Доверие

      У этого чуда есть жена? Подумать! Это не должно было быть удивительным и не было бы, если бы на месте Карла Ивановича был кто-нибудь иной, годящийся на роль семьянина или жертвы общественного требования, Лев бы ничего сказал. Брак дело не желания, а времени.

      Однако, почему-то на пальцах у того не было ни одного обручального кольца — лишь два огромных рубиновых перстня, которые бы даже Княжна Юсупова себе не приобрела.

      Лев хотел бы отметить сие наблюдение, и Карл Иванович, кажется, смел ожидать сего разговора — не потому ли он странно улыбался чужому возмутившемуся взору? Судьба имела на этот счет иное мнение, из коридора послышались тихие шаги и шелест юбок — в гостинную зашла жена бесова. Одета она была выразительно скромно, все в ней было бледным и скупым, а вдовье черное платье вводила всех в страшный траур за компанию. Корсет она, как женщина старой закалки, затягивала туго и дома, не смея дать себе вздоха. О, глупая бабья порода, но что о ней молвить?

      Льву Дмитриевичу впервые в жизни общество подобной фрау приятно. Он не чувствовал себя уютно наедине с ее ненаглядным супругом. Пущай она смотрит на него и осуждает своими карими глазами, ведь с нею будет просто и знакомо, как с любой другой теткой, а вот этот — Карлываныч — сдается, может ненароком Леву удушить, или довести до греха.

            — Добрый день. — протянет женщина в удивление, вскидывая свои призрачные брови. Кажется, она не очень довольна гостем, Льву все равно, он ждет когда его представят.

            — А, — Бес киснет лицом, как бывает киснет гимназист, услышав шаги отца за дверью — Светлана Федоровна, прошу познакомиться с моим званцем Львом Дмитриевичем.

      Светская условность исполнена, она кивает головой, он молвит о радости знакомству. Никому из них это не нужно, но общество давит. Общество требует, и требует к чему? Как хорошо живут мартышки без этих бессмысленных мундирных норм и чиновьечих сводок.

      Лев, однако, процесс размышлений о райских законах джунглей оставляет на потом. От его глаз не может скрыться как мнется женщина, будто бы у нее есть желание что-то сообщить срочное, и очевидно к кому она имеет дело.

      Дамантов здесь лишний, понятно сразу.

            — Вы хотели бы… — попытается он предположить, но фразу злобно обрывает Бес, чем вызывает несказанное возмущение.

            — Это не стоит внимания, Лев Дмитриевич. Вопрос Светланы Федоровны можно отложить.

      Мадам вскипает, ее блеклое лицо покрывается болезненными пятнами.

            — Отложить? Не находишь ли ты лишним бить нашего сына тростью по голове?

      Ещё и сын. Ну что же, мозги у всех треснуть могут от хлопот семейной жизни. Льву, исключительно по-мужски, Беса даже жаль. Года хватило своего супружества, дабы понять, какая это все гадость.

            — Многие лупят своих детей. Розги — дешёвка и грубость, а трость моя, — Карл Иванович исполнил предметом обсуждения странный финт — Товар качественный и дорогостоящей. Но коли твое материнское сердце это так беспокоит, я могу в следующий раз употребить в наказание вазу. А теперь, сделай милость, уйди и не мешай мне заниматься делом.

            — Что же ты зовешь делом? Таскать всяких непонятных господ под крышу, пропадать сутками, а потом… — она запеклась, чем хладнокровно воспользовался Карл Иваныч, совсем дьявольски улыбаясь.

            — А что потом? А что потом? — ответа не последовало, Светлана Федоровна гордо прокусила губы и ушла прочь, бросив лишнее, но принятое «прошу прощения».

      Отношения у семейной четы чертей были натянутые, выносили друг друга они с большим трудом и, наверное, Карл Иванович, без гостя, мог бы и жену по челу ударить.

      На этом все не кончилось, Карл Иванович где-то с минуту что-то причитал, переходя на французский и то-ли итальянский, то-ли латинский (как позже выяснится, окситанский).

            — Ничего уж нельзя, — зловеще фыркнул отец и муж — Этому ханыге шестнадцатый год! Я ему и гимназию плачу, и под крылом держу любезно, а этого дрянного мальчишку нельзя уж стукнуть! Так если за дело?

            — Отвратительно, — отвечает Лев Дмитриевич — Глупо.

      Карл Иванович закатывает темные глаза и махает левой рукой. Его эмоциональность в большинстве вопросов ему совсем не шла — он это знал. Теска Люцифера должен быть хладнее Арктики и Малой Невки.

            — Вы наипаче многословнее, чем попугай.

            — Благодарю, но я нахожу неприемлемым лезть вам в избу, пока не решены вопросы между нами.

      Бес садится туда, где и сидел первые минуты, смотрит на газету и на щи, а потом глаза животно щурит. Пытается успокоить шальные с годами нервы, хмыкает вяло и пальцами прощелкивает.

            — О том, что мы собираемся делать после получения необходимого? — вероятный химик дожидается утвердительного движения чужой головы — Что же, первым делом нам будет необходимо осмотреть один занимательный список.

            — И что это будет за список? Советы столбцом по уничтожению общественности?

      Крыс расплывается в странной улыбке, гладит тонкий ус манерой кошачьей и голову об руку опирает.

            — Скажем так, нынешние основы общества держатся на гениальных-гениальных умах человеческих и их исчезновение, смерть и тому прочие — нам на руку. Волнения общественные… Только не перебивайте меня! Нет, там не имена, а адреса. Я не тот, кто станет зацикливаться на нарицательных. Мне плевать, кто падёт жертвой моих планов, но не плевать где и кем.

            — А зачем Вы такую бумагу держите?

            — Лева, мне сорок осемь лет и я постоянно в бегах. У меня нет возможности помнить все и про всех! — вред ирод, но Льву смекалки не хватит выудить правду, он в социальных манипуляциях дуб дубом, сигара сигарой, которая нагло появляется между чужих сухих пальцев.

            — Не прибедняйтесь.

            — Ни в коем случае, — чёрт хитрее, он долго смотрит в голубые глазки собеседника, и очень бархатно, почти ласково, спрашивает — Почему Ваш отец не заступился за Вас, когда Вы оказались на скамье подсудимых?

            — Зачем рисковать статусом и званием ради младшего сына? — Лев пожал плечами. Он тоже может врать и недоговаривать.

            — Разве Ваш отец из той породы судей, коим знакомо слово «честь»?

            — Быть может из той, коим знакомо слово «страх». На каторгу я не пошел, вину мою не доказали.

            — А были ли Вы виноваты?

            — А как Вы думаете? — устало ответит Дамантов, потирая виски — Это не имеет значения.

            — Мне нужно знать о Вас больше, Лева, намного больше, если мы будем с Вами работать. Вам придется мне доверять, в какой-нибудь форме Вам, нежный учёныш, доступной.

            — Мы с Вами люди благородные? По Вам видно, что Вы из дворян — Лев попал в точку, но не очень приятную — У нас все должно быть обоюдно. Вы мне — я Вам.

            — Очень скудно мыслите.

            — Мне не нужно мыслить много, дабы понять, что Вы мне врёте. Правда за правду — Ваша настоящая фамилия?

      Карл Иванович тоскливо смотрит в потолок.

            — Аристов. Что же насчёт Вашей жены?

            — Мне все равно. Месть — это низко, я под два метра ростом. Нужно ли мне это? — глупейший каламбур, абсурдный и банальный — Раз уж я мертвый, это даёт мне больше возможностей, и не видеть ее есть одна из них.

      Скупой смех оглашает помещение, все напрягается.

            — Отдыхайте, Лев Дмитриевич. На дело Вам ещё рано идти.

      И Лев Дмитриевич бы рад, да только в полдень он слушает грохот дверей.

 Редактировать часть

Содержание