Дни пошли жаркие и невыносимо душные, пыльные и яркие, будто золотом намазанные. Выдохнуть можно было только вечером, когда солнце заходило за горизонт, и наконец веяло ночной прохладой. Легкий ветерок забирался под невесомые ткани ханьфу и щекотал оголенные щиколотки.

Идти босиком по сухой и ласковой траве, пока никто не видит; подставлять лицо прохладному ветру и вдыхать свежий околоозерный воздух; на ходу разглядывать первые сумеречные звезды – быть, чувствовать, жить. И дышится так легко, и ноги несут свободно и, кажется, совсем-совсем не тяжело.

Иньтао нашла озеро: совсем небольшое и неглубокое, с ивами по берегам и кристально-изумрудной водой. Над озером лежало давно упавшее дерево, достаточно высоко, чтобы не погрузиться на глубину, и достаточно низко, чтобы с него можно было свесить ноги и достать до водной глади. Широкое и крепкое – самое то, чтобы взобраться и, опустив ступни в прохладную воду, прочитать недавно добытый свиток с классификацией самой разнообразной нечисти.

Иньтао не была мудрой девушкой, и даже отчасти принимала этот факт – что-что, а житейская мудрость в её голове приживалась очень плохо. Наверное, именно поэтому она сегодня не стала искать себе нормальный ночлег, предпочтя душному дому – озеро и ночное небо над головой.

Иньтао не была мудрой девушкой – более того, временами вела себя как настоящий ребенок. Прямо как сейчас: бросив обувь и верхние одеяния на берегу, она, раскинув руки и балансируя, шла по шершавому древесному стволу, что завис над озерной водой. Она улыбалась самой себе и глубоко-глубоко дышала, запрокидывая голову наверх. Над озером опустили свои косы-ветви ивы: их листья щекотали щеки и лезли в глаза, отдавали сладким духом.

Она остановилась на середине этого импровизированного моста; села, свесив ноги и достала свиток. В нём уже не осталось практически ничего интересного: только парочка деталей, которые девушка упустила, штудируя документ в прошлый раз. Сейчас её внимание больше привлекали заметки прошлого владельца этого манускрипта (тот, видимо, не очень-то бережно обращался со свитком).

Прошлый владелец был сыном плотника – об этом Иньтао рассказала женщина, что продала ей этот свиток и по совместительству была женой того-самого-плотника. Прошлый владелец с самого детства мечтал быть заклинателем, и почти им стал: напросился в какой-то орден и проучился там несколько месяцев. Не больше, потому что вскоре вернулся в отчий дом и решил заняться семейным делом – и тоже стал плотником. А бумажки эти не нужны ему стали, поэтому та женщина и отдала Иньтао свиток, дескать, если тебе прямо-таки надо, то бери.

Девушка водила пальцами по остаткам чьей-то мечты, по заметкам и причудливым схематичным рисункам. Паренек, наверное, не рассчитал силы, когда вступал в орден и, испугавшись первой ночной охоты, решил вернуться. Либо же родительское дело значило слишком много, чтобы отрекаться от него в пользу заклинательства. Иньтао не могла судить, и не судила.

Однако сейчас прошлый владелец свитка осваивает ремесло и, наверное, счастлив. А может и нет, но у него было одно явное преимущество перед девушкой: у него теперь есть дело, которым он сможет заниматься всю жизнь и приносить пользу другим.

Мы – это то, что мы знаем и умеем. Эти две вещи определяют нас как личность, определяют место, которое мы занимаем в этом мире. Но что делать, если все твои знания обрывочны и хаотичны? Если то, чем ты занимаешься можно вообще с трудом назвать «делом»? Какое место можно занять?

Разве скитания – это ремесло? Разве её заклинательские навыки могут претендовать на что-то большее, чем снисходительные взгляды со стороны настоящих заклинателей? Может, ей тоже пора заняться чем-то действительно стоящим, а не этими потугами во что-то большее, чем простой крестьянский труд?

Мир – огромная картина со случайными мазками разных цветов: белыми, черными, красными. Каждый человек вносит в эту картину свой цвет и свой мазок, заполняя безграничный холст. Но что делать, если для тебя на этой картине просто не осталось места? Что делать, если ты не знаешь, как держать кисть и наносить краску? Как найти? Как узнать?

Что она оставит после себя? Зачем явилась на этот свет? Почему стоит на месте?

Девушка спрыгнула с бревна прямо в воду, погружаясь по колено. Зачерпнула руками и ополоснула лицо, пытаясь прийти в себя.

Счастье ли – по колено стоять в холодной воде? Счастье ли – столько времени скитаться по бесконечным дорогам?

Счастье ли?

Она не знала – так много вопросов и никаких, никаких ответов. Так много вопросов – зачем она задаёт их себе, если никогда не может ответить? Почему терзает себя? Почему не оставит себя – саму себя – в покое?

Какой в этом, ко всем демонам, смысл?