянно говорила Гермиона. Но Гарри не видел смысла зацикливаться на тьме. Волдеморт, будь он неладен, и так отнял у него огромную часть жизни, и Гарри был более чем готов просто жить дальше.
Он потянулся, наслаждаясь едва слышным хрустом в позвоночнике, и задумался о том, чего бы ему хотелось приготовить на завтрак.
Но вдруг он вспомнил.
Джинни ушла, и в его маленьком уютном домике не осталось никого, с кем можно разделить трапезу.
Гарри вздохнул. Проводя подушечками пальцев по шершавым камням дорожки, он попытался убедить себя, что бутерброды с беконом — это единственная компания, которая ему нужна.
В итоге он угрюмо сгрыз яблоко, которое призвал с дерева в углу сада, и заснул, распластавшись на заросшем газоне.
***
Гарри подскочил, услышав, как хлопнула входная дверь.
— Гарри? — позвал Рон. — Ты здесь, дружище?
Морщась от яркого полуденного солнца, Гарри провёл рукой по глазам и сел. Он поднялся на ноги, без энтузиазма помахал Рону и стряхнул с тыльной стороны запястья забравшегося туда муравья.
Гарри нахмурился. Грязь прилипла к потной коже, и теперь он чувствовал неприятный зуд — и это не говоря уже о ноющих икрах и пустом желудке. Ему нужны были нормальная еда и долгое отмокание в ванне, а не допрос от назойливых (и движимых благими намерениями, виновато напомнил он себе) друзей.
Рон прищурился, когда он подошёл поближе.
— Ты чем занимался? Выглядишь ужасно.
— Ходил на пробежку, — проворчал Гарри, протискиваясь мимо Рона в кухню. Это была его любимая комната во всём доме — единственная, которую он старался содержать в безупречной чистоте.
В детстве, в доме у Дурслей, кухня была местом насмешек и выговоров, голода и полных ненависти взглядов. Там его терпели, но никогда не ждали, с ним обращались как со слугой, а часто просто гнали взашей.
Кухни — для семей, для долгих трапез и ленивых бесед, для горячих напитков в тишине утра, когда солнце только-только поднимается над садом. Они для супов и пудинга, для смеха и приветствий, поздних вечеров и тёплых прощаний — для всего, что в детстве Гарри не мог даже вообразить, но чего ему почему-то всегда недоставало. И даже через год после переезда в этот дом, даже без Джинни, он по-прежнему восторгался данным ему удовольствием иметь собственную кухню.
Оказавшись в её ярко-жёлтых стенах и направившись к плите, где, заваривая чай, суетилась Гермиона, Гарри почувствовал, как успокаиваются нервы и будто бы становится легче дышать.
Он поцеловал подругу в щёку и потянулся, чтобы забрать у неё кружки.
— Давай я, Гермиона.
Она поморщила нос, окинув его оценивающим взглядом.
— Сядь, Гарри. Выглядишь ужасно.
— Я это уже слышал, — буркнул он, но послушно поплёлся к начищенному до блеска деревянному столу и плюхнулся на стул.
Рон что-то напевал себе под нос, роясь в шкафчиках, пока с торжествующей улыбкой не выудил откуда-то коробку печенья в шоколадной глазури, и сел рядом с Гарри. Тот проигнорировал протянутое угощение и притворился, что невероятно занят разминанием уставших икр.
Пожав плечами, Рон принялся за печенье и к тому времени, как Гермиона поставила перед ними кружки с чаем, умудрился схомячить едва ли не половину.
Между ними повисло молчание.
Гарри подпёр голову кулаком и прокрутил ложечку с сахаром в другой руке.
— А где Джинни? — внезапно поинтересовался Рон. — У неё же нет тренировок по субботам.
Гарри подпрыгнул, ударившись коленями о столешницу, взвизгнул от боли и невольно отправил ложку в свободный полёт.
— Ч-что? — неловко прошипел он, отводя взгляд. — Джинни… она, э-э… Она разве не сказала?
— Что не сказала? — спросил Рон, пытливо склонив голову набок.
— Рон! — предостерегающе воскликнула Гермиона, стряхивая сахар со своей блузки.
— Ладно-ладно. Конечно, она мне всё рассказала, идиот! — он хлопнул Гарри по плечу. — Но мне бы хотелось услышать это от тебя!
Гарри отпрянул от Рона и потёр пострадавшее плечо, всё ещё отказываясь встречаться с ним взглядом.
— Ты расстался с девушкой и пропал на целую неделю! Ни звонка, ни совы, вообще ничего! А я-то думал, что я твой лучший друг!
— Ты правда мог бы дать нам знать, что с тобой всё в порядке, Гарри, — нахмурившись, добавила Гермиона, хотя её тон был намного мягче, чем у Рона. — Мы беспокоились.
— И ты пропустил воскресный обед! — Рон покачал головой. — Мама была не в восторге.
— Притормози… — подал голос Гарри, но Рон словно и не услышал.
— А теперь мы пришли к тебе домой, а ты выглядишь так, будто тебя заклятиями обстреляли!
Гермиона прищёлкнула языком.
— Скорее так, будто неделю не мылся…
— Я ходил на пробежку! — крикнул Гарри, пронзая Гермиону негодующим взглядом. — Я всегда так выгляжу после пробежки.
Гермиона ответила ещё одним неодобрительным цоканьем.
— И, Гарри, ты спал в саду? Почему ты спал в саду? Не можешь же ты настолько скучать по Джинни, что…
— Да не спал я в саду…
— Ты весь в земле, и у тебя трава в волосах, — подметил Рон.
— Я уснул там после пробежки, это совсем другое…
Гермиона попыталась взять его за руку.
— Гарри, мы просто переживаем за тебя…
Гарри резко отодвинулся от стола и вскочил на ноги.
— Хватит! — крикнул он, поворачиваясь к ним спиной. Он пересёк небольшое свободное пространство кухни, упёрся руками о тумбу и склонил голову над раковиной.
Во внезапно наступившей тишине можно было услышать, как в соседней комнате идут часы с кукушкой. Он медленно вдохнул и выдохнул, считая каждый тик стрелок.
— Гарри? — осторожно заговорила Гермиона.
— Извините, — пробормотал он. Сделав ещё несколько успокаивающих вдохов, он заставил себя вернуться к столу и сесть. — Вы же знаете, что Джинни меня бросила, да? — охватившее его раздражение плохо скрывало напряжение в голосе, и он в защитном жесте скрестил руки на груди. — И если я веду себя странновато, то, думаю, у меня есть на это право.
— Конечно, Гарри, — проворковала Гермиона; выражение её лица смягчилось.
— Но я в порядке, — настаивал Гарри. — Хватит разводить вот это вот… — он махнул рукой в воздухе. — Вот эту панику. Я весь потный и грязный, потому что заснул на солнце после более продолжительной пробежки, чем обычно, а не потому, что схожу с ума от горя, ясно? Простите, что не поговорил с вами, я просто… ну, я не уверен, из-за чего, но я не хочу об этом разговаривать.
— Нам не обязательно обсуждать именно это, Гарри, — поспешила успокоить его Гермиона. — Мы просто хотели тебя увидеть.
Заметив, как брови Гарри скептически сошлись на переносице, она ткнула Рона локтем и одарила его многозначительным взглядом.
— Точно, дружище, — быстро сказал Рон. Он откинулся на спинку стула и заложил руки за голову — то ли для того, чтобы успокоить Гарри новой, более расслабленной позой, то ли для того, чтобы избежать возможных тычков от Гермионы. — Ты слушал вчерашнюю игру «Пушек»?
— У них жалкая защита, — отозвался Гарри, качая головой.
— Эй! Вообще-то у них лучший вратарь во всей лиге!
— Ага, — фыркнул Гарри, — жаль только, что загонщики половину матча ворон считают.
Рон притворно возмутился, а Гарри рассмеялся и наконец почувствовал, как начинает расслабляться. Гермиона, глядя на них, с нежностью закатила глаза и достала из своей сумочки стопку пергаментов. В промежутках между оскорблениями «Пушек» и попытками Рона защитить игроков — в лучшем случае, посредственных — своей любимой команды, она рассказала им о своих подвижках в изучении законодательства. Пока что она была всего лишь стажёром в Департаменте международного магического сотрудничества, и до выдвижения собственных законов ей предстояло провести на этой должности ещё несколько лет, но она всегда верила, что нужно быть ко всему готовой в любой момент. К тому же она, скорее всего, умерла бы от скуки, не занимаясь каким-нибудь сложным исследовательским проектом, который отнимал бы у неё всё свободное время. Гарри поймал себя на том, что мягко улыбается, думая об этом, — он был благодарен судьбе за то, что у подруги теперь есть возможность заниматься тем, чем ей действительно хочется вместо того, чтобы копаться в книгах в поисках способа спасти Гарри от очередного замысла Волдеморта.
Смутное беспокойство пробежало по венам, прогоняя приятное тепло. Гарри впился пальцами в бёдра, сжал их, разжал и встряхнул руками, пытаясь развеять угрожавшую полностью поглотить его тревогу. Голову заполонили мысли о Джинни — сотни маленьких напоминаний о том, что теперь каждую ночь ему придётся проводить в одиночестве.
Голос Гермионы дрогнул, а от её озабоченного взгляда хрупкий пузырь отвлечения, окруживший их в ходе разговора, лопнул, словно пронзённый иглой воздушный шарик.
Гарри постарался чем-то занять свой мозг, отчаянно пытался ухватиться хоть за какую-нибудь деталь, которую можно было бы прокомментировать, за какой-нибудь вопрос, который можно было бы задать Гермионе, чтобы переключить её внимание, но безуспешно. Пути назад уже не будет. Он с трудом сглотнул, повернулся к окну и уставился на качающиеся на ветру ветви, обрамляющие большую деревянную раму.
— Джинни, э-э… она сказала… почему? — тихо спросил он.
Он грубо кашлянул, когда Рон и Гермиона обменялись взглядами, значение которых он не смог истолковать. Хотя никто из них, по всей видимости, не возражал против столь бестактной смены темы, они даже не попытались ответить на вопрос.
— Как думаете, это потому, что я не пошёл на аврорские курсы? — Гарри нервно оттянул воротник своей футболки, затем опустил руку обратно на колени. — Или… или потому, что не сдал ЖАБА?
Рон вскинул брови.
— Дружище, ты уверен, что знаешь Джинни?
— Нет, я знаю, — пошёл на попятную Гарри, ощутив жар на затылке. — Дело точно не в этом. Я просто… не знаю, в чём облажался.
Рон поджал губы и прикусил щёку изнутри, тут же сделавшись непривычно нерешительным. Его взгляд метнулся к Гермионе.
— Не думаю, что ты сделал что-то не так, Гарри, — мягко произнесла она.
— Тогда… почему? — Гарри посмотрел на неё с плещущейся в глазах молчаливой мольбой.
Она вздохнула, но затем взгляд её посерьёзнел.
— Могу я задать тебе непростой вопрос? — Гарри захотелось спрятать лицо в ладонях, но он лишь на мгновение зажмурился, глубоко вздохнул и кивнул. — Ты скучаешь по Джинни?
— Конечно, — нахмурившись, выпалил он. — Как же иначе? Мы жили вместе несколько месяцев!
Гермиона наклонилась к нему, упёршись локтями в стол.
— А по чему именно ты скучаешь?
— По чему именно я скучаю? — повторил он. — Гермиона, ты же знаешь, я…
Она только пожала плечами.
— Давай, просвети меня.
— Я… я скучаю… ну, по всему.
Гарри раздражённо вздохнул, почувствовал, как прядка волос щекотно упала ему на лоб, и нетерпеливо смахнул её.
Гермиона ничего не ответила, терпеливо ожидая продолжения.
Гарри неловко поёрзал на стуле, не зная, как выразить всё это словами. Он с трудом подавил порыв встать и начать расхаживать по кухне.
— Я скучаю по тому, как готовил для неё и как она лежала рядом со мной по ночам. Скучаю по возможности в любой момент с кем-то поговорить. Скучаю по запаху её шампуня в ванной и по её смеху. С ней дом был живым, и мне этого не хватает. Теперь он просто… — он опустил взгляд на свои ладони и прошептал последнее слово: — пустой.
Глаза Гермионы наполнились жалостью, и Гарри внезапно почувствовал себя настолько опустошённым, что даже не смог рассердиться из-за этого. Рон напрягся, когда Гермиона снова толкнула его локтем, но затем встал из-за стола, собрал ложки и кружки, отнёс их к раковине и начал мыть.
Внимание Гермионы снова переключилось на Гарри.
— Гарри, дело вот в чём… так можно сказать о ком угодно.
Гарри нахмурился и отодвинулся от стола; ножки стула резко заскрежетали по кафельному полу. Он поёжился от неприятного звука и весь стушевался, уперев локти в бёдра и запустив пальцы в волосы.
— Что…? Гермиона, я не понимаю.
— О, Гарри… Мне очень жаль, но какое-то время… Мы не хотели ничего говорить, но… — Гермиона замолчала. Поднявшись со своего места, она обошла стол, встала рядом с Гарри и положила ладонь ему на плечо. — Было похоже, будто вы с Джинни составляли друг другу компанию, ведя при этом совершенно разные жизни. Вы были как соседи по комнате.
Гарри усмехнулся, отстраняясь от её руки.
— Мы не были как соседи, — его глаза слегка расширились, и он бросил нервный взгляд на Рона.
— Хорошо, — сказала Гермиона, опёршись о стол, — как соседи, которые удовлетворяют сексуальные потребности друг друга.
Кружка, выпав из рук Рона, звякнула о раковину, а он сам мученически простонал.
— Гермиона! Она, вообще-то, моя сестра!
Гермиона, по-прежнему полностью сосредоточенная на Гарри, беззастенчиво отмахнулась от него. Гарри растерянно моргнул, глядя на неё.
— Но отношения же так и работают, — медленно протянул он. — Люди дружат, живут вместе, ну и вдобавок… — он сделал неопределённый жест рукой, слегка покраснев, — ты и сама знаешь.
Гермиона грустно посмотрела на него.
— Нет, Гарри, всё совсем не так.
***
Гарри шагал по Косому переулку, засунув руки в карманы своей лёгкой куртки и ловко уворачиваясь ото всех, кто пытался к нему приблизиться.
После годовщины Битвы за Хогвартс поклонение герою несколько поутихло: люди постепенно двигались дальше, и вскоре общественность привыкла к тому факту, что Гарри с гораздо большей вероятностью будет приветлив, если относиться к нему как к любому другому проходящему мимо незнакомцу.
Но сегодня он был слишком взвинчен, чтобы утруждать себя даже банальными любезностями. Ему, наверное, вообще следовало не появляться в магической части города (или как минимум принять душ), но, как только Рон с Гермионой ушли, ноги сами понесли его по направлению к магазинчику, где продавали его любимые сэндвичи.
Он шёл, не поднимая головы, а последние слова Гермионы эхом отдавались в ушах.
«Я не говорю, что это плохо Гарри, но ты никогда не был полностью… сосредоточен на Джинни. Может быть, пришло время… Ну, не знаю… Заняться тем, что тебя отвлекало?»
Гермиона не ответила, когда Гарри требовательно поинтересовался, чем же это ему заняться, и вскоре после этого вытолкнула подозрительно довольного Рона за дверь.
Гарри резко остановился при виде магазина мадам Малкин, вдруг осознав, что каким-то образом оказался в нескольких кварталах от нужного места, покачал головой, проклиная собственную глупость, развернулся на месте и споткнулся. Чтобы не упасть, он схватился за заострённый металлический заборчик, ограждавший уличный дворик какого-то ресторана. Со стоном одёрнув руку, которая мгновенно заныла от боли, Гарри направился обратно тем же путём, каким пришёл, но снова споткнулся через несколько шагов.
На этот раз он повалился на землю, больно ударившись коленями о булыжники мостовой. Не успел он подняться, как вокруг всё закружилось. Гарри прижал ладонь ко лбу и судорожно вздохнул. Воздух стал густым, неприятным, давил на него, словно невидимая стена. Он нерешительно встал и осторожно сделал шаг вперёд. Там не было ничего, что могло бы физически препятствовать движению, но с каждым шагом дискомфорт только рос. Футболка прилипла к покрывшейся потом коже, а внутри растеклось странное чувство пустоты. Тяжело дыша, Гарри схватился за рёбра, пытаясь понять, что за нужда сдавливала ему грудь с такой силой, словно ещё чуть-чуть и кости просто рассыпятся.
Весь мир пошатнулся, Гарри накренился вперёд, и всё погрузилось во тьму.
Воздух нёсся прямо на Гарри, всё сгущаясь и сгущаясь до тех пор, пока по ощущениям не придавил его к земле.
А потом он внезапно начал падать. Он замахал руками, вскрикнул и вдруг наткнулся на что-то. Что-то плотное, но вместе с тем немного мягкое. Что-то приятно тёплое. Что-то, что пахло весенним лесом, свежим и зелёным, чистым, как дождевая вода. Гарри глубоко вдохнул, расслабляясь и ощущая, как это ужасное чувство пустоты словно вытекает из его тела.
А потом это что-то заговорило.
— Поттер? — сдавленно прохрипело оно.
Гарри напрягся. Этот голос ни с чем не спутаешь.
Он распахнул глаза и осознал, что распластался прямо на Драко Малфое.
Гарри всегда считал, что серый цвет — холодный, жёсткий, недосягаемый, но пока Малфой не выбрался из-под него, он целое мгновение смотрел в удивительно красивые серые глаза и мог думать лишь об уюте собственного дома под серым перед надвигающейся грозой небом.