Лев Дмитриевич нашел себе занятие довольно быстро. Дело в том, что в комнате, где его поселили, имелся стол рабочий. Он был поставлен в угол и завален сотней бесполезных бумаг, видно, что пустует это место давно. Беспорядок подобный Дамантову не нравился, он чуть ли не с ночи до рассвета это все перебирал. Рассматривал и находил какие-то интересные детали. Обрывки газет года дак пятого, вырезки из писем, куски статей и бесполезные фотокарточки какого-то иностранного пейзажа. Установить город не удалось, но местность была русскому глазу непривычная… Хотя, фотоаппарат мог быть неисправен и такая картина была лишь выдумкой пленки. Но ладно, еще нашлась записная книжка. Пустая, увы. Лишь прибавка на форзаце «С Богом». Это выражение было шуточным, ибо Бес точно в Бога не верил. Может это надлежало прошлому жильцу? Светлана случаем обронилась о таскание непонятных личностей в их серую-серую квартиру. Лев этого не знал, но он не сомневался, что жизнь этих несчастных горячее холодного воздуха.
Лев иногда, в порыве мысли, подрывался с места и начинал ходить кругами. Выглядывал в коридор и убеждался, что это место высасывает из него последние жизни. Блеск на обоях, отлив зеркал в тени мучительной… Нет, Льву было тяжело думать в этом душном помещение, и он открывал окно. Смотрел вниз молча, руки за спину сложил и видел лишь совершавших вечерний променад. Где бывал сейчас Бес? Тот откланялся утром, нацепил свой белый-белый раф и пропал. Что же, занять себя, повторимся, было чем. Карл Иванович любезно позволил схватить слепленное «личное дело» из слепленного «архива». Изучение данного предмета было недолгим, но открыло кое-какие моменты биографии Карла Ивановича, что не удивительно. Когда-то Бес занимал место непутевого Аркаши, пусть тот и старше года на два, но в один момент жизнь бросила кости неудачно-везуче. Имя черта придали забвению, а Бок сейчас нежится в лучах фортуны. Что ж, мотив Беса — это не чистая власть, в этом всем есть свои глубины. Льву не нравилось участие в этом всем, но…. На рабочий стол нечего своего подкинуть.
Потом, когда Льву решилось повертеть фотокарточку Аркаши, отметилось внешнее сходство с сыном Беса — Георгий. Назван… Просто назван, наверное. Мог ли быть сверху мотив за ревность? Нет-нет! Карл Иванович не тянет на ревнивца. Он слишком любит себя и слишком не интересуется другими, он уверен в себе и своих навыках, а это до ревности не доведет. Лев, поверьте нам, за эту часть жизни мог ответить. В любом случае, мотивы не ограничили бы дьявольскую суть Карла Ивановича.
Сам Георгий, так уж вышла встреча, показался Льву весьма старомодным для своего возраста. Начиная с выправки и осанки-жеста, заканчивая его вопросами. Явно воспитан был даже не поколением отца, а поколением отца-отца. Вопрос о фамилии и дворянскому роду, о жене и работе Дамантова, возраст — это видно по глазам. В голубом обрывалась юность и появлялось «боже». Красавцем юнца Лев не назвал бы. Нос с горбинкой солидною, костюм строг, но стар (стиль семьи), а глаза черные блестящие и губы в унылом разрезе тонком. Пальцы короткие и росту невысокого. От матери достались лишь волосы белокурые, а вот от Беса ничего. Цвет глаз темный, но другой. Однако, цветовой палитры Аркадия Льву показано не было.
Потом, когда тема юнца и папаши-Аркаши закрывалась, Лев начинал перебирать события своей малой жизни. Исключая детали ему отрицательные, но открывая те, которые его светом белом озаряли. Перед своей «кончиной» Лева обнаружил переписку своей жены — Евгении. Она писала брату Дамантова, какая низость и жалкость, о том, как ей тяжко и скора будет их встреча. Упомянула там какого-то дурака, что позволит им свидится вновь. Лев, из глупости своей, подумал, что идет речь о нем, но был в этой истории кто-то четвёртый…
За такими размышлениями проходили долгие часы и даже звук открывающийся-закрывающийся двери уже не смущал. С существованием Льва смирилась семья, с существованием Беса — никто.
Тот наконец заявился, завалился с гордым лицом в пыли и рафе сером (тоже пыль).
— Лева, дорогой мой! — на это обращение реакция последовала из обрывистого «merde» — Хотя бы без игр в свое светское воспитание…
Бес был слишком взволнован и одновременно упокоен чем-то. Ходил кругами и стены пальцами мазал, иногда шаловливо отвлекался и вспоминал о Льве, который недовольно стучал ногой по ковру. А может и не недовольно, а может и больше от страха. Все это было, впрочем, не важно.
— Бабочку эту на булавке Татьяной звать придется, красоты своей почти уж лишена, — это говорил Иванович разминаясь у окна — Ну это со всеми ними, проститутками, случается. А с женщинами рожавшими и подавно, а с женщинами рожавшими и по несчастью еще подавнее! К слову попрошу не цепляться. И, разумеется, Татьяна Филипповна (нет чести у меня проститутку-то по отчеству звать) держит обиду некоторую на несчастного юриста…
— Юриста, юриста. Я буду достоин имени его упоминания?
Бес уже какой-то полу-вальс совершил от светлого к темному углу, а потом и к Льву приблизил ус свой.
— Отчего же недостойны… — и рядом черт на стену оперся лоб протирая от лишних передвижений — Николай-с, получается, Гефт Николаевич.
И Льва будто подстрелило, и Льву будто кто-то нож в бок всадил и потекли кровью воспоминания. Имя-имя, а какое знакомое это имя! Николай данный Льву в юношестве приходился другом. Другом? Ну как другом, Николя вертелся лишь из-за своей карьеры. Дамантов этого тогда, конечно не знал, а Гефт пользовался этой дружбой для приближения к братцу товарища — Константину. Тот под папенькой своим, а Николя третьим лез. Лев лишь наблюдал за этим ужасом и слишком поздно понял — это все фальшь. Отрекся в тот момент Дмитриевич Лева от общества и сказал себе «все». Сорвал последние пуговицы белые и оковы скинул, как ему казалось. Это было ложью. Он их так и не скинул, а если и скинул — погиб.
— Вы всех моих знакомых решили собрать… на том свете?
Бес удивлено бровью повел. Он, конечно, личность вездесущая, но есть и для него факты неизвестные.
— Ну-ну, я лишь смутно предполагал, что Вы могли бы когда-то пересечься. Вы не нервничайте столь сильно, друг мой! — лишь как-то неловко хмыкнул Карл Иванович — Я сомневаюсь, что Вы будете меня в это посвящать, но…
— Я так полагаю, что карьера его-о-о пошла к черту? Обычно перспективные студенты столь сильно не опускаются. Даже те, которые юристы, а не медики, — Лев пытался быть спокойным, но грудь разрывало клокотание птичье — Ну, конечно, с моим папашей все не задалось, а остальные не решились под крыло пустить (лишь в ноги). Прожевали и выплюнули!
Карл Иванович лишь удовлетворенно смотрел, как сорвал какой-то малый слой маски с лика Левы. Он пытался держать себя в руках, но желание сорваться и начать ходить по комнате маша руками было сильнее. Желание, впрочем, осуществить не осмелился. Лишь руки сжал на ткани брюк и глазом дернул. Бесу и радость от момента, а Лев будет ночами его вспоминать и думать… Но ладно, черт с Бесом!
— Единственный его принявший — это Аркадий Бок, которого нам необходимо, Левочка Дмитриевич, прожевать и выплюнуть следственно. И Ваше с ним бывалое знакомство может нам немного помочь. Знаете ли, что интересное и клетку строящие?
Лев многозначительно подул сквозь губы и поправил короткую прядь золотистую. Бес голову ближе наклонил и все это начало напоминать какой-то странный чертеж механизма со стен желтого дома.
— Нет, я ничего более не знаю. Знаю лишь проституток и женщин несчастных (синонимы), а больше ничего не знаю. Я его суть и никогда не знал.
— А глазами сверкаете так словно он Вам и отец, и сын, и брат…
Лев яростно прерывает и уже с места вскакивает. Обжегся об яд и теперь лишь руки цеплял за спину — ему это не нравилось. Он не впервые за время в окружение Беса оказался в ловушке. Крыс в объятьях змея. За рафом белом скрывалась чешуя — это было четким фактом в голове белобрысой, скоро и седой.
— Замолчите и не продолжайте. Гефт — лицемер и падаль, которую еще поищи. И я уверен, что… — язык прикусывает мальчишка –Я ничего не знаю. Ничего не знаю. Я знаю лишь, что он юрист и знаю, что его карьера погибла.
И черт подкрадывается и смотрит глазами темными, что он ищет? Пыль, смысл или сильнейшие эмоции? Последнее Льву несвойственно, но он всю жизнь лишь затыкал этот поток. Ради цели, которой не было, лишал себя жизни, а потом жалеть было поздно. Женат на ужасающей женщине (душой), зависим от брата и папеньки… И когда он начал бунтовать — тюрьма в грязи. Это было хуже каторги, хуже смертной казни… Это!
— А еще несомненно боитесь, что он замешан в Вашем убийстве, верно?
Но вот говорит Бес и Лев вспоминает, что любой капкан имеет изъян. Крылья носа лишь дрожат, а резкий румянец злости уходит в белесую пустоту. Окончен спектакль.
— Ничего, скоро я буду замешан в его убийстве, верно?